Е) Иосиф Вриенний и Геннадий Схоларий

Интересные суждения об исламе, строго придерживаясь святоотеческой традиции, высказали монах Иосиф Вриенний (за несколько лет до захвата Константинополя турками) и первый после падения столицы Византии Патриарх и национальный лидер греков Геннадий Схоларий, имевший три дискуссии о вере с самим завоевателем города Магометом и одну — с высокопоставленными турецкими чиновниками в Серрах[187].

Иосиф Вриенний, учитель святого Марка Евгеника и Геннадия Схолария, защитник Православия, противостоявший экспансии папизма, высказывается по поводу мусульманства в послании к некоему Максиму, перешедшему из Православия в римо-католичество. Этот Максим пытался увлечь в католичество и других людей, рассылая им письма и заботясь, якобы, об их спасении, а на самом деле, по мнению Вриенния, делая это для того, чтобы убедить самого себя в правильности своего выбора и заглушить голос совести, обличающей его как вероотступника. Одно из таких писем получил и Иосиф Вриенний, написавший ответное послание «Брату Максиму-итальянцу, из греков, проповеднику»[188]. Значительная часть из тех ответов, которые дал своему оппоненту Вриенний, вошло и в другой его труд: «Слово о единении Церквей»[189].

В качестве одного из аргументов против Православия отступник Максим приводит благоденствие Запада и несчастье православных, которое он объясняет их богооставленностью. Если бы дело обстояло так, возражает ему Иосиф, тогда образчиком благочестия являлись бы агаряне — этот, по его словам, «гнусный и безбожный народ»: «Если ты, Максим, об истинности веры судишь по материальному благополучию, тогда тебе надлежит признать ныне благоденствующих агарян более благочестивыми, чем мы. По твоей логике, этот гнусный и безбожный народ, воздвигающий хулу на Иисуса Христа, Бога нашего, оскверняющий себя на всякий час противоестественными плотскими совокуплениями, благочестивее нас — тех, которые, даже не находя в себе ничего иного достойного похвалы, могут, по крайней мере, похвалиться своей верой во Христа и тем, что приняли Святое Крещение». Агаряне, пишет он далее, восстают не только против нас, но и против Самого Бога христиан, которые, претерпевая всякого рода скорби от «богопротивных» завоевателей, становятся Мучениками. Бог вознаграждает их мученическими венцами за то, что они отказываются принять веру агарян и их мерзкий образ жизни, предпочитая умереть за Христа. «Имея возможность последовать проклятым и нечестивым обычаям этих безбожников и, живя, подобно им, в сладострастии и беззаконии, пользоваться от них всякого рода почестями, они не только не меняют образа своей жизни, но и являют готовность быть ненавидимыми и гонимыми, и даже умереть насильственной смертью. А какое счастье выше того, чтобы пострадать за Христа?» Мы не приводим здесь размышления монаха Иосифа о различиях в духовном состоянии латинян и православных, которые, несмотря на постигшие их бедствия и порабощение многих из них иноверцам, продолжают, как указывает автор, стойко хранить веру и совершать Таинства, имея явные свидетельства присутствия Божия, что можно видеть на примере освящения воды: «Вода, которая освящается по молитвам и благословению местных иереев, носит на себе явный знак Благодати, оставаясь прозрачной и чистой и не меняя своих свойств, в отличие от любой другой стоячей воды. Это очевидное свидетельство наития Святого Духа и обнаружение благодатной силы нашего священства». Нас интересовала та оценка, которую давал Иосиф Вриенний исламу, потому что сегодня и к этому автору пытаются апеллировать некоторые современные богословы-экуменисты, прельщающие и прельщаемые.

Диалог Геннадия Схолария с исламом подобен диалогам святителя Григория Паламы не только аргументацией, но и в том, что Константинопольский Патриарх находился в таких же, крайне неблагоприятных условиях, в положении порабощенного, причём три из четырёх состоявшихся бесед он провёл с самим завоевателем Константинополя, Мехмедом. Содержание этих дискуссий нашло отражение в трёх сочинениях Схолария. Как явствует из них, турецкий султан нанёс неожиданный визит в монастырь Паммакаристос[190], куда Первоиерарх переместил свою резиденцию, находившуюся ранее при храме Двенадцати апостолов. Целью визита было желание султана узнать о вере христиан. Патриарх не смалодушествовал, не попытался исказить или сокрыть истины православной веры, как это делают участники нынешних диалогов, но дерзновенно заявил о превосходстве христианства, которое назвал единственным путём ко спасению. Мехмед заинтересовался услышанным и организовал ещё два диспута с участием исламских богословов. Исторические источники сообщают, что эти встречи оказались весьма плодотворными. Султан был восхищён мудростью Патриарха и исполнился гордости от того, что возглавил такой великий народ. Следствием его личного уважения к Патриарху стало общее благорасположение к покорённому населению, которое получило соответствующие привилегии. А согласно некоторым источникам, таким, как Turcograecia[191], успех состоявшихся бесед был ещё более значительным. «Мехмед, говорится здесь, внимательно выслушав Патриарха и узнав об истинной вере христиан, стал сомневаться в своей». Возможен ли, будет ли когда-нибудь подобный результат у нынешних межрелигиозных диалогов, уравнивающих тьму со светом и ложь с истиной? Трактат, в котором Геннадий Схоларий изложил свои мысли, высказанные в ходе собеседований с мусульманами, он назвал «О единственном пути к человеческому спасению». Как было бы замечательно, если бы на какой-нибудь современной межконфессиональной встрече прозвучало заявление о том, что христианство есть единственный спасительный путь, а следовательно, ни иудаизм, ни ислам путями ко спасению не являются!

Патриарх указывает на три последовательные стадии Божественного домостроительства, на каждой из которых Бог давал человеку некий закон: сначала естественный, затем Моисеев и, наконец, евангельский — восполняющий закон Моисея и самый совершенный. После него уже нельзя принять никакого другого, «более совершенного», закона. «Не должно ожидать иного, более совершенного, учения, а утверждающие, что получили от Бога более совершенное законодательство, убедят нас не в своей правоте, а скорее в том, что полностью или в значительной мере исказили учение Иисуса Христа и Апостолов». Магомет и Коран никак не вписываются в эту трёхступенчатую схему Божественного домостроительства, на заключительной стадии которого человечеству было даровано Евангелие. После совершенного учения Христа другому учению нет места. Вполне очевиден намёк на то, что Коран во всём или во многом исказил Христово учение. И сие было сказано в присутствии турецкого султана завоевателя Константинополя! Пытающиеся найти в Святоотеческом Предании некий образчик современных межрелигиозных диалогов должны, по крайней мере, устыдиться. Должны признать за собой отсутствие смелости и дерзновения подъять на свои рамена бремя этого Предания. Пусть они перестанут попирать Предание только ради того, чтобы обеспечить себе лёгкую, беззаботную жизнь и благоденствие. Совсем иное заповедано нам Апостолами и Мучениками[192].

Существует и другой текст святителя Геннадия, имеющий отношение к исламу. Он входит в число символических книг Православной Церкви под названием «Исповедание веры Схолария»[193]. Речь идёт о сокращённом варианте, конспективном изложении предыдущего сочинения, которое было переработано Схоларием по личной просьбе Мехмеда, для того чтобы сделать его «более понятным и доступным для непосвящённых»[194]. Внимательный читатель заметит, что вероучительные истины излагаются здесь в противопоставление соответствующим стихам Корана, хотя последние автором и не называются. Есть и третий трактат, написанный Константинопольским Патриархом в монастыре святого Иоанна Предтечи[195] после встречи с двумя турецкими вельможами, которые послали в монастырь воина с письменным повелением Схоларию явиться в г. Серры для дискуссии с ними (какая при этом ими преследовалась цель, в документе, разумеется, не указывается). Сочинение называется «Вопросы и ответы касательно Божества Господа нашего Иисуса Христа».