Человек московского обитания 8 страница

Лена лукаво улыбнулась и подмигнула Дане из зеркала.

- К нам в больницу недавно пришёл один очень симпатичный молодой человек. Зовут Антон. Он хирург. Мы сегодня с ним вечером после работы в театр идём.

- Что за спектакль?

- Ой, не знаю, да и все равно мне! Ты же знаешь, я театр не люблю!

- Зачем тогда идёшь?

- Ну как же, нельзя же так сразу к мужикам в койку прыгать. У них тогда сразу интерес теряется. Надо сначала с ними и по театрам походить, и по кино, и поломаться чуток для виду.

- Помнится Лена, ты мне позавчера рассказывала про то, как тебя завотделением недавно грязно домогался. Саргасов, кажется его фамилия? С ним ты тоже по театрам ходишь?

- Подумаешь, раза два или три у нас с ним было. Ну и что? Это же нормальный рабочий момент, даже можно сказать, служебная необходимость. Антоша – это совсем другое дело.

- Ой, Ленка, сколько я тебя знаю, у тебя каждый новый доктор – «совсем другое дело»!

К сексу у Лены было донельзя легкомысленное отношение. Для неё потрахаться было все равно, что высморкаться. Ещё со времен медицинского училища она впитала в себя тайную философию сестринского дела: «Секс с начальством, то есть со старшими докторами, должен восприниматься младшими медработниками в качестве поощрения и как результат одобрения их работы».

Лена понимала, что в реанимации, где люди балансируют на грани жизни и смерти, у доктора есть только два способа быстро снять стресс: алкоголь и секс. После алкоголя работать невозможно, да и выгоняли за это в два счёта. Ну, а секс между врачами и медсёстрами напротив, практиковался регулярно, и это при том, что почти все врачи в отделении были женаты. Особенно жесткий, безжалостный и бескомпромиссный секс происходил в ночную смену. Даже шипящие звуки работающих аппаратов искусственной вентиляции лёгких не могли заглушить сдавленные стоны, исходящие из ординаторской.

Удивительно, но при этом у Лены вне больницы была совершенно чистая, ничем не запятнанная репутация. А всё дело в том, что мужики после постельных происшествий с Леной окружающим об этом не хвастались и никому ничего не рассказывали. Причина такого поведения оставалась загадкой.

Навертевшись перед зеркалом вдоволь, Лена вскочила с табуретки и стала лихорадочно одеваться. Результатом наведения марафета она, по-видимому, осталась довольна. Она открыла ящик старого коричневого комода, который они с Даной делили на двоих, и принялась нервно перебирать сваленные в одну кучу вещи. Лена была очень требовательна к своей внешности, но вот с домостройным порядком и аккуратностью у неё были большие проблемы.

Наконец, она с победоносным воплем вытащила из ящика добротные нейлоновые чулки телесного цвета, которые долго скрывались от неё за старомодными бабскими трусами в полосочку и коробкой шоколадных конфет «Осенний вальс». Пока она натягивала на одну ногу чулок, уже окончательно проснувшаяся Дана решила пошутить:

- Так ты после театра домой ночевать придёшь?

- Ну, даже не знаю, надеюсь, что всё-таки нет! Он, правда, с мамой живёт, поэтому стопроцентную гарантию дать не могу.

Лена уже нацепила на себя второй чулок, и теперь завязывала шнурки на ботинках.

- Дан! А хочешь, я тебе тоже какого-нибудь красавца подыщу? Тебе не надоело вечера в одиночестве проводить?

- Только не начинай эту песню заново, очень тебя прошу!

- Уверена? – переспросила Лена.

- Спасибо за предложение, но мне как-то не хочётся, - спокойно ответила Дана.

В последнее время Лена возомнила себя сводницей и постоянно предлагала ей не совсем приемлемые кандидатуры для встречаний. То про студентика какого-нибудь желторотого расскажет, то про какого-нибудь непьющего и посему очень принципиального работника колбасного цеха.

Один раз, устав от уговоров этой приставучей свахи-любительницы, Дана согласилась пойти на свидание с парнем, который играл на контрабасе в каком-то подмосковном оркестре. Надо ли говорить, что потенциально романтическая встреча закончилась полным провалом.

Парень оказался потомственным музыкантом, и всё свидание рассказывал ей скучные и неинтересные истории, связанные с классической музыкой. При этом он постоянно сморкался, кашлял, чего-то искал в своих длинных, немытых волосах и даже жаловался на маму, испортившую ему всё его детство бесконечными занятиями на этом тяжёлом, неприподъёмном контрабасе. А он, мол, всю жизнь мечтал играть на блок-флейте! Уж очень ему её тембр нравился! Дану не по-детски раздражала классика, но она решила дать нытику последний шанс и объявила ему, что голодна. Парень сориентировался и со словами: «Я щас», быстро умотал куда-то. Вернувшись, он принес с собой два плавленых сырка «Дружба» и довольно протянул один из них Дане, у которой от подобного обхождения даже глаз задёргался. В итоге, парень очень удивился, когда она размазала этот сырок ему по лицу.

После этого скандала, Лена немного притихла, но своих своднических попыток полностью не оставила, и сейчас решила сделать ещё один плавный заход:

- Ну как знаешь! По мне, так тебе давно пора на всё наплевать и срочно пойти куда-нибудь развеяться.

- Хорошо, я подумаю, - произнесла Дана каким-то нейтральным, ничего не выражающим тоном.

Лена в последний раз подушилась своей любимой «Красной Москвой» и вышла из комнаты.

Когда за Леной захлопнулась дверь, Дана волевым решением заставила себя подняться с кровати. За окном моросил мелкий дождь. Из-за открытой форточки в комнате было немного прохладно, поэтому Дана зябко куталась в толстое, тёплое одеяло на пуху. От природы она была чрезмерно теплолюбива и даже этим жарким летом она была вынуждена спать под ним. Она бросила взгляд на настенные деревянные часы с кукушкой, которые Лена привезла из своей родной Тулы. Сама кукушка, к счастью, не функционировала, зато с часовым механизмом был полный порядок. Часики показывали начало одиннадцатого. До начала работы ещё оставалось почти три с половиной часа. Дана немного походила по комнате и мечтательно приземлилась на табуретку перед зеркальным трюмо.

Она внимательно посмотрела на своё отражение. Слов нет, она всё ещё молода и красива. Молода-то, молода, но уже далеко не девочка. Всё-таки в июле ей исполнилось двадцать шесть. Это, конечно, ещё не старость, но она уже давно стала понимать разницу между двадцатилетними девушками и тридцатилетними женщинами. Дана пока находилась ровно посередине. Конечно, если пить, курить и не заниматься собой, то и в двадцать лет можно выглядеть на все сорок. Таких примеров вокруг было сколько угодно. Человеческий организм несовершенен и, как у всякой сложной конструкции, у него есть свой ограниченный ресурс.

Скрупулёзно изучив своё лицо, Дана заметила маленькую, почти незаметную мимическую морщинку посередине лба. И когда только она успела появиться? Это первый звоночек. С годами таких морщинок будет появляться всё больше и больше и, рано или поздно, они покроют всё её красивое лицо, подобно тому, как пыльные серые дороги уродливой лентой пересекают то место, где раньше росла молодая дубовая рощица.

Дана практически не пользовалась косметикой. Единственное, что она делала – это подводила глаза чёрным тонюсеньким карандашом. Она, надо сказать не без основания, считала, что тёмная обводка придает им загадочную выразительность.

Она сбросила с плеч одеяло и стянула с себя ночную рубашку. Под ней оказалось чёрное кружевное бельё. И не абы какое белье, а самое настоящее французское, импортное. Спасибо Александру Михайловичу, её бывшему свёкру. Достать такую хорошую вещь без него было бы очень не просто. Дана всегда спала в нижнем белье, потому, что хорошо училась в школе и знала, что большая грудь, как и всё на этой планете, подчиняется Всемирному закону тяготения, и без должной поддержки эта тяжелая красота быстро приходит в негодность. А своей грудью она очень гордилась. А вот за это – отдельное спасибо маме. Это её хорошее наследство.

Дана подошла к табуретке, на которой стоял небольшой эмалированный чайник с красными вишенками, открыла крышку и удовлетворено кивнула головой. Воды в чайнике было вполне достаточно, и это означало, что не надо выходить в коридор, идти в туалет и набирать её из-под крана. Рядом с чайником, на старом январском номере газеты «Правда» лежал громадный кипятильник, который достался ей по наследству от отца, профессионального военного. Дана опустила кипятильник в воду и включила его в розетку. Через несколько минут из чайника повалил пар. Дана взяла со стола пачку индийского чая «Три слона» и отсыпала ровно одну чайную ложечку в свою любимую оранжевую чашку.

У чашки в нескольких местах по краям были сколы и, по правде говоря, её уже давно стоило выбросить. Но эта самая чашка была с ней все нелёгкие студенческие годы, и Дана воспринимала её как свой счастливый талисман. Она сделала первый обжигающий глоток, и это её немного взбодрило.

А ведь папа так мечтал, чтобы она стала врачом! Он был просто счастлив, когда Дана поступила в медицинский институт. К сожалению, рак лёгких наша советская медицина лечить так и не научилась, поэтому увидеть, как его дочь с отличием закончила «мед», отцу было не суждено.

- Бедный папа! А ведь он так хотел получить звание майора. Не успел…, - тихо прошептала она.

В глазах предательски защипало, но Дана быстро поборола в себе желание поплакать и усилием воли заставила себя улыбнуться.

По типу характера Дана была перфекционистом и поэтому в своей жизни она всё старалась делать правильно. Как надо.

Дана довольно рано вышла замуж. Как и следовало ожидать, её избранником стал интеллигентный, симпатичный и очень перспективный молодой человек, сын крупного чиновника из министерства внешней торговли СССР.

С Мишей она познакомилась, когда училась на четвёртом курсе. Её приятельница Даша, с которой они в то время были весьма дружны, однажды уговорила Дану пойти на развесёлую студенческую вечеринку.

Путь от общежития до нужного дома занял уйму времени. Сначала они ехали на метро до станции «Щербаковская», потом довольно долго добирались оттуда пешком. Дана совершенно точно запомнила, что дом стоял на тихой улочке рядом с железнодорожными путями, от которой его отделяла всего лишь небольшая тополиная аллея. Кажется, улица называлась «Рижский проезд». Интересно, а какое отношение она имеет к Риге? Наверное, тому, кто предлагал название этой улицы случайно показалось, что красивые высотные дома построены в солидном прибалтийском стиле. Дана никогда не была в Риге, но эту улицу она почему-то очень хорошо запомнила. Рижский проезд отличался тем, что вдоль него стояли исключительно «сталинские дома». Быть может, они различались между собой по планировке и убранству, но их объединяло одно – красота, незыблемость контуров и наличие родимой коммунистической символики во внешнем декоре.

Нужный им с Дашей дом числился на Рижском проезде под номером «три». Это было солидное сталинское строение с симпатичными орнаментами, барельефами и декоративными колоннами на облицовке. Дана где-то мельком слышала, что архитектурный стиль таких домов называется «сталинское барокко», но в правильности этого термина она, не будучи архитектором, до конца была не уверена. На этом список того, что выгодно отличало этот дом от  какой-нибудь «хрущёбы», не заканчивался.

На первом, или цокольном этаже, располагалось целых четыре магазина: булочная, гастроном, универмаг и магазин «Ткани». Даша, как-никак, была местной жительницей (она жила неподалёку на Ракетном бульваре) и коротко рассказала Дане про каждую из этих, поистине замечательных, торговых точек.

Булочная была знаменита на весь микрорайон тем, что два раза в неделю там стабильно выбрасывали огромные вафельные пласты, размером метр на метр, которые пользовались чрезвычайной любовью местного населения. Здоровые, пресные и безвкусные вафли были очень популярны по нескольким причинам. Во-первых, за неимением ничего остального ими можно было спокойно закусывать водку. Во-вторых, на их основе делали наивкуснейший десерт. Сгущенное молоко смешивали с порошком какао и сливочным маслом. Всё это можно было при особо удачных раскладах достать в соседнем с булочной гастрономе. Эти товары были в постоянном дефиците и, чтобы собрать их воедино требовалось много времени, сноровка и даже хитрость. Полученной однородной смесью обмазывали вафли и делали своеобразный вафельный торт в четыре или пять слоёв. Потом это произведение искусства резали на маленькие квадратики. В итоге получались шикарные вафли с шоколадно-сливочной начинкой. Главным преимуществом этого венца кондитерского искусства было то, что купить нечто подобное в захудалых совковых булочных было нельзя. К тому же, хранилось такое лакомство сравнительно долго – практически неделю.

Народу, который стоял в километровой очереди за этими чудесными вафлями, всегда было чем заняться. Первое – это радость общения с ближними. А тем сознательным гражданам, кому посчастливилось после долгого бдения в очереди, в конёчном счете, проникнуть в само помещение булочной, представлялась прекрасная возможность поглазеть на высоченные белые рельефные потолки, покрытые застарелой серой гарью.

Даша предложила выпить по стакану виноградного сока в соседнем с булочной гастрономе. Магазин был привычно разделён на отделы. Справа располагался отдел рыбы и мяса, встретивший их унылыми пустыми полками. Рядом с ним по центру магазина находилась секция молочной продукции. Здесь очень сильно пахло прокисшей сметаной и немытым коровьим выменем. Позади пухлой молодой продавщицы в белой шапочке и таком же белоснежном переднике стояли огромные железные 25-литровые бидоны со сметаной и молоком. Оттуда торчали не менее крупные стальные половники, которыми продавщица отпускала эти продукты покупателям в их собственную тару «в розлив». Очереди в этот отдел сейчас не было, так как эти продукты успели закончиться ровно в два часа дня. В холодильном отделении лежали остатки круга из солёного сливочного масла. Туда очередь была несущественной. Солёное маслице большим спросом не обладало. Зато тем, кто стоял за ним в одни руки отпускали не более 200 грамм.

Отдел по продажи соков, газировки, чая и прочей дребедени располагался от входа слева. Народу там не было. Зато около него стояло несколько высоких столиков, чтобы испытывающий неукротимую жажду народ, смог наилучшим образом утолить её за ними. Разумеется стоя. Наличие стульев – это признак общепитовских кафе и ресторанов. На кафельном прилавке стоял автомат по продаже прохладительных напитков.

Автомат был передовым во всех смыслах этого слова. Гранёные общественные стаканы здесь не мыли вручную: они быстро вращались в прозрачной автоматической мойке, омываемые со всех сторон потоками тёплых водяных струек. Рядом стояли большие пластиковые емкости, в которых соки постоянно перемешивались с целью охлаждения и недопущения образования естественного осадка.

Девушки подошли к скучающей молоденькой продавщице.

- Два виноградных сока, пожалуйста.

- 10 копеек.

Подруги взяли по стакану сока и встали за столик, уютно расположенный у заляпанного пыльного окна. Погода стояла великолепная, но при этом сказывалось чрезмерное обилие цветущих тополиных деревьев в округе. В воздухе повсюду летали белые пушистые хлопья тополиного пуха. Он был буквально везде: забивался в углы, покрывал дороги и тротуары, надоедливо оседал в волосах. Тем, кто никогда не наблюдал это явление, могло показаться, что в Москве установилась погодная аномалия: «снегопад» при 25 градусах тепла. Местные мальчишки задорно гоняли по двору, выискивая самые большие залежи этого пуха, а затем со смехом кидали туда горящие спички. Пух сгорал практически мгновенно, оставляя после себя тонкий слой невесомой чёрной золы, среди которой зеленели крошечные тополиные семена.

Сок был освежающим и очень вкусным. Это означало только то, что в этом магазине была на редкость совестливая заведующая и особо сильно разбавлять сочок студёной хлорированной водицей она, по-видимому, своим продавцам не разрешала.

Даша брезгливо вытащила из стакана случайно залетевшую туда пушинку.

- И какому выдающемуся деятелю пришло в голову столько тополей в Москве посадить? – проворчала она. - Весь город этими летающими «одуванчиками» загажен! У меня по этой причине нос уже целый месяц не дышит!

Даша была своего рода уникумом, так как у неё была аллергия практически на всё, что можно. Врачи категорически запретили ей употреблять в пищу молочные продукты, орехи, мёд, шоколад, грибы, мясо и сырые овощи. Поэтому Даша питалась в основном только варёной капустой и варёной картошкой. Если Даша не соблюдала свою нехитрую диету, то у неё раздувалось лицо, закладывался нос и из глаз ручьями текли слёзы. Кроме того, ей грозило провести пару-тройку часов, заседая верхом на унитазе, так как её нежный желудок большинство продуктов правильно переваривать отказывался. От недостатка витаминов Даша была до болезненности бледна и тоща, зато у неё была большая крепкая грудь, в экстенсивном развитии которой она винила регулярное потребление всё той же варёной капусты.

 Но даже не продукты были основной головной болью несчастной студентки. Её до трясучки лихорадило от всех домашних животных, но главной вещью, которая подрывала её слабое измученное здоровье, были сезонные аллергии. Весной она была больна, потому что всё вокруг начинало цвести и пахнуть; летом у неё возникала аллергия на жару и солнечный свет; осенью у неё обнаруживалась реакция на пыль и запах осенней листвы; а зимой она часто и подолгу болела просто от того, что из-за ослабленного иммунитета к ней прилипала вся существующая инфекционная зараза.

- Даша, скажи, пожалуйста, а к кому мы сегодня в гости идём? – спросила свою подругу Дана.

- Дан, сегодня я познакомлю тебя с одним очень хорошим парнем, он как раз в следующем году Московский финансовый институт заканчивает. Бухгалтер. У него очень обеспеченная семья. Я слышала, что его отец работает за границей. Во Франции, кажется.

- А я думала, что он тоже медик. Откуда ты его знаешь?

- Мой друг с ним на одном потоке учится.

- У тебя появился парень?

- Ну, можно сказать, что да. Мы с ним, правда, всего пару раз виделись. Но он ко мне явно не равнодушен.

- Хороший?

- Очень. Ты обязательно его сегодня увидишь.

Даша посмотрела на свои крохотные наручные часы, которые она по какой-то непонятной причине носила попеременно то на правой, то на левой руке, и удивленно пробормотала:

- Уже почти 6 часов. Нам пора собираться.

- Даш, а нам там скучно не будет?

- Нет, конечно! Не переживай, подруга.

Они быстро допили остатки виноградного сока, поблагодарили широко зевнувшую полусонную продавщицу и вышли на улицу.

Около универсального магазина уже начала собираться солидная вечерняя очередь. Когда девушки проходили мимо, они услышали неторопливую беседу двух аккуратных бабушек соборно-благообразного вида.

- Марья Сергеевна, чегой-то сегодня дають-то?

- Стиральный порошок, Полина Валерьевна. Польский, импортный.

- А много в одни руки дают-то?

- По две пачки за раз, Марья Сергеевна, я уже второй раз стою!

- Тогда я за буду Вами, Марья Сергеевна. Порошочек в хозяйстве - вещь нужная.

То, что происходило сейчас перед магазином «Ткани» никаким образом не напоминало организованную советскую очередь. Это было больше похоже на первомайский митинг или вавилонское столпотворение.

Возбужденная, галдящая и необычайно многочисленная толпа граждан штурмовала тяжелые дубовые двери небольшого трикотажного магазина. Раз в десять минут в магазин запускали по пять человек, и ровно столько же одновременно выпускали оттуда. Довольные, улыбающиеся люди покидали магазин «Ткани» держа в руках толстые бумажные свёртки. Пока девушки искали нужный подъезд, дверь магазина открылась, и оттуда почти на карачках выполз маленький тщедушный человечек в старомодной соломенной шляпе и поизносившемся сереньком твидовом костюме. Его глаза излучали счастье человека, только что удовлетворившего свои ущёмленные покупательские потребности. Он почти с отцовской любовью прижимал к своей тощей шерстяной груди коричневый бумажный свёрток, на скорую руку перевязанный хлипкой бумажной верёвкой. По оживлённой толпе пронеслось: «полотенца», «махровые полотенца» и «дают полотенца».

Девушки не стали дальше изучать эту обыкновенную до банальности советско-обывательскую картину и быстренько нырнули в спасительную прохладу подъезда.

Последний поразил их своими огромными размерами, добротной отделкой и гигантской электрической люстрой, свисающей с высоченного, недавно покрашенного потолка. Они поднялись на лифте до пятого этажа, и упёрлись в большую белую дверь, по обеим сторонам которой располагалось четыре кнопки звонка с обозначенными под ними номерами квартир. Даша встала на цыпочки и только так сумела дотянуться до верхнего правого звонка. Через минуту они услышали, как на внутренней лестничной площадке открылась дверь. В следующий момент распахнулась и входная дверь перед ними.

Открывший её молодой человек стоял в ярких лучах холодного люминесцентного освещения. Он был одет в лёгкие синие джинсы и короткую джинсовую куртку. У него были светлые волосы, а на его переносице солидно покоились красивые очки в строгой роговой оправе. Первым делом, молодой человек с восхищением уставился на Дану, потом его взгляд скользнул по её спутнице, и он понимающе начал расплываться в улыбке:

- Даша! Как хорошо, что Вы смогли приехать!

- Привет, Вадик! Познакомься, это Дана. Она тоже будущий врач.

- Рад познакомиться, Дана! Ну что же вы, девушки, стоите? Проходите скорее.

Квартира была трёхкомнатная, не очень большая, зато довольно чистенькая и уютная. В коридоре стояла импортная дефицитная мебель. Как сразу решила неискушенная в таких делах Дана, она была то ли польского, то ли румынского производства. Планировка квартиры представляла собой букву «Ш», где основанием был коридор, а комнаты расходились от этого основания длинными, вытянутыми и параллельными друг другу лучами. Прямо по центру располагалась просторная кухня, где сейчас находилось, по меньшей мере, человек двадцать курящей и выпивающей молодёжи. На столе стоял мощный японский «кассетник», проигрывающий легкомысленные итальянские поп-композиции, очень модные в то время в Советском Союзе.

Девушек в квартире было меньше, чем молодых людей, но большинство из них были весьма и весьма симпатичными. Одна из них, хрупкая рыженькая девчушка с утонченным «фарфоровым» лицом, с сосредоточенным видом доставала столовой ложкой чёрную икру из синей жестяной банки и щедро размазывала её по кускам порезанного белого хлеба. Рядом с ней стояла стройная аппетитная блондинка в стильной голубой маечке с цветулёчками и упоённо крошила какой-то неизвестный Дане салатик.

В свете уходящего дня на столе всеми цветами радуги переливались разноцветные бутылочные стёклышки. Дана сообразила, что только водка, пиво «Жигулёвское», грузинское вино и армянский коньяк «Арарат» были советского производства. На всех остальных бутылках красовались незнакомые заграничные этикетки, содержащие названия на непонятных иностранных языках. Больше всего Дане понравились маленькие стеклянные бутылочки необычной формы, на которых значилось: «Coca-Cola». Это странное название ей ни о чём не говорило. Вечеринка была в самом разгаре, поэтому большинство бутылок были уже початы, а некоторые, так почти и вовсе ополовинены. В её правом ухо раздалось: «Что будете пить?». Это был всё тот же Вадик. Дана отметила про себя, что он уже уверенно держал Дашу за руку.

«Шустрый какой!», - подумала она, а вслух же произнесла:

- Мне, пожалуйста, вот это!

- Так это ведь кока-кола! Она безалкогольная!

- Ну и что, я вообще-то не пью!

- Эээ, так не пойдёт, Даночка! У нашего друга Миши сегодня день рождения. Надо хотя бы чуть-чуть пригубить за его здоровье. Хотя у него с ним и так полный порядок!

Вадик загадочно хмыкнул.

- Вы отмечаете день рождения? – удивлённо спросила Дана.

- А как же! Я тебя сейчас с именинником познакомлю. Только вот для начала надо его отыскать.

У Даны совершенно не было настроения знакомиться с кем-либо, особенно с непонятно откуда взявшимся товарищем «новорожденным». К тому же, ни о каких днях рождения Даша в разговоре с ней не упоминала, поэтому подарка для счастливого именинника у них, к большому сожалению, не наблюдалось. Ах, как это неудобно приходить на день рождения к совершенно незнакомому человеку, не имея с собой хоть какого-нибудь завалящегося, пусть даже и чисто символического презента!

Рядом с бутылками кока-колы лежала добротная «открывалка» с удобной деревянной ручкой, и Дана не преминула воспользоваться ей для того, чтобы добраться до загадочной коричневой жидкости. Она откупорила железную крышку и сделала осторожный глоток. Кока-кола показалась ей очень сладкой, излишне концентрированной, и, как показалось Дане, имела вкус каких-то очень необычных ароматных специй. Несмотря на специфичность, вкус кока-колы ей понравился.

- Ну и как тебе главный безалкогольный напиток продажных западных империалистов? – прорезался голос в её правом ухе.

Дана чуть не поперхнулась от неожиданности. Перед ней стоял красивый молодой человек с тонкой белой ниточкой пробора в прилизанных тёмно-каштановых волосах. Парень протянул ей руку.

- Миша.

- Дана. Поздравляю с днём рождения!

Миша сделал большие круглые глаза:

- Какой такой день рождения? Он у меня вообще-то в декабре!

Дана почувствовала себя крайне неловко и начала необратимо и бесповоротно краснеть. Сначала у неё покраснели уши, затем двумя красными запрещающими стоп-сигналами засветились щёки. Именно так должен был чувствовать себя Вини Пух, когда он оборжался до такой степени, что не мог вылезти из кроличьей норы. С пунцовыми щёчками Дана стала смотреться ещё очаровательнее, чем обычно.

- Прости, пожалуйста! Вадик сказал, что он у тебя сегодня.

- Слушай его больше! – озорно подмигнул ей Миша. - Вадик - тот ещё шутник. У него весьма своеобразное чувство юмора.

- Тогда что за повод? – удивилась Дана.

- Повод нужен только законченным алкоголикам. А мы просто так, без повода собираемся, тем более, что скоро лето, и все разъедутся на каникулы.

- Ты тоже?

- Лично я – нет! Отец сумел пробить мне хорошую стажировку на всё лето. Он считает, что мне уже пора всерьёз задуматься о работе. Ещё год и прощай институт!

Дана внимательно присмотрелась к нему. У Миши было открытое мужественное лицо, хотя и не без некоторой приторной слащавости. На нём пузырилась свободная белая рубашка с короткими рукавами и синие джинсы, подозрительно похожие на те, что были у Вадика.

«Интересно, кто кого заграничной «джинсой» снабжает?», - задалась вопросом Дана.

Её терзало чудовищное любопытство относительно того, откуда в этой квартире существует подобное продовольственное изобилие, тогда как большинство жильцов этого многоквартирного дома в то же самое время терпеливо стояло в очередях за скудной низкокалорийной снедью. Свободы выбора у них было немного: либо ты весь вечер стоишь за хлебом, маслом и варёной колбасой, либо наутро тебе нечего будет жрать. Дана уже хотела задать интересующий вопрос, но Миша её опередил. Он широким жестом обвёл разноцветную бутылочную батарею и произнёс:

- Это всё отец из-за границы привёз! Очень хорошие напитки, совсем не похоже на ту дрянь, которой нас травят.

- А кем работает твой отец?

- Он торговый представитель СССР во Франции.

- Ты там был? – поинтересовалась Дана.  

- Конечно! Правда, это было довольно давно.

О деталях своего пребывания во Франции, Миша предпочёл не распространяться. Он сделал логическую паузу:

- Предлагаю выпить за наше знакомство. Я вижу, тебе нравится кола. Хочешь, я намешаю тебе хороший коктейль?

- Хочу! – сразу же согласилась девушка.

Миша достал из деревянного буфета красивый глубокий бокал, затем сходил к большому импортному холодильнику и достал оттуда несколько кубиков льда. Он аккуратно положил лёд на толстое хрустальное дно, взял в руки небольшую прозрачную бутылку с красной наклейкой и налил из нёе в бокал какой-то золотистой жидкости. В воздухе сразу же запахло алкоголем и солодом.

- Что это? – спросила Дана.

- Это шотландский виски.

Оставшееся пространство бокала Миша заполнил коричневой пенящейся кока-колой и протянул напиток Дане.

- А это не слишком крепко? – засомневалась она.

- Попробуй! Я уверен, что тебе понравится!

И Дана попробовала. Вкус кока-колы был вполне узнаваем, но теперь к нему прибавилось мягкое горьковато-древесное послевкусие. Уже через секунду Дана почувствовала, что потихоньку начинает хмелеть:

- Очень вкусно! Ты не пьёшь? Налей себе тоже!

 Миша кивнул головой и налил в свой бокал немного виски.

- Ты не любишь кока-колу? – изумилась Дана.

- Люблю, но мне кажется, что виски с колой – это в большей степени женский напиток, чем мужской.

- Почему?

- Слишком сладко!

Дана улыбнулась. На секунду ей показалось, что голоса окружающих слились в один монотонный гул, и даже сахарные серенады итальянцев стали восприниматься как чужое отдалённое эхо. Солнце кубарем скатилось за горизонт, и в комнату начал вползать тёплый, дружелюбный полумрак. Казалось, что надобно всего лишь протянуть руку, и можно будет дотронуться до его тёмной, вязкой шерсти. Не исключено, что это были всего лишь клубы сиреневого табачного дыма.

Так или иначе, но с каждой минутой Миша начинал ей всё больше и больше нравиться.

Через год они поженились. Благодаря усилиям Мишиного отца, свадьба была организована с размахом и даже некоторой помпой. Присутствовали все атрибуты того, что делало любую свадьбу богатой, торжественной и по-настоящему аппаратно-номенклатурной: «Грибоедовский» дворец бракосочетаний, свадебный кортеж из автомобилей ГАЗ-14 «Чайка», праздничное застолье в ресторане «Прага».