Практические вопросы в пастырско-посреднической молитве

Посредническая молитва есть специально-пастырская молитва. «Иерей Божий, — говорит о. Иоанн Кронштадтский, – верь от всего сердца, верь всегда в благодать, данную тебе от Бога, молиться за людей Божиих: да не будет вотще в тебе этот великий дар Божий, которым ты можешь спасти многие души; скоро слышит Владыка твою сердечную молитву о людях и удобно преклоняется на милость к людям, как на молитву Моисея, Аарона, Самуила, апостолов. Используй всякий молитвенный случай — в церкви, когда совершаешь богослужение или таинство, в домах при совершении Таинств, молитвословий, молебнов, везде и во всякое время помня о спасении людей Божиих» [V, 267]. Эти слова особенно ценны в устах пастыря, великого молитвенника, главной жизнью, дыханием которого была именно посредническая молитва. Но когда возникает вопрос о практическом приложении ее в служении обычных пастырей, то это идеальное отвлеченное требование встречает некоторые недоумения. Правда, фактически пастыри совершают установленное богослужение и исполняют просьбы паствы о молитве за нее в виде совершения молебнов различных типов (заздравных, напутственных и т.п.), панихид, заказных литургий и т.д., но должно сознаться, что это исполнение отличается характером довольно механическим: совершается то или иное молитвенное служение, но так, что будто это есть скорее вид только «требы», то есть требуемой, как бы вынужденной обязанности, отказаться от которой он не имеет права или не желает, иногда, может быть, из расчетов далеко не духовных⁵¹.

⁵¹      Отсюда можно наблюдать факты очень печального свойства: батюшка, дав начало молебну или панихиде своим возгласом, уходит в алтарь потреблять Святые Дары, или исполнять другую «требу» – воцерковление, например, младенца, и т.н., а диакон или псаломщик, посматривая в окно (это факты), подобно мертвому органу, одним голосом, совершает по установившемуся чину то или иное молебствие.

Но собственно живой молитвы, — молитвы сердцем за своих пасомых встречается весьма немного; правда, сами просители молятся усердно, но у пастыря-ходатая именно ходатайства, просьбы у Бога, заступничества за пасомых просителей и нет, то есть, собственно, почти нет истинно посреднической молитвы. Поэтому идеальное требование остается в большинстве случаев практически мало осуществляемым.

В чем же заключается причина этого явления и каковы средства для нормального отношения к этому вопросу?

Прежде всего пастырь средний, то есть обычный, может ссылаться, отчасти и искренне, в свое оправдание на то, что он не имеет, собственно, достаточного дерзновения для такой горячей молитвы пред Богом, не чувствует себя вправе брать такие, по его мнению, исключительные, как бы «пророческие» полномочия. Отчасти в этом лежит доля правды, проявление нормального настроения пастыря (как увидим далее); но в основе своей такое воззрение неверно. Пастырь в силу своей хиротонии получил, и даже главным образом, именно благодать посредничества, представительства; это его специальное «призвание», как говорит св. Иоанн Златоуст (см.: XI, 604). «И мы... молимся за вас, — говорит он слушателям, — подобно Павлу». «Правда, Павел по праву делал это, имея великое дерзновение пред Богом; а мы — находясь в уничижении, и не имеем дерзновения: но так как мы поставлены на это, то и делаем то же самое, — несмотря на то что недостойны и ходатайствовать, и даже занимать место последних учеников. Именно вследствие этого, что благодать действует и чрез недостойных не ради нас, но ради ищущих пользы, и мы присоединяем наши молитвы» (XI, 566; ср.: 567).

Именно этим полномочием, в частности правом с преимущественным дерзновением ходатайствовать за пасомых в молитвах, и отличается православный пастырь от протестантского пастора и сектантских руководителей, «старших братьев». Даже больше того, это его прямая обязанность. Следовательно, по существу, у пастыря не должно быть оснований к отказу в ходатайстве и сомнений в своем праве молитвы, и молитвы именно сердечной, потому что не иной требует Господь и не для иной дал Он благодать действенную.

И это настроение дерзновения знают пастыри, готовившиеся духовно к восприятию благодати хиротонии, после которой бывает особенный подъем молитвенного духа. И если в дальнейшем служении пастыря подобного одушевления уже не бывает, то виной тому не принципиальные (объективные) указанные мотивы, а субъективное состояние самого пастыря.

И с этой стороны прежде всего нужно отметить причину не только объясняющую, но отчасти и извиняющую отсутствие горячего дерзновения. Поставленный своим положением в необходимость более часто, чем миряне, служить молитвой (см.: Деян. 6:4), он вследствие этого не может надолго удержать той горячности духа, которая была в начале священства (если оно было принято сознательно и с подготовкой), постепенно она слабеет, а от частого упражнения обращается в привычку, ведет к механическому отношению к делу. Правда, бывают исключительные люди, которые по силе ли данной от Бога воли или получившие особенную благодать за горячность веры и т.п., как например, о. Иоанн Кронштадтский, сохраняют это воодушевление. Но если и они необходимо должны заботиться и о своих усилиях сохранять этот дар и даже постепенно его возгревать, то не менее, а гораздо более должно заботиться об этом же и пастырям обычным, средним. Конечно, это упражнение не обещает еще того, что каждый сразу должен и может сделаться Павлом из Савла. Даже более того, при ложно направленной религиозной психологии, особенно на первых порах, и без руководства опытных духовников неразумный ревнитель может впасть в прелесть, то есть в чрезмерную самоуверенность с самомнительным сектантским стремлением творить чудеса в силу своих особых полномочий⁵².

⁵²     Известно, между прочим, что пример о. Иоанна Кронштадтского вызывал в некоторых пастырях стремление подражать ему даже и в голосе, а главное, именно в степени дерзновения.

И подобные искушения могут довести в конце даже и до умоисступления, так как подобного высокого напряжения заступничества дерзновения в молитве не вынести долго пастырю, не обучившему еще себя упражнениям; слабая душа может надорваться, а в лучшем случае чувствовать такую тяжесть, которая давит даже и физически, до болей в области сердца. Впрочем, в наличной жизни пастырю должно, собственно, не столько опасаться подобной гипертрофии вправо, уклонения на десно, сколько, наоборот, теплохладности, погашения духа, уклонения на шуе (см.: Втор. 5:32). Поэтому сюда преимущественно и должно направлять все средства к возгреванию. Сначала должно стараться по крайней мере стоять хоть на срединной точке зрения, то есть если и без особенного напряженного возбуждения, то и без механической теплохладности: первого, и пока еще сверхмерного, Господь не требует, а за второе пастырь, несомненно, будет осужден. Средний же путь этот состоит в том, чтобы напрягать себя на столько, сколько в состоянии без надрыва вынести душа каждого, и затем уже сравнительно спокойно, то есть мерно (но не равнодушно), ходатайствовать пред Господом, не требуя непременно чуда и вообще исполнения просьб своих⁵³, а предоставляя все воле Божией.

⁵³     Это соблазняет неопытных, не понимающих, что в основе подобного требования чуда лежит самомнение, излишненеуместная вера в себя.

Короче сказать, истинное настроение у обычного пастыря должно выражаться в смиренном дерзновении⁵⁴.

⁵⁴     Но, к сожалению, наличная действительность сохраняет лишь внешний вид этого мерного требования, не имея егодуха.

К возгреванию такого настроения прежде всего содействует общий подъем духа, духовной жизни, так как, собственно, главным образом в беспечности пастырской о возгревании благодатного дара и лежит главная причина оскудения более дерзновенной молитвы, чем какая наблюдается в жизни. В частности, для этого требуется большая нравственная чистота и особенно забота об усилении и развитии частной молитвы. Святой Иоанн Златоуст в объяснении слова «духа не угашайте» говорит, что одни, «приняв свет» «благодати Святаго Духа», «со-делали его более ярким и ясным, как, например, Павел и Петр, и все святые, а другие — погасили, как пять дев». «Погашает же его нечистая жизнь» (XI, 564). А «если я не имею дерзновения молиться за самого себя, то тем более за других. Ведь только тому, кто сам заслуживает одобрения и кто снискал к себе Божие благоволение, приличествует молить Бога о милосердии к другим. Напротив, как может ходатайствовать пред ним тот, кто Сам оскорбил Его?» (XI, 604)⁵⁵.

⁵⁵     См. то же у святых Григория Двоеслова, Григория Богослова.

Следовательно, необходимо заботиться об общем нравственном совершенстве. Плодом такого общего подъема будет прежде всего повышение субъективной уверенности пастыря в действенности молитв его, как бы уже имеющего некоторое большее право на сыновнее дерзновение пред Богом, а главное, подкрепить и оживить горячность веры, на которой будет покоиться и сила дерзновения, ибо такой горячо верующий пастырь не рассудочным путем, посредственно, будет убеждать себя «увериться» в полномочиях своих, а совершенно непосредственно, в силу влечения порывов сердца, будет входить с дерзновенной молитвой к Богу, как к Отцу.

Другим, хотя уже менее важным по силе и не столько несомненным по качеству, средством возвышения дерзновения служит вера самих просителей. Всякий пастырь по опыту своему знает, что в такие моменты, когда просящие помощи с такой горячей просьбой так чисто по-детски обращаются к Богу или святым, что молитва кажется уже простой беседой лицем к лицу, то это невольно вызывает отраженное дерзновение и у самого пастыря. Особенно же когда просители прибегают за помощью к Господу в скорбных, тяжелых, по-человечески безнадежных положениях. В таком случае чувство сострадания, любви к скорбящим чадам возбуждает пастыря к небывалому и им самим неожиданному наплыву горячей веры и молитвы за страдающих чад его. «Насколько, вы думаете, — говорит св. Иоанн Златоуст, — превосходит нашу смиренность дело предстательства пред Богом и молитвы за стольких людей? Но так как я объемлю вас отеческой любовью, так как любовь дерзает на все, то я не только в церкви, но и у себя дома прежде всего (и) творю молитву о вашем душевном и телесном здравии» (XI, 604).

Но и сама по себе молитва в церкви, как и вообще всякая молитва соборная, особенно способна поднять дух дерзновения в пастырях. Они по опыту знают, как сердце, бывшее ходатаем в молитве за пасомых, вдруг оживает и загорается при виде собрания верующих. Известно, что вообще в богослужении у пастыря является какой-то подъем в чувствах, крепость в вере, твердость в голосе, которых он не ожидал от себя сам, будучи дома; некоторые пастыри за службой точно преображаются. Как объяснить подобное одушевление? С одной стороны, должно сознаться, здесь может действовать, хотя бы отчасти и у некоторых, чувство тщеславия⁵⁶, может быть, даже очень тонкое, сокровенное от самого предстателя: исключительное положение посредника, на которого обращены взоры и внимание всего народа, желание произвести впечатление и прочее — все это может возбуждать энергию пастыря, и он постепенно увлекается своим делом.

⁵⁶     И вообще, этот закон возбуждения по тщеславию распространяется на все области духовной жизни. Один богатый благотворитель-вдовец, прославившийся своим милосердием,которое ему самому казалось совершенно чистым, бескорыстным, от искреннего, доброго сердца, — когда бросил все и ушелв монастырь, то неожиданно для себя почувствовал и скрывавшуюся любовь к стяжанию, и плотские страсти. Старец объяснил удивлявшемуся неофиту, что в миру многое делается с примесью тщеславия, а потому другие страсти ослабевают, в уединении же они выступают ничем не сдерживаемые («Отечник»,118-122; ср.: Св. Иоанн Лествичник. Слово 22-е. О тщеславии).

Происходит некоторым образом религиозный гипнотизм. Это бывает, особенно на первых порах, и вообще у малоопытных пастырей, не дающих себе труда беспрерывно и глубоко бодрствовать над своей душой. По крайней мере, эту психологическую черту отмечают святые отцы. «Иное радова-ние, — говорит св. Иоанн Лествичник, — бывает в молитве у подвизающегося в общежитии; и иное у молящегося в безмолвии. Первое, может быть, немного смешано с возношением, а последнее все исполнено смиренномудрия»⁵⁷; «псалмопение во многолюдстве сопровождается пленениями и парениями, уединенное же не столько»⁵⁸. Если это относится к простым верующим, молящимся в собрании, то тем более поведет к возношению предстоятеля.

⁵⁷     Слово 28-е, 20.

⁵⁸     Слово 28-е, 32.

Однако объяснить одушевление одним этим мотивом было бы несправедливо и недостаточно. Искренние и наблюдающие за собой пастыри, подмечая подобное нечистое настроение, считают необходимым долгом решительно изгонятьего, как враждебное истинному действию благодати Божией; они даже боятся этой тонкой лести, потому что в таком случае действенность молитвы может быть объяснена (со стороны внутреннего голоса совести самого пастыря) как гипнотическое воздействие естественными человеческими силами, как внушение, а не Божия, благодатная помощь. Поэтому такие пастыри, как бы зачеркнув в воле своей самомнение, стараются обратиться всецело к силе Божией благодати. И хотя помыслы тщеславия, может быть, и после этого не перестают смущать ум, но бдительный и опытный пастырь уже не опасается их, как чуждых, как простого искушения, ибо своей волей он не только не участвует в них, но и прямо противоречит. И однако, несмотря на такое устранение указанного фактора, одушевление все же может остаться и даже получить большую степень дерзновения. Следовательно, источник его лежит в другой области. Святой Иоанн Лествичник объясняет это кратко заражением от примера: «От примера других рождается усердие»⁵⁹.

⁵⁹     Слово 28-е, 32.

И это несомненно так. Но какова заметная качественность такого увлечения, его источник? Если он не в тщеславии, то в чем же? Говоря вообще, этот частный вид одушевления через общение с народом может быть подведен под общий закон воздействия массовой психологии, только со специфической, религиозной качественностью. Но удовлетворительно объяснить и естественное массовое воздействие психологам вполне не удается. Привлекаются ими и гипотезы о материальных психофизических токах, излучающихся со стороны массы на индивидуум; указывают и на тщеславие, однако все это не объясняет вполне существа данной психологии, творчества чувств и мыслей. Но одно лишь отмечается как несомненное: наблюдаемая в это время повышенность переживаний, происходящая от глубокой сосредоточенности (концентрации) и исключительной возбудимости всех сил души индивидуума. Подобная же сосредоточенность повышает и религиозное настроение предстоятеля. Этому содействуют прежде всего самая обстановка, устраняющая, с одной стороны, препятствия к сосредоточенности; на уединенной молитве всякий может (как обычно и бывает) изобретать всякого рода оправдания для облегчения и сокращения молитвенного труда, а совесть, наоборот, побуждает исполнить правило; происходит борьба, ослабляющая энергию, рассеивающая чувство и кончающаяся нередко в пользу инертной плоти, ленивой души — наоборот, в соборной молитве хотя бы волей-неволей пастырь должен совершить положенное. А молитва паствы возбуждает его еще более исполнить требуемое по чину; и ему остается или полное бездействие духа, механическое совершение молитвы, или же более или менее горячее участие в ней: первое вообще тяжело для творческой души, требующей действия, а если человек еще не спустился постепенно до теплохладности, то, наоборот, ему даже хочется привести в действие свою энергию, и он внутренне бывает доволен, что препятствие двойственности устранено от его слабой воли, 1и] с искренней охотой сосредотачивается на молитве.

Но, кроме этого — так сказать, отрицательного – мотива, еще большее значение получают другие положительные факторы. Обстановка храма или вообще соборного моления создается духом верующих приспособительно к целям возбуждения и концентрации религиозных чувств, и не как-либо искусственно, лишь преднамеренно, а как естественный, а потому вполне соответствующий результат религиозных переживаний. Но главное заключается в каком-то непостижимом, таинственном объединении предстоятеля с верующими. Трудно объяснить способ и причину этого объединения, но только несомненно, что в момент соборной молитвы [пастырь] становится как бы центром, в котором сходятся радиусы горячей веры, молитвы всех присутствующих. Вера других заражает или возбуждает веру и самого пастыря. Чувствуя их собранность, повышенность⁶⁰ и доверчивость их к Богу во время молитвы, пастырь, как посредник между ними и Господом, дерзает как бы требовать у Него милостей для вопиющих к Нему через его посредство чад духовных. Следовательно, здесь присоединяется и элемент любви, которая способна (как увидим далее) сплавлять людей воедино.

⁶⁰     Так в тексте. – Прим. ред.

Ввиду этих причин настроение веры, как у всех вообще, так особенно у пастыря сосредотачивается и поднимается. А следовательно (как мы выяснили) в [лекции о] вере⁶¹, чем более поднимается субъективная человеческая сторона, тем больше возможности проявляться объективному деятелю — Божией благодати, которая со своей стороны еще более поднимает дерзновенное настроение пастыря, творя в нем новый источник чувств как по его вере, так и по вере просящих.

⁶¹      Эта лекция не вошла в печатные.

 «Чего не может получить тот, — говорит св. Иоанн Златоуст, — кто один молится сам за себя, то он получит, молясь в собрании многих. Почему? Потому что если не его собственная добродетель, то общее единодушие будет иметь великую силу. Идеже — говорит — есть два или три собрани [ Мф. 18:20]. Для чего сказал Он — два. Отчего так, где будет един во имя Твое, Ты не будешь пребывать вместе с ним? Потому что хочу, чтобы все были вместе соединены и не отделились друг от друга. Соединимся поэтому друг с другом, свяжем себя взаимно узами любви» (XI, 604). «Бог тронется» совокупными молитвами «не ради многочисленности, но ради... добродетелей» любви, веры. Благодать там, — говорит кратко тот же святой отец — где любовь⁶².

⁶²     Поэтому, между прочим, пастыри, даже апостолы, про-

сили о себе особо усиленных молитв ко Господу, так как это усиливало их дух. «Поддержите наши руки, чтобы они не ослабели, отверзите наши уста, чтобы они не были заграждены, молите Бога, молите Его об этом. Пусть никто из вас, по излишнему смирению, не лишает меня этого содействия и помоши. Мы сильно веруем, что если бы все вы пожелали единодушно простереть к Богу руки о нашей смиренности, – мы имели бы успех во всем» (XI, 602—603). Особенный подъем мирян поднимает особенно и самого пастыря.

И собственно, здесь, то есть в Боге, в благодати должно искать последнего объяснения истинно-религиозного воодушевления пастыря. Как происходит оно, этот вопрос по существу мистический, таинственный, но только, по словам Спасителя, те, кто будут исполнять заповеди Его, сделаются обителию Пресвятой Троицы. И потому, где есть возможность прийти благодати, там она и является. А несомненно, настроение веры, любви, смирения, которые одушевляют собрание, создают самые благоприятные условия для Нее. Когда же приходит Господь, то с пришествием Единицы, говорит св. Василий Великий, исчезает количество: души соединяются в один дух. Следовательно,

в последней основе своей пастырское одушевление в соборной молитве — благодатная тайна, хотя и несомненная, как таинственно и несомненно все, что касается действия благодати Святаго Духа⁶³.

⁶³      На первых порах православные примешивают отчастиеще и видимые чувства.

Так или иначе, но соборность молитвы является одним из сильных факторов, содействующих дерзновению посреднической молитвы.

Всем сказанным объясняется тот нередкий факт, когда пастырь, не отличавшийся прежде особым одушевлением, поступив на приход, в среду скорбящих, но горячо верующих и объединенных духом любви христиан, постепенно и сам возвышается в своей ревности, особенно в исключительные моменты (эпидемических болезней, войн, засух и т.п.)⁶⁴.

⁶⁴      Такое явление отчасти наблюдалось даже и в о. ИоаннеКронштадтском. По его словам, в первый раз мысль об особенной действенности его молитвы была подсказана ему со стороныодной благочестивой женщины, испытавшей на себе силу ее.Отец Иоанн сначала отрицался по смирению, но потом, убежденный ее верой, дерзновенно приступил с пастырской молитвой и был услышан Богом. А затем, чем больше от него просили и на него надеялись, чем больше он видел скорбей, тем егомолитва все росла, воспитываемая и руководимая Церковью.

И если нет тщеславия — этого яда, отравляющего истинность, правильность пастырского настроения, то предстоятель со спокойной совестью должен давать свободу своему дерзновению в свою меру, лишь поставив ум свой стражем над душой и не обращая затем внимания на смущающие помыслы.

Где здесь положить меру пастырю, сказать невозможно, так как все зависит от индивидуальности каждого и от совокупности других факторов (исключительности момента, степени веры просителей и т.п.)· Одно лишь всегда должно помнить, чтобы всячески избегать само-падеяния, гордости, то есть заботиться именно о смиренном дерзновении.

Но допустим, что в известный момент у пастыря и совсем не появляется дерзновения, несмотря на желание и даже на усилия его. Однако и в таком случае он не должен отказываться в ходатайственной, хотя бы просто спокойно-благодатной молитве (по мотивам, разумеется, не материальным, а духовным), потому что он обязан это делать по своему положению; плоды же подобной спокойной молитвы пусть предоставит всецело воле Божией, которая творит чудеса иногда ради веры самих просящих и вознаграждает за это и самого ходатайствующего.

Именно молитва за других в какой бы то ни было степени дерзновения, лишь бы со смиренным упованием, приносит пользу и самому молящемуся пастырю, ибо она, как мы видели, возбуждает огонь веры несравненно интенсивнее, чем домашняя, частная молитва; растет притом и любовь к пастве, но, кроме того, хотя уже и это само по себе высокоценно, Господь воздаст сторицей так или иначе прежде всего самому же труждающемуся делателю (2 Тим. 2:6). Поэтому-то св. Иоанн Лествичник и говорит: «Если кто-нибудь просит тебя помолиться о нем, то хотя ты и не стяжал еще дара молитвы, не отрицайся. Ибо часто вера просящего молитвы спасает и того, кто молился об нем с сокрушением сердца»⁶⁵.

⁶⁵      Слово 28-е, 36.

Но если это говорится о простом верующем, то тем более должно относиться к «посвященному в тайны» пастырю как взявшему на себя эту «специальную ответственность»⁶⁶.

⁶⁶      Св. Иоанн Златоуст. XI, 566—567.

 «Никогда не переставай, — пишет тот же св. Иоанн Лествичник уже прямо к пастырю, — очищать души и тела оскверненные, чтобы ты мог с дерзновением искать у доброго Подвигоположника венцов не только за труды о себе, но и за души других. Видел я одного немощного, который, укрепившись верой, очистил немощь другого немощного, ломолившись за него с похвальным бесстыдством и положив душу свою (то есть в молитвенном подвиге. — Прим. авт.) за душу ближнего, однако со смирением. Таким образом чрез исцеление ближнего он исцелил и самого себя. Видел я другого, который сделал подобное этому, но с возношением, и ему сказано в обличение: Врачу, исцелися сам (Лк. 4:23)»⁶⁷.

⁶⁷      Слово особенное к пастырю. 13, 5; ср.: 3, 2; св. ИоаннЗлатоуст. XI, 658.

Иоанн Кронштадтский тоже говорит: «Иерей Божий... везде и во всякое время помни о спасении людей Божиих и стяжаешь великую себе благодать Божию». Следовательно, нужно бежать лишь именно горделивого настроения и просить в меру сил своих. В противном же случае отсутствия смирения такой немощный предстоятель совсем уже неспособен будет выдержать силы искушения самомнением, если Господь сделает что по молитве его; тогда особенно потребно смирение и ясное сознание, что все делается не по человеческим силам, а по милости Божией. Поэтому великий дар чудотворной молитвы Господь дает уже истинно-смиренным, — способным безопасно хранить его; а простым немощным пастырям, по той же причине опасности, Господь дает и соразмерную степень действенности молитвы, да и ту скрывая от взоров их⁶⁸.

⁶⁸      См.: Св. Иоанн Лествичник. Слово особенное к пастырю. 11,6.

А если когда и заметит пастырь от нее плод, то должен тотчас же всячески смирять себя. «Не возносись, когда ты молился о других и был услышан; ибо эта вера их подействовала и совершила», — говорит св. Иоанн Лествичник⁶⁹. Средством же к смирению и критерием истинности настроения, как уже мы говорили, служит не с только рассуждение, сколько молитва к Богу (частная).

⁶⁹      Слово 28-е, 37; см. Слово особенное к пастырю. 11,5.

Таким именно образом пастырь благодаря указанным условиям и может возгреть свое смиренное дерзновение в ходатайствах в свою меру [о] пасомых. А так как самым главным средством (как выяснилось) служит общий подъем духовной жизни, сущность и главный источник, который заключается в молитве, то мы далее обратимся к частному рассмотрению практически важного вопроса о средствах воспитания пастырем молитвенного настроения в себе.