Балома: духи мертвых на Тробрианских островах 1 страница

Туземцы Киривины видят в смерти какого-либо человека исходный пункт двух рядов событий, почти не зависимых друг от друга. Смерть – это то, что происходит с данным умершим индивидом; его дух (балома или балом) оставляет тело и отправляется в иной мир, где ему суждено вести призрачное существование. Смерть касается и оставшихся в живых людей. Они оплакивают умершего, скорбят по нему, совершают многочисленные ритуаллы. Обычно это сопровождается раздачей продуктов; гораздо реже церемонии связаны с настоящими пиршествами, на которых поедают свежеприготовленную пищу. Участники ритуала собираются вокруг тела усопшего и совместно оплакивают покойника. Важно отметить, что все эти совместные действия и ритуалы не имеют никакого отношения к духу умершего. Их цель состоит совсем не в том, чтобы продемонстрировать духу (балома) свои чувства любви и печали, но и не в том, чтобы помешать ему вернуться назад. Эти обряды вообще не влияют на дальнейшее существование духа и на то, как он относится к живым людям.

Поэтому представления туземцев о загробной жизни не связаны с проявлениями скорби и траурными ритуалами. Последние крайне сложны, и чтобы их правильно описать, здесь следовало бы подробно рассказать о всей социальной системе аборигенов[275]. Но в этой статье мы займемся только описанием верований в духов мертвых и загробную жизнь.

С того момента, когда дух оставляет тело покойного, его дальнейшая судьба весьма примечательна. Вообще говоря, она как бы двоится. В сущности, это два разных типа верований, и хотя они противоречат друг другу, тем не менее существуют одновременно. Согласно одному из них, балома (это основная форма духа умершего) отправляется «на Туму, небольшой остров примерно в десяти милях на северо-запад от Тробрианских островов»[276]. На этом острове есть большая деревня, которая также называется Тума, населенная живыми людьми. Туземцы с основного острова часто гостят в этой деревне.

Согласно другому верованию, дух умершего еще какое-то недолгое время живет неподалеку от своей деревни, скитаясь вокруг родного дома и других мест, где часто бывал при жизни, например, на огороде, на берегу моря, у водоемов. Такой дух называется коси (иногда говорят кос). Отношение между коси и балома довольно туманно, что, однако, не слишком беспокоит туземцев. Наиболее умные из моих информаторов как-то пытались устранить двусмысленности, но их «теологические» интерпретации противоречили одна другой, и, по-видимому, ни одна из них не могла бы считаться общепринятой[277]. Тем не менее оба верования существуют бок о бок, обладая почти одинаковой силой. И то и другое считается истинным и в равной степени влияет на действия людей, определяет их поведение. Вера в коси является причиной настоящего, хотя не столь уж глубокого страха перед духом, тогда как вера в то, что дух отправляется на Туму, и представления о том, как именно проходит это путешествие, в значительной мере определяют содержание траурных обрядов.

В соответствии с ритуалом, тело покойника украшают всеми ценными украшениями, которыми обладал умерший, а вокруг тела раскладывают различные предметы, составлявшие его богатство при жизни. Благодаря этому «сущность» или «духовная часть» этих вещей может быть перенесена в загробный мир. Такие действия связаны с верованием в Топилету, местного Харона, берущего с духов «плату за перевоз» (об этом будет сказано ниже).

Через несколько дней после смерти можно встретить коси, духа умершего, на дороге вблизи деревни или увидеть его в огороде покойного, иногда же можно услышать, как он стучится в дома своих приятелей и родичей. Люди настороженно относятся к коси, явно опасаясь встречи с ним. Но этот страх не слишком силен. Коси – это легкомысленный дух-проказник, забавляющийся беззлобными шутками и досаждающий тем, кто его встретит. Он пугает людей подобно тому, как кто-то ради шутки может напугать другого в темноте. Когда стемнеет, коси может бросить камешком или мелкой галькой в того, кто окажется поблизости, а то и выкрикнуть его имя. Иногда смех коси раздается в ночном мраке. Однако он не причиняет никакого зла. Никто никогда не был ранен и тем более убит коси. Пугая людей, коси не возбуждают ужаса или паники, так хорошо известных из европейских повествований о призраках.

Я хорошо помню случай, когда мне впервые довелось услышать о существовании коси. Темной ночью в компании трех туземцев я возвращался из соседней деревни, в которой в этот день кто-то умер и был похоронен в нашем присутствии. Мы шли гуськом друг за другом. Вдруг один из моих спутников остановился, и все трое начали разговаривать, с любопытством осматриваясь вокруг, но без малейших признаков страха. Переводчик объяснил мне, что с огорода, через который мы как раз проходили, доносились звуки, издаваемые коси. Меня поразила беззаботность, с какой они рассуждали об этом в общем-то не слишком приятном событии. Мне хотелось понять, всерьез ли эти люди относятся к данному явлению и какова их эмоциональная реакция на него. Реальность этого события, как мне показалось, не вызывала у них никаких сомнений. Позднее я не раз убеждался, что хотя коси появляется достаточно часто, никто из людей не боится идти в одиночку в темный огород, где слышали духа. Никто также не испытывает панического ужаса, парализующего волю страха, хорошо известного всем тем, кто сам испытал его, боясь призраков, как их представляют в Европе или знают о них по книгам. У туземцев нет никаких леденящих кровь «рассказов о духах», а есть только байки о штучках, какие выкидывает коси. Кажется, даже маленькие дети не боятся коси.

Вообще туземцу чужды суеверная боязнь темноты или страх перед одинокими прогулками в ночи. Однажды ночью я послал мальчиков, которым было около десяти лет, в довольно отдаленное место, чтобы они принесли мне вещь, которую я там намеренно оставил. Я убедился, что мальчишки совершенно не испытывали страха и за плитку табака были готовы выполнить поручение. Взрослые мужчины и молодежь путешествуют в одиночку ночами из одной деревни в другую, часто проходя несколько миль, не боясь кого-либо встретить.

По правде говоря, такие путешествия, как правило, связаны с любовными похождениями, которые далеко не всегда одобряются общественной моралью, поэтому путь искателей приключений пролегает не по обычной дороге, а через заросли, чтобы избежать лишних встреч, а вместе с тем и опасности быть узнанными. Я хорошо помню, что если в сумерках на дороге и встречались какие-либо женщины, то только старухи. Дорога из Омараканы (и из многих других деревень, расположенных вблизи восточного побережья) на пляж ведет через раибоаг, поросшую лесом полосу коралловых рифов, а тропинка вьется среди валунов и скал, над расщелинами и вокруг пещер. Ночью местность выглядит таинственно и кажется небезопасной. Несмотря на это, туземцы часто в одиночку проходят эту дистанцию в обе стороны. Конечно, люди бывают разные, одни более, другие менее храбрые, но, по сути, киривинцы не боятся темноты[278].

Однако, когда в деревню приходит смерть, суеверный страх значительно усиливается. Но это страх не перед коси, а перед существами менее «сверхъестественными». Речь идет о колдуньях мулукуауси – это обычные живые женщины, которых можно встретить в любой день и даже поговорить с ними. Колдуньям приписывается способность быть невидимыми, посылать из своего тела некоего «посланца» или перемещаться по воздуху на значительные расстояния. В этом бестелесном виде они страшно сильны, вездесущи и исключительно злобны[279]. Всякий, кто встретится с ними, наверняка подвергнется нападению.

Особенно они опасны на море. Во время шторма, когда опасность угрожает лодке, мулукуауси слетаются к ней, подстерегая жертв. Нет такого смельчака, который бы отважился на длительное путешествие, например на юг, к архипелагу Д’Антркасто, или на восток, на острова Маршалла Беннета, или еще дальше – до самого острова Вудларк, без того, чтобы вначале овладеть каигау – сильной магией, защищающей от мулукуауси. Даже во время постройки масава, морской лодки большого размера (обычная лодка – вага), необходимо произносить специальные заклинания, которые должны защитить будущий экипаж от нападений этих страшных женщин.

Мулукуауси не менее опасны на берегу, где они нападают на людей, выгрызая им языки, глаза и легкие (лопоуло буквально переводится как «легкие», но это слово означает также вообще «внутренности» человека). Все сказанное относится к теме колдовства и черной магии. Здесь мы вкратце коснулись этой темы из-за той роли, которую мулукуауси играют в верованиях, связанных со смертью. Мулукуауси – это настоящие вампиры. Когда умирает человек, колдуньи налетают со всех сторон и набрасываются на его внутренности. Они пожирают лопоуло, язык, глаза, затем и все тело, после чего становятся еще более опасными для живых. Они собираются вокруг дома умершего и пытаются забраться вовнутрь. В давние времена, когда наполовину прикрытое тело покойного выставляли во временной могиле посреди деревни, мулукуауси рассаживались на деревьях в самой деревне и вблизи нее[280]. Поэтому, укладывая тело в могилу, следовало произносить особые заклинания, отпугивающие колдуний.

Туземцы ассоциируют мулукуауси с запахом мертвечины. В рассказах, которые я слышал, многократно упоминается, как люди, попадая в опасную ситуацию на море, чувствовали зловонный запах бурапуасе (падали), что служило неопровержимым доказательством присутствия колдуний.

Мулукуауси вызывают у туземцев настоящий ужас. Место, где похоронен покойник, с наступлением ночи быстро пустеет. Я познакомился с мулукуауси следующим образом. В самом начале моего пребывания в Киривине я был свидетелем траурной церемонии, проводимой над могилой умершего. После захода солнца плакальщики начали расходиться и настойчиво уговаривали меня, чтобы я тоже покинул это место. Я не соглашался, думая, что речь идет о проведении какого-то торжества без моего участия. Примерно через десять минут несколько мужчин вернулось за мной, приведя моего переводчика, который еще раньше ушел в деревню. Он и объяснил мне в чем дело, очень серьезно предупредив об опасности со стороны мулукуауси. Однако, уже зная белых людей по опыту прежних контактов с ними, он не очень беспокоился о моей участи[281].

В той деревне, где кто-то умер, или вблизи нее туземцы больше всего боятся мулукуауси и не выходят с наступлением темноты, а также избегают бродить впотьмах по окрестным лесам и огородам. Я много раз допытывался у туземцев, чего они боятся, когда им приходится в одиночку идти в потемках сразу после смерти кого-либо из соплеменников, и из их ответов однозначно следовало, что единственные существа, которые вызывают у них ужас, – это именно колдуньи.

II

Познакомившись с коси, незлобивым духом, который исчезает после нескольких дней своего призрачного существования, и с мулукуауси, мерзкими и опасными женщинами, которые питаются мертвечиной и нападают на живых людей, теперь перейдем к балома, самой важной форме, которую принимает дух умершего. Это самая важная форма потому, что балома, как считают туземцы, реально, в самом прямом смысле живет на Туме. Время от времени он возвращается в родную деревню, его можно увидеть и навестить на Туме как во сне, так и наяву. Люди, которые уже были на шаг от смерти и в последний момент вернулись к жизни, могли встретить балома. Эти духи играют существенную роль в магических верованиях туземцев и даже принимают подношения или нечто вроде умилостивительной жертвы. Непосредственное доказательство реальности балома состоит в том, что они возвращаются туда, где жили, постоянно перевоплощаясь. Все это говорит о том, что балома существуют вечно.

Тотчас после смерти балома оставляет тело и отправляется на Туму. Его путь и способ передвижения ничем не отличаются от путешествий живых людей. Тума – остров, поэтому необходимо плыть туда на лодке. Балома из прибрежной деревни просто садится в лодку и плывет к своей цели. Дух из деревни, расположенной внутри острова, должен сначала прибыть в прибрежную деревню, из которой обычно лодки отправляются на Туму. Так, дух умершего из Омараканы, деревни, расположенной в центре северной части Бойовы (главного острова Тробрианского архипелага), направляется в Кайболи, деревню на северном побережье, откуда легко переправиться на Туму. Путь по морю легче всего пройти в период юго-восточных пассатов, которые всего за несколько часов донесут лодку до берега острова Тума. Однажды в период миламала (ежегодного праздника духов) я посетил Оливилеви, большую деревню на восточном побережье. По мнению участников торжеств, балома расположились на ближнем пляже. Они прибыли туда на особых лодках, которые можно назвать предметами «духовной» или «нематериальной» природы, хотя представления туземцев об этом вряд ли совпадают с тем, какое значение мы вкладываем в эти понятия. Одно можно сказать определенно: никто из обычных людей в обычных условиях такую лодку или вообще что-либо связанное с балома видеть не может.

Как уже было сказано, когда балома покидает деревню и своих близких, он теряет связь с ними. По крайней мере, через какое-то время он уже не сможет услышать их плач, их скорбь уже не тронет его. Но сам он очень опечален разлукой со своими близкими.

На берегу острова Тума есть скала Модавоси. На нее садится наш плачущий балома, и взгляд его устремлен туда, где за морем осталась Киривина. Плач его слышат другие духи. Все балома, которые были его родственниками и друзьями, приходят, присаживаются на корточки возле него и плачут вместе с ним. Они вспоминают собственную смерть, тоскуют по дому и по своим близким. Некоторые балома плачут, другие распевают монотонную, грустную песню, в точности так же, как это делают живые люди во время траурных церемоний (иавали), когда кто-то умирает. Потом наш балома отправляется к источнику, который называется Гилала[282], и промывает глаза; это делает его невидимым[283]. Затем он идет в Дукупуалу, место на раибоаг, где находятся две скалы Дикумаио’и. Балома должен постучать по обеим скалам. Первая отвечает звучным гулом (какупуана), а отзвук второго удара так силен, что дрожит земля (иоиу). Все балома, заслышав этот звук, приходят, чтобы приветствовать нового жителя Тумы[284].

Вступая в мир мертвых, балома рано или поздно должен встретиться с вождем деревень мертвых – Топилетой. Мои информаторы не могли в точности сказать, когда именно Топилета является пришельцу. Вероятно, это событие наступает достаточно скоро, так как Топилета живет неподалеку от скалы Модавоси и выступает в роли Цербера или св. Петра. Именно он разрешает духу войти в загробный мир, но, как считают все туземцы, он может и отказать в таком праве. Однако его решение не зависит от каких бы то ни было моральных соображений. Ему нужно только, чтобы плата за вход в загробный мир была достаточно высокой. Поэтому-то оплакивающие покойника люди покрывают тело покойного всеми украшениями, какими он обладал при жизни, а рядом с ним раскладывают другие вайгу’а (ценные предметы)[285], среди которых важнейшими являются лезвия ритуального топора (беку). Как убеждены туземцы, дух забирает с собой на Туму все эти предметы, – конечно, в их «духовной» форме. Туземцы объясняют это следующим образом: «Балома человека уходит, хотя тело его остается, так же и балома ценностей отправляются на Туму, хотя сами предметы остаются»[286]. Неся эти ценные предметы в небольшой корзинке, балома выбирает некоторые из них, чтобы соответствующим образом подготовиться к встрече с Топилетой.

Туземцы считают, что это подношение нужно для того, чтобы узнать подобающую дорогу на Туму. Но перед тем как указать балома дорогу, Топилета спрашивает пришельца о причине его смерти. Аборигены различают три вида последней: смерть, вызванная черной магией, смерть из-за отравления и смерть на войне. Этим трем видам смерти соответствуют три дороги, ведущие на Туму, и Топилета показывает, по какой из них балома должен идти. На самом деле ни одна из дорог не лучше остальных, хотя мои информаторы как один утверждали, что погибнуть на войне – это «хорошая смерть», несколько хуже – смерть от яда, самая же плохая смерть – из-за злых чар. Это значит, что мужчине лучше погибнуть на войне, чем умереть иной смертью. Моральная сторона дела здесь ни при чем, но смерть в бою приносит славу, а смерть от колдовства и болезни считается самой страшной.

К тому же типу, что смерть на войне, относится самоубийство (на языке туземцев – ло’у), когда человек взбирается на дерево и бросается с него на землю. Это одна из двух традиционно известных в Киривине форм самоубийства, к которой прибегают как мужчины, так и женщины. Случаи самоубийства, вероятно, довольно часты среди туземцев[287]. Самоубийство понимается как акт возмездия, но не по отношению к себе, а по отношению к близкому человеку, который в чем-то виноват перед самоубийцей. Поэтому самоубийство является одним из важнейших средств осуществления права. Но психологические предпосылки этой традиции исключительно сложны, и здесь невозможно рассмотреть их во всей полноте.

Помимо ло’у, самоубийство можно совершить, приняв яд. Это особая отрава для рыбы (тува)[288]. Такие самоубийцы, а также те, кто был отравлен желчью ядовитой рыбы сока, идут на Туму второй дорогой – дорогой, предназначенной для отравленных.

Утонувшие направляются по той же дороге, что и жертвы войны, а утопление также считается «хорошей смертью».

Наконец, мы переходим к группе тех балома, которые приняли смерть от злых чар. Туземцы допускают возможность обычного заболевания, которое случается без вмешательства магических сил, и отличают его от болезни, вызванной чарами. Однако, согласно их убеждениям, только во втором из этих случаев наступает смерть. Итак, по третьей дороге идут на Туму все, кто умер «естественной смертью» в нашем понимании, то есть смертью, наступившей не из-за несчастного случая. О такой смерти туземцы говорят, что она вызвана злыми чарами[289]. Духи умерших женщин идут по тем же дорогам, что и духи мужчин, но путь им указывает жена Топилеты, Бомиамуйа. Это все, что можно сказать о различных видах смерти.

В очень трудном положении окажется тот, кто не сможет как следует заплатить Топилете на пороге загробного мира. Его не пустят на Туму, и он будет обречен на скитание по морю. К тому же изменится его вид, он превратится в вайаба – мифическую рыбу с головой и хвостом акулы и туловищем ската. Однако эта участь не слишком беспокоит туземцев. Напротив, те, кого я расспрашивал, утверждали, что подобные случаи если вообще и бывают, то исключительно редко, и не могли привести ни одного примера. Я спрашивал их, откуда же они знают это, на что они отвечали: «Старая болтовня» (токунабогу ливала). После смерти не бывает никакого суда, ни с кем не нужно рассчитываться по счетам прожитой жизни, никого не подвергают каким бы то ни было испытаниям, а сам переход из одного мира в другой не связан с какими-то особыми трудностями.

Проф. Зелигман описывает Топилету следующим образом: «Топилета напоминает человека во всем, кроме одного – у него огромные уши, которыми он постоянно машет. Топилета, согласно описаниям аборигенов, является членом клана Маласи и живет как обычный тробрианский островитянин». Эти сведения собраны на соседнем острове Кайлеула (проф. Зелигман называет его Кадавага), но они вполне соответствуют тому, о чем я узнал о Топилете в Киривине. Далее проф. Зелигман пишет: «Топилета обладает определенной магической силой, например, он может вызвать землетрясение, а когда он стареет, то принимает снадобье, благодаря которому возвращает молодость себе, своей жене и детям. Прибывшие на Туму умершие вожди сохраняют свою власть. Топилета, безусловно, важнейшая особа на острове […], но значительно отличаясь от всех других вождей, он не может править умершими в обычном смысле, поэтому трудно сказать, обладает ли он фактически какой-либо властью в загробном мире»[290].

Туму невозможно даже представить без Топилеты, но после вступительной беседы с каждым прибывшим духом он затем уже не вмешивается в его дела. Вожди сохраняют в загробном мире прежнее свое положение, но в чем именно состоит там их власть, туземцы сказать не могут[291]. Более того, Топилета является фактическим хозяином или господином мира духов на острове и расположенных на нем деревень[292]. На том свете имеется три деревни: Тума, Вабуайма и Валисига. Топилета считается толивалу (господином) всех трех, но туземцы не знают, действительно ли он управляет ими, принимая решения по всем важным вопросам, или же его титул является просто почетным. Также трудно сказать, имеют ли три деревни какую-то связь с тремя дорогами, ведущими в загробный мир.

После встречи с Топилетой прибывший дух направляется в деревню, в которой он будет с этих пор жить. Там он всегда сможет обнаружить каких-то родичей, которые составят ему компанию, пока найдется или будет выстроен дом для него. По мнению туземцев, все это проходит так же, как в мире живых, когда кто-то должен перебраться из одной деревни в другую, что на Тробрианах случается не так уж редко. Какое-то время новоприбывший грустит и плачет. Другие духи, особенно представители противоположного пола, не жалеют усилий, чтобы обустроить ему новую жизнь, сделать так, чтобы он завел новые привязанности и забыл о старых. Мои информаторы (только мужчины) единодушно утверждали, что духа-мужчину прямо-таки осаждают представительницы другого пола, столь робкие и стыдливые в нашем мире. Вначале дух, оплакивая разлуку со своими близкими, хочет, чтобы его оставили в покое. Его родичи это понимают и говорят другим: «Дайте ему немного времени, пусть он выплачется». Если умерший был счастлив в супружестве и оставил вдову, по которой тоскует, его печаль продолжается, понятно, несколько дольше. Но все напрасно! На том свете (здесь я опять-таки привожу мнения одних только мужчин) гораздо больше женщин, чем мужчин, и они выражают явное нетерпение, если тоска новичка длится слишком долго. Если они не могут добиться своего никаким иным путем, то прибегают к магии, всесильному средству, с помощью которого можно добиться взаимности. В искусстве обольщения духи женщин на Туме не уступают девушкам из Киривины и не более, чем они, щепетильны. Вскоре новичок перестает печалиться и принимает подарок от женщины, набуода’у – корзину, наполненную бу’а  (орехами бетеля), мо’и (толчеными листьями бетеля) и пахучими травами. Вручая такую корзину, она скажет: «Кам паку», и если подарок принят, то оба будут принадлежать друг другу[293]. Может случиться, что умерший захочет подождать прибытия своей вдовы, но, как считают мои информаторы, это бывает крайне редко, и вся вина за это возлагается на красоток, живущих на Туме. Их магическое обаяние должно быть таким сильным, чтобы против него не устоял даже самый верный муж.

Так дух поселяется на Туме, чтобы счастливо проводить здесь свою следующую жизнь[294], до новой смерти. Однако и эта вторая смерть не означает, как мы вскоре увидим, полного небытия.