Рынок как объект социологии

В то время как неоклассическая экономическая теория подчёр­кивает на уровне исходных предпосылок разобщённость рыноч­ных акторов, автор, опираясь на экономико-социологическую традицию, тянущуюся от М. Вебера к X. Уайту, предполагает, что стабильность на производственных рынках возможна лишь в том случае, если, выстраивая своё поведение, акторы неким осмысленным образом принимают во внимание действия друг друга [Вебер 2005; Уайт 2009]. Главными факторами, определя­ющими развитие рынков, по мнению Флигстина, являются не технологические инновации и не конкуренция, хотя их влияние несомненно велико. Динамизм рыночного общества оказыва­ется возможным благодаря формированию разветвлённой со­циальной организации. А сами рынки представляют собой со­циальные конструкции.

Книга содержит изрядное количество критики экономиче­ских подходов (больше всего такой критики достаётся теории агентских отношений и теории трансакционных издержек). Но было бы неверно определять смысл книги как попытку в оче­редной раз покритиковать экономистов (вдобавок, это явно не самая сильная её часть). Замысел книги куда более глубок. Это попытка представить даже не социологическую теорию рынков, а «объединяющую концептуальную схему», с помощью которой социологи могут анализировать рынки.

Итак, перед нами попытка последовательного теоретическо­го синтеза разных экономико-социологических направлений.

6

предисловие научного редактора

Здесь мы находим явные ссылки на сетевой подход, популя-ционную экологию и институциональный подход, выросший из теории организаций. Но речь идёт также об анализе власт­ных отношений, включающем три основных аспекта: борьбу за определение стратегии внутри фирмы, борьбу между фирмами за место в рыночной иерархии, а также взаимодействие с госу­дарством, которое ведущие игроки привлекают, чтобы ввести или закрепить те или иные правила. Наконец, подчёркивается, что реализация политических проектов с целью установления контроля на рынках имеет важный культурный аспект. Рыноч­ные акторы активно производят и интерпретируют значения и смыслы, пытаясь утвердить их в качестве представлений, раз­деляемых другими участниками рынка. Тем самым они констру­ируют локальные культуры, направляющие их взаимодействие. Это совместное производство смыслов является сущностной характеристикой рыночного взаимодействия. В результате Флигстин даже называет свой подход (может быть, не совсем удачно) «политико-культурным», подчёркивая важность этих двух аспектов социологического мировоззрения.

Книга изобилует метафорами — рынок как институты, ры­нок как поле, рынок как политика. Но метафорами, к счастью, дело не ограничивается — за каждой стоит развёрнутая поня­тийная схема. Не ограничивается дело и выведением общих по­ложений. Каждое такое положение получает операциональные определения, позволяющие формулировать проверяемые гипо­тезы. Подобными гипотезами насыщена вся работа. И автору очень важно в каждом случае получить достаточные эмпириче­ские свидетельства в пользу того или иного вывода.

РЫНОК КАК ПОЛЕ

7 Исходным понятием, позволяющим интегрировать разные элементы экономико-социологических подходов, выступает понятие рынка как организационного поля. Здесь прослежи­вается явное влияние структурной концепции поля, которая была предложена П. Бурдье в конце 1970-х годов [Бурдье 2005; Bourdieu 2005]. Поле рынка образуется в результате взаимного позиционирования предприятий, которые производят сходную продукцию, но различаются по объёму и структуре имеюще­гося у них капитала. Структура распределения специфических

7

вадим радаев

форм капитала и формирует структуру поля, которая, в свою очередь, определяет условия входа на рынок и возможности из­влечения прибыли в данном поле. Структура капитала реализу­ется во властных отношениях между участниками рынка или в их относительной способности влиять на структуру поля и на других участников. Главным структурирующим фактором яв­ляется именно удельный вес предприятий на рынке, позволяю­щий воздействовать на поле самим фактом своего существова­ния, заставляя другие предприятия считаться со сложившимся распределением хозяйственных ресурсов. Главное противосто­яние во властных отношениях поля рынка возникает между его ведущими участниками и претендентами, где первые (более крупные и влиятельные) демонстрируют относительное посто­янство состава, а вторые (менее крупные и влиятельные) чаще подвержены ротации, периодически возникают и исчезают.

Принимая многие положения П. Бурдье, включая принципи­альную роль статусной иерархии для структурирования поля рынка, Флигстин вносит в них ряд существенных модифика­ций. Он расширяет состав участников поля, добавляя в него, на­ряду с доминирующими фирмами и фирмами-претендентами, регулятивные структуры, среди которых главенствующая роль по праву отводится государству. Но главные отличия авторской позиции заключены в другом.

Во-первых, в отличие от подхода Бурдье с явно выраженным структурным началом, поле определяется Флигстином в духе символического интеракционизма — как арена взаимодействия акторов, где главным структурирующим фактором являются их действия относительно друг друга [Флигстин 2001: 140]. Тем самым оно превращается в «поле стратегических действий», а «стратегическое действие» определяется как «попытки соци­ального актора создавать и поддерживать социальные миры по­средством кооперации с другими акторами» [Fligstein, McAdam 2012: 17]. Принципиальную роль здесь приобретает понятие «социальных навыков» — индивидуальных (и неравно распре­делённых) способностей рыночных акторов побуждать других к сотрудничеству.

Во-вторых, несмотря на то что институциональный подход обозначается автором лишь в качестве одного из источников вдохновения и объектов мягкой критики, в книге прослежива­ется выраженный институциональный акцент, проявляющийся

8

предисловие научного редактора

в постоянной фокусировке на правилах игры (формальных и не­формальных) [Fourcade 2007]. И не случайно одна из ключевых глав (вторая) называется «Рынки как институты». Именно здесь автором вводится система экономико-социологических поня­тий. Речь идёт о четырёх типах правил, образующих ключевые институциональные механизмы рынка — права собственности, структуры управления, правила обмена и концепции контроля. Заметим, что все эти правила рассматриваются не как застыв­шие нормы, а как подвижные схемы, которые, в свою очередь, воспроизводятся в рыночном взаимодействии.

В-третьих, Флигстином предлагается более конструкти­вистский взгляд, где ключевую роль в формировании поля и его границ играют представления участников рынка, т.е. не только их объективные, но и «субъективные» позиции. Рацио­нального выбора инструментальных средств достижения фик­сированных целей оказывается недостаточно. Чтобы занять определённую рыночную позицию, необходимо осмыслить действия других участников рынка в своём поле и на этой ос­нове квалифицировать собственные действия. Именно осмыс­ление и освоение участниками рынка правил игры превращает эти правила из абстрактных предписаний в конституирующие элементы распространённых моделей взаимодействия, обозна­чая процесс институционализации этих предписаний. А воз­никновение разделяемых представлений (или их насаждение ведущими участниками рынка) становится важнейшим факто­ром стабилизации рынков (подробнее см.: [Радаев 2011]). Эти общие представления, в свою очередь, превращаются в концеп­ции контроля — когнитивные схемы, позволяющие интерпре­тировать ситуацию, производить общие смыслы и навязывать определённое видение другим участникам — видение о том, что из себя представляет рынок, куда он движется, кто является ли­дером и определяет это движение, наконец, как следует строить собственные стратегические действия, чтобы занять, удержать или расширить свою рыночную нишу [Fligstein 2001: 35; Радаев 2003: гл. VI]. Исход символической борьбы за понимание рынка во многом определяет и успех соперничества за экономические ресурсы. Чаще всего победа в этой борьбе достаётся ведущим участникам рынка, которые сумели навязать свои концепции другим. Основная же масса игроков подстраивается под лиде­ров, чьи действия играют ключевую роль, становятся объек-

9

 

тами для подражания и отправной точкой для интерпретации происходящего.

В своей более поздней книге о рынках как полях, написан­ной вместе с Д. МакАдамом, Флигстин подытоживает свои рас­суждения следующим образом: «Поле стратегических действий представляет собой сконструированный социальный порядок мезоуровня, к которому акторы (индивиды или коллективы) привязаны и в котором они взаимодействуют друг с другом на основе разделяемых (хотя и не консенсусных) представлений о предназначении данного поля, отношениях к другим в данном поле (включая то, кто и почему обладает властью), правилах, регулирующих легитимные действия в поле» [Fligstein, McAdam 2012: 9].

Со своей стороны заметим, что понятие организационного поля при всей своей комплексности имеет серьёзные ограниче­ния. По существу, речь идёт об определённой отрасли, образу­емой популяцией фирм со сходной организационной формой и аналогичными структурными позициями (структурным подо­бием), где эти фирмы выступают по отношению друг к другу прямыми или косвенными конкурентами. При этом категория обмена между участниками рынка, которая нам кажется прин­ципиальной для концептуальной характеристики рынка, будто отходит на второй план, обмен рассматривается как механизм, опосредующий стратегическое позиционирование структурно подобных фирм, или просто предполагается по умолчанию. На наш взгляд, концепция поля рынка нуждается в дополнении с точки зрения теории цепей поставок, связывающих акторов из смежных организационных полей [Радаев 2010; 2011]. Но с учётом данного ограничения следует признать продуктивность предложенного подхода, определяющего рынки как организа­ционные поля.

РЫНКИ КАК ПОЛИТИКА

Стержневой темой книги без преувеличения можно назвать тему стабильности рынков. Главный тезис заключается в сле­дующем. Рынки постоянно продуцируют неопределённость, и его участники живут в размытых мирах. Значительная часть неопределённости порождается конкуренцией, которая вдоба­вок может принимать дестабилизирующие и разрушительные

формы (хороший пример — хищническая ценовая конкурен­ция). Но вместо того, чтобы бросить основные усилия на вы­давливание с рынка основных конкурентов и развязать «войну всех против всех», ведущие игроки пытаются стабилизировать рынок с целью обеспечить его нормальное воспроизводство, избежать разрушительных форм конкуренции. Конечно, соз­давая правила, они не забывают о своих интересах и пытаются стабилизировать рынок таким образом, чтобы воспроизводить сложившуюся на нем иерархию участников, где они сами сохра­нят свои доминирующие позиции.

Но именно поиск стабильных отношений с конкурентами, поставщиками и работниками является основной причиной су­ществования социальных структур рынка. Это модифицирует и представления о мотивации рыночных акторов, чрезвычайно важные для социологического подхода. В предлагаемой концеп­ции максимизация прибыли уступает решающее место мотиву обеспечения выживания своих предприятий на относительно длительную перспективу.

Стабильность рынка обеспечивается прежде всего устойчи­востью рыночных иерархий и выработанных концепций кон­троля, позволяющих, среди прочего, устранять формы хищни­ческой конкуренции и удерживать менее влиятельные фирмы в подчинённом положении. Флигстин делает следующий вывод: «Стабильный рынок — это рынок, на котором идентичность и статусная иерархия фирм (доминирующих и претендентов) хорошо известны, а концепция контроля, направляющая дей­ствия акторов, которые управляют этими фирмами, разделяет­ся всеми участниками» [Флигстин 2003: 196].

Со временем сложившаяся рыночная иерархия может быть расшатана и даже разрушена вследствие вторжения извне или появления изнутри более сильных игроков — новых претен­дентов на доминирующие позиции. В результате возможны ре­структуризация существующего поля, размывание его границ и формирование новых организационных полей, где игра про­должается с другим составом участников и по видоизменённым правилам.

Можно считать спорным представление о том, что трансфор­мация существующих рынков вызвана преимущественно эк­зогенными факторами: внешним вторжением, экономическим кризисом или политическим вмешательством со стороны госу-

11

 

дарств. Но с тезисом о важной роли государства в установлении и поддержании правил нельзя не согласиться. Существенной чертой политико-культурного подхода является представление о том, что формирование рынка неотделимо от строительства государства, и наоборот. Именно в этом заключается ключевой (хотя и не исчерпывающий) смысловой аспект метафоры «рын­ки как политика».

В предельно сжатом виде общая понятийная схема может быть представлена так: властные акторы взаимодействуют между собой и с государством, чтобы установить определённые правила, которые формируются как культурный проект, наце­ленный в итоге на стабилизацию рынков.

РЫНКИ КАК ИНСТИТУТЫ

Во второй части книги приводятся несколько кейсов, демон­стрирующих возможности политико-культурного подхода при исследовании важных феноменов на основе сравнительного анализа разных институциональных образований.

Так, на примере технологических отраслей рассматриваются альтернативные способы стабилизации рынков. В частности, показывается переход от неудачных попыток защиты собствен­нических прав системами патентования к созданию открытых стандартов, к которым подсоединяются постоянно возника­ющие инновационные продукты. В этой ситуации доминиру­ющие игроки стабилизируют рынок путём его замыкания на привычные стандарты и одновременно сохраняют свои приви­легированные позиции путём покупки инновационных продук­тов, производимых успешными фирмами-претендентами (как правило, путём покупки самих этих фирм).

Интересна глава о национальных системах организации на­ёмного труда. Автор стремится показать, что структурирование трудовых отношений в обществе является следствием поли­тического конфликта между работниками, государственными чиновниками и капиталистами, а также создаваемых ими ин­ститутов рынка труда. Им вводятся три идельно-типические институциональные модели: отраслевая, профессиональная и менеджериальная, помогающие осмыслить доминирующие си­стемы отношений занятости, возникшие в Западной Европе, США и Японии.

12

 

Переходя к анализу вопросов корпоративного управления, разделения собственности и контроля, автор предлагает со­держательную альтернативу теориям «властных элит» амери­канских корпораций. По его мнению, доминирующие теории агентских отношений (у экономистов) и переплетённых дирек­торатов (у социологов) не слишком успешно объясняют резуль­таты деятельности крупных корпораций, которые являются системами власти и располагаются в организационных полях, помогающих определить параметры успешного стратегического поведения. По мнению автора, мы не должны смотреть на них исключительно с позиций интересов элитных групп (банкиров, собственников или менеджеров). Главная управляющая сила, которая определяет направления действий, заключена прежде всего в их организационном взаимодействии.

Далее, автор показывает, как в 1980-е годы в крупных аме­риканских корпорациях стала доминировать новая концепция контроля — концепция предприятия, действующего в интере­сах акционеров. Она стала культурным конструктом, определя­ющим, что должно представлять собой крупное предприятие, и как должны действовать его руководители, чтобы результаты их действий были сочтены успешными. Полученные результаты укрепляют общее представление о том, что рыночные действия укоренены в социальных отношениях и обретают смысл, только если их рассматривать в контексте этих отношений.

Двигаясь дальше и подвергая кросскультурной проверке распространённые теории организаций, автор приходит к вы­воду о том, что мир отнюдь не стремится к единой форме вза­имоотношений между государством, финансовым сектором и промышленными корпорациями. По-прежнему сохраняют­ся национальные модели капитализма в силу того, что разные общества по-разному определяют права собственности и пра­вила конкуренции и кооперации, которые, вдобавок, в сильной степени продолжают оставаться под контролем национальных государств и локальных элит.

Это перебрасывает мостик к главе о глобализации, где рас­сматриваются представления о том, что глобальная конкурен­ция и глобализация производства вынуждают предприятия выбирать типовые стратегии, а национальные государства всё более оказываются не у дел, лишаясь возможности эффектив­но вмешиваться в работу рынков товаров и рабочей силы. Ав-

13

 

вадим радаев

тор задаёт сакраментальный вопрос: «...если глобализация идёт полным ходом, то почему мы не видим конвергенции в больших масштабах?» [Fligstein 2001: 191]. Анализируя разнообразные институциональные логики, а также фактический уровень раз­вития мировой торговли как ключевой индикатор экономиче­ского уровня глобализации, автор приходит к выводу, что сте­пень глобализации в современном мире сильно преувеличена.

У политико-культурного подхода есть и выраженный норма­тивный аспект, который заявляется в финальной части книги. По мнению автора, концепции глобализации и прав акционеров успешно используются для укрепления власти крупных корпо­раций и определённых групп интересов. Со ссылками на необ­ходимость повышения национальной конкурентоспособности звучат призывы к снижению трудовых издержек и сворачива­нию программ государства благосостояния. Выступая с после­довательной критикой этой позиции, автор утверждает, что не представлено достаточно эмпирических свидетельств в пользу того, что экономия на уровне оплаты труда и социальных про­граммах приводит к повышению экономической эффектив­ности. Но его главный тезис заключается в том, что экономи­ческая эффективность порождается не только (и не столько) технологическими инновациями и силами конкуренции, сколь­ко действиями общества и государства, которые обеспечивают участникам рынка желанную стабильность. Круг стейкхолдеров крупных корпораций значительно шире, нежели это предписы­вается концепцией прав акционеров, поэтому общество и госу­дарство имеют право предъявлять свои требования к деятель­ности корпораций и противодействовать социальной политике, основанной на неолиберальных и глобалистских постулатах.

В заключение несколько слов о самом авторе «Архитектуры рынков». Нил Флигстин получил степень бакалавра по психо­логии в Рид колледже, закончил магистратуру по социологии в Университете Висконсина, там же получил степень PhD.

После окончания аспирантуры работал на факультете социо­логии Университета Аризоны, где и занял позицию профессора. В 1991 г. перешёл на факультет социологии Университета Кали­форнии в Беркли, где и пребывает по сей день, одновременно

14

 

возглавляя в качестве директора Центр культуры, организа­ционных исследований и политики в Институте исследований труда и занятости (Center for Culture, Organization, and Politics at the Institute for Research on Labor and Employment).

В 2002-2003 гг. Флигстин был одним из первых председателей секции по экономической социологии Американской социоло­гической ассоциации. В 2011-2012 гг. возглавил секцию по ком­паративной и исторической социологии в данной ассоциации.

Из более поздних работ упомянем его книгу «Евроклаш: Европейский союз, европейская идентичность и будущее Ев­ропы», показывающую неоднозначность политики государств Евросоюза и её нередкое расхождение с реальными экономиче­скими результатами объединения [Fligstein 2008]. Выше мы уже ссылались на последнюю книгу «Теория полей» (в соавторстве с Дагом МакАдамом), где суммируются и уточняются теоретиче­ские взгляды автора [Fligstein, McAdam 2012].

Следует сказать, что в определённой части «Архитектура рынков» суммирует прежние работы автора. Имеются в виду статьи, написанные вместе с П. Брэнтли и Л. Маркович и, конеч­но, основная эмпирическая работа Флигстина «Трансформация корпоративного контроля» [Fligstein 1990], где им предлагается история развития крупных американских корпораций, которая сильно отличается от конвенциональных взглядов признанного в этой области классика А. Чандлера.

«Архитектура рынков» не осталась незамеченной в профес­сиональном сообществе, став предметом множества рецензий и обсуждений. В 2003 г. она получила премию имени Вивианы Зелизер как лучшая книга по экономической социологии. В за­вершение этого предисловия хочется высказать надежду, что её издание на русском языке привлечёт дополнительное внимание квалифицированного читателя.