2020-08-05
91
Если мы скажем, что белое - это, в сущности, «то, что называют БЕЛЫМ», а черное - это «то, что называют ЧЕРНЫМ», мы не сможем объяснить, почему ощущается, что у этих слов противоположное значение, и почему они кажутся тесно связанными с темным и светлым. Например, в английском легко образуются сочетания light blue 'светло-голубой' и dark blue 'темно-синий', но нельзя образовать сочетаний *light white 'светло-белый' и *dark black 'темно-черный'. Нельзя и назвать что-либо *dark white 'темно-белым' или *light black 'светло-черным'. Выражения dark white и light black выглядят как противоречия, a light white и dark black - как нелепые тавтологии.
Чтобы объяснить эти факты, следует проанализировать обе пары прилагательных в рассмотренных сочетаниях и выяснить, что в них общего.
Я думаю, что ключом к раскрытию семантики слов темный и светлый служит понятие зрения, а прототипическое употребление этих слов связано не с предметами, а со средой.
Мы говорим:
Было (уже) темно.
Было (еще) светло.
Предложения, которые включают такие выражения, как «темный мяч» или «светлый цветок», не кажутся столь же обычными и естественными, как предложения со словами темный или светлый, когда они относятся к среде.
Но что мы имеем в виду, когда говорим, что «было (уже) темно» или «было (еще) светло»? Я бы предложила следующее толкование:
Было темно (в то время)
в некоторые моменты видно очень мало
было именно так в то время
Было светло (в то время)
в некоторые моменты видно много всего
было именно так в то время
Для предложений, которые содержат указание на «темные» и «светлые» предметы, мы предлагаем следующее толкование [8]:
X - темный
в некоторые моменты видно очень мало
когда люди видят предметы, подобные Х-у, они могут подумать об этом
X - светлый (по цвету) [9]
в некоторые моменты видно много всего
когда люди видят предметы, подобные Х-у, они могут подумать об этом
Я не думаю, что слова темный и светлый (как названия цвета) усваиваются наглядно (остенсивно) с указанием на предметы, которые могут служить эталоном «темного цвета» или «светлого цвета». Если существует эталон «темноты» или эталон «светлости», их следует искать в темноте ночи или в свете дня. В этой связи интересно вспомнить, что в некоторых языках, например, в языке австралийских аборигенов - луритья - одно из двух основных цветообозначений («светлый» и «темный») совпадает со словом для ночи (ночного времени) (Иан Грин (Ian Green), устное сообщение); а также, что в английском пиджине аборигенов в Алис-Спрингсе ночь часто называется dark time (темное время) (Джин Харкинс (Jean Harkins), устное сообщение).
Возвращаясь к английским словам black 'черный' и white 'белый', я бы предположила, что их семантическая структура отражает и их статус «основного цветообозначения, которое усваивается остенсивно» и их связь с понятиями темный и светлый (ср. замечание Леонардо да Винчи, которое он сделал в «Трактате о живописи»: «Мы пользуемся белым цветом как представителем света, без которого не виден ни один из цветов; и черным - для изображения кромешной тьмы» (см. Birren 1978:4). В первом приближении мое определение, которое я надеюсь усовершенствовать позднее, звучит следующим образом:
X - черный
когда люди видят некоторые предметы, они говорят о них: это - ЧЕРНОЕ
X как раз такой
в некоторые моменты ничего не видно
когда они видят предметы, подобные Х-у, они могут подумать об этом
X - белый [неполное толкование]
когда люди видят некоторые предметы, они говорят о них: это - БЕЛОЕ
X как раз такой
в некоторые моменты видно много всего
когда люди видят предметы, подобные Х-у, они могут подумать об этом
Такие толкования объясняют и интуитивно ощущаемое отношение между черным и белым, и интуитивные связи между черным и темным, а также между белым и светлым. В толкованиях не предполагается, что люди думают о дне как о «чем-то белом», а о ночи как о «чем-то черном», то есть так же, как они могли бы думать о снеге как о чем-то белом или об угле как о чем-то черном. Не предполагается также и то, что белые предметы должны непременно напоминать о свете дня, а черные предметы о темноте ночи. Но, безусловно, предполагается потенциальная концептуальная связь: «когда видят подобные предметы, думают о...».
Возможно, однако, как предложила мне считать Джин Харкинс значения черного и белого и не следует представлять полностью симметричными. Возможно, ассоциативная связь между черным и ночью более явная и прозрачная, чем между белым и днем. Связь между белым и хорошей видимостью интуитивно кажется неоспоримой, но не белизна сама по себе обладает свойством повышенной видимости. Красный и оранжевый, без сомнения, видны еще лучше, или более заметны, чем белый. С другой стороны, белый создает прекрасный фон для других цветов: все другие цвета лучше видны «in broad daylight» (на свету, при свете дня, в польском - w bialy dzien 'в белый день'), чем в сумраке, так же, как они лучше видны в местах, где есть видимый белый фон, такой, как, например, заснеженный пейзаж или белая бумага, на которой мы пишем или печатаем. Чтобы обосновать это свойство белого быть наилучшим возможным фоном для разного рода предметов (только не белых), нужно добавить в толкование следующие компоненты:
X - белый
в некоторых местах видно много всего
когда люди видят предметы, подобные Х-у, думают о таких местах
Следует заметить, однако, что 'белый' гораздо сложнее 'черного' и содержит гораздо больше проблем, несомненно, потому, что 'черный' имеет в качестве универсального прототипа «кромешно-черную» (очень темную) ночь, в то время как 'белый' не имеет в качестве единого универсального прототипа очень ясный день (потому что когда очень светло, можно видеть много разных цветов) и может воплощать в своем значении две очень разные точки референции: временную (день vs. ночь) и пространственную (белый зимний пейзаж со снегом).
Как было замечено ранее, снег (в противоположность дню) не может быть универсальной точкой референции в семантике зрительного восприятия, но, безусловно, и 'белый' не универсальное понятие. Для английского и для других языков, где есть семантический эквивалент английскому слову white, заснеженный пейзаж кажется вполне подходящей точкой референции, но, конечно, не как обязательный элемент персонального опыта каждого говорящего, а как элемент коллективной памяти всех говорящих по-английски, отраженный в их общем семантическом универсуме (ср. такие выражения, как snow-white 'белоснежный', Snow White 'Белоснежка' и white Christmas 'белое Рождество').
Наблюдения над понятием 'белый', в известной нам литературе, согласуются с этим положением. Так, 'белый' часто описывают как «поверхностный цвет», а не «объемный». См. например, Westphal 1987:14, Katz 1935:7. Как цвет, который «скорее, чем другие цвета, препятствует видению» (Westphal 1987). Он также описывается как совершенно непросвечивающий цвет, несовместимый с идеей прозрачности.
«Белый это непрозрачный цвет» - заметил Витгенштейн (Wittgenstein 1977:4) и загадал загадку: «Почему зеленый бывает прозрачным, а белый не бывает?» (1977:5).
Мне кажется, что образ земли под снегом в качестве прототипа объясняет, по крайней мере отчасти, интуитивные замечания подобного рода. Потому что то, что 'белый' это «самый светлый из всех цветов» (ср. Wittgenstein 1977:2) и при этом «несовместим с темнотой» (там же, стр. 15), объясняется противоположностью дня и ночи (грубо говоря, ночь 'черная', день противостоит ночи, и 'белый' противостоит 'черному'). Но то, что 'белый' тоже не пропускает света и служит препятствием для видения, хорошо согласуется с образом снега, который покрывает и 'прячет' землю. 'Синева' неба и 'желтизна' солнца вряд ли могут служить 'препятствием' между глазом и чем-нибудь еще; зелень листвы - это тоже что-то такое, сквозь что можно видеть (если не считать дремучих джунглей); и, конечно же, вода глубокого моря или озера может быть какой угодно, но непрозрачной она быть не может. А белые снежные просторы действительно невероятно светлые и тем не менее они служат непроницаемым барьером для глаза, покрывалом для земли, сквозь которое ничего не видно, несмотря на то, что оно задает фон и улучшает видимость любых «фигур», хорошо заметных на его светлом и непрозрачном поле.
И наконец, нужно заметить, что 'черный' и 'белый' не симметричны в языках мира и 'черный' встречается гораздо чаще, чем 'белый'. Например, вот что Харгрейв (Hargrave 1982:211) пишет об австралийском языке марту вангка: «Важнейший вопрос, который возникает при анализе данных в связи с гипотезой Берлина и Кея об эволюционной последовательности цветообозначений, - это отсутствие основного термина для обозначения белого цвета, или даже для 'макро-белого'. В соответствии с этой гипотезой, язык с двумя основными цветами имеет категории 'макро-черный' и 'макро-белый', причем цветовые фокусы у последнего термина варьируют от белого до красного, а у первого - фокусы могут варьировать между черным, зеленым и синим (Кау, McDaniel 1978:639). Между тем, данные марту вангка ясно показывают, что эти категории фокусируются на белом и красном. На самом деле двадцать два участника эксперимента указали на чисто белый цвет как на фокус имени цвета, но, так как использовалось несколько разных терминов, пять участников эксперимента предложили еще два или три термина. В результате стало ясно, что существует двенадцать терминов, которые имеют в качестве фокуса белый цвет».
Харгрейв далее замечает, что такая же рассогласованность между терминами для белого цвета наблюдается в языке варлпири (с. 212). Она заключает: «Данные, приведенные выше, позволяют предположить, что аборигены, которые традиционно кочевали по пустыне, не выделяют белый цвет как отдельную категорию целого ряда естественных предметов, и поэтому белый в их языке нельзя считать основным именем цвета».
Когда Витгенштейн писал, что «белый это непрозрачный цвет» (1977:19) и что «белой воды не бывает» (1977:5), он, конечно, имел в виду немецкое слово weiss ('белый'). Но слова из других языков, которые соответствуют английскому white, могут отличаться от него. Например, Александра Айхенвальд в беседе сообщила мне, что в бразильском языке тарьяна слово halite 'белый' значит также 'прозрачный' (и, кроме того, 'светлый'). Аналогично, Беррен (Birren 1978: 19) цитирует (по-английски) следующую (отчасти загадочную) строчку из Упанишад: «Красный цвет пламени - это цвет огня, белый цвет огня - это цвет воды, черный цвет огня - это цвет земли». Таким образом, хотя знакомство со снегом не принадлежит универсальному опыту человечества, точно так же не универсальна идея о непрозрачном «поверхностном цвете» - 'белом'.
