Классификация правовых систем

В последнее время в юридической литературе все более убедительно обосновывается положение о сравнительном правоведениикак о самостоятельном научном направлении правовых исследований. Представляется, что такой подход к пониманию сравнительного правоведения значительно расширяет узкие представления о нем как только о сравнительно-правовом методе, ибо он открывает простор для расширения конкретных сравнительно-правовых исследований и поднятия их на новый, более высокий уровень. Возникновение этого подхода вызвано прежде всего настоятельной необходимостью всестороннего осмысления тех качественных и количественных изменений на правовой карте мира, которые произошли в ХХ веке. Широкий подход к задачам сравнительного правоведения обусловливает и иную структуру предмета науки: речь должна идти не о сравнении отдельных правовых норм и институтов, а о рассмотрении основных правовых систем современности, каждая из которых выступает как самостоятельный комплекс, анализируемый применительно к одному и то же вопросу (например, история, основные понятия и структура, источники, применение права).

В общем плане можно утверждать, что сравнительно-правовые исследования нацелены главным образом на изучение юридической географии мира, раскрытие взаимоотношений и взаимовлияний правовых систем современности. Следует учитывать то обстоятельство, что это не простое сопоставление правовых систем, а исследование закономерностей их развития, выявление у них общего, особенного и единичного.

Основные правовые системы выступают в качестве главного объекта сравнительного правоведения как на микроуровне, так и на уровне макросравнения. Сравнительное право помогает преодолеть узконациональные установки при изучении права, позволяет взглянуть на него под более широким углом зрения. Соотнесения национальной правовой системы с зарубежной создает условия для более четкого выявления национального своеобразия правовой системы каждой страны. Исследование различных правовых систем содействует большому пониманию путей и особенностей развития права каждой страны, в том числе с точки зрения юридической науки собственной страны.

Следовательно, значение сравнительного правоведения для развития юридической науки состоит не только в приобретении новых теоретических знаний о правовой действительности, но и в том, что эти знания учитываются при выработке концепций развития национального права.

Можно сделать вывод о том, относительная самостоятельность сравнительного правоведения определяется радом факторов: 1) как наука, так и практика испытывает потребность в более развернутом и глубоком изучении карты современного мира; 2) необходимо восполнить пробелы в изучении права основных зарубежных стран. Все это привело к определенной автономизации и специализации сравнительного правоведения, расширению его сферы, появлению новой научной проблематики, а также к совершенствованию методов научного исследования. В качестве субъективного фактора, определяющего самостоятельность сравнительного правоведения можно признать наличие группы ученых, специально занимающихся разработкой проблем этой науки, распространению и пропагандой ее задач.

Стоит признать, что в качестве основного понятия сравнительного правоведения выступает такой феномен, как правовая система. Для понимания правовой системы ключевыми являются такие категории, как «правопонимание», «правотворчество», «правоприменение». Поэтому исследование правовой системы должно охватить, во-первых, систему взглядов, идей, представлений, теорий, т.е. правопонимание в данный исторический период; во-вторых, анализ нормативной основы, ее структуру; в-третьих, систему осуществления права. Правовая система – это развивающаяся система, она не остается раз и навсегда данной, а постоянно изменяется в ходе исторического процесса, хотя при этом не все ее элементы развиваются одинаковыми темпами.

Категория «правовая система» употребляется в нескольких значениях. Так, в узком понятии – это право определенного государства, она определяется как «национальная правовая система». В этом смысле последняя рассматривается как конкретно-историческая совокупность права (законодательства), это элемент того или иного конкретного общества; она отражает его социально-экономические, политические, культурные особенности. По отношению к группам правовых систем и правовым семьям национальные правовые системы выступают в качестве явления особенного, единичного[280]. Следует учитывать, что понятие национальной правовой системы в литературе рассматривается и в широком смысле; она, наряду с системой права, включает в себя ряд других компонентов правовой жизни общества. Так, правовая система трактуется как право, рассматриваемое в единстве с такими компонентами правовой действительности, как правовая идеология и судебная (юридическая) практика[281]. При этом следует учитывать, во-первых, понятия «право» и «правовая система» соотносятся как часть и целое; если под правом понимается система общеобязательных, формально-юридических норм, то под правовой системой – явление, отражающее собой всю организацию общества, целостную правовую действительность, систему юридических средств, с помощью которых официальная власть оказывает воздействие на людей. Право – ядро и нормативная основа правовой системы, ее связывающее цементирующее звено. По характеру права в обществе можно судить о сущности всей правовой системы. Во-вторых, выявлены следующие две тенденции развития правовых систем: а) увеличение их количества; б)унификация, являющаяся результатом их взаимодействия в различных сферах. При этом следует учитывать, что в современном мире отсутствуют государства, в правовой системе которых действуют только судебные прецеденты. В частности, в англо-саксонской правовой системе идет процесс, при котором увеличивается удельный вес статутного права, а в романской правовой системе увеличивается удельный вес прецедентного права. В-третьих, анализ национальной правовой системы проводится с учетом существования следующих сторон (аспектов), каждому из которых соответствует комплекс элементов: нормативный (юридические нормы, принципы и институты); организационный (правовые учреждения); социокультурный (правовые взгляды, представления, идеи данного общества, правовая культура).

Следует иметь в виду, что по поводу понятия правовой системы существуют и иные позиции. Так, некоторые авторы полагают, что правовая система «интегрирует всю правовую действительность конкретного государства (доктрину, структуру, источники, ведущие институты и отрасли, традиции, правосознание, правопорядок, правовую культуру и т.д.)»[282]. Действительно нет ни одного суверенного государства, которое бы имело систему норм права, полностью совпадающую с системой права, действующей в какой-либо другой стране. Принципиальное различие между действующими правовыми системами проявляется и во всех иных компонентах механизма правового регулирования: источниках права, судебной и иной правоприменительной практике, исторических традициях, правосознании, правоотношениях. В.М.Сырых полагает, что понятие «национальная правовая система» является одним из наиболее широких по содержанию правовых понятий и включает в себя всю, без какого-либо исключения, совокупность правовых явлений и процессов, действующих в какой-либо отдельно взятой стране. По мнению автора, этим понятием охватывается прежде всего вся система норм права, действующих в стране; правотворческая деятельность государственных органов, общественных и иных организаций, населения по подготовке, принятию и дальнейшему совершенствованию действующих норм права; деятельность государства и общества по охране и реализации норм права в конкретных отношениях; правосознание. Таким образом, резюмирует В.М.Сырых, понятие «национальная правовая система» включает в себя все компоненты механизма правового регулирования: систему норм права, правосознание и правоотношения, а также механизмы правотворчества, реализации норм права и государственного принуждения. Более того, автор полагает что отличительной особенностью понятия «национальная правовая система» состоит в том, что оно охватывает правовую систему как в статике, так и в динамике, в историческом развитии, поясняя при этом, что любая современная национальная правовая система представляет собой итог, ставший результатом ее длительного исторического развития. Историческая преемственность ставшего и предшествующих ему состояний может выражаться в различных формах: отдельные компоненты, возникшие на предшествующих стадиях исторического развития системы, продолжают сохраняться в ее современном действующем состоянии; возможно такие ситуации, когда компоненты системы не сохранились в действующей правовой системе, но оказали существенное влияние на ее развитие, в том числе и на ее современное состояние.

В целом, с точки зрения ученого, национальная правовая система понимается как исторически сложившаяся совокупность норм права отдельной страны, а также используемые в этой стране механизмы правотворчества, правореализации и государственного принуждения, призванные обеспечить надлежащее функционирование и совершенствование действующих норм права.[283]

По мнению других ученых, правовая система представляет собой совокупность взаимосвязанных, согласованных и взаимодействующих правовых средств, регулирующих взаимоотношения в обществе и характеризующих уровень и особенности его правового развития. Как право, полагают авторы, правовая система не есть нечто абстрактное, отвлеченное от реальной жизни явление. Оно всегда имеет конкретное содержание и специфическую форму, благодаря чему правовая система той или иной страны является узнаваемой. Содержанием же правовой системы охватываются следующие аспекты:

1) институциональный – право, выраженное в нормах, институтах, отраслях;

2) организационно-структурный – правовые учреждения, обеспечивающие действие права;

3) поведенческий – право, выраженное в правовой деятельности, юридической практике;

4) духовно-культурный – право, представленное правовой идеологией, правовой культурой в целом. При этом правовые нормы, правовая деятельность, правовые учреждения, правовая культура взаимосвязаны между собой, находятся в неразрывной связи, образуя таким образом целостное образование – правовую систему. Правовая система, следовательно, «притягивает» к себе все те явления правовой действительности, которые так или иначе характеризуют («проявляют») право, правовую доктрину, господствующее правосознание, тип правовой системы, правовой менталитет нации, нормы права, формы и способы придания им общеобязательного значения (источники права); основные и типичные для данной страны институты и отрасли права, их структурные связи и объединения; характер правовой деятельности, юридической практики в целом, складывающийся на их основе правопорядок и юридические средства их поддержания; связь права с государством, национальной культурой, господствующей религией и моралью и др. С позиции авторов, правовая система в этом смысле тождественна тому понятию, которое прежде в юридической науки именовалось юридической надстройкой, признавая при этом нетождественность указанных явлений[284]. Ю.А.Тихомиров, признавая неоднозначность трактовки понятия «правовая система», предлагает свое определение последней. Это есть структурно организованный нормативный, массив, ориентированный, формируемый и действующий на основе общих принципов. С точки зрения исследователя, в ней можно выделить: а) цели права; б) принципы построения; в) порядок правотворчества; г) законы; д) подзаконные акты; е) акты местного самоуправления; ж)одобренные международно-правовые акты и нормы; з) внутрисистемные правовые связи и соотношения. При этом подразумевается, что такой подход позволит выявить немало общих и специфических моментов в национальных правовых системах; без сомнения, обнаружатся и их корни с «правовыми семьями».[285]

М.Н. Марченко приходит к общему выводу о том, что в качестве объекта общей теории сравнительного правоведения следует рассматривать не отдельные составные части (нормы, правосознание, правоотношения и пр.) или фрагменты правовой жизни, а всю реально существующую в различных странах правовую действительность. Таковой можно назвать юридическую надстройку или юридическую структуру общества, включающую в себя все без исключения правовые явления, институты и учреждения, в том числе правовые нормы как основу любой юридической надстройки, правовую культуру и идеологию, правосознание, правовые отношения, правовую практику, правовую психологию и т.д. С позиции автора, в теории государства и права и философии права подобный «целостный комплекс правовых явлений», складывающийся в результате взаимосвязи и взаимодействия всех компонентов юридической надстройки, нередко именуют правовой системой общества. При этом автором подчеркивается, что последняя не является случайным набором юридических элементов, существующих в том или ином обществе.[286] Как подчеркивают другие авторы, она представляет собой органическое целое, комплекс, «обусловленный объективными закономерностями развития общества, осознанный и постоянно воспроизводимый людьми и их организациями (государством) и используемый ими для достижения своих целей».[287] Говоря в целом, несмотря на различные взгляды ученых на феномен национальной правовой системы, в ее понятии в отличии от понятия «система права» отражается не столько внутренняя согласованность отраслей права, сколько автономность правовой системы в качестве самостоятельного социального образования. В.Д. Перевалов, используя системный подход, различает пять уровней правовой системы: 1) субъективно-сущностный; 2) интеллектуально-психологический; 3) нормативно-регулятивный; 4) организационно-деятельностный; 5) социально-результативный.

Субъективно-сущностный уровень выделяется для того, чтобы подчеркнуть значение субъектов права в качестве системообразующих материальных факторов правовой системы. Именно человек и его объединения, обладающие правами и обязанностями выступают реальными компонентами правовой системы.

На интеллектуально-психологическом уровне формируется правопонимание конкретного человека и правосознание. Совокупность знаний, эмоций, чувств, идеологических и религиозных взглядов и догм, нравственные постулаты позволяют человеку воспринимать, оценивать правовую реальность, вырабатывать отношение к ней и мотивы правомерного поведения.

Нормативно-регулятивный уровень правовой системы образуют нормы права. Они входят в правовую систему в качестве звена, с которым так или иначе сопряжены все другие ее компоненты.

Организационно-деятельностный уровень охватывает все юридически оформленные связи и отношения, формы реализации права, различные виды правомерного поведения людей, правотворческую и правоприменительную деятельность.

Социально-результативный уровень правовой системы характеризует, с одной стороны, то, насколько человек как субъект права усвоил правовую действительность, а с другой,  то, как сформировались и насколько идентичны интересам индивида и общества различного рода режимы и состояния, позволяющие представить себе определенные результаты действия юридических норм (правовая культура, законность, правопорядок).[288] В.К. Бабаев полагает, что правовая система объединяет все элементы правовой материи, позволяет увидеть связи между ними, степень их разработки, нацеливает правотворческие, правоприменительные и правоохранительные органы на решение практических задач. С позиции автора, правовая система – это совокупность взаимосвязанных, согласованных и взаимодействующих правовых средств, регулирующих общественные отношения, а также элементов, характеризующих уровень развития той или иной страны. К элементам первой относятся:

1) явления духовного, мировоззренческого характера (юридическая наука, правовые понятия, правовые принципы, правовая культура, правовая политика);

2) право и выражающее его законодательство;

3) правовые отношения;

4) юридическая практика;

5) юридическая техника.

В.К. Бабаев считает, что правовую систему не следует смешивать с юридической надстройкой. С позиции автора, юридическая надстройка – составная часть правовой системы, включающая в себя правовые взгляды, правовые нормы, правовые отношения и правовые учреждения. Юридическая надстройка призвана показать место правовых явлений по отношению к экономике, производственным отношениям, подчеркнуть вторичность правовых явлений и первичность, определяющую роль отношений базисных. Понятие же правовой системы шире по объему (количеству в нее элементов) и иное по своему функциональному назначению, так как служит выражению внутренних связей правовых явлений, их структуры и организации.[289]

Специальной категорией сравнительного правоведения служит категория «правовая семья», объединяющая группы правовых систем, имеющих общие юридические признаки, позволяющие говорить об относительном единстве этих систем. Это понятие отражает те особенности некоторых правовых систем, которые являются результатом сходства их конкретно-исторического развития: структуры, источников, ведущих институтов и отраслей, правовой культуры и т.д. В этой связи М.Н. Марченко пишет о том, что среди сотен существующих в современном мире правовых систем многие из них обладают доминирующими сходными чертами. Эти сходства, как правило, обусловливаются одними и теми же или «очень близкими между собой типами общества», общими или «очень сходными историческими условиями развития общества», общей или «очень сходной религией», а также другими аналогичными им обстоятельствами. Наличие общих признаков и черт у различных правовых систем позволяет классифицировать их между собой или подразделять в зависимости от тех или иных общих признаков и черт-критериев на отдельные группы или правовые семьи.[290] В учебной и научной литературе правовые семьи понимаются в общем плане, как правило, в качестве совокупности национальных правовых систем, выделенных на основе общности их различных признаков и черт.[291]

Как пишет В.М. Сырых, «национальные правовые системы, имеющие ряд общих сходных черт, признаков образуют некую единую автономность, общность, охватываемую понятием «правовая семья»».[292] Это сходство является результатом их конкретно-исторического и логического развития.

Коллектив авторов трактует правовые семьи как группы национальных правовых систем, объединенных общностью исторического пути формирования права (т.е. происхождением и эволюцией правовых систем), своеобразием его источников, структуры, а также особенностью правового мышления (правовой культуры в целом) государственно-организованной нации (народов). Отсюда, пишут ученые, назначение понятия правовой семьи состоит в том, что оно отображает (идентифицирует) сходство или «родство» юридических признаков правовых систем одной классификационной группы. При этом правовые семьи рассматриваются как не наднациональное мировое право, а относительно автономная, не связанная функцией замкнутости правовая общность, которая целиком зависит от территориальных границ. Авторы обращают внимание на то, что в специальной литературе употребляются разные названия правовой семьи: «семья правовых систем» (Р. Давид) «правовые круги» (К.-Х. Эберт, М. Рейнстайн), «структурная общность» (С.С. Алексеев); в некоторых случаях вполне обоснованно употребляется термин «тип правовой системы».[293]

А.Х. Саидов обращает внимание на то, что под правовой семьей понимается более или менее широкая совокупность национальных правовых систем, объединенных общностью исторического формирования, структуры и источников, ведущих отраслей и правовых институтов, правоприменения, понятийно-категориального аппарата юридической науки, методов и способов развития. Автор считает, что можно привести в этой связи сравнение с миром религий, каждая из которых, например, христианство, ислам и буддизм, основана на фундаментальном единстве, что, однако, не исключает наличия в ее рамках сект, культов, толков, школ. При этом уточняется, что понятие «правовая семья» требует рассмотрения существующих правовых систем как сложных юридико-социальных комплексов. Этому понятию не соответствует какая-то биологическая реальность, оно используется лишь в дидактических целях, чтобы выявить сходство и различия действующих правовых систем.[294] В юридической литературе отмечается, что поныне отсутствует однозначная дефиниция правовой семьи, что мешает определиться в самом объекте исследования, в частности – действительно ли мы имеем дело с правовой семьей, а не с какими-то другим образованием. Однако сегодня формирование единого понятия правовой семьи имеет ряд объективных предпосылок. Во-первых, накоплен большой фактический материал (если некогда французский ученый А. Эсмен строил классификацию, имея дело с 16-тью известному к тому времени правовыми системами, то ныне их насчитывается более 200). Во-вторых, сам феномен права в наши дни рассматривается не с узко национальных позиций, а как общечеловеческая ценность, воплощение идей справедливости. Это позволяет, описывая законодательство различных государств, говорить скорее о принципиальном сходстве, нежели различия их правовых систем. И, в-третьих, стали вырисовываться определенные подходы к выработке понятия правовой семьи, на основе которых возможно предложить свое решение проблемы.

Закономерно возникает вопрос: о каких подходах к определению правовой семьи идет речь.

Первый – исторический (А. Эсмен). Суть его заключается в том, что общим условием идентичности правовых систем, образующих семью, признается схожесть особенностей их исторического формирования. Например, говоря о французском и португальском праве с точки зрения исторического происхождения, мы констатируем, что их главным источником является римское право. При этом в дальнейшем, рассматривая ход правовых событий, мы обращаем внимание на эволюцию римского права во французской и португальской правовых системах. Национальная специфика как бы остается на втором плане, и появляется возможность сосредоточиваться на правовых явлениях, общих для обеих правовых систем.

Слабость исторического подхода заключается в относительности юридической оценки. Очень часто исследования такого плана теряют правовой характер и становятся чисто историческими, утрачивая тем самым юридико-классификационную цель. Так, если мы говорим о схожести тех же французской и португальской правовых систем, руководствуясь только хронологическими, временными координатами их существования на правовой карте, возникает опасность недооценить значение степени рецепции римского права, которая была у них неодинаковой. Поэтому исторический подход к выработке понятия правовой семьи является несовершенным, так как он не позволяет полностью учитывать правовой характер ее формирования.

Второй подход – стилевой (К. Цвайгерт) – в основу определения правовой семьи сторонники кладут стиль юридического мышления, характеризующий ту или иную группу правовых систем.[295] Однако, отметим, что само понятие юридического мышления во многом оценочно и не всегда может быть применено ко всему правовому массиву семьи. С другой стороны, игнорируя стилевой подход, мы будем лишены полной картины общности тех или иных правовых систем. Ведь нередко мы встречаемся с правовыми понятиями, присущими исключительно данной правовой семье (например, доверительная собственность в англосаксонском праве).

Третьим, наиболее ценным подходом к определению правовой семьи является формально-юридический. Так, Р. Давид предлагает определять правовую семью исходя не из схожести содержания правового материала тех или иных правовых систем, а из формального сходства наиболее значимых компонентов.[296]

    Действительно, само содержание отдельной правовой системы настолько специфично, что, казалось бы, сравнивая одну с другой, можно констатировать только различия, но не сходства. Так, оценивая законодательство США, мы можем не только сделать вывод об отсутствии единого права на территории этого государства, но и вообще отнести право отдельных штатов к романской семье, ибо на их территории действуют кодексы. Вместе с тем, анализируя источники права США, мы утвердимся во мнении об их несомненной принадлежности к англосаксонскому праву, т.к. главным источником здесь является прецедент, а не законы и кодифицированные сборники.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что, говоря о правовой семье, мы должны иметь в виду, что данный объект представляет собой формально-правовую общность, под которой понимается лишь внешняя форма типичных для каждой правовой семьи элементов, а не само их конкретно-правовое содержание. Основываясь на формально-юридическом подходе, А.В. Егоров утверждает, что первым элементом правовой семьи является источник права, с помощью которого происходит и формирование первичного элемента права – правила поведения, закрепленного в норме.

Содержание последней не интересует исследователя правовой семьи. Важно, чтобы: 1) норма имела свой строго определенный «материальный» носитель (например, в англосаксонском праве это прецедент, в романо-германском – закон и т.д.); 2) норма обладала характерной для семьи степенью обобщенности; 3) она создавалась в общепринятом для данной семьи порядке (в англосаксонской правовой семье – это судебная процедура, в романо-германской – законодательная и т.д.). Таким образом, нормативная общность является вторым звеном в рассматриваемой системе.

В свою очередь, норма формирует общую структуру права, характер которой зависит от природы нормы. Например, специфика англосаксонской нормы не позволяет этим правовым системам иметь строго отраслевое деление, в романо-германской семье, напротив, мы сталкиваемся с четкой отраслевой принадлежностью норм. Круг объектов формально-правовой общности – правовой семьи замыкает общий понятийный аппарат (фонд), общность которого отражает единство всех перечисленных элементов. Юрист, в конечном итоге, оперирует понятиями, предложенными практикой, сложившейся именно в его правовой семье. Таким образом, по мнению А.В. Егорова, правовая семья представляет собой совокупность формально-правовых общностей: источников и системы права, нормативного и понятийного правового аппарата (фонда). Этот признак является определяющим в понятии правовой семьи (именно благодаря ему мы проводим формальное ограничение одной группы правовых систем от другой и выделяем конкретные правовые семьи). Но формальная внешняя сторона правовой семьи не дает полного представления о внутреннем ее единстве. С другой стороны, требование к понятию правовой семьи не позволяет глубоко рассматривать содержание каждого из элементов ее общности, не выходя за рамки данного объекта. Значит, необходим внешний критерий внутреннего единства семьи. Им является тип юридического мышления, который складывается под воздействием содержания компонентов правовой семьи. Для любого типа юридического мышления характерен специфический взгляд на определенную формально-правовую общность. Юрист – представитель той или иной группы правовых систем объективно воспитывается на ее традициях. При оценке им общности определенного  элемента семьи мы сталкиваемся со своего рода стереотипом правового мышления, который иногда просто невозможно преодолеть. Этот момент исследователь всегда использует в качестве критерия правильности определения им общности семьи. Так, представитель романской семьи под формально-правовой общностью системы своего права будет понимать деление его на частное и публичное, а также дифференциацию данных элементов на отрасли. Иного подхода он просто не приемлет.

Третьим признаком правовой семьи, по мнению автора, служит историческая обусловленность ее формально-правовой общности и соответствующего типа юридического мышления. В ряду других объектов сравнительного правоведения правовая семья – наиболее абстрактное явление, мы не можем определить ее материальное присутствие, не прибегая к анализу конкретного правового содержания источников, системы права и т.д. Казалось бы, в такой ситуации можно говорить лишь об исторической обусловленности такого содержания, но отнюдь не всей правовой семьи. Действительно, составляющие формально-правовую общность семьи элементы образовались в разное время. Неравномерной была и их дальнейшая эволюция (так, формирование общности источников права исторически предшествовало складыванию нормативной общности). Правовая семья не возникает одновременно с другими правовыми образованиями. Эта категория не только абстрактная, но и исторически преходящая.

Если в начале ХХ столетия ученые-правоведы считали деление на семьи единственно верным, то сейчас многие компаративисты (Р. Давид) говорят о его условности. Правовые диффузии между семьями, произошедшие за последнее время, показали, что отдельные стороны права являются всеобщим достоянием, а не собственностью конкретных семей. В результате наметилась тенденция к образованию европейского правового пространства. И возможно, что в скором времени мы будем говорить об неких сообществах семей и т.д. Между тем на сегодняшний день существование правовых семей можно считать исторически обусловленным. К необходимости определения данного понятия наука пришла лишь тогда, когда оформились все нужные для этого характеристики правовой семьи. С возможным же новым, более общим правовым образованием мы будем иметь дело только тогда, когда окончательно сложатся все существенные стороны этого нового элемента.

Заслуживает внимание положение о том, что наличие правовых семей указывает на степень обобщенности правового массива в общемировом масштабе именно на данный момент. Так, в свое время на первый план выдвигались правовые системы, которые являлись пределом правового общения. Позднее их место заняли группы правовых систем, представляющие определенные регионы. В частности, это было особенно характерным для континентальной Европы в период отмирания права обычаев и образования регионального, общего для многих стран права. И лишь в конце ХIХ – начале ХХ в. степень обобщенности общемирового масштаба достигла объема правовых семей. Таким образом, проследить историю рассматриваемого элемента, мы сможем наметить ход его дальнейшей эволюции. На основе вышеизложенных положений А.В. Егоров предлагает следующее определение правовой семьи: это исторически обусловленная формально-правовая общность источников и системы права, нормативная общность, а также общность правового понятийного аппарата (фонда) с присущим ей специфическим типом юридического мышления.[297]

Отметим, что для всех существующих на земном шаре национальных правовых систем в литературе употребляются также, кроме упомянутых выше, и такие термины, как «правовая карта мира», «юридическая география мира», «сообщество правовых систем».

Принцип историзма позволяет объяснить место каждой отдельно взятой национальной правовой системы на правовой карте мира принадлежностью ее к той или иной правовой семье. Отнесение конкретной правовой системы к определенной правовой семье позволяет, даже без детального знакомства с конкретным правовым материалом, сделать ряд выводов о ее характерных чертах.

Итак, каков же должен быть научный подход к описанию современной юридической географии мира, имея в виду первую стадию этой деятельности? Представляется, что здесь особенно важным является целостное восприятие или видение правовой системы (правовой семьи), к которой обращается исследователь, ибо только при наличии такого видения этой системы в целом возможен ее дальнейший дифференцированный сравнительный анализ. Таким образом, целостное видение правовой системы в ее конкретно-историческом генезисе и с учетом социально-экономических условий, в которых она действует, является важным требованием современного сравнительного правоведения. В основу изложения материала по основным правовым семьям целесообразно положить следующий принцип: в первую очередь каждая правовая семья должна рассматриваться на фоне ее исторического развития, затем описать ее современную структуру, т.е. дать суммарную характеристику ведущих отраслей и источников права; особенности правоприменения (судопроизводства) и способ юридического мышления. При описании основных правовых семей необходимо сделать осмысленный отбор и прежде всего ограничить число рассматриваемых правовых систем: если бы кто-то захотел охватить все правовые системы той или иной правовой семьи, он попросту утонул бы в массе эмпирического материала. Поэтому на практике используется репрезентативный подход, при котором следует определить так называемые родословные (материнские) правовые системы, где впервые были созданы оригинальные правовые решения, а затем проследить их дальнейшее географическое распространение, рассмотрев так называемые дочерние (реципированные) правовые системы. В качестве материала должны фигурировать правовые системы крупных государств, располагающих обширным и длительным опытом, который используется малыми и новыми государствами, принадлежащими к тому же типу, что и материнская правовая система. Такое было воздействие французского гражданского права на право государств, появившихся в Европе после французской революции (например, на право Италии, Бельгии, Люксембурга).

Таким образом можно сделать вывод о том, что описание каждой правовой семьи должно, с одной стороны, быть отражением ее исторического развития, а с другой – основываться на ее существенных свойствах сегодня.

Проблема классификации правовых систем на определенные группы, или семьи, является одной из основных и уже давно привлекающих внимание ученых проблем сравнительного правоведения. Необходимость и важность классификации правовых систем вызываются следующими обстоятельствами. Во-первых, сугубо научными, познавательными и «образовательными» причинами, ибо глубокое и разностороннее познание правовой картины мира требует не только ее общего (и с неизбежностью в значительной мере поверхностного) рассмотрения, но и с точки зрения особенного, рассмотрения ее по отдельным, вбирающим в себя сходные правовые системы частям. Только глубокое и всестороннее изучение последних, взятых сначала сами по себе, а затем – в их взаимосвязи и взаимодействии, позволяет дать четкую, адекватно отражающую реальную действительность правовую картину мира.

Во-вторых, сугубо практическими целями – целями унификации действующего законодательства и совершенствования национальных правовых систем. Данное мнение разделяется многими авторами, так как вполне очевидно, что любая – полная или частичная – унификация будет проводиться тем успешнее, чем теснее она будет связана с классификацией. Последняя, объединяя правовые системы между собой по цивилизационному признаку (системы, находящиеся на одном уровне развития), географическому (системы, существующие на одном континенте), региональному (системы, функционирующие в одном регионе) и по иным общим для классифицируемых правовых систем внешним и внутренним чертам, несомненно, создает для процесса унификации права самые благоприятные предпосылки и условия, делает данный процесс более динамичным и целенаправленным.

Классификация, а точнее, ее результаты, объединенные между собой на основе общих признаков и черт правовых систем, избавляют законодателей и исследователей, занимающихся проблемами унификации, от необходимости предварительного анализа и выявления правовых систем, более или менее «склонных» к взаимному сближению, к глубокой унификации или лишь к внешней гармонизации своих отдельных сторон или аспектов. Однако, как отмечает М.И. Марченко, классификация в практичном плане отнюдь не сводится лишь к установлению общих признаков и черт группируемых правовых систем и тем самым – к созданию или выявлению предпосылок, необходимых для унификации. [298] В этой связи М. Богдан отмечал, что «только исследователь – компаративист может решить в процессе классификации правовых систем, равно как и при проведении других сравнительно-правовых «операций», на какие стороны исследуемых объектов следует обращать внимание: только ли на их сходные черты и особенности или же одновременно на те и другие».[299] Выбор того или иного подхода зависит от многих факторов, и в первую очередь от разделяемых автором правовых ценностей, сходства или различия правовой идеологии, степени близости правовых систем друг к другу, наконец – непосредственных целей сравнительного исследования правовых систем. Однако, учитывая данные обстоятельства, отметим, что в целях классификации правовых систем как одной из предпосылок их унификации основное внимание все же уделяется выявлению их сходства, на основе которых группируются правовые системы, нежели рассмотрению их особенностей. Анализ последних, несомненно, имеет немаловажное значение как для классификации права, так и для его унификации, тем не менее по сравнению с анализом сходных черт и особенностей правовых систем применительно к данному случаю он неизменно уходит на второй план.

Следует согласиться с положением М.И. Марченко, который пишет, что помимо формирования необходимых предпосылок для унификации права классификация правовых систем имеет важное практическое значение и в других отношениях. Выступая как одно из проявлений функций сравнительного правоведения, она позволяет на фоне всей совокупности правовых систем глубже и разностороннее исследовать отдельные правовые системы, увидеть их достоинства и недостатки, выработать практические рекомендации и предложения по их частичному совершенствованию или же полному реформированию, способствует своеобразному «обмену опытом» между различными правовыми системами в плане их наиболее оптимального построения и функционирования, создает предпосылки для возможного заимствования наиболее оправдавших себя норм, принципов и институтов одних правовых систем другими. При этом автором особо подчеркивается, что при всех проявлениях практической значимости процесса классификации национальных правовых систем, и в особенности процесса взаимного заимствования их друг из друга, речь идет не о некой механической «операции», а о творческом подходе и учете исторических, национальных, экономических, политических и других условий и особенностей той или иной страны. Только при таком подходе можно рассчитывать на то, что вновь вводимые или переносимые из других правовых систем институты, нормы или принципы будут не только формально значиться в структуре новой правовой системы, но и эффективно осуществляться. Более того, многовековой опыт разностороннего заимствования одних правовых систем у других показывает, что в данном, вполне естественном для всех без исключения стран процессе наряду с подавляющим большинством положительных примеров есть немало отрицательных или, по крайней мере, спорных моментов (например, введение в современной России института президентства)[300]. Каков же должен характер этих общих признаков – критериев? Каковы их особенности и виды? Каково должно быть их содержание? Должны ли они быть временными, преходящие на смену характеру общностями или же постоянными, присущими сравниваемым системам на всех этапах развития?

В силу сложности и многогранности данных вопросов среди авторов нет и, по-видимому, не может быть однозначных ответов на них. По одному и тому же вопросу порой высказываются самые различные, нередко противоположные друг другу, точки зрения.

Так, по вопросу о том, должен ли быть в процессе классификации правовых систем один основной или несколько общих признаков – критериев, некоторые авторы склоняются к мнению, что это непременно должен быть «один-единственный критерий» (в частности, «общность экономических систем», общие «исторические традиции», «общая историческая природа» сравниваемых правовых систем).

Другие же авторы склоняются к мнению о том, что классификация правовых систем должна проводиться на основе нескольких критериев, что не исключает того, что один из факторов будет иметь «особый, определяющий смысл». Аналогичная картина складывается и при решении других вопросов, касающихся критериев классификации правовых систем, например, при решении вопроса о том, каков должен быть характер критериев (критерия) классификации. Должны ли они (он) быть простыми, однозначными, не допускающими многозначности толкования и двусмысленности в понимании или же они могут быть сложными, по своему характеру общими критериями?

В качестве простого критерия предлагается рассматривать, в частности, правовую традицию или традиции, общие для всех группируемых в одну семью правовых систем, т.е. определенные общественные установления, нормы поведения, ценности, обычаи, обряды и т.д.

К сложным критериям классификации правовых систем относят такие, например, критерии, как «стиль этих систем»; включая в данное сложное и многогранное явление такие его «составляющие» части, как «историческая природа правовых систем», особенности пути его развития, «преобладающая манера правового мышления», «основные характеристики правовых институтов», иерархия источников права и способы их интерпретации, доминирующая «идеология правовых систем».

Довольно продолжительные и интенсивные дискуссии ведутся по поводу особенностей факторов, оказывающих прямое воздействие на формирование общих черт различных правовых систем, а следовательно, и на выбор критериев их классификации. При этом вопрос нередко ставится так – должны ли при отборе этих факторов браться во внимание только объективные, основополагающие факторы или же вместе с ними нужно учитывать и субъективные факторы. Одни авторы полагают, что при анализе факторов, оказывающих прямое воздействие на формирование общих черт различных правовых систем, должны учитываться лишь объективные, и в особенности, экономические факторы, как факторы устойчивые и долговременные по сравнению с любыми субъективными факторами. Другие же исследователи исходят из того, что в расчет должны браться все без исключения объективные и субъективные факторы.

В числе этих факторов, кроме экономического, оказывающих прямое воздействие на формирование общих черт правовых систем, а вместе с тем и на выбор критериев их классификации, исследователи называют политические, идеологические, религиозные, исторические, географические, демографические и даже военно-политические факторы.

М.Н. Марченко, суммируя все ранее высказанные мнения о факторах, оказывающих влияние на формирование общих черт различных правовых систем, а также о требованиях, предъявляемых к критериям их классификации, делает следующий вывод: для того, чтобы критерии классификации правовых систем оказались состоятельными и в максимальной степени пригодными для выполнения соответствующих функций, они должны отвечать следующим требованиям: а) в основе своей иметь постоянные, фундаментальные, а не временные и случайные факторы; б) по возможности быть менее общими и более определенными признаками – критериями; в) иметь устоявшийся объективный, но не субъективный характер; г) в случаях, когда за основу классификации правовых систем берутся не один, а несколько признаков – критериев, то один из них непременно должен быть основным, доминирующим; д) при исследовании общих черт правовых систем – критериев их классификации должны учитываться не только объективные, но и субъективные факторы, оказывающие прямое воздействие на процесс их формирования[301]

Следует учитывать, что нередко в предлагаемых классификациях вообще трудно обнаружить какую-то четкую основу. Так, по мнению французского исследователя Родьера, в юридической компаративистике «классификаций существует почти столь же, сколько и компаратистов».

Участники I международного конгресса сравнительного права в 1900 г. различали французскую, англо-американскую, германскую, славянскую и мусульманскую правовые семьи.

В 1919 г. во время 50-летия французского общества сравнительного законодательства его участники ограничились классификацией, состоящей из трех семей: французской, англо-американской, мусульманской.

В начале ХХ в. французский юрист А. Эсмен подразделял правовые семьи, исходя из особенностей их исторического формирования, общей структуры и отличительных черт на следующие группы: латинская (романская), включающая французское, бельгийское, итальянское, испанское, португальское, румынское право и право латиноамериканских стран; германская – германское право, право скандинавских стран, австралийское и венгерское право; англосаксонская – право Англии, США и англоязычных колоний; славянская группа; мусульманская группа. В качестве оригинальных групп рассматривались римское и каноническое право. Во второй половине XIX в. Е. Глассон классифицировал правовые системы на основе их исторического происхождения и разделял современные ему правовые системы на три группы: 1) страны, в которых с наибольшей силой проявилось влияние римского права – Италия, Румыния, Португалия, Греция, Испания; 2) страны, где римское влияние невелико и право основано преимущественно на обычаях и варварском праве – Англия, скандинавские страны, Россия; 3) правовые системы, которые вобрали в себя в равной мере черты римского и германского права – Франция, Германия, Швейцария.

Для А. Леви-Ульмана критерием классификации правовых систем служила роль различных видов источников права в каждой из правовых групп: 1) правовой системы континентальных стран; 2) англосаксонской правовой системы, т.е. системы стран общего (прецедентного) права; 3) право ислама, которое в отличие от двух первых правовых систем характеризуется своей почти абсолютной неподвижностью и религиозным характером.

Швейцарский ученый Г. Созерхолл в основу своей классификации правовых систем положил расовый признак. Соответственно, он различал индоевропейскую, семитскую и монголоидную правовые семьи, а также семью нецивилизованных народов и подразделял индоевропейскую правовую семью на индусское, иранское, кельтское, греко-романское, германское, англосаксонское, латинско-славянское право.

Одну из самых значительных попыток дать общую панораму правовых систем предпринял Дж. Вигмор в своей работе «Панорама правовых систем мира». Он сводил все ранее существовавшие и современные ему правовые системы к 16 основным правовым системам: египетская, месопотамская, иудейская, китайская, индусская, греческая, римская, японская, мусульманская, кельтская, славянская, германская, морская, церковная, романистская, англиканская. Здесь трудно обнаружить какую-то четкую основу для классификации. Вместе с тем работа Дж. Вигмора содержит большой историко-правовой информационный материал. Автор применял метод, названный им иллюстрационным. Например, при рассмотрении каждой из основных правовых систем он приводит несколько десятков фотографий исторических памятников права, зданий правоприменительных органов, представителей юридических профессий.[302] Несколько иного мнения по вопросу о конкретных видах критериев классификации правовых систем и группирования их в отдельные правовые семьи придерживаются компаративисты Дж. Мэрримэн и Д. Кларк. Используя в качестве критерия классификации правовых систем правовые традиции, авторы приходят к выводу о том, что в современном мире существуют три основные правовые семьи – цивильное, общее и социалистическое право, а также «все остальные» правовые семьи. Последние географически располагаются в Азии, Африке и на Ближнем Востоке. В их состав входят соответственно исламское, индусское, еврейское (иудейское), китайское, корейское, японское право, а также возникающие и развивающиеся на основе «различных туземных правовых обычаев народов Африки» африканское обычное или родовое право.

Исследователь сравнительного права Г. Либесны оперирует в качестве конкретных критериев классификации правовых систем такими явлениями и категориями, как правовое сознание, традиции и обычаи народов той или иной страны. Автор вполне оправданно исходит из того, что любая правовая система – это прежде всего «неотъемлемая составная часть культуры любой страны» и что глубокое понимание последней помогает выявить важнейшие специфические черты и особенности первой и наоборот. Оперируя данным критерием, автор выделяет только две группы основных правовых систем, каждая из которых является по своей природе европейской правовой семьей и каждая из которых оказывает огромное влияние на формирование и развитие «правового ландшафта» во всем мире. Это – континентальное (цивильное) право и общее право. Автор указывает, что ни одна из этих правовых семей не является однородной по своему составу. Каждая из них складывается из правовых систем, в разной степени отличающихся друг от друга. Наряду с двумя основными правовыми семьями автором выделяются также и другие правовые семьи, «находящиеся за пределами их сферы приложения». Это – исламское право, индусское право, китайское право и другие особые по своей природе и характеру правовые семьи.

Предпринимались попытки при классификации правовых систем использовать такие критерии, как особенности правовой культуры, сущность и содержание права, правовая идеология, особенности источников права и др. Особое внимание в послевоенный период вплоть до настоящего времени уделялось таким критериям классификации правовых систем, которые основываются на общности их исторических корней, сходстве стиля или модели правового мышления, близости основных правовых институтов и др.

Подразделяя на основе данных критериев, взятых вместе и каждый в отдельности, существующие национальные правовые системы на четыре основные правовые семьи, а именно: на англосаксонскую правовую семью (семью общего права), романо-германскую (цивильную) правовую семью, социалистическую правовую семью и правовую семью «гибридной, или смешанной юрисдикции», П. Круз, в частности, показывает на примере первых двух правовых семей, что у них общего и что особенного, что сближает их друг с другом и что отличает их друг от друга.

Говоря о критериях на основе которых проводится группировка национальных правовых систем в данные, основополагающие по своей природе и характеру правовые семьи, а также об общих чертах и различиях англосаксонской и романо-германской правовых семей, подчеркивает М.Н. Марченко, нельзя упускать из виду политические, идеологические, а главное, культурные факторы. Важно помнить многократно прокламировавшийся в научной литературе и постоянно подтверждавшийся в повседневной жизни факт, что каждая правовая система, а вместе с ней и правовая семья являются «уникальным продуктом» целого комплекса особых и не в последнюю очередь культурных факторов, что в «каждой культуре есть своя особая правовая жизнь, а в каждой правовой жизни есть своя особая культура». Автором отмечается, что сравнивая правовую культуру, лежащую в основе двух основных правовых семей – англосаксонской и романо-германской, западные исследователи на примере США и Франции указывают, в частности, на то, что если американцы как представители англосаксонской правовой семьи, будут «прямыми наследниками древнего англосаксонского легизма и религиозного пуританизма», в большинстве своем с особым трепетом и уважением относятся к правовым догмам, непосредственно затрагивающие их интересы, отдельным правовым институтам и нормам также, как в целом и к самому праву, то во Франции с отношением к праву дело обстоит несколько иным образом. Французы по сравнению с американцами, «намного спокойнее (амбивалентнее) относятся к праву». Хотя они и «взывают к праву», особенно когда дело касается защиты прав частной собственности и личных интересов, хотя они и «побаиваются права и юридической системы», однако не надеются на них, когда речь идет о защите их конституционного статуса и «предоставленных им прав». Французское общество не слишком доверяет принципу «господства права» и вовсе не верит в то, что серьезные политические, экономические и социальные конфликты, возникающие между его членами, могут быть решены правовым путем. Отношения французов к праву «сочетает в себе элементы безразличия и цинизма».[303]

В настоящее время вопрос о классификациях правовых систем современности приобретает большее, чем когда бы то ни было ранее, значение. Об этом говорят даже чисто количественные показатели: в ХХ в. число национальных правовых систем увеличилось почти втрое и ныне составляет более двухсот.

Работ, посвященных собственно учению о правовых семьях, очень мало. При всем многообразии и многочисленности имеющихся позиций и точек зрения можно с определенной долей условности выделить в послевоенной юридической компаративистике два основных направления классификации правовых систем современности, каждое из которых в свою очередь имеет несколько разновидностей, обладающих определенными особенностями.

Первое направление наиболее ярко представлено в концепции правовых семей Р. Давида, второе – в концепциях «правового стиля» К. Цвайгерта.

Р. Давид, отвергая попытки пользоваться «одним-единственным критерием» для классификации правовых систем, в качестве критериев классификации последних выдвигает два положения, которые с его точки зрения, могут быть на равных основаниях «решающими для проведения классификации». Это юридическая техника, которой пользуются юристы той или иной страны, «изучая и трактуя право». В том случае, если методы работы юристов разных стран, источники права и юридический словарь различных правовых систем идентичны друг другу, в целом или в основной своей части совпадают, то эти правовые системы относятся к одной и той же правовой семье. В противном случае эти правовые системы принадлежат к разным правовым семьям.

Однако, поясняет Р. Давид, названный критерий при всей его важности сам по себе еще недостаточен для идентификации правовых систем и отношения их к тем или иным правовым семьям. Для этого требуется еще один, дополнительный критерий, заключающийся в опоре правовых систем, принадлежащих к одной и той же правовой семье, на одинаковые философские, политические и экономические принципы и стремлении их к созданию сходных между собой типов общества.[304] Руководствуясь данными критериями, один из которых по своему существу является техническим, а другой – идеологическим, автор выдвинул идею трихотомии - выделения трех основных правовых семей (романо-германская, англосаксонская, социалистическая), к которым примыкает остальной юридический мир, охватывающий 4/5 планеты под названием «религиозные и традиционные системы».

Классификация Р. Давида пользовалась значительной популярностью в юридической науке, однако, по мнению ученых, французский исследователь явно переоценил идеологический критерий, в результате чего и обособил социалистическую семью, отличающуюся от романской лишь марксисткой доктриной, пророчествующей о скором отмирании права и не признающего «ничего частного». Указанная переоценка также помешала ему объединить религиозные правовые системы в отдельную семью. При этом подразумевается, что критерий типологии не должен представлять собой некий симбиоз крайних позиций.[305]

Интересно заметить, что в 1950 г. в книге «Элементарный курс сравнительного гражданского права» Р. Давид различал: западные правовые системы, т.е. англо-саксонские и романо-германские, в основе которых лежат принципы христианской морали, либеральной демократии и капиталистической экономики; социалистические правовые системы, основанные на социалистической экономике и соответствующих ей политических, социальных и моральных принципах; правовую систему ислама, которая покоится на религиозной основе; индусскую правовую систему, имеющую специфическую философскую окраску; наконец, китайскую правовую систему.

Наиболее известным представителем второго направления является К. Цвайгерт, который уже около 40 лет выдвигает в качестве критерия классификации понятие «правовой стиль». Исходя из того, что отдельные правопорядки и целые группы правопорядков обладают, с его точки зрения, своим определенным стилем, сравнительное правоведение стремится выявить эти правовые стили, произвести их группировку в правовые круги и разместить отдельные правопорядки в этих правовых кругах в зависимости от решающих стилевых элементов, стилевыражающих факторов. Наиболее полно учение о «правовых стилях» изложено в работе К. Цвайгерта (в соавторстве с Г. Кетцем) «Введение в правовое сравнение в области частного права». «Стиль права» как критерий для классификации правовых систем складывается, по его мнению, из пяти факторов: происхождение и эволюция правовой системы; своеобразие юридического мышления; специфические правовые институты; природа источников права и способы их толкования; идеологические факторы. На этой основе К. Цвайгерт различал восемь правовых кругов: романский, германский, скандинавский, англо-американский, социалистический, дальневосточный, право ислама, индусское право.

Классификации К. Цвайгерта придерживается и К.Х. Эберт, который обращается к теории этноисторического формирования правовых систем как к одной из возможных «рабочих схем разграничения и упорядочения правовых систем». На основе этой теории он, как и К. Цвайгерт, выделяет пять основных группирующих факторов, определяющих «общий правовой стиль» той или иной правовой системы. Он подчеркивает, что, согласно этноисторической теории, для каждой правовой семьи (правового круга) характерно господство той или иной правовой идеи, или правопорядка. Так, в романской системе им является французский Code Civil, в германской ГГУ 1897 г., в англо-американской – английское Common Law, в дальневосточной – конфуцианская теория права и т.д. Далее, при рассмотрении отдельных правовых семей, он придерживается классификации К. Цвайгерта.[306]

Проблема классификации правовых систем находится в поле внимания и российских ученых. Так, А.Х. Саидов полагает, что для выделения основных правовых семей наиболее существенными являются три взаимосвязанные группы критериев: история правовых систем; система источников права; структура правовой системы: ведущие правовые институты и отрасли права. Эти критерии позволили авторы выделить следующие правовые семьи: общего права, романо-германскую, скандинавскую, латиноамериканскую, социалистическую, мусульманскую, индусскую, обычную, дальневосточную.[307] А.В. Егоров считает, что каркасом правовой семьи всегда служили давние правовые традиции. Право континентальной Европы базировалось на постулатах римского права, а право англосаксонских стран – на устоявшейся судебной практике. Все религиозно-общинные правовые системы основывались на авторитетных религиозных обычаях. Фундамент каждой семьи был раз и навсегда заложен: римским правом – у современной романо-германской правовой семьи, прецедентным - у англосаксонской, правом религиозно-социального обычая – у религиозно-общинной семьи. Автор полагает, что исторический критерий типологии никоим образом не опускается до уровня формально-кодификационной оценки: право этой семьи кодифицировано, а той – нет. Кодификация является лишь частным и внешним признаком критерия. Содержание исторического критерия типологии составляет специфика регулирования общественных отношений, выражающаяся в устоявшихся принципах, исторически сложившихся в той или иной семье. А.В. Егоров полагает, что характер регулирования общественных отношений состоит в способах воздействия на поведение субъекта, в конечном счете, определяющих и тип юридического мышления. Например, римское право дает гражданину возможность, обращаясь за разрешением дела в суд, в общих чертах догадываться о конкретном исходе дела. Такую возможность он имеет благодаря кодифицированным, принципиально общим актам. Напротив, практика прецедентов не позволяет обращающемуся в суд, да в начале и самому судье даже приблизительно предугадать, каков будет характер решения. Все определяет существующий прецедент, до времени скрытый в длинных списках судебных решений.

Таким образом, делается вывод, основанием типологии правовых семей являются исторически сложившиеся, устоявшиеся принципы правового регулирования общественных отношений. По предложенному основанию выделяется три типа правовых семей: романо-германский, англосаксонский, религиозно-общинной. Их принципиальное различие заключается, во-первых, в степени отчужденности субъектов от правового решения проблем; во-вторых, в дифференционной компактности права; в-третьих, в степени мобильности правовой семьи. Говоря о первом принципе, автором подчеркивается, что наибольшая степень отчужденности субъектов от правового решения той или иной проблемы характерна для религиозно-общинной семьи, ибо здесь юридическое решение дела базируется на праве лишь отчасти. Правовое регулирование в подавляющем большинстве случаев происходит на основе общих принципов, сформированных в религиозном источнике. Широкое поле для толкования этих принципов лишает обратившегося возможности предвидеть исход дела. Причем религиозный постулат может истолковать как судья, так и законодатель, мнения которых не обязательно должны совпадать. По данному основанию на втором месте стоит англосаксонская семья, а затем – романо-германская.

Что касается дифференционной компактности права, то она должна характеризовать не только систему права – деление ее на отрасли, институты и т.д., но и компактность нормы, понятийного фонда и т.п. Так, норма в романском праве всегда определена и всеобща, в англосаксонском она более индивидуальна. В целом же романскому праву присуща строгая дифференциация на частное и публичное и на отдельные отрасли; особая согласованность норм; определенность правовых понятий, которые очень точны. Романо-германская семья не допускает ни излишней дифференциации своего права, ни избыточной обобщенности. Это семья строгого стиля. Напротив, англосаксонское право характеризуется большей свободы дифференциации и менее тяготится обобщенностью тех или иных правовых элементов. Дифференционная компактность религиозно-общинного права характерна для традиционных догм-принципов. В остальном праву предоставлена достаточная свобода.

От характера описанного принципа, с позиции А.В. Егорова, зависит предрасположенность той или иной семьи к изменениям, т.е. ее мобильность. Естественно, что наиболее подвержена воздействиям англосаксонская семья.[308]

Существуют и другие многочисленные точки зрения и подходы к определению критериев классификации правовых систем и выделению различных видов правовых семей. Это вполне естественно и закономерно, имея ввиду сложность, многогранность и известную противоречивость рассматриваемой категории. С точки зрения  М.Н. Марченко, свести различные точки зрения и подходы по данному вопросу к общему знаменателю в силу этих и других причин не представляется возможным. К тому же в этом нет никакой необходимости. В данном случае, пишет ученый, сложившееся многообразие точек зрения и подходов к разрешению рассматриваемых проблем с безусловным выделением среди прочих двух основных, наиболее распространенных и влиятельных правовых семей – англосаксонской и романо-германской – является более полезным и конструктивным, чем некое их единообразие. При этом учитывается то обстоятельство, что в настоящей жизни и реальной действительности нет и не может быть законченной правовой или любой иной классификации и что любая выделяющаяся при этом правовая семья с неизбежностью будет иметь не абсолютный, а относительный характер. По мнению исследователя, относительный характер их проявляется в различных формах и отношениях, но наиболее четко и последовательно он выражается в следующем.

Во-первых, в правовых массивах одних семей присутствуют институты права, отрасли и даже правовые системы, относящиеся по своей природе и характеру к другим правовым семьям. В качестве примера автор ссылается на правовую природу штата Луизиана (США), на территории которого как бывшей колонии Франции исторически сложились и в значительной мере сохраняются поныне основные признаки континентального, точнее, французского права. В то же время, как известно, правовая система США, в пределах которой существует и функционирует правовая система Луизианы, является важнейшей составной частью общего права.

Аналогичным примером может служить также правовая система провинции Квебек (Канада), которая, будучи по существу своем генетически связанной в силу тех же исторических причин, как и в случае со штатом Луизиана, с континентальной правовой семьей, формально и фактически находится в качестве неотъемлемой составной части в системе общего права.

Во-вторых, относительный характер процесса деления правовых систем на правовые семьи, так же, как и самих правовых семей, проявляется во взаимном переплетении норм, институтов, правовых традиций и культур, лежащих в основе образования и деятельности одной правовой семьи с соответствующими нормами, институтами, правовыми и культурными традициями, составляющими основу других правовых семей. Такое переплетение, с позиции М.Н. Марченко, является вполне естественным и объективным, особенно тогда, когда различные правовые семьи относятся непосредственно или же тяготеют к одной и той же цивилизации. Например, это касается правовых традиций общего цивильного и социалистического права, которые, «ныне близки между собой», поскольку довольно «тесно связаны с процессом развития европейской цивилизации». Все они отражают идеи и соответствующие им институты, «сформированные в историческом и культурном контексте Запада».

И, в-третьих, на относительном характере процесса классификации правовых систем и соответственно на относительном характере правовых семей не может не ска