ДЕЛО «ВСЕРОССИЙСКОГО АЛЬЯНСА» (1936-1937 г.) 1 страница

Историку, изучающему архивы российского политического сыска этого периода 30-х годов, напрасно искать архивно-следственное дело с таким названием. Более того, мне до сих пор неясно, действительно ли идея «всероссийского альянса анархистов», т.е. объединения не только анархистов разных группировок и течений, но и представителей всех оппозиционных соввласти партий и движений, принадлежит А.А.Солоновичу, или она в провокационных целях была разработана в недрах Секретного Отдела ОГПУ-НКВД, а потом только подсказана неутомимому проповеднику анархо-мистицизма, чтобы раз и навсегда покончить с анархистами. Сейчас, когда еще только-только начинается выборочное изучение и публикация архивных материалов, трудно представить фактический размах последствий этой грандиозной политической провокации, которая должна была разом охватить не только все районы ссылки, места поселений уже освобожденных анархистов, но и всех их единомышленников в центрах.

Это была именно политическая акция, в которой все вовлеченные в нее лица представляли не какую-либо отвлеченную «духовную оппозицию» советской власти, а организацию, наподобие известного «Центра», родившегося в кабинетах той же Лубянки, задачей которой должна была стать подготовка терактов против правительства и вооруженного восстания против коммунистов. Естественно, что с этих позиций — а именно под таким углом зрения рассматривались и истолковывались все, даже самые безобидные поступки людей, охваченных последующими репрессиями, — дело «Альянса» не должно было представлять интерес для исследователя мистических обществ и орденов в России, однако ряд обстоятельств заставляют взглянуть на события иначе.

Во-первых, сам анархо-мистицизм в России изначально был связан с «Орденом тамплиеров» настолько тесно, что ни один из его последователей не смог бы провести четкую границу между духовными исканиями и политическими требованиями, выраставшими из анархо-христианских взглядов на власть и свободу личности, поскольку отрицание анархистами и тамплиерами власти и государства логически приводило к отрицанию и советской власти, как насилия над людьми, чего они, к слову сказать, и не скрывали перед следователями ОГПУ. И здесь практически не требовалось усилий, чтобы не-советские взгляды подследственного, т.е. противосо- ветские, но пассивные, умозрительные, представить как анти-советские, т.е. проявляющиеся в активно направленной противоправительственной деятельности, поскольку, как мы увидим ниже, эти факты приводят сами арестованные: чтение и распространение нелегальной литературы, пусть даже только мировоззренческого содержания, установление организационных связей для помощи ссыльным и заключенным анархистам, организованные сборы средств для такой помощи и получение денег из-за рубежа на эти же цели, установление связей между ссылками, организация нелегальных кружков орденского (т.е. конспиративного) типа для изучения несоветской литературы, поскольку все это направлено на ослабление или противодействие органам власти.

Сказанное поясняет, почему в глазах органов ОГПУ-НКВД любой тамплиер, принявший посвящение в рыцари, т.е. вошедший в тайный кружок или общество, автоматически представал анархистом, противником советского тоталитарно-репрессивного строя. А поскольку во главе «Альянса» оказывались ведущие анархисты, анархо-мистики и «тамплиеры», то собственно тамплиеры попадали сюда «по определению».

Во-вторых, и это тоже знаменательно, дело «Альянса» впервые показывает на широком материале отработанный до мелочей и введенный в практику массовых репрессий принцип наказания за поступки, совершенные в прошлом, за которые человек уже был некогда репрессирован и затем восстановлен в правах. С этих пор такой принцип «повторности» в советской юриспруденции будет применяться вплоть до первой половины 50-х гг., отражая в материалах каждого последующего дела арестованного факты его жизни далеких лет, что делает эти материалы особо ценными для исследователя духовных движений.

В-третьих, и это, может быть, самое главное, следует сказать, что многие показания арестованных по делу «Альянса» явились источником новых ветвей репрессий против тамплиеров, на этот раз в научных кругах. В первую очередь, это касается показаний ГВ.Гориневского¹, использованных для возбуждения дел против ленинградской группы тамплиеров (А.А.Синягина, Ю.К.Щуцкого, Ф.Б.Ростопчина и др.), а также М.А.Назарова и Д.С.Недовича, чьи показания легли в основу разработки дел московских мистиков (А.Н.Ершова, Л.А.Никитина, Б.А.Смирнова²), без которых последующие аресты и процессы были бы малопонятны.

Что же касается историка общественной жизни России тех лет, то его не может не заинтересовать в деле «Альянса» достаточно четко отраженный в процессе пересмотра дел факт широкого использования органами ОГПУ-НКВД повсеместно разветвленной и взаимно пересекающейся сети «секретных сотрудников», выступающих одновременно осведомителями и провокаторами, т.е. принимающими участие в тех самых действиях, в которых затем они по команде органов ОГПУ-НКВД обличают соучастников. Среди них студенты (И.И.Иоффе), преподаватели, сломленные следствием (А.С.Поль) или согласившиеся на сотрудничество и для проникновения в Орден даже принимающие орденское посвящение (Д.С.Недович), анархисты, освобождаемые для провокаций из ссылки или из лагерей (ГГВолков) и т.д.

Другими словами, материалы дела «Альянса» оказываются во всех отношениях важнейшим источником для истории российского общества этого периода, если только суметь их прочесть «в контексте эпохи». Последняя оговорка весьма существенна.

Дело в том, что примерно с этого момента или несколько раньше коренным образом меняется ведение следствия и оформление следственных материалов. Если в предшествующее время следователь, можно сказать, впервые знакомился с арестованным и был заинтересован в получении возможно более широкого круга сведений о нем самом, его биографии, его деятельности, мыслях и даже семейном окружении, то теперь, в связи с разработкой «повторников», открытию следствия и аресту подследственного предшествует составляемая на него справка, содержащая его краткие биографические данные, почерпнутые из предшествующих дел, и факты, требующие его ареста и предопределяющие заранее его судьбу. Самым ярким примером подготовки дела «Альянс» может служить зафиксированный делопроизводителем факт извлечения в 1936 г. из архива ОГПУ для переформирования и изучения дела «Ордена Света» 1930 г., откуда и были почерпнуты основные компрометирующие факты на П.А.Аренского, С.Р.Ляшука, А.А.Солоновича, а в последующие волны репрессий — использование уже протоколов допросов подследственных «Альянса» в составе следственных дел 1948—1951 гг. в качестве основного материала обвинения (следственные дела ГВ.Гориневского, С.Р.Ляшука, В.В.Губерт-Поспеловой и др.)

Соответственно, у следователя коренным образом изменилось и отношение к подследственному. Теперь его задача не получение информации на допросе, а только ее освещение. Если и прежде далеко не все протоколы допросов попадали в следственное дело, причем часто они писались самим подследственным как ответы на поставленные перед ним вопросы или некое «исповедание», то теперь протокол пишет только следователь, а во многих случаях оформляет его заранее на основании ранее данных показаний, взятых им за основу, но интерпретированных исключительно так, как нужно «следствию». О том, как это происходило, в своем обращении к Генеральному Прокурору СССР Р.А.Руденко писал С.А.Солонович, сын А.О.Соло- нович и А.А.Солоновича, повторно арестованный осенью того же 1936 г.:

«Первый же допрос, учиненный мне следователем в 1936 году, окончился тем, что мне пришлось отказаться подписывать составленный им протокол, ибо в нем он записывал не мои ответы на его вопросы, а - вероятно - то, что ему хотелось бы услыхать от меня. Например (точно вспомнить сейчас не могу, но по смыслу это было так), следователь ставил вопрос: «Бывали ли Вы в 1935-36 годах у Басовой?» Я отвечал: «Кажется, в апреле 1936 года я один раз был у Басовой». Следователь мой ответ записывал в таком виде: «Да, я бывал на контрреволюционных сборищах у Басовой...» [ЦА ФСБ РФ, Р-330031 (преж 251739, Н- 10849), л. 62-63].

То же самое мы находим в материалах следственных дел «Альянса». На первый взгляд, такое положение, когда сами подследственные определяют свои действия «антисоветскими», а организации «контрреволюционными», способно полностью дезавуировать их показания, предположив, что и все остальное также придумано следователем. Между тем, такой максимализм здесь неуместен. Чтобы извлечь заключенную в допросах позитивную информацию, исследователь должен уметь a priori очистить текст от каких-либо «оценочных» определений, для того, чтобы в последующем оперировать исключительно фактами, выделяя из них реальные (встреча, разговор, знакомство, поездка, письмо и т.д.) и навязанные, т.е. такие же, но имеющие целью соединить то, что не было соединено, или представить какой- либо факт (напр., передачу А.А.Солоновичем книги Кропоткина ссыльному анархисту С.М.Зильбергу³ для прочтения) в превратном толковании (для подготовки организации).

Наметив таким образом место и значение материалов следственных дел «Альянса» в истории Ордена тамплиеров, следует остановиться еще на одной немаловажной особенности, отразившейся в настоящей публикации.

Как я уже говорил, ни следственного дела, ни сколько-нибудь определенного комплекса с таким названием в архивах нет. Однако существуют архивно-следственные дела, объединяемые повторением одних и тех же имен и наличием одних и тех же протоколов допросов, представленных иногда не только машинописными, но и стеклографированными копиями показаний ссыльных Д.А.Бема, М.С.Мокринско- го⁴ и С.М.Зильберга, арестованных в Каргасоке Томской области в связи с арестом там же А.А.Солоновича, а равным образом и московских подследственных в иных комбинациях⁵. Собрать и изучить их все, похоже, оказалось не под силу даже следственным бригадам, составлявшим обзорные справки на предмет реабилитации оставшихся в живых или их родственников, тем более, что некоторые из этих дел в настоящее время находятся не в месте производства, а в совершенно неожиданных местах хранения. Так, например, в определенной степени «ключевое» дело 1937 г. № 956279/особ. на Солоновича А.А., Бема Д.А., Мокринского М.С. и других, составленное в Томске, 18.08.56 г. было почему-то направлено для хранения из Военной Коллегии Верховного Суда СССР за № 44-08329-56/021549 в учетно-архивный Отдел УКГБ Ставропольского края [ЦА ФСБ РФ, Р-7776, л. 214]. Другими словами, единственно возможный путь исследователя истории Ордена тамплиеров состоит в извлечении из всего обширного и тенденциозного производства по делу «Альянса» документов, способных пролить свет как на фактическую сторону происходившего (люди, их поступки, последовательность событий), так и на судьбу орденского движения в целом.

Следует признать, что в полной мере выполнить эту задачу мне не удалось. За пределами настоящей публикации осталось несколько безусловно важных для истории Ордена документов, как, например, заявление Б.В.Коростелева⁶ в НКВД СССР от 14 мая 1937 г., в котором он подробно рассказывает о том, как он попал в Орден и какая с ним проводилась работа⁷, автобиография ГВ.Гориневского [ЦА ФСБ РФБ, Р- 11994, т. 1, л. 474-475] и ряд других материалов, однако потери здесь относительные.

Гораздо существеннее отметить, что некоторые документы я вынужден воспроизвести в редакции В.В.Налимова как они опубликованы в его «Канатоходце» без указаний на листы подлинного дела, не имея возможности (за исключением небольших фрагментов) проверить их идентичность оригиналам. Причина заключается в том, что в период моего знакомства с В.В.Налимовым и работы над материалами о московских тамплиерах в ЦА ФСБ РФ сам он знакомился с материалами «Альянса», по делу которого был репрессирован в 1937 г., рассчитывая их все опубликовать. Естественно, дублировать эту работу не имело смысла. Поэтому, учитывая взаимную заинтересованность в полноте публикаций, мы тогда договаривались, что копирование документов «Альянса» берет на себя Ж.А.Дрогалина, тогда как я ограничиваюсь их общим просмотром и самыми необходимыми выписками, рассчитывая в будущем пользоваться уже их исчерпывающей публикацией для ссылок.

К сожалению, в дальнейшем планы В.В.Налимова, как видно, изменились, и в его автобиографическое повествование из дела «Альянса» оказались включены только те документы, которые были непосредственно связаны с его личной судьбой и судьбой А.О.Солонович, причем, как я уже заметил, не только без указания на номера и листы архивно-следственных дел, но в ряде случаев и с опущенными датами их сос- тавления⁸. По счастью, знакомясь с документами «Альянса», я все же скопировал наиболее важные из них, а из ряда других сделал фрагментарные выписки, что позволило проверить часть опубликованных Налимовым текстов, но не всегда помогало восстановить источник или дату документа. Пишу это для того, чтобы объяснить как вынужденные републикации, так и отсутствие при них необходимых исходных данных, в этом случае восполняемых только ссылками на страницы книги Налимова.

Так что же собой представляло дело «Альянса»с точки зрения фактов и задействованных в этом трагическом фарсе лиц?

Одной из центральных фигур дела «Альянса», вокруг которой строилось все дело, безусловно следует считать А.А.Солоновича. Приговоренный по делу «Ордена Света» к 5 годам заключения в Ярославском политизоляторе, в июне 1933 г. Солоно- вич был досрочно выслан в Каргасок — районный центр Томской области, один из центров ссылки анархистов, с которыми он успел кардинально испортить отношения еще на воле. Ссылка Солоновича «не приняла», о чем единодушно свидетельствуют показания Бема, Мокринского и Ляшука, ссылавшегося на мнение освободившегося в 1936 г. его прежнего соратника по Музею Кропоткина, Н.Р.Ланга, который, по словам С.Р.Ляшука, «теперь очень скверно относится к Солоновичу, считая его основным виновником целого ряда арестов» [ЦА ФСБ РФ, Р-7767, л. 125]. Ссылка отвергла претензии Солоновича стать лидером анархистского движения, отвергла его попытки объединить ссыльных в кружки для дальнейшей анархистской работы, расценивая такие попытки как провокацию, и не приняла его как человека, отказавшегося от службы и, по их мнению, устроившего свою жизнь на средства «Черного Креста помощи заключенным и нуждающимся анархистам», которыми распоряжалась его жена, А.О.Солонович, посылая ему или привозя лично деньги каждый год из Москвы. В результате, всю свою накопившуюся энергию Солонович мог расходовать только на случайных знакомых из числа уже заканчивавших ссылку, каковых, по свидетельству Бема и Мокринского, вместе с ними за три с лишним года пребывания Солоновича в Каргасоке можно насчитать не более полутора десятков человек [ЦА ФСБ РФ, Р-7767, протокол допроса Бем Д.А. от 5-7.03. 37 г., л. 6-7 (79-80)]. Из них Солонович создавал излюбленные им кружки, в которых читал свои сочинения, разбирал вопросы анархистского мировоззрения и анархо-мистицизма, пытаясь из ссыльных создать «всесоюзный альянс анархистов», лидером которого полагал самого себя.

Однако на кого в действительно мог опираться Солонович и на чью поддержку рассчитывать?

Естественным его союзником и сподвижником мог считаться Д.А.Бем, вместе с Солоновичем проходивший по делу «Ордена Света», как и он приговоренный в 5 годам Ярославского изолятора. Однако уже в том же 1931 г. тюремное заключение было заменено Бему ссылкой в Нарым, причем еще в январе-феврале 1934 г. Бем жил отнюдь не в Каргасоке, а в Новосибирске, и был направлен в Каргасок только в августе 1934 г., т.е. год спустя после появления там Солоновича, когда приступил к работе плановиком в каргасокском райисполкоме. Причиной, по которой Бем получил столь резкое облегчение приговора, могло быть только его согласие на сотрудничество с органами ОГПУ-НКВД. Последнее в полной мере подтверждается показаниями Бема в марте 1937 г., выступившего в качестве свидетеля обвинения против А.А. и А.О. Солоновичей (насколько они были важны, показывает тот факт, что эти протоколы размножены и включены во все следственные дела по фигурантам «Альянса»), и его собственным признанием в сотрудничестве, следы которого обнаружены Налимовым «в Протоколе выездной сессии Военной Коллегии Верховного Суда СССР, приговорившей Бема к расстрелу [04.06.38 г. -А.Н.]», где отмечено, что «о контр-революци- онной деятельности Солоновича в порядке личной инициативы [он] сообщал начальнику Райотделения, уточняя, что он, как секретный сотрудник, не сообщил о террористических высказываниях Солоновича» (л.д. 278)⁹.

Эти данные вместе с показаниями Д.А.Бема от 5-7.03.37 г. объясняют перемещение последнего из Новосибирска в Каргасок ввиду необходимости постоянного освещения деятельности и замыслов А.А.Солоновича органам ОГПУ-НКВД со стороны наиболее доверенного Солоновичу лица, каким и являлся Д.А.Бем. Похоже, что таким же секретным агентом ОГПУ-НКВД был и М.С.Мокринский, который, как следует из составленной на него справки, был арестован 21.07.33 г. Красноярским отделом ГПУ по обвинению в организации крестьянского повстанческого движения, 27.11.33 г. приговорен к ВМН, однако приговор этот сначала был заменен на 10 лет ИТЛ, а 03.03.34 г. Мокринский был освобожден из лагеря и сослан в Западную Сибирь (Каргасок) сроком всего на три года (арх.-след. дело № 599027) [ЦА ФСБ РФ, Р-7776, л. 212]. Учитывая тогдашние «нравы» ОГПУ, иными мотивами объяснить столь гуманные перемены в судьбе безусловного «смертника» я не могу.

Примечательно, что указанным перемещениям сначала Мокринского (специалиста по вооруженному восстанию и партизанской борьбе), а затем и Бема, как человека, пользовавшегося полной доверенностью Солоновича, предшествовало в январе 1934 г. письмо Солоновича Бему из Каргасока с просьбой принять освобожденного из ссылки анархиста Г. Г. Волкова, а затем и появление самого Волкова, сообщившего о создании Солоновичем в ссылке нелегального кружка и о его пропагандистской там работе, после чего Волков уехал в Москву, где у него было задание встретиться, во-первых, с А.О.Солонович, и, во-вторых, с И.И.Иоффе, двоюродным братом И.Шаревского¹⁰ с просьбой сообщить тому о времени прибытия Шаревско- го из ссылки.

Так в деле появляются три новых лица —никому ранее не известный Г.Г.Вол- ков¹¹, анархист из Ярославля, И.И.Иоффе и его двоюродный брат И.И.Шаревский, собственно и определившие «узел связи» Каргасока (А.А.Солоновича) с Москвой (А.О.Солонович). Но для того, чтобы понять причины появления этих фигур, следует вернуться к событиям второй половины 20-х гг., связанным с Музеем П.А.Кро- поткина.

После скандалов конца 1927 — начала 1928 гг., вызванных борьбой группировок в Музее Кропоткина (точнее — в Комитете по увековечению памяти П.А.Кропоткина), когда часть анархистов во главе с А.А.Боровым покинула стены Музея¹², произошло значительное обновление личного состава секций Комитета. Сохранившиеся в Рукописном отделе Гос. литературного музея протоколы заседаний [ГЛМ, Рукописный отдел, оп. 7. Музей Кропоткина] отмечают впервые среди присутствующих 09.11.27 г. имена И.Н.Иловайской (Уйттенховен) и О.С.Пахомовой (жившей в одной квартире с С.Р.Ляшуком, как видно, рекомендовавшим ее Солоновичу), которые 16.01.28 г. фигурируют уже в числе новых членов анархосекции наряду с именами Ф.Б.Ростопчина, Г.Д.Ильина и Е.В.Власенко. Но Ростопчин вскоре сменил Москву на Ленинград, остальные оказались в ссылке или в тюрьме, так что единственными идейными наследниками А.А.Солоновича (т.е. принятыми им самим в анархосек- цию Комитета) оказываются молодые архитекторы ГВ.Гориневский и Е.В.Гориневс- кая-Черкаева, отмеченные впервые протоколом от 02.05.30 г. и не порывавшие с Музеем до ареста ГВ.Гориневского 19.03.37 г.

Однако, кроме официальных членов Комитета, существовал еще и так называемый «актив» Музея, состоявший из людей самого разного возраста, приходивших на организуемые Музеем лекции и вечера, помогавших по мере сил оформлять выставки, распространять билеты, благодаря чему они могли более широко, нежели обычные посетители, пользоваться книгами из музейной библиотеки. В их числе были И.И.Шаревский и его соклассник В.В.Налимов, появившиеся в Музее в конце 1926 г. На протяжении последующих четырех лет, по словам Налимова, они были приняты не только в Музее, где с ними занималась сначала О.С.Пахомова, давая читать «самиздат», в том числе работы А.А.Солоновича, но и в доме Солоновичей¹³. Так постепенно к 1930 г. сложилась группа друзей-единомышленников, состоящая из студенческой молодежи — И.И.Шаревского, В.В.Налимова, Ю.Н.Проферансова (сына Н.И.Проферансова от первой жены), И.А.Тарле (племянника известного историка), в собраниях которой иногда принимал участие двоюродный брат Шаревс- кого — И.И.Иоффе¹⁴.

Собрания эти продолжались не долго, потому что вскоре после окончания следствия по делу «Ордена Света», 16.02.31 г. биолог И.И.Шаревский был арестован по обвинению в создании им в школе им. Нансена (быв. гимназия Флерова) анархок- ружка (свидетели В.А.Буханевич и Е.Л Жирмунская) и выпуске рукописного журнала анархистского направления «Луч», за что 30.04.31 г. ОСО ОГПУ он был приговорен к высылке в Сибирь (с. Каргасок) на 3 года [ЦА ФСБ РФ, Р-7776, л. 229 (справка на арх.-след. дело № 575093)].

Как рассказывал В.В.Налимов, следствием прокатившихся арестов стало их сближение, с одной стороны, с М.А.Назаровым, мистиком, с которым они были знакомы по Музею Кропоткина и который взял над ними своего рода шефство после ареста Пахомовой и А.А.Солоновича, и с А.О.Солонович, которая продолжала дело анархо-мистиков в маленьком кружке, состоявшем теперь из Налимова, Назарова, и Проферансова¹⁵.

Досрочный перевод А.А.Солоновича в Каргасок за год до освобождения оттуда Шаревского, а затем встреча Волкова с Иоффе не только чтобы предупредить о скором возвращении двоюродного брата, но также с целью проверить сохранность анархической библиотеки и договориться об извещении его, Волкова, о появлении в Москве Шаревского, вряд ли можно посчитать случайным стечением обстоятельств. Как свидетельствуют документы, Г.Г.Волков был адресно засланным к анар- хо-мистикам секретным агентом ОГПУ, заданием которого было привести в действие идею А.А.Солоновича о «всероссийском альянсе анархистов». Как указано в обзорной справке на Г.Г.Волкова, составленной 20.02.57 г. по арх.-след. делу № 530 в УАГ УКГБ по Северо-Казахстанской области в связи с пересмотром дела на А.О.Солонович, Волков сотрудничал с органами НКВД с 1930 г. и был арестован 29.09.34 г. (т.е. уже после освобождения из Каргасока и встречи с Иоффе) в Ивановской области по обвинению в участии в «Альянсе анархистов-мистиков» и своей «расшифровке» перед бывшей женой, которой рассказал о своем сотрудничестве с органами НКВД, в результате чего решением ОСО от 22.12.34 г. был сослан в Казахстан на 3 года [ЦА ФСБ РФ, Р-7776, л. 188]. При передопросе Волков, что одно из заданий, полученных им от уполномоченного НКВД Полякова в июле 1934 г. в гор. Москве, состояло в том, что Волков должен был объехать анархколонии Ульяновска, Пензы, Семипалатинска и установить организационные связи между активным анархистом

А.А.Солоновичем и анархколониями, однако задание это он не выполнил, потому как пьянствовал, потерял адреса, документы и деньги. В деле имеется собственноручное заявление Волкова, в котором он описывает по каким причинам не смог выполнить задание и в качестве связной называет А.О.Солонович, которая в 1933 г. ввела его в Нарыме в члены всесоюзного Альянса, так что по окончании срока ссылки он должен был выполнять обязанности эмиссара и восстанавливать связь с периферией. Однако ОСО НКВД 25.07.1935 г. постановило заключить Волкова в ИТЛ на 3 года [ЦА ФСБ РФ, Р-7776, л. 188, 190-191], отправив его в Ухтпечлаг.

Так, волею случая главное орудие интриги, каким был задуман Волков, оказалось выведено из игры несогласованными действиями органов того самого НКВД, которое и разрабатывало комбинацию с распространением «Альянса» на всю анархистскую ссылку. Впрочем, как оказалось, предусмотрен был и такой вариант.

И.И.Шаревский вернулся в Москву из Каргасока летом 1934 г. и пробыл в ней около месяца. За это время он успел встретиться со своими друзьями и коллегами из Музея биофака МГУ и Зоопарка, которые помогли ему найти место временно исполняющего должность директора Биостанции МГУ в Лопасне под Москвой, где он работал до 21.10.36 г., наезжая в Москву и встречаясь с друзьями у себя или в доме А.О.Солонович, где под ее руководством продолжались занятия анархо-мисти- цизмом. По словам И.И.Иоффе, при его передопросе 24.09.56 г. в связи с реабилитационным процессом репрессированных, «Шаревский вернулся из ссылки и решил создать группу для сохранения анархистских идей и литературы» [ЦА ФСБ РФ, Р-7776, л. 290-а], что подтверждает показания свидетелей обвинения о получении им инструкций от А.А.Солоновича, а зная последнего, можно не сомневаться, что инструкций и напутствий при отъезде Шаревского из Каргасока было более, чем достаточно.

Все это объясняет, почему уже 26.10.34 г., т.е. спустя два-три месяца после возвращения Шаревского из ссылки, в органы ОГПУ был вызван его двоюродный брат И.И.Иоффе, который дал следующие показания.

ИОФФЕ Иосиф Исаевич

(1913 — после 1957)

Иоффе Иосиф Исаевич родился в 1913 г. в г. Самарканде, еврей, двоюродный брат И.И.Шаревского; среднее образование получил в 1928 г. в Москве; в 1931 г. поступил в МХТИ им. Менделеева (с 1933 г. на дневном отделении), который и закончил. В 1956-57 гг. — ст. научный сотрудник НИИ органических продуктов и красителей Минхимпрома СССР, член КПСС.

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ИОФФЕ И.И. от 26.10.34 г.

Родился в 1913 г. в г. Самарканде. В 1917 г. я с родителями переехал в г. Харьков, где поступил в среднюю школу, где проучился до 1921 г Затем переехал в Москву, где поступил в школу, которую окончил в 1928 г. Затем поступил на химкурсы, которые окончил в 1930 г. Затем работал в Мос[ковском] государственном] хим[ическом] заводе им. Войкова, в НИОПИК и в МХТИ в качестве лаборанта, на меховой фабрике (химиком) и на Дорогом[иловском] хим[ическом] заводе Анилтреста ст. лаборантом. В 1931 г. поступил в МТИ на вечернее отделение анилокрасочной специальности и в декабре 1933 г. на дневное отделение и бросил работу.

По своим убеждениям я являюсь анархистом, лиц, имевших связь со мной по линии анархической деятельности я называть отказываюсь, несмотря на то, что мне известно, что их деятельность направлена во вред существующему строю. За время нахождения ШАРЕВСКОГО в ссылке, я имел встречу с приехавшим из ссылки человеком, который просил меня уведомить его, когда приедет ШАРЕВСКИЙ, и дал адрес, фамилии и адреса этого человека я не назову. От ШАРЕВСКОГО я получал книги анархического содержания, но изданные после Октябрьской революции, при Сов. власти.

По своим убеждениям я являюсь анархистом, известных мне анархистов я называть отказываюсь, хотя мне известно, что деятельность анархистов направлена во вред Советской власти. В настоящее время связь с ними, кроме моего двоюродного брата ШАРЕВСКОГО, я не поддерживаю.

Во время нахождения ШАРЕВСКОГО в ссылке ко мне явился человек, приехавший также из ссылки и просивший меня уведомить его о приезде ШАРЕВСКОГО по указанному им адресу. Этого я не сделал.. Фамилию и адрес этого человека, равно как и другие фамилии анархистов и связанные с ними обстоятельства, время и мес*

то называть отказываюсь.

Первое мое знакомство с анархизмом началось в 1927 г. через ФИШЛЕВА-РА- ЕВСКОГО, проживающего в нашем доме по Ст[аро]-Конюшенному пер., вокруг которого группировались ШАРЕВСКИЙ, НАЛИМОВ Василий Васильевич (в Тимирязевской академии), ГЕНДЕЛЬМАН Елена Михайловна (в ссылке, ранее проживала под Москвой) и я. От него мы получали литературу по вопросам анархизма. Через него я познакомился с музеем им. Кропоткина, где происходили лекции по вопросам анархизма. По музею я познакомился с Ольгой Степановной ПАХОМОВОЙ, у которой перепечатывались лекции и рукописи СОЛОНОВИЧА. ПАХОМОВА руководила ячейкой, в которую входили указанные четыре человека. Потом присоединился ТАРЛЕ Игорь Александрович (ныне умер).

Из кружка ШАРЕВСКОГО, который тот создал в школе им. (Флерова) Нансена, я знаю БУХАНЕВИЧА Вадима, ЖИРМУНСКУЮ Елену, ВАССЕРБЕРГА Виктора (учится), ШВАРЦМАНА Льва. Кружок выпускал журнал антикомсомольского направления, но кроме ШАРЕВСКОГО никто себя анархистом не считает. В 1928 году мы посещали СОЛОНОВИЧЕЙ Алексей Александровича и Агнию Онисимовну, где велись беседы. Сергея СОЛОНОВИЧА встречал, но хорошо его знает ШАРЕВСКИЙ, работавший вместе с ним в ОТПЭ, а я с ним не знаком. От ШАРЕВСКОГО я слышал с Борисе МЕДНИКОВЕ, биологе, но узнал о его принадлежности к анархизму лишь после его ареста. По музею знаю БОРОВОГО, БЕМА, НИКИТИНА. Организация, руководимая СОЛОНОВИЧЕМ, строилась по принципу сети отдельных ячеек, объединенных через центр. Каждая ячейка должна была воспитывать кадры и подбирать людей. Мною лично был вовлечен ТАРЛЕ.

После ареста СОЛОНОВИЧА, ПАХОМОВОЙ и ШАРЕВСКОГО встречались некоторое время я, НАЛИМОВ, ТАРЛЕ, Юра ПРОФЕРАНСОВ, в настоящее время в ДВК. Настроены ПРОФЕРАНСОВ и НАЛИМОВ антисоветски.

После прошедших арестов руководства НАЛИМОВ и я ходили к Михаилу Алексеевичу [НАЗАРОВУ], прож. в Глазовском переулке, в которым познакомились через СОЛОНОВИЧА и который не был арестован. Из связей Михаила Алексеевича я никого не знаю, кроме его племянника лет 22-24-х. В июне 1934 г. ко мне прибыл из ссылки ВОЛКОВ с запискою от ШАРЕВСКОГО «карат в счет кипячения чайника» («карат» от слова «акрат», т.е. анархист, «кипячение чайника» — разговор на анархические темы), который просил у меня литературу, принадлежащую ШАРЕВС- КОМУ. Я ему ее не дал, т.к. она спрятана у ЧЕРЕВКОВА Михаила Степановича, художника, и вероятно пропала.