В Великой Отечественной Войне со стороны СССР участвовало 34.767.000 человек. 4 страница

 Выдать вещи постороннему лицу пасторша не намерена и говорит, что они у нее оставлены на хранение и что она их выдаст только опять той же Фрейлине, вещи принесены со слов пасторши в конце весны или же в начале лета, и состоят из следующих предметов:

один большой ковер /в настоящее время лежит на полу в комнате/, два умывальных прибора фарфоровых, две серых занавески с кольцами из блестящего материя, один габлин для стола со скатертью, одно зеркало принадлежало Государю, золота не видела.

 О вышеизложенном 25.01.1919г. Талашманов составил протокол!                            /Прищеп В./

Сергееву были переданы вещи принадлежащие Анне Демидовой от Консульства Великобритании с сопроводительным письмом за № 24/19, а именно: 4 кольца с камнями, 1 брошь в форме короны с бриллиантами, 1 пара серег, 2 брошки в форме кольца с камнями, 1 браслет в форме короны с бриллиантами и золотой цепочкой, 1 золотой кулон с аметистом и надписью 1913г.

 Драгоценности были поручены Британскому Консульству для хранения, во время большевистского режима, Великобританским подданным г. Гиббс, бывшим преподавателем наследника!

 16.10.1918г., Сергеев направил прокурору суда копии дознания на Н.Новоселова, П.Лылова и Ф.Балмышеву, как о деянии, не имеющем связи с убийством Романовых, но содержащем признаки соучастия в групповой краже. Лылов и Балмышева – те самые курьеры банка и облсовета, которые подобрали до прихода Колчака кое-что из вещей Царской Фамилии и придворных.

 Балмышева, супруга Лылова, служила официанткой в банке.

 Она не удерживала мужа от кражи и хранила принесенный им узел с вещами!

 Обнаружение предметов Царской Семьи, служило в те годы достаточным поводом для расстрела на месте. Сергеев учитывал реальную обстановку и в поручениях через воинских начальников претендовал хотя бы на допрос интересовавших его людей.

 В связи с захватом белыми войсками Перми, он через генерала Пепеляева предлагал задержать: бывшего председателя Верх-Исетского Исполкома С.П.Малышкина, бывшего военкома Петра Захаровича Ермакова /1884+1952/, большевиков Н.С.Партина, В.И.Леватных, А.Костоусова, П.С.Медведева и Я.Х.Юровского, имея сведения, что некоторые из них заключены в Пермскую тюрьму. И сохранить в настоящее время жизнь тех, кого перечислял в направляемом списке.

 Когда по заданию Сергеева, новый начальник угрозыска Екатеринбурга Плешков, направил запрос начальнику тюрьмы от 24.09.1918г. за № 2077 о доставке на допрос бывшего охранника Ипатьевского дома А.Н.Комендантова, то получил деликатный ответ об отправке его «в расположение военных властей» - означающее в подобных справках расстрел!

 Передача прокурору материалов о воровстве Лылова, Новоселова и Балмышевой, означала снятие с них политических причин ареста и давала шанс на сохранение жизни!

 20.10.1918г., Сергеев этим способом решился на отказ от обвинения охранника М.Летемина в политическом преступлении. Ему предстояло отвечать только за кражу.

 И уж совсем безпрецедентным выглядело постановление от 11.11.1918г., об освобождении М.Д.Медведевой. Сергеев доказательно обосновал отсутствие в ее поведении признаков укрывательства преступлений, и через 3,1/2 месяца тюрьмы она вышла из нее!

 Спроси у Екатеринбуржца в 1918г., о доме Ипатьева, он вряд ли показал бы здание на углу проспекта и переулка, одинаково называвшихся Вознесенскими. Местным жителям этот особняк с садом, двумя дворами и хозпостройками был известен как дом Попель.

 Капитан инженерных войск в отставке Н.Н.Ипатьев на допросе 30.11.1918г, у Сергеева рассказал, что купил дом в марте 1918г, у купца И.Г.Шаравьева.

 27.04.1918г., к нему явился комиссар Жилинский, и объявил, что дом будет занят для надобностей Совета, предупредив Ипатьева о необходимости очистить дом к 29 апреля.

 28 апреля Ипатьеву был вручен приказ Жилищного Комиссара Коковина от 27.04.1918г., за № 2.778, очистить дом к 3 часам дня 29 апреля! Имущество было описано комиссией в составе товарища Председателя Екатеринбургского Исполкома Загвозкина и члена того же комитета П.М.Быкова;

подлинник описи за подписями членов комиссии был выдан Ипатьеву на руки.

 Освободив дом, Ипатьев попросил свою родственницу Е.Ф.Попель известить его о возможности возвратиться из села Курьинского в Екатеринбург!*

  Т.И.Чемодуров допрошенный Сергеевым 16.08.1918г, показал:                                     /Прищеп В./

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*В 1928г., мать Николая-II – Дагмара, в Дании, получила письмо от русского инженера, жившего к тому моменту в Праге. Им, как выяснилось, оказался не кто иной, как Николай Ипатьев – бывший владелец дома в Екатеринбурге. Кроме просьбы о займе в 500 фунтов стерлингов, он прислал две акварели, найденные в своём доме, полагая, что они нарисованы Великой Княжной Ольгой.

«Камердинеров при Государе, кроме него было еще два: Н.К.Тетеревятников и П.Ф.Котов; каждый из нас дежурил при Государе понедельно.

  В круг обязанностей камердинера, входили исполнение всех личных приказаний Государя и доклад обо всех особах, имевших к нему личный доступ; без доклада камердинера, никто кроме супруги Государя и его детей, не имел права входить в кабинет Императора.

 За время моей почти 10 летней службы могу сказать, что Царь был прекрасным семьянином; обычный порядок дня был такой: в 8 часов утра Государь вставал и быстро совершал свой утренний туалет; в 8 ½ часов – пил у себя чай, и далее до 11 часов занимался делами:

прочитывал представленные доклады и собственноручно налагал на них резолюции; работал Государь один и ни секретарей, ни докладчиков у него не было;

 от 11 до часу дня, а иногда и более, государь выходил на прием, а после завтракал в кругу семьи; если прием представлявшихся Государю лиц занимал более положенного времени, то семья ожидала Государя и завтракать без него не садилась.

 После завтрака Государь работал и гулял в парке, при чем непременно занимался каким-либо физическим трудом, работая лопатой, пилой или топором;

 после работы и прогулки в парке – полуденный чай, от 6 до 8 вечера – Государь снова занимался у себя в кабинете делами, в 8 часов вечера Государь обедал, затем опять садился за работу до вечернего чая в 11 часов вечера.

  Если доклады были обширны и многочисленны – Государь работал далеко за полночь и уходил в спальню только по окончании своей работы.

 Бумаги наиболее важные, Государь лично вкладывал в конверты и заделывал;

 для отсылки бумаг по принадлежности Государь приглашал дежурного камердинера.

 Перед отходом ко сну Государь принимал ванну. Кроме того, Государь аккуратно вел дневник и писал иногда до глубокой ночи. Тетрадей дневников накопилось очень много.

 В семейном быту Государь не допускал никакой роскоши и в столе, одежде и домашнем обиходе Государь и его семья придерживались скромных и простых привычек. Отличительной чертой всей Царской семьи была глубокая религиозность; никто из членов семьи не садился за стол без молитвы; посещение церкви для них было не только христианским долгом, но и радостью.

  Отношения как между Государыней и Государем, так между детьми и родителями были самые простые и сердечные. После февральской революции жизнь Царской Семьи в Царском селе протекала в общем также, как и до переворота: никаких стеснений и ограничений в привычной обстановке сделано не было: отношение офицеров охраны было вполне корректное; не было каких-либо грубых выходок со стороны солдат, несших охрану.

 Распоряжение о выезде из Царского села объявили за 10 дней, и служащие имели возможность упаковать необходимые для Царской Семьи и сопровождающих ее придворных служителей вещи.

 1 августа перед самым отъездом выяснилось, что местом жительства будет один из северных городов, вместо предполагавшейся отправки на юг.

 На вокзале Царскую Семью встретил Председатель Совета Министров А.Ф.Керенский.

 Для проезда по железной дороге были предоставлены вагоны международного общества – просторные и удобные; отряд военной охраны помещался в особых вагонах, во главе с полковником Е.Кобылинским.*                                                                                                                      /Прищеп В./

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*Евгений Степанович Кобылинский /1879+1927/, Лейб-гвардии Петроградского полка полковник запаса. После ранения под Лодзью, лежал в лазарете Е.Ф.Лианозовой, где младшей сестрой милосердия была К.М.Битнер. Начальником Царскосельского гарнизона после ареста Государя, назначен генералом Л.Г.Корниловым. Комендант Отряда особого назначения и начальник охраны дома в Тобольске. Женился на Клавдии Михайловне Битнер, переехавшей с ним в Тобольск, где она преподавала в гимназии и давала уроки Царским Детям. 23.05.1918г, отстранен от должности коменданта, после чего перешел к адмиралу А.В. Колчаку. Под Красноярском взят в плен. Сидел в тюрьме. После Гражданской войны жил с женой в Рыбинске, где был арестован и расстрелян!

«В пути стало известно, что Государь с семьей будет жить в Тобольске. В Тюмени, к пристани был подан пароход, на котором был совершен дальнейший переезд в Тобольск.

  Из придворных особ с Государем проживали в Тобольске: князь В.А.Долгоруков, генерал И.Л.Татищев, графиня Гендрикова, лейб-медик профессор Боткин, учителя иностранных языков Англичанин мистер Гиббс и Швейцарец месье Жильяр; служителей различных наименований было человек 25, но после октябрьского переворота штат был сокращен.

 На содержание Государевой Семьи и всех находившихся при семье лиц стали отпускать лишь по 600 рублей в месяц на каждого члена семьи. Татищев по распоряжению Государя уволил 12 человек служителей, выдав им необходимые на проезд суммы.

 Жалованье оставшимся служащим было уменьшено: я лично отказался получать и те 150 рублей, которые мне были назначены вместо получаемых ранее 400 рублей.

 В 6 часов вечера 25 апреля неожиданно было объявлено категорическое распоряжение Центр. Исп. К-та. С.К. и Р.Д. о немедленном переселении в город Екатеринбург:

от комитета был уполномоченный, именовавшийся Яковлевым;

протесты Государя и Государыни, указывавших на болезнь сына были оставлены без внимания.

 Решено было оставить больного Наследника на попечении сестер и придворных особ, а в Екатеринбург поехали Государь с Государыней и В.К.Мария Николаевна, Князь Долгоруков, проф.Боткин и служители: Чемодуров, Седнев Иван Дмитриевич /детский лакей/ и комнатная женщина Анна Степановна Демидова.

 Ввиду того, что мы выехали из Тобольска часа в три ночи 26 апреля, я успел уложить лишь самый необходимый багаж из вещей Государя:

одну дюжину денных рубах, 1½ дюжины ночных, 1½ дюжины тельных шелковых рубах, 3 дюжины носков, штук 150-200 носовых платков, одну дюжину простынь, две дюжины наволочек, трое мохнатых простыни, 12 полотенец личных и 12 полотенец Ярославского холста; 4 рубахи защитного цвета, 3 кителя, пальто офицерского сукна, пальто простого солдатского сукна, короткую шубку из романовских овчин, пять шаровар, серую накидку, 6 фуражек, шапку; 7 пар сапог шевровых и хромовых; все это было уложено в 4 чемоданах».

 На форменной одежде Государя погоны были сняты мною по приказанию самого Государя. Столового белья мы с собой не взяли, не взяли также ни столового, ни чайного сервиза. Какие вещи были взяты для Государыни и В.К.Марии Николаевны – я сказать не могу, их собирали другие люди»!

 Уместно напомнить маршрут перевоза Императорской четы, из Тобольска со слов Николая Яковлевича Седова, штабс-ротмистра Крымского полка, на допросе его Сергеевым 22.11.1918г: «Поезд состоял из трёх троек с пулеметами и пулеметчиками, на следующей тройке ехал Государь с комиссаром Яковлевым, за ними следовала тройка с Государыней и В.К.Марией Николаевной, далее тройка с Боткиным и Князем Долгоруковым; в конце поезда были тройки со служителями и затем с красноармейцами.

 Поезд с Государём я встретил в д.Дубровно /верстах в 50-60 от Тобольска/.

 Царица узнала меня и осенила меня крестным знамением!

По прибытии в Тобольск я пошел к о.Алексею /Васильеву/ и имел разговор с его старшим сыном Дмитрием, по поводу данного мне Б.Н.Соловьевым поручения выдать мне для передачи Соловьеву 10.000 рублей из той суммы денег, которую Васильев должен был привезти из Петрограда. Но денег я никаких не получил и уехал в Тюмень и, по прибытии туда, передал Соловьеву результаты поездки.

 Соловьев также стал дурно отзываться как об о.Алексее и его сыновьях, называя их “спекулянтами”, и утверждая, что у него имеются доказательства их дурных поступков.

 Второй раз я прибыл в Тобольск в конце сентября и остановился в квартире у детей профессора Боткина. Из достоверных источников получил сведения о том, что о.Алексей /Васильев/ своим знакомым хвастался о том, что у него имеются письма и документы, относящиеся к Государю и имеющие важное значение; были у него, по его словам, и собственноручные письма Государя, переданные мне для отсылки по принадлежности».                                                     /Прищеп В./

«И что в числе документов у о.Алексея находится акт об отречении Государя от престола, а также 3 браунинга, из коих один с вензелем Государя, с этим браунингом, по словам о.Алексея, уехал в уезд его сын Александр; маленький браунинг показывал мне сам о.Алексей, он же сам говорил мне, что у него есть винтовка Государя. О. Алексей служит настоятелем Благовещенской церкви; в левом приделе он хранил палаш Цесаревича.*

Палаш этот о.Алексей мне показывал и вынес именно из левого придела церкви.

 Документы, частью хранятся в стене его дома, частью на чердаке дома и в одном из церковных алтарей. По словам о.Алексея часть вещей хранится у бывшего Царского служителя Кирпичникова и у полковника Кобылинского; должен сказать, что о.Алексей /Васильев/ находится в явно враждебных отношениях с полковником Кобылинским! О Кобылинском известно, что он распродавал из дворца некоторые Царские вещи после отъезда Царской Семьи из Тобольска и одновременно у него появились большие деньги. Из разговора с Васильевым я вынес впечатление, что хранимые им документы он намерен использовать в личных целях. Как офицер полка, шефом коего была Императрица, я по соглашению с некоторыми другими офицерами, преданными Царской Семье, задался целью оказывать заключенному Императору возможную помощь.

 Почти всю минувшую зиму я прожил в г.Тюмени, где познакомился с Борисом Николаевичем Соловьевым, женатым на дочери Распутина — Матрене. Соловьев узнавший как-то о моем появлении в Тюмени, сообщил мне, что он состоит во главе организации, поставившей целью своей деятельности охранение интересов заключенной в Тобольске Царской Семьи.

 Все сочувствующие задачам и целям указанной организации, должны были явиться к нему, прежде чем приступить к оказанию в той или иной форме помощи Царской Семье»!

 Современникам событий был хорошо известен член Госдумы Николай Евгеньевич Марков, черносотенец, с крайне монархическими убеждениями. Его ценили за верность единой и неделимой России, преданность Российскому Монарху и непримиримую борьбу с большевизмом.

  Штабс-ротмистр Н.Я.Седов был доверенным агентом Н.Е.Маркова.

XXII.

 

Б.Соловьев вначале проявил показную активность в февральской революции, некоторое время был даже адьютантом председателя Военной Комиссии Комитета Государственной Думы. Однако уже осенью 1917г., по просьбе Императрицы он женился на дочери Св.Григория Распутина - Матрене.

 Соловьев в конце зимы 1918г., приехал в Тобольск уже в качестве представителя А.А.Вырубовой. Он доставил крупную денежную сумму и секретное письмо, чем завоевал доверие Царицы.

 Сергей Марков был давним знакомым Соловьева и в Тюмени они пытались помочь Царской Семье. Матрена Соловьева называла его в дневнике «Серёжей»!

 Узнав, что Вырубова направляет в Тобольск С.В.Маркова, Н.Е.Марков поручил ему розыскать Седова и известить организацию о проделанной работе.                                                  /Прищеп В./

 С.Марков 10 марта был в Тобольске и описал свой приезд:

«… При свечке, после пути я впервые развязал свой узел. Все вещи были в полной исправности. Особенно обрадовало меня, что гиацинт, полученный мною от А.А. Вырубовой и уложенный мною в коробку с папиросами, совсем почти не завял. Я сделал небольшой пакет и решил его совместно с цветком и портретом покойного А.С.Танеева, а также с письмами, которые я извлек из-под стельки моих ботинок, передать о. Васильеву в первую очередь».                                /Марков С./

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*У Цесаревича Алексея было еще и ружье изготовленное Тульским Императорским заводом, в единственном экземпляре, о чём было написано золотыми буквами на инкрустированном прикладе. В 2000г, из-за этого ружья был убит коллекционер в Нижнем Новгороде бывшим участковым, а после приезда милиции пропало не только ружьё, но и футляр с бриллиантами! У этого коллекционера, в бытность Управляющего делами Президента России, был Павел Павлович Бородин и предлагал, за большую сумму, выкупить это ружьё или передать в музей, но получил отказ.

«О.Алексей только что вернулся из церкви и сразу же принял меня. После условной фразы, которая мне была сообщена А.А.Вырубовой, о.Алексей понял, что я действительно приехал от нее и что ему меня бояться нечего. Но все же он был как-то обезпокоен моим появлением и я из дальнейшего разговора понял, в чем дело. Положение Царской Семьи ухудшается с каждым днем ввиду того, что большевики из центра все более начинают обращать внимание на Тобольск.

 С начала этого месяца на каждого члена Императорской Семьи отпускается по 800 р. в месяц, что, конечно, совершенно недостаточно для мало-мальски приличного Ее содержания.

 Пробел в питании пополняется добровольной помощью населения и окрестных жителей.

 Отношение жителей Тобольска к Их Величествам в огромном большинстве прекрасное, окрестных крестьян тоже. Отношение охраны изменилось к худшему ввиду того, что большая часть ее после начавшейся демобилизации уехала домой и была пополнена новыми солдатами, приехавшими из Петербурга и из Царского Села.

 Все же среди охраны есть большое количество солдат, безусловно преданных Их Величествам, благодаря длительной совместной жизни, и на которых, в случае чего, можно положиться.

 В городе большевицкой власти до сих пор официально не существует.

 Совет рабочих депутатов особых затруднений Царской Семье не делает.

 О Седове у о. Васильева никаких сведений не было. По его мнению, он в Тобольск не приезжал, в противном случае он знал бы об этом от Их Величеств, так как имел свободный доступ в их дом.

 Об организации Маркова 2-го также не было ничего известно, и он не имеет с ней никакой связи.

 Б.Н. Соловьев был неделю тому назад в Тобольске, привез белье и теплые вещи для Их Величеств, после чего он уехал в Покровское.

 Их Величества и Их Высочества находятся в добром здравии и с истинно христианским смирением переносят все тяготы заточения.

 Лично он, о. Васильев, был одно время арестован за то, что провозгласил многолетие Их Величествам, но вскоре выпущен и с того времени находится под подозрением и наблюдением.

 После этого сообщения я понял причину волнения о. Алексея при моем появлении...

В заключении он сказал, что долго в таком положении Их Величества оставаться не могут. Необходимо приступить к решительным действиям, о чем он уже сообщил А. Вырубовой.

 Необходимо, чтобы в Тобольск приехало небольшое количество верных людей, но главная остановка за материальными средствами, которых вовсе не было, а не имея денежных средств, все предприятие становилось рискованным.

 Я заверил о. Васильева, что остановки за верными людьми не будет, что за мной по одиночке и группами в самом непродолжительном времени прибудет в Тобольск и окрестности более, чем нужное количество офицеров…

 Я просил о. Васильева передать принесенный пакет Их Величествам вместе с моими верноподданническими чувствами горячей любви и преданности, а также непременном желании, во что бы то ни стало, остаться вблизи Их Величеств…

 В конце нашего разговора в комнату вошел сын о. Васильева, с которым он меня и познакомил.

 Он произвел на меня очень симпатичное впечатление. Я вышел на улицу, пройдя несколько боковых улиц, очутился неподалеку от губернаторского дома… В одном из крайних левых окон второго этажа я заметил Великую Княжну Ольгу и Марию Николаевну. Они разговаривали между собой.

 Я на несколько секунд остановился, но больше никого увидеть не пришлось, и я отправился домой.

 Весь вечер я провел в писании письма Ее Величеству, в котором описывал происходившее в России, гибель нашего полка в Крыму с перечислением убитых однополчан, о жизни с Ю.А. Ден в Белецковке, последние известия о А. Вырубовой, а также о своем свидании с графом Келлером.

 Кроме того я умолял Ее Величество мужаться и не безпокоиться, Их не забыли и не забывают, “тант Ивет”, под каким наименованием знала Ее Величество о Маркове-2-м как о главе организации, еще с лета 1917 г., лихорадочно работает, все налаживается, и скоро Их Величества увидят в Тобольске не только меня».                                                                              /Марков С./

 «Вечером я не выдержал и отправился еще раз к о. Васильеву и передал его сыну письмо, написанное мной Ее Величеству. Когда я вернулся домой, часы потянулись томительно долго.

 Ночь была невыносима, и только когда настало утро, я почувствовал себя окрепшим.

 С трудом я дождался конца длинной великопостной службы. Когда публика вышла из церкви, я увидел о. Васильева, знаком приглашавшего меня войти в алтарь. Когда мы поздоровались, он дрогнувшим голосом в самых теплых и сердечных выражениях передал мне глубокую благодарность Их Величеств за мой приезд и при этом передал мне от имени Ее Величества благословение в виде иконки св. Иоанна Тобольского с одной стороны, а с другой – с изображением Абалацкой Божией Матери, молитвенник с собственноручной надписью Ее Величества: Маленькому М. благословение от Ш., и в подарок от Их Величеств большой мундштук мамонтовой кости.

 Передавая его мне, о. Алексей прибавил: “Ее Величество не знала, что вам подарить, но потом, достав мундштук, сказала: Он наверное, курит, я ему вот его и подарю…

 Когда будет курить, будет чаще меня вспоминать…”

 Кроме того, о. Васильев передал мне еще один маленький мундштук мамонтовой кости и открытку собственной Ее Величества работы: наверху ангел, исполненный акварелью, а в середине церковнославянскими буквами надпись: “Господи, пошли благодать Твою в помощь мне, да прославлю Имя Твое Святое”, - с просьбой передать эти вещи А. Вырубовой.

 Совместно с вещами он передал мне также письмо Ее Величества ко мне.

 Я был до того безумно счастлив, что не мог и слова благодарности сказать.

 О. Васильев дал мне успокоиться и продолжал:

- Ее Величество считает, что вам не безопасно оставаться в Тобольске, потому что вас легко могут опознать, как, например, полковник Кобылинский, так и его знакомая, Битнер.

- Ведь они вас знают по Царскому Селу еще. Неправда ли? Я ответил утвердительно.

- И потому Ее Величество вас просит как можно скорее уехать из Тобольска в Покровское к Борису Николаевичу Соловьеву и временно остаться у него…

 В этот момент в церковь пришел камердинер Их Величеств Волков /это был служитель Кирпичников, как я впоследствии узнал/, который вошел в алтарь и еще раз со слезами на глазах передал мне благодарность Их Величеств и Их Высочеств за приезд и за привезенные подарки.

 Он же передал мне, что Государыня заплакала, когда узнала о несчастии, случившемся с Ее полком.

 Затем он передал мне, что Их Величества обязательно желают меня видеть, хотя бы из окон, что он за этим и послан в церковь, чтобы идти впереди меня, так как Их Величества могут меня не узнать в штатском.

 Попрощавшись и получив благословение от о. Алексея и передав Кирпичникову пакет, в который были завернуты оставшиеся еще у меня книги, я следом за ним вышел из церкви.

 Еще издали я увидел Их Величеств и Их Высочеств в находившихся рядом с балконом окнах второго этажа. Государь стоял рядом с балконной дверью, рядом в окне на подоконнике сидел Наследник.

 За ним, обняв Его за талию стояла Ее Величество.

 Рядом с Наследником сидела Великая Княжна Анастасия Николаевна.

 Рядом с Государыней стояла Великая Княжна Мария Николаевна, а за Государыней и Великой Княжной Марией стояли, вероятно, на чем-то высоком Великие Княжны Ольга и Татьяна.

 Не доходя шагов двадцать до угла дома, я остановился и для того, чтобы выждать время, сначала достал только что полученный мундштук, потом стал искать в карманах портсигар и спички.

 Их Величества и Их Высочества сразу узнали меня, и я заметил, что они с трудом сдерживались от смеха, до того я был комичен в своем долгополом штатском осеннем пальто и в своей шапке петербургского лабазника.

 Когда я после долгих усилий, затягивая время, пристроил свою папиросу к мундштуку, а потом поднял голову и закурил, я увидел, как Ее Величество едва заметно кивнула мне головой, а Наследник с видимым любопытством оглядывал меня с головы до ног и что-то говорил Государыне.

 Во мне все клокотало и нервные спазмы сжимали горло».                                           /Марков С./

«Мне стоило огромных усилий, чтобы не показать своего волнения и сдержать готовые сорваться рыдания. Постояв еще немного на углу, я медленно-медленно пошел вдоль фасада.

 Их Величества и Их Высочества стали переходить от окна к окну.

 Дойдя до конца дома, я повернул обратно, все время не спуская глаз с окон.

 Когда я дошел снова до угла, навстречу мне попался извозчик. Я остановил его, сел в санки и снова проехал мимо дома. Я приказал ему ехать в конец улицы, где находился колбасный магазин.

 Сделавши закупки в магазине, я демонстративно положил большой пакет себе на колени, приказал извозчику ехать прямо мимо дома к себе в гостиницу.

 Их Величества, видимо, поняли мой маневр и, когда я проезжал, Они все еще были в окнах.

 Но это уже был один только миг. Я успел уловить еще легкий кивок головы Государыни, и губернаторский дом скрылся за поворотом из моих глаз.

 Я был безумно счастлив, что увидел Их Величества, что заветное мое желание исполнилось, что я сдержал данную себе в ту достопамятную ночь, когда Их перевозили из Царского Села в эти края, клятву в том, что я доеду, во что бы то ни стало, до Их нового местопребывания, но в то же время я был до глубины души потрясен безпомощностью Их и своего положения…

 Этого дня я никогда не забуду.

 Это был день когда я последний раз видел Их Величества, Людей, Которых я боготворил, Которым верно служил и ради Которых когда угодно, не задумываясь, готов отдать свою жизнь! Через два часа готовая тройка, исполняя волю Ее Величества, увозила меня в Покровское. 10-го марта в 11 часов 5 минут вечера приехал я в Тобольск, и в 4 часа дня 12 марта пришлось мне его покинуть.

 Не думал я тогда, что более не суждено мне будет в него вернуться…

 “Сердечно тронуты Вашим приездом и очень благодарны за подарки.

 Большой мундштук Вам, маленький Ю.А., открытка А.А.

 Еще раз спасибо, что Нас не забыли. Храни Господь! Искренний привет от Ш”.

 В сотый раз перечитывал я эти священные для меня строки, полученные от Государыни, сидя в санях, мчавших меня по знакомой дороге.

 На этот раз я не обращал уже внимания на красоты природы, мелькавшие перед моими глазами.

 Я весь находился под впечатлением только что пережитого и только одна мысль упорно сверлила мозг: - А что же будет дальше?

 Ответа ясного я не находил. Оставалось верить, что Соловьев, как более меня ориентированный в создавшейся обстановке, должен найти какой-либо выход…».

 Соловьев обрисовал мне положение Царской Семьи в следующем виде.

 С октября месяца прошлого года, когда он впервые приехал в Тобольск и передал Их Величествам первые вещи, полученные от А. Вырубовой, положение Их сильно изменилось.

 После увольнения комиссара Макарова, несмотря на революционный стаж, благожелательно настроенного к Царской Семье, а случилось это из-за опрометчивости и легкомыслия М.С. Хитрово, задержанной в Тобольске сразу же после ее приезда, на его место был прислан некто Панкратов, бывший политический ссыльный, который сразу же стушевался перед «отрядным комитетом», который не преминул зажать всю власть над Царственными Узниками в свои лапы.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: