Лондон, сентябрь 1851 г

Теперь мы должны познакомиться с Австрией, с этой страной, которая до марта 1848 г. почти так же плотно была закрыта от глаз заграницы, как Китай до своей последней войны с Англией.

Разумеется, мы можем ограничиться здесь лишь немецкой частью Австрии. Дела поляков, венгров и итальянцев в Ав стрии не входят в нашу тему, а поскольку с 1848 г. они оказывали влияние на судьбы австрийских немцев, речь о них будет впереди.

Правительство князя Меттерниха основывалось на двух пра вилах: во-первых, каждую отдельную из различных наций, подчиненных австрийскому господству, смирять при помощи всех остальных наций, которые находились в таком же положе нии; во-вторых,—и таков вообще главный принцип всех абсо лютных монархий ¹, опираться на два класса: на крупных

¹ Абсолютная монархия —монархия,не ограниченная никакимивыборными учреждениями. Ред.

феодальных землевладельцев и на финансовую аристократию; уравновешивая влияние и силу каждого из этих классов влия нием и силой другого, чтобы у правительства, таким образом, была полная свобода действий. Землевладельческое дворян ство, весь доход которого составлялся из всевозможных фео дальных поборов, не могло не поддерживать правительство, представлявшее для него единственную защиту против попран ных рабов, эксплоатацией которых оно жило. А если менее состоятельная часть этого дворянства решалась на оппози цию против правительства, как было в 1846 г. в Галиции, Мет терних выпускал против него именно этих рабов, которые всеми силами старались использовать случай, чтобы отом стить ужасной местью своим непосредственным угнетателям.

С другой стороны, крупные биржевые капиталисты были привязаны к правительству Меттерниха огромными суммами, которые государство занимало у них. Австрия, которая в 1815 г. вернула себе всю свою мощь, восстановила и поддержи вала с 1820 г. абсолютную монархию в Италии и банкротством 1810 г. освободилась от части своих обязательств, после Венского мира скоро опять приобрела кредит на крупных денежных рынках Европы, и чем больше он рос, тем более она им пользовалась. Поэтому все крупные финансисты Европы вложили значительную долю своего капитала в австрийские государственные бумаги. Все они были заинтересованы в под держании кредита этой страны, а так как поддержание ав стрийского кредита требовало все новых и новых займов, то им время от времени волей-неволей приходилось ссужать но вые капиталы, чтобы поддержать кредит тех долговых обяза тельств, под которые они уже выдали деньги. Продолжитель ный мир, наступивший после 1815 г., и кажущаяся невозмож

ность падения такого тысячелетнего царства, как Австрия,

в поражающих размерах увеличивали кредит правительства Меттерниха и даже доставили ему независимость от венских банкиров и биржевых спекулянтов: пока Меттерних мог полу чать достаточно денег во Франкфурте и Амстердаме, он, разу меется, имел удовольствие видеть у своих ног австрийских ка питалистов. Впрочем, и в других отношениях они были вполне

в его власти. Огромные барыши, которые банкиры, спекулянты и государственные поставщики постоянно умеют извлекать из всякой абсолютной монархии, возмещались почти безгранич ной властью правительства над их личностью и имуществом; таким образом, с их стороны нельзя было ожидать и тени

оппозиции. Следовательно, Меттерних уверенно мог рассчи тывать на поддержку двух самых могущественных и влия тельных классов государства, и к тому же он располагал армией и бюрократией, которые были организованы как нельзя лучше для целей абсолютизма. Офицеры и гражданские чи новники австрийской службы образуют особую расу; их отцы служили императору и их сыновья тоже будут служить ему. Они не принадлежат ни к одной из многочисленных наций, которые соединены под крылами двуглавого орла. Их пере водят —и раньше тоже всегда переводили—с одного конца империи на другой, из Польши в Италию, из Германии в Трансильванию; они с одинаковым презрением относятся к венгру, поляку, немцу, румыну, итальянцу, хорвату, ко вся кому лицу, не носящему на себе клейма «императорско-королев ской» должности, обнаруживающему особый национальный характер. У них нет своей национальности, или, вернее, они одни только и составляют действительную австрийскую нацию. Ясно, каким послушным и в то же время сильным орудием должна была являться такая гражданская и военная иерар хия в руках умного и энергичного руководителя государства.

Что касается остальных классов населения, то Меттерних, совершенно в духе государственного человека ancien régime [старого режима] мало был заинтересован в поддержке с их стороны. По отношению к ним он знал только одну политику: по возможности больше выкачивать из них налогами и в то же время поддерживать среди них спокойствие. Промышленная

и торговая буржуазия развивалась в Австрии очень медленно. Торговля по Дунаю была сравнительно незначительна; импе рия располагала лишь одним морским портом, Триестом, да

и в нем торговля была очень невелика. Промышленники поль зовались щедрым покровительством, которое в большинстве случаев переходило в полное устранение иностранной конку ренции. Но эта выгода предоставлялась им преимущественно с той целью, чтобы повысить их налогоспособность, и в значи тельной мере сводилась к нулю вследствие внутренних ограни чений промышленности, привилегий цехов и других феодаль ных корпораций, которых всячески поддерживали, пока они не мешали целям и намерениям правительства. Мелкие ремес ленники были загнаны в тесные рамки средневековых цехов, которые поддерживали нескончаемую войну между отдель ными промыслами из-за привилегий и в то же время давали членам этих принудительных союзов своего рода наследствен

ную неподвижность, совершенно отнимая у представителей трудящихся классов всякую возможность повысить свое обще ственное положение. Наконец, крестъянин и рабочий пред ставляли просто-напросто материал для обложения; о них пеклись лишь в том смысле, чтобы всеми мерами удерживать их в тех условиях жизни, в которых они пребывали и раньше.

С этой целью всякая старинная, установленная, исконная власть поддерживалась не в меньшей мере, чем и власть государства. Правительство повсюду строго охраняло власть помещика над крепостными крестьянами, фабриканта над фабричными рабочими, ремесленного мастера над подмастерь ями и учениками, отца над сыном и строго карало универсаль ным орудием австрийской юстиции — палкой — всякий вид не послушания как нарушение закона.

Наконец, чтобы завершить систему всех этих попыток искусственно осуществить неподвижность, духовная пища, на сколько она дозволялась народу, выбиралась с самой придирчи вой тщательностью и отпускалась насколько возможно скупо. Повсюду воспитание находилось в руках католического духо венства, главы которого наравне с крупными феодальными землевладельцами были самым непосредственным образом за интересованы в сохранении существующей системы. Универси теты были организованы так, что они могли выпускать лишь специалистов, которые в благоприятном случае могли бы добиваться большой опытности в отдельных отраслях знания, но они отнюдь не способны были дать того свободного общего образования, какого вообще ожидают от других университе тов. Периодической печати совершенно не существовало, за исключением Венгрии, но венгерские газеты были воспрещены во всех остальных частях монархии. Область общей литера туры в течение столетия не получала приращения; по смерти Иосифа II она даже снова сузилась. И на всех границах, где только австрийские области соприкасались с какой-либо циви лизованной страной, была выставлена цепь цензоров в соеди нении с вереницей таможенных чиновников, которые не про пускали из-за границы в Австрию ни одной книги, ни одного номера газеты, не подвергнув их содержания двух- и трех кратному основательному исследованию и не убедившись, что оно совершенно свободно от какого-либо влияния тлетворного духа времени.

Почти тридцать лет, начиная с 1815 г., эта система действо вала с изумительным успехом. Австрию почти совсем не знали

в Европе, точно так же как и Европу мало знали в Австрии. Казалось, как будто не произошло абсолютно никаких перемен ни в общественном положении всех классов населения, ни в положении всего народа в его совокупности. Как бы сильно ни была вражда между отдельными классами,—а наличность этой враждебности была для Меттерниха главным условием управления, он даже развивал эту враждебность, превращая высшие классы в орудия всякого угнетательского мероприятия правительства и таким образом навлекая на них ненависть,— и как бы народ ни ненавидел низших государственных чинов ников, недовольства центральным правительством, вообще го воря, почти или вовсе не наблюдалось. Императора обожали, и факты, повидимому, подтверждали справедливость слов ста рика Франца I, который однажды, когда у него поднялись со мнения в прочности этой системы, облегченно заметил: «Во всяком случае на мой и Меттерниха век еще хватит».

И однако совершалось медленное, подземное движение, ко торое уничтожало все усилия Меттерниха. Богатство и влияние промышленной и тортовой буржуазии возрастали. Введение машин и применение пара в промышленности перевернуло

в Австрии, как и повсюду, все старые отношения и условия жизни всех общественных классов; крепостных оно превратило

в свободных людей, мелких крестьян—в фабричных рабочих; оно подорвало старинные феодальные ремесленные корпора ции и у многих из них отняло всякую возможность дальней шего существования. Новое торговое и промышленное насе ление повсюду приходило к столкновению с старыми феодаль ными учреждениями. Буржуазия, которую дела все чаще заставляли выезжать за границу, привозила оттуда некоторые, звучавшие как сказки, сведения о цивилизованных странах, лежавших по ту сторону императорских таможенных застав; наконец, введение железных дорог ускорило как промышлен ное, так к умственное движение. К тому же в австрийском государственном здании была одна опасная составная часть — венгерская феодальная конституция с ее парламентскими де батами и борьбой обедневшей и оппозиционной массы дворян ства против правительства и магнатов, его союзников. Прес бург, резиденция сейма, был у самых ворот Вены.

Все эти элементы содействовали возникновению среди город ской буржуазии если не прямо духа оппозиции,—потому что оппозиция все еще была невозможна,—то духа недовольства, всеобщего желания реформ более административного, чем

конституционного свойства. И, как в Пруссии, к буржуазии

к здесь примкнула часть бюрократии. Среди наследственной касты чиновников традиции Иосифа II не были забыты; более образованные правительственные чиновники, которые иногда и сами отдавались мечтам о возможных реформах, вообще оказывали решительное предпочтение прогрессивному и про свещенному деспотизму этого императора перед «отеческим» деспотизмом Меттерниха. Часть более бедного дворянства тоже

стала на сторону буржуазии, а низшие классы населения,

у которых всегда было достаточно оснований к недовольству высшими классами, если не прямо правительством, в боль шинстве случаев не могли не присоединиться к реформатор ским пожеланиям буржуазии.

Приблизительно в это самое время, в 1843 или 1844 г., в Германии было положено основание особой отрасли литера туры, соответствовавшей такой перемене. Несколько австрий ских писателей, беллетристов, литературных критиков, плохих поэтов, вообще очень посредственных талантов, но одаренных той особой деловой сноровкой, которая характерна для еврей ской расы, обосновались в Лейпциге и других немецких городах за пределами Австрии и здесь, вне меттерниховской сферы, издали несколько книг и брошюр об австрийских делах. Они и их издатели «бойко торговали». Вся Германия жаждала проникнуть в тайны политики европейского Китая. И еще больше любопытства испытывали сами австрийцы, кото рые получали эти издания благодаря массовой контрабанде на богемской границе. Конечно, тайны, разоблачавшиеся этими изданиями, не были особенно крупными, а планы реформ, выси женные благомыслящими авторами, носили отпечаток не винности, граничащей с политической девственностью. Консти туция и свобода печати считались здесь недосягаемыми для Австрии. Реформы в администрации, расширение прав обла

стных ландтагов, допущение книг и газет из-за границы

и смягчение цензуры—дальше этого едва ли заходили благо намеренные и верноподданные пожелания этих добрых ав стрийцев.

Как бы то ни было, все невозможнее становилось воспрепят ствовать литературному общению Австрии с остальной Гер манией, а через Германию — со всем миром. Это тоже не мало содействовало развитию враждебного правительству об щественного мнения и, наконец, дало части австрийского на селения хотя бая некоторую политическую осведомленность.

Поэтому к концу 1847 r. и Австрию—хотя в сравнительно слабой степени—охватила та политическая и политико-религи озная агитация, которая велась тогда по всей Германии.

И хотя развитие ее в Австрии совершалось с меньшим шумом, она все же нашла достаточно революционных элементов, под дававшихся ее воздействию. То был крестьянин, крепостной или феодально зависимый, раздавленный гнетущими помещичь ими или правительственными поборами; далее фабричный ра бочий, принуждаемый палкой полицейского работать на любых условиях, какие фабриканту заблагорассудится установить; по том ремесленный подмастерье, у которого цеховые законы отнимали всякую надежду на то, что он со временем станет самостоятельным в своем промысле; купец, который в своем деле на каждом шагу натыкался на нелепые предписания; фабрикант, находившийся в постоянном конфликте с ремеслен ными цехами, которые ревностно отстаивали свои привилегии, и с жадными, назойливыми чиновниками, которые всюду совали свой нос; наконец, учитель, savant [ученый], более образован ный чиновник, которые тщетно вели борьбу против неве жественного и заносчивого духовенства или тупого начальника - самодура. Словом, не было ни одного класса, который был бы доволен, потому что мелкие уступки, которые правительству иногда приходилось делать, делались им не за свой собствен ный счет,— государственная казна не могла бы выдержать этого,—а за счет высшего дворянства и духовенства. Что ка сается, наконец, крупных банкиров и государственных кре диторов, то последние события в Италии, усиливающаяся оппозиция венгерского сейма, необычный дух недовольства и стремления к реформам, охвативший всю империю, не могли содействовать тому, чтобы укрепить доверие к прочности и платежеспособности австрийской монархии.

Таким образом и Австрия медленно, но верно подвигалась к крупной перемене, как вдруг во Франции наступило событие, которое раскрыло путь для неизбежной бури и опровергло утверждение старого Франца, что здание еще продержится до конца его и Меттерниха дней.

Напечатано в «Нью-Йоркской Трибуне» 7 ноября 1851 г.

V. МАРТОВСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ВЕНЕ

Лондон, октябрь 1851 г.

24 февраля 1848 г. Луи-Филипп был изгнан из Парижа,

и Франция была объявлена республикой. Вслед за тем 13 марта венцы сокрушили власть Меттерниха и заставили его постыдно бежать из страны. 18 марта берлинцы начали вооруженное восстание и после 18-часовой упорной борьбы получили то удовлетворение, что король капитулировал перед ними. В то же время и в столицах более мелких государств Германии произошли более или менее мощные взрывы, которые все имели такой же успех. Если германский народ и не довел до конца свою первую революцию, то во всяком случае он вступил на революционный путь.

Мы не можем здесь останавливаться на подробностях различ ных восстаний; мы намерены выяснить лишь их общий харак тер и отношение к ним со стороны различных классов.

Революция в Вене была совершена, можно сказать, почти совершенно единодушным населением. Буржуазия, за исключе нием банкиров и биржевых спекулянтов, мелкая буржуазия, рабочий класс, все сразу, как одни человек, восстали против правительства, которое все они ненавидели и которое возбуж дало такое всеобщее негодование, что небольшая кучка стояв ших за него дворян и финансистов постаралась стушеваться при первом же нападении на него. Меттерних держал бур жуазию в таком полном политическом невежестве, что для нее

совершенно непонятными остались все известия из Парижа

о господстве анархии, социализма и террора и о предстоящей борьбе между классом капиталистов и классом рабочих. В силу своей политической невинности она или не приписывала ника кого значения этим известиям, или же они представлялись ей дьявольским изобретением Меттерниха для того, чтобы за пугать ее и вернуть ее к послушанию. Кроме того, она никогда еще не видала, чтобы рабочие действовали как класс или выступали бы за свои особые классовые интересы. По всему своему опыту она не могла представить себе возможности появления противоречий между классами, которые только что в таком трогательном единении свергли одинаково для всех ненавистное правительство. Она видела, до какой степени ра бочие согласны с нею по всем пунктам: относительно кон ституции, суда присяжных, свободы печати и т. д. Поэтому— по крайней мере, в марте 1848 г.—буржуазия целиком отдалась

движению; и движение, со своей стороны, с самого начала (по крайней мере в теории) сделало буржуазию господствую щим классом в государстве.

Но уже такова судьба всех революций, что то единение разных классов, которое до известной степени всегда является необходимой предпосылкой революции, не может долго про должаться. Едва лишь одержана победа над общим врагом, как победители уже расходятся в различные лагери и направ ляют свое оружие друг против друга. И это быстрое и страст ное развитие классового антагонизма, которое в старых и сложных общественных организмах делает революцию такой мощной пружиной общественного и политического прогресса; этот постоянный быстрый подъем новых партий, которые одна за другой сменяют друг друга у власти,—все это в эпохи подобных сильных потрясений двигает нацию за пятилетний промежуток времени дальше, чем при обычных условиях она ушла бы в течение столетия.

Революция в Вене сделала буржуазию теоретически господ ствующим классом; это значит, что уступки, которые были вырваны у правительства, обязательно обеспечили бы верхо венство буржуазии, если бы они были проведены на практике

и продержались в течение известного времени. Но фактически верховенство этого класса далеко еще не установилось. Правда, учреждение Национальной гвардии доставило буржуазии силу

и влияние, так как благодаря этому буржуазия и мелкая буржуазия были снабжены оружием; правда, благодаря осно ванию «комитета общественной безопасности», своего рода революционного неответственного правительства, в котором буржуазии принадлежало преобладание, она встала во главе власти. Но в то же время отчасти и рабочие получили ору жие; они и студенты выносили борьбу на своих плечах, когда дело доходило до столкновений; ядро, действительный кадр

революционной армии, составляли здесь студенты, почти 4 000 человек сильных, хорошо вооруженных, и много лучше дисциплинированных, чем Национальная гвардия; и они отнюдь не соглашались служить простым орудием в распоряжении комитета общественной безопасности. Хотя студенты и при знавали его и даже были его самыми горячими защитниками, они составляли тем не менее независимую и довольно-таки беспокойную организацию, устраивали собственные совещания

в актовом зале, заняли посредническое положение между бур жуазией и рабочими, постоянным возбуждением препятствовали

тому, чтобы все опять вошло в старую будничную колею,

и часто навязывали свои решения комитету общественной безопасности. С другой стороны, рабочим, которые почти все были без работы, пришлось дать занятия посредством общественных работ за государственный счет, а необходимые деньги для этого, конечно, приходилось брать из карманов налогоплательщиков или из касс города Вены. Все это, разу меется, не могло не стать весьма неприятным для венских про мышленников. На венских промышленных предприятиях, об служивающих потребности богатых и аристократических домов обширной страны, революция, конечно, совершенно при остановила производство благодаря бегству дворянства и двора; деловая жизнь совсем остановилась, а нескончаемые беспорядки и возбуждение, исходившие от студентов, разуме ется, не были способны «восстановить доверие», как было тогда принято говорить. Поэтому очень скоро возникла не

которая холодность между буржуазией, с одной стороны,

и студентами и рабочими—с другой; и если эта холодность долгое время не превращалась в открытую вражду, то объ ясняется это очень просто: министерство и в особенности двор в своем нетерпении восстановить старый порядок вещей давали все новое и новое оправдание опасениям и шумной деятельности более революционных партий и все снова и снова заставляли даже буржуазию видеть призрак старого меттерни ховского деспотизма. Поэтому 15 мая, а потом еще раз, 16 мая, произошли новые восстания всех классов Вены, так как прави тельство попыталось ограничить или же совершенно уничто жить некоторые из только что завоеванных свобод. В каж дом из этих случаев союз между национальной гвардией,— т. е. между буржуазией,—студентами и рабочими снова упро чивался на известное время.

Что касается других классов населения, то аристократы

и крупные финансисты исчезли, а крестьянство повсюду рев ностно искореняло феодализм до последних остатков. Благо даря войне в Италии ¹ и заботам, которые причиняли двору

¹Северная Италия в то время являлась составной частью Ав стрийской монархии. В начале 1848 г. итальянцы восстали против иностранного господства за независимость, за создание единой Италии, но Австрии удалось уже в августе 1848 г. подавить италь

янское освободительное движение и восстановить свое господство в Италии. Италия стала независимой и единой лишь в 1870 году. Ред.

Вена и Венгрия, крестьянам предоставили полную свободу действий, и дело освобождения удалось им в Австрии лучше, чем в какой-либо другой части Германии. Австрийскому сейму вскоре после этого пришлось лишь санкционировать меры, которые крестьянство фактически уже приняло, и что бы ни удалось теперь восстановить правительству князя Шварцен берга, у него никогда не будет достаточной силы для того, чтобы восстановить феодальное порабощение крестьян. Если Австрия в настоящий момент снова сравнительно спокойна и даже сильна, то это преимущественно потому, что громадное большинство народа, крестьяне, извлекло действительную вы году из революции, также потому, что, на что бы ни посягало восстановленное правительство, эти осязательные материаль ные выгоды, полученные крестьянством, до сих пор остаются неприкосновенными.