VII. Франкфуртское Национальное собрание

Лондон, январь 1852 г.

Читатель, быть может, припомнит, что в шести предыдущих статьях мы проследили революционное движение в Германии до момента двух великих побед народа: в Вене 13 марта и в Берлине 18 марта. Мы видели, что как в Австрии, так и в Пруссии было учреждено конституционное правительство и руководящим началом всей будущей политики были объявлены принципы либерализма или принципы буржуазии; единствен ным заметным различием между двумя крупными центрами движения было то, что в Пруссии бразды правления захватила непосредственно в свои руки либеральная буржуазия в лице двух крупных купцов, господ Кампгаузена и Ганземана, а в Австрии, где буржуазия была гораздо менее развита в поли тическом отношении, к власти поднялась либеральная бюро кратия, прямо заявлявшая, что правит в качестве поверенного буржуазии. Мы видели дальше, как партии и общественные классы, которые до того времени были единодушны в оппо зиции против старого правительства, после победы или даже во время борьбы разошлись в разные стороны, и как та самая либеральная буржуазия, которая одна только и извлекла вы году из победы, тотчас же обратилась против своих вчерашних союзников, заняла враждебную позицию по отношению ко всем более передовым классам или партиям и заключила союз

с побежденными феодальными и бюрократическими элементами.

В сущности уже в самом начале революционной драмы было ясно, что либеральной буржуазии не устоять против побе жденных, но не уничтоженных феодальной и бюрократической партии, не прибегнув к помощи демократической и более пе редовой партии, и что, с другой стороны, против натиска этих более радикальных масс она нуждается в помощи у фео дального дворянства и бюрократии. Было, таким образом, ясно, что в Австрии и Пруссии буржуазия не обладала до

статочной силой для того, чтобы удержать за собою власть

и вполне приспособить государственные учреждения к своим потребностям и идеям. Либеральное буржуазное министер ство было лишь переходной ступенью, от которой страна,—в зависимости от того, какой оборот приняли бы дела,— должна была или двинуться вперед к дальнейшей ступени — единой республике, или же снова вернуться к старому кле рикально-феодальному и бюрократическому режиму. Во вся ком случае настоящая решительная борьба была еще впереди; мартовские события были только еще началом битвы.

Так как Австрия и Пруссия были в Германии двумя ру ководящими государствами, то всякая решительная револю ционная победа в Вене или Берлине была бы решающей для всей Германии. И действительно, события марта 1848 г. в обоих городах определили направление движения в Германии. Поэтому было бы излишке останавливаться на движениях, происходивших в мелких государствах, и мы могли бы огра ничиться исключительно изложением австрийских и прусских дел, если бы существование этих мелких государств не вызвало к жизни учреждения, которое одним фактом своего существо вания представляло разительное доказательство ненормального состояния Германии и несостоятельности недавней револю ции,—учреждения такого уродливого, такого нелепого уже по самому своему положению и, однако, до такой степени преисполненного сознания своей важности, что, вероятно, исто рия никогда больше не создаст ничего подобного. Этим учре ждением было так называемое германское Национальное собра ние во Франкфурте-на-Майне.

После победы народа в Вене и Берлине само собою стало ясно, что должно быть созвано представительное собрание для всей Германии. И вот это собрание было избрано и открылось во Франкфурте рядом со старым Союзным сеймом. Народ ждал от германского Национального собрания, что оно разрешит все спорные вопросы и будет действовать в качестве верховной законодательной власти всего Германского союза. Между тем Союзный сейм, который созвал собрание, ни в малой мере не определил его полномочий. Никто не знал, имеют ли его поста новления силу закона или же они подлежат санкции Союзного сейма или отдельных правительств. Ввиду такой неясности, собрание, если б оно обладало хоть искрой энергии, должно было бы без всякого промедления распустить Союзный сейм — самое непопулярное учреждение в Германии и заменить его

союзным правительством, избранным из своих собственных членов. Оно должно было объявить себя единственным за конным выражением суверенной воли германского народа и тем самым сообщить силу закона всем своим постановлениям. Но прежде всего оно должно было бы организовать для себя в стране вооруженную силу, достаточную для того, чтобы сломить всякое сопротивление правительств. И все это было легко, очень легко сделать в начальной стадии револю ции. Но это было бы уже слишком ожидать таких шагов от собрания, большинство которого состояло из либеральных ад вокатов и доктринеров-профессоров, от собрания, которое хотя и претендовало на то, будто бы оно воплощает собой цвет немецкого ума и немецкой науки, но в действительности представляло арену, на которой старые, отжившие свой век политические актеры выставляли на показ перед взорами Гер мании весь свой непреднамеренный комизм и всю свою не способность к мышлению и действиям. Это собрание старых баб с первого же дня своего существования больше трусило самого слабого народного движения, чем всех реакционных заговоров всех немецких правительств, взятых вместе. Оно заседало под надзором Союзного сейма,—мало того—оно почти выпрашивало санкции Союзного сейма для своих решений, потому что это ненавистное учреждение должно было опубли ковать его первые постановления. Вместо того, чтобы утвер дить свой суверенитет, оно всячески уклонялось от обсужде кия этого опасного вопроса. Вместо того, чтобы окружить себя народной вооруженной силой, оно переходило к очередным делам, закрывая глаза на все акты насилия, учиняемые прави тельством; на его глазах в Майнце ввели осадное положение ¹, обезоружили майнцское население,—и Национальное собрание не ударило пальцем о палец. Позже оно избрало эрцгерцога Иоганна австрийского в имперские правители и объявило все свои постановления имеющими силу закона. Но эрцгерцог Иоганн принял свой новый сан лишь по получении согласия

¹ В Майнце (город в великом княжестве Гессен-Дармштадт)

в мае 1848 г. произошло столкновение между гражданской гвар дией и солдатами регулярной армии, в результате которого гра жданская гвардия была разоружена, демократические и рабочие союзы были запрещены. Левые во Франкфуртском парламенте вне сли предложение, чтобы парламент потребовал наказания воен щины, но большинство парламента отказалось от вмешательства. Ред.

от всех правительств, и он был назначен не собранием, а Союзным сеймом. Что же касается законной силы указов собрания, то правительства крупных государств так и не при знали этого пункта, а Национальное собрание не настаивало на своем, так что этот вопрос остался открытым. Таким обра зом, перед нами было странное зрелище: это собрание заявляло претензию быть единственным законным представителем ве ликой и суверенной нации, а между тем у него не хватало ни желания, ни силы для того, чтобы заставить признать свои требования. Прения этого учреждения, остававшиеся совершенно безрезультатными, не представляли в то же время и теорети ческой ценности, так как в них просто-напросто пережевыва лись самые истасканные общие места устарелых философских

и юридических школ. Всякое положение, какое только было высказано или, вернее, какое пробормотали в этом собрании, давным-давно, бесконечное число раз, и притом несравненно лучше, было уже напечатано.

При таких обстоятельствах новая власть, которая в Германии должна была быть центральной, оставила все в таком виде, как нашла. Далекая от того, чтобы осуществить давно ожи даемое единство Германии, она не устранила ни одного, хотя бы ничтожнейшего, из монархов, господствовавших в Герма нии; она не скрепила теснее союза ее разрозненных областей; она ничего не сделала для того, чтобы разрушить таможенные заставы, которые отделяли Ганновер от Пруссии и Пруссию от Австрии; она даже не сделала ни малейшей попытки устра нить постыдные пошлины, которые в Пруссии на каждом шагу препятствовали речному судоходству. Но чем меньше делало Национальное собрание, тем больше треска произ водило оно. Оно создало германский флот—на бумаге; они присоединило Польшу к Шлезвиг, оно разрешило Немецкой Австрии вести войну против Италии, но воспретило итальян цам преследовать австрийцев в их надежном убежище на германской территории; оно разразилось приветственными воз гласами по адресу Французской республики и принимало вен герские посольства, которые, несомненно, возвращались домой

с более смутными представлениями о Германии, чем те, кото рые у них были до приезда.

Это собрание в начале революции было пугалом для всех германских правительств. Правительства ожидали от него весьма диктаторских и революционных действий в силу потной неопределенности, в которой было признано необходимым

оставить вопрос о его компетенции. Чтобы сократить влияние этого внушавшего страх учреждения, они раскинули чрез вычайно обширную сеть интриг. Но они доказали, что у них было больше счастья, чем ума: в действительности это со брание само выполняло дело правительств лучше, чем они могли бы это сделать сами. Главной среди интриг правительств был созыв местных законодательных собраний; не только мелкие государства созвали свои палаты, но и Пруссия и Австрия организовали у себя Учредительные собрания. В этих собраниях, как и во Франкфуртском парламенте, большинство принадлежало либеральной буржуазии или ее союзникам— либеральным адвокатам и чиновникам; и в каждом из этих собраний дела приняли почти один и тот же оборот. Един ственным отличием было лишь то, что германское Националь ное собрание было парламентом мнимой страны, так как оно отказалось создать объединенную Германию, т. е. как раз то, создание чего было первым условием его жизни; что оно обсуждало воображаемые мероприятия им же созданного воображаемого правительства,—мероприятия, которые никогда не могли получить осуществления,—и принимало воображаемые постановления, до которых никому не было дета. Напротив, Учредительные собрания в Австрии и Пруссии были как-никак действительным и парламентами; они свергали и ставили дей ствительных министров и навязывали, хотя бы только на время, свои постановления монархам, с которыми им приходилось бороться. Они тоже были достаточно трусливы, им тоже не доставало широкого понимания революционных шагов; они тоже предали народ и возвратили власть в руки феодально-бюрократического и военного деспотизма. Но положение вы нуждало их по крайней мере обсуждать практические вопросы, представляющие непосредственный интерес, и жить на земле с другими людьми, между тем как франкфуртские болтуны испытывали наивысшее счастье, когда им удавалось парить

в «воздушном царстве грез». Поэтому прения берлинского и венского Учредительных собраний составляют важный отдел

в истории германской революции, между тем как нескон чаемые трактаты неумной франкфуртской коллегии заинте ресуют лишь коллекционера литературных и антикварных курьезов.

Германский народ, глубоко чувствуя необходимость поло жить конец ненавистной территориальной разорванности, ко торая дробила и сводила к нулю совокупную силу

3 Революция и контрреволюция ⁴⁹

нации, некоторое время ожидал, что франкфуртское Националь ное собрание по крайней мере положит начало новой эре. Но ребяческое поведение этой компании дураков, вообразивших себя мудрецами, быстро расхолодило национальный энтузиазм. Позорные происшествия, сопровождавшие перемирие, заклю ченное в Мальме ¹ (сентябрь 1848 г.), переполнили чашу народного негодования против этого собрания, от которого ожидали, что оно создаст свободную арену для проявлений национальной жизни, но которое, вместо этого, руководимое неслыханной трусостью, только вернуло прежнюю устойчи вость тем основам, на которых построена нынешняя контрре волюционная система.