2020-09-27
82
НИКОДИМ: Мне кажется, что тобою снята завеса с глаз моих. Не можешь ли ты сказать мне, кто тот Бог Великий, о котором мы слышали?
ИЕГОШУА: Он непостижим. Нет слов, которые могут дать понятие о нем. Но свет Его, истина Его пришли в мир и приняли форму неделания зла кому-либо, а делания добра и блага... Если ты хоть словом обидишь кого-нибудь, закроется для тебя этот свет, хотя, конечно, он опять может блеснуть перед твоими глазами. Но помни: свет, от Него исшедший — не Он, как не ты — слово, от тебя исходящее. В притчах моих говорится о попытках определить Бога Великого, но не достигают цели попытки эти.
НИКОДИМ: В чем суть земного учения твоего?
ИЕГОШУА: Не делай другому того, чего не желаешь, чтобы тебе делали.
Занавес.
Действие седьмое
Приемный зал. Вокруг стола много гостей. Стол засыпан цветами. Вино в амфорах и кубках. Говорят несколько человек сразу, потом разговаривающие замолкают и прислушиваются к диалогу.
ПОЖИЛОЙ РИМЛЯНИН: Едва ли ты скажешь что-либо новое. Среди нас давно уже нет верующих в Юпитера, в Юнону, в Марса, в домашних божков... У нас нет веры наших предков!
СОФИСТ: Дело не в тех формах, в которые воплощала человеческая мысль свое представление о богах. Попытки воплотить их невероятно разнообразны и обычно смешны. Дело в общем вопросе: существует ли существо высшее, чем мы сами, по несовершенству наших чувств или за дальностью неощущаемое?
ПОЖИЛОЙ РИМЛЯНИН: Если мы их не ощущаем — их нет для нас.
СОФИСТ: Ты ошибаешься. Лев, который бродит сейчас по пескам африканской пустыни, не ощущается нами, но его могут привезти в Рим, и ты увидишь его на арене цирка. Значит, лев есть и сейчас, хотя ты о нем и не знаешь.
ПОЖИЛОЙ РИМЛЯНИН: Львов многие видели. Богов же никто и нигде.
СОФИСТ: Никто не видел поветрия чумы, а оно есть и заражает целые страны.
Ты не видел верховных жриц Изиды, не слышал их пения в сокровенных храмах Египта, а они существуют и поют там. Существуют и антиподы, хотя ты их не видел. Слепой не видит красок и форм, глухой не слышит звуков. Может быть, ты не ощущаешь Бога потому, что духовно слеп и глух?
ПОЖИЛОЙ РИМЛЯНИН: Ты хочешь сказать, что боги существуют?
СОФИСТ: Не знаю, что или кого ты называешь богами. Мне кажется, что имеется нечто, что как бы существует, что может влиять на нас, пока мы здесь живем, а после смерти на то, что называют нашей «душой», которая будет бродить в Аиде или где- то еще. Кто знает об этом? Их изображают по-разному, но изображают и верят в них все народы, и, похоже, они действительно влияют на нашу жизнь, но мы не знаем языка, на котором могли бы выразить свои мольбы к ним. Поэтому мы и не молимся.
2- й РИМЛЯНИН: Тот, кто не приносит жертвы, вряд ли может быть хорошим гражданином.
ГОСТЬ: Я — из Александрии. У нас все верят в разных богов, но я поверю только тогда, когда увижу, что они способны совершить чудо.
3- й РИМЛЯНИН: Если хочешь увидеть чудо, попроси кого-нибудь из иудеев. Он покажет тебе толпы, которые ходят за Иегошуа, называя его пророком. Говорят, он даже мертвых воскрешает.
СОФИСТ: Иегошуа не делает чудес. Он просто прекрасный врач, лечащий внушением и никогда не берущий за это вознаграждение. Он отказывается делать чудеса и говорит, что чудес нет. И это понятно. Чудом называется невозможное событие, а если невозможное произошло, оно стало возможным, то есть перестало быть чудом. Нет чуда! Чудом можно было бы назвать мой полет по воздуху, но если бы я полетел, вы бы отказались назвать мой полет чудом, как не назвали бы чудом высокий прыжок гимнаста. Полет мой в ваших глазах был бы только обычным действием. Даже если бы старик стал молодым на ваших глазах, это было бы не чудо, а только факт. Чудес не только нет, но их и быть не может, и это хорошо знает тот, кого все называют Иегошуа.
ПОЖИЛОЙ РИМЛЯНИН: Называют? А как его настоящее имя?
СОФИСТ: Не знаю.
2- й РИМЛЯНИН: Скажи мне, почему, говоря о богах, люди помещают их на высотах: греки — на Олимпе, евреи — на небе?
СОФИСТ: Это только символика. Этим хотят сказать, что боги выше людей по своей сущности.
ПОЖИЛОЙ РИМЛЯНИН: Не можешь ли ты сказать нам, в какого бога верят евреи, не любящие называть его имя? Мне говорил Аполлоний из Коринфа, что этот бог жесток и дик, что он толкает своих почитателей на преступления, что по его приказу они обворовали некогда египтян и убили их старших детей, что он приказывал перебивать до одного не только всех врагов евреев, но также жен и детей врагов, и евреи охотно делали это, после чего этот бог сжег два каких-то города и сделал еще много всякого зла.
СОФИСТ: Да, это всё записано в их учении, но это учение бога темного, имя которого — Иегова или Яхве — не любят произносить сами евреи. Но у них есть другой бог, бог светлый, Элоим, который почти что совсем ими забыт, как и забыто его учение о свете и о добре, которое надо делать людям.
2- й РИМЛЯНИН: А ты сам? Веришь ли ты в какого-либо из богов? Знаешь ли ты достоверное для себя учение?
СОФИСТ: Разум человеческий ограничен. Он не может постигнуть бога. Но Сократ говорил, что существует внутренний голос — даймон — который каждому из нас указывает, как ему надо жить. Может быть, это и есть голос далекого и непостижимого Бога? А поскольку он непостижим, то можно понять и ошибки людей. Правда, Иегошуа утверждает, что знает учение Бога истинного...
ПОЖИЛОЙ РИМЛЯНИН: Это любопытно. Так что же это за бог?
СОФИСТ: Этот Бог учит, что люди должны быть бесконечно добры и всегда прощать получаемые обиды, как бы тяжки и ужасны они не были.
3- й РИМЛЯНИН: Это невозможно. Тогда негодяи будут править миром, уверенные в своей безнаказанности.
СОФИСТ: О твоем умозаключении можно спорить, но зачем? Мне кажется, слуги несут прекраснейшее из вин, которому мы должны отдать наше внимание, чтобы выпить за здоровье хозяина дома!
Занавес.
Действие восьмое
Подвальное помещение. Потолок со сводами. Окон нет. В глубине статуя Митры, поражающего быка. Небольшой алтарь, на нем светильник. Пламя подним,ается кверху. Входят Старик и Молодой человек.
СТАРИК: Где мы?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Как ты хотел, я привел тебя в храм Митры. До утра никто не войдет сюда.
СТАРИК: Кто это убивает быка мечем? И что это значит?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Это — Митра.
СТАРИК: Расскажи о нем всё, что ты знаешь.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Митра — воплощение величайшей духовной мощи и мужества. Вместе с тем, он — творческое начало, величайшая воля и сила. Его помимо всего почитают и как хранителя данного слова. Его изображают как укротителя низших стихий, предстающих в виде быков, которых он поражает мечом. А здесь змея, пьющая кровь: кровь — вода Океана. Лев — олицетворение духовной сущности. Митра — Вседержитель, он — Всеобъемлющий. В нем всё — и небо, и земля, и море. И солнце — сын Митры. Он вечен, как время. Но на лице его скорбь и тоска, ибо мир не совершенен.
СТАРИК: Каково учение поклонников его? Каковы их обряды?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Его поклонники принимают крещение, как сабеисты. Одно из их таинств — это преломление хлеба. Они причащаются вином и сластями и думают, что этот обряд дает вечную жизнь, но не на земле, а в другом существовании. Они устраивают пиршества, на которых вино подается в какой-то особенной чаше, и оно отождествляется с кровью быка, которую в свою очередь они почитают как символ одухотворенности и возрождения.
СТАРИК: Это отблеск того учения, по которому вода Океана — это кровь Земли, из которой произошло всё живое. Продолжай.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Они признают своего рода помазание и каленым железом выжигают печать на лбу посвященного... Воскресенье считается у них торжественным днем и связано с Солнцем. Они чтят огонь, поэтому неугасимый огонь горит и на этом алтаре. Верят они в будущую посмертную жизнь, которая будет лучше теперешней, в освобождение души и в ее возвращение к Богу.
СТАРИК: Как живут поклонники Митры?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Женщинам у них отведено второстепенное место. Они не участвуют в мистериях, правда, среди них есть девы, давшие обет безбрачия, как римские весталки. Их священники служат посредниками между людьми и божеством. При богослужении они надевают одежду из парчи и такую же шапку, как у Митры, у них в руках посохи и кадила, в которых жгут благовонную смолу. Во главе общины верующих стоит совет, нечто вроде синода, затем учителя или президенты, занимающие этот пост в течение года, кураторы, защищающие верующих на суде и перед администрацией, и заведующие финансовой частью. Кроме того, у них имеются патроны, оказывающие верующим денежную помощь. Все поклонники Митры делятся на семь разрядов, из которых первые три являются слугами общины. Вот эти разряды: 1) вороны, слуги Солнца, 2) невидимые, 3) воины — святая милиция неведомого Бога, борцы со злом, 4) львы, 5) персы, 6) вестники солнца и 7) отцы. В этой громадной религиозной общине дети получают низшее посвящение, а высшее дается тем, кого считают нужным посвятить Отцы. Все вместе поклонники Митры составляют воинственный Орден. Многие из них стремятся служить и служат в армии, и хотя средства общины состоят из частных пожертвований, в целом они представляют собой грозную силу.
СТАРИК: Не думаю, чтобы эта сила была стойкой. Неравенство верующих, которое так резко подчеркнуто, отстранение женщин от мистерий — всё это не обещает силы. Митраизм погибнет, когда столкнется с более сильной религией. Но продолжай рассказывать.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Немногое я могу сказать об их мистериях. Мне помнится, что посвящаемому дается какой-то опьяняющий напиток и ему внушается, что он несется в воздушном пространстве, поднимается в подлунный мир, затем в область чистого эфира, проходит сквозь огненные ворота и попадает в мир богов, где видит Митру. Может быть, в этот момент они отдергивают завесу за которой стоит статуя Митры, и посвящаемому кажется, что он пожимал его руку. Митру еще называют «Мойерос», и когда подставляют вместо букв цифры, оказывается число 365 — столько же, сколько дней в году. А день рождения Митры празднуется 25 декабря.
СТАРИК: Стало быть, Митра — бог солнца?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Нет, он — покровитель Солнца. Отмечу еще, что поклонники Митры молятся за римского императора...
СТАРИК (обрывая его): Этим ты всё сказал! У него нет будущего. Он не будет освобождать угнетенных...
Занавес.
Действие девятое
Собрание старейшин. Все они сидят полукругом в креслах. В середине Анна и Кайафа.
АННА: Он сам называет себя Мессией, сыном Божиим, царем Иудейским. Это — богохульство и опасное политическое самозванство.
КАЙАФА: Да, это так. Мало того, он бунтует народ наш, готов поднять восстание против римлян. А если мы восстанем — погибнет страна наша. Лучше одному человеку умереть за народ, чем погибнуть всему Израилю.
1- й ЧЛЕН СИНЕДРИОНА: Надо отдать его на суд правителя.
2- й ЧЛЕН СИНЕДРИОНА: Но правитель может оправдать его. Он не говорит явно мятежных речей.
КАЙАФА: Тогда мы скажем правителю: если отпустишь его, ты не друг кесарю. Всякий, делающий себя царем, противник кесарю.
НИКОДИМ: Я не понимаю, почему высокое собрание так волнуется. Никто не поверит, что учитель неизвестного рода может провозгласить себя царем Иудейским. Никто не будет слушать его и только станут смеяться над его претензиями.
КАЙАФА: Как ты не понимаешь! Дело не в том, что он называет себя царем, а в том, что он проповедует равенство, говоря, что не должно быть царей и вельмож, что не нужны судьи, что не надо наказывать преступников, что все должны раздать свое имущество беднякам и другие опасные бредни, более опасные, чем бредни восставших некогда рабов Пергама.
3- й ЧЛЕН СИНЕДРИОНА: Заметьте, что назореи требуют его ареста и распятия, ибо он изменил учению их!
НИКОДИМ: Но что нам за дело до назореев и их бредней? Его проповедь равенства не опасна. Ессеи давно уже проповедуют нечто подобное. Одной сектой больше — что из того?
САДДУКЕЙ: Он говорит о будущей жизни, о том, что прекрасной будет она. Это опасно: поверившие ему охотно пойдут на смерть, лишь бы воскреснуть и хорошо жить после смерти!
4- й ЧЛЕН СИНЕДРИОНА: Послушай, Никодим, Иегошуа очень опасен! Он может навлечь на нас гнев Ирода. Он же открыто назвал его хитрой лисицей... А если будет подорвано уважение к царю, не трудно подорвать уважение и ко всем правителям, в том числе и к нам.
ГОЛОСА: Его учение опасно для нас! И для народа... Надо просить правителя казнить его! Он должен умереть! Пусть распнут его римляне!
(Неожиданно все замолкают)
ГОЛОС ЧЕЙ-ТО: Горе нам!
ГОЛОСА: На крест его! На крест!
Занавес.
Действие десятое Подвал. Несколько простых скамеек. Юноши, зилоты, Никодим, Иуда.
1- й ЮНОША: Невыносима наглость римлян! Выгнать их, мечами отстоять нашу свободу!
2- й ЮНОША: Вслед за нами поднимутся и другие порабощенные римлянами народы. Долой этих наглых поработителей и грабителей, этих тупых язычников! Долой!
ГОЛОСА: Долой! Долой!
ЗИЛОТ: Необходимо выбрать вождя.
ГОЛОС: Может быть Иегошуа встанет во главе нас?
1- й ЮНОША: На него нельзя надеяться. Он дает понять, что не пришло еще время свергнуть иго римлян, на нас наложенное. Он учит самоусовершенствованию, учит делать добро, а уча любить врагов выступает против восстания.
2- й ЗИЛОТ: Мы знаем. Его учение для нас неприемлемо. Во что бы то ни стало надо освободиться от власти римлян!
НИКОДИМ: Власть римлян непереносима. Но Иегошуа думает, что не лучше будут и властители из нашего народа. Он хочет перевоспитать народы...
1- й ЗИЛОТ: Всё это относится к отдаленному будущему, а мы думаем о настоящем.
НИКОДИМ: Да, вопрос во времени. Но его учение обрезает корни всякой власти. Жаль только, что не скоро поймут люди учение его. Поэтому я принял предложение многих старейших сказать вам, что они тоже за восстание.
2- й ЮНОША: Это очень хорошо!
НИКОДИМ: Кайафа и Анна, многие саддукеи против восстания, и мы просим вас не испортить дела излишней поспешностью.
2- й ЗИЛОТ: Мы не выступим с оружием в руках без согласия старейшин, от которых ты послан.
1-й ЮНОША (тихо, другому): Очень надо считаться с этими стариками!
ИУДА: Будет восстание, или нет, нам нечего делать с Иегошуа и с его учениками. Я часто хожу с ними и слушаю учение его. Он против всякого насилия. Но если бы он высказался за восстание, ему нельзя довериться. Он отошел от назореев, узнав их учение и не приняв его. К тому же, он не еврей, а пришел к нам из Египта. Он знает Тору, знает другие учения, но все их извратил. Он не наш! Он чужд нам! Надо не ставить его во главе движения, а распять его!
НИКОДИМ: Это была бы непростительная ошибка. Надо привлечь на нашу сторону его и его многочисленных учеников...
Занавес.
Действие одиннадцатое Вечер. Громадный сад. В саду Иегошуа и два ученика его.
ПЕТР: Все говорят мне, что я просил тебя отказаться от жертвы великой, от твоего учения. Говорят, что вчера я приставал к тебе с этой просьбой. Но ты знаешь, что вчера я был далеко от тебя, тобою же посланный. Кто был тот, похожий на меня и с тобой говоривший?
ИЕГОШУА: Ко мне опять подходил тот, кто искушал меня в пустыне. Он принял твое обличье и сделал всё, чтобы его не узнали.
ИОАНН: Учитель! Я и Петр хотим услышать от тебя об Утешителе, о котором ты так мало говорил нам. Кто это? Когда он явится? В чем будет состоять учение его?
ИЕГОШУА: Пройдут тысячелетия прежде, чем он явится на землю. Много сотен вер будет тогда у людей. Учение Параклета раскинет над всеми ними свой свет. Оно как бы объединит все религии. Непостижим Бог Великий и не всё ли равно, под каким именем и обличием будут почитать его люди? Они поймут это и проникнутся терпимостью к разным учениям, как только в них отразится свет жалости высокой. Все они объединятся в этом свете чистом, в учении о безграничной свободе и беспредельном сострадании ко всему, что живет и чувствует. Высшим синтезом учения Параклета будет безграничная терпимость и безграничное сострадание. Всем станет ясно после проповеди его, что грешно судить кого-либо за то, что он верит не так, как его ближний, и что высшая правда в том, чтобы с терпимостью полной относиться к верованиям чужим. В этом и заключена самая высочайшая истина, которой проникнутся люди, когда придет Утешитель.
Занавес.
Действие двенадцатое Сад Гефсиманский. Входят Иуда и Энош.
ЭНОШ: Всё произошло, как надо. Поклонники Ионтона и ты, их посланник, должны радоваться. Иегошуа — исходящий из мира Эон — распят. Я добился этого через тебя и он погиб, как преступный раб.
ИУДА: Я поступил плохо. Я пришел незваным на вечер, устроенный его учениками. Мне не предложили чаши с вином, не предложили обычной еды. Дали только кусок хлеба с солью, показав этим, что не хотят видеть меня за трапезой своей. Я понял, что они узнали во мне врага. После этого я ушел и донес на него старейшинам.
ЭНОШ: Что дальше?
ИУДА: Нет мне покоя. За что я предал его? Он зажег свет неугасимый и когда- нибудь ярко засияет его учение. А мне? Мне ничего плохого он не сделал. В его общине были и те, кто утверждали, что я брал себе собранные мною для них деньги, но он утешал меня, прося не обращать внимания на эти сплетни. Он знал, что я собирал деньги не только для его общины, но также и для ессеев и для поклонников Ионтона.
ЭНОШ: К чему говоришь ты это?
ИУДА: К тому, что всеобщее презрение будет преследовать меня и ныне, и потом, и после смерти моей. Будут думать, что я за гроши предал его на распятие, тогда как я тебе верил.
ЭНОШ: Позднее раскаяние. Но утешься: архонт простит тебя!
ИУДА: Но я себе не прощу!
ЭНОШ: Как хочешь. Я не знаю, как утешить тебя. Конечно, было вздорно ваше обвинение, что он что-то взял от учения вашей секты. Всё это он познал, когда был еще в Египте. И еще больше знал он. Конечно, Иегошуа был Эон. И если я восстал
против него, то это мои счеты с Эонами, в низы нисходящими.
ИУДА: Всё-таки, скажи: правда ли, что он был в наших рядах, в рядах назореев, и ушел, исказив учение наше?
ЭНОШ: Конечно, нет! Его учение не совпадало с учением назореев.
ИУДА: Так почему же я добивался его смерти?
ЭНОШ: Что мне за дело! (Уходит)
ИУДА: Как тяжело! Скажи мне... (оглядывается) Ушел! Как тяжело. Значит, если Иегошуа не изменил нам, то изменил ему я, предав его. (Помолчав) Прощай, Иего- шуа, и, если можешь, прости. А я уйду отсюда и пусть судит меня целитель душ...
Занавес.
Действие тринадцатое Богатая комната в римском доме. Римляне - молодой и пожилой.
МОЛОДОЙ: Да. Твой раб сказал тебе только то, о чем все говорят в Азии — бедняки, рабы и все, недовольные нашим господством.
ПОЖИЛОЙ: Не можешь ли ты рассказать мне связнее то, о чем говорил раб, к тому же плохо знающий наш язык?
МОЛОДОЙ: Охотно расскажу, что знаю. Палестина — это страна, где люди заражены восточными суевериями и к тому же хотят освободиться от Рима. Когда я прибыл туда с известным тебе поручением к правителю, мне всё время приходилось слышать о каком-то пророке, проповедовавшем новое учение. Сейчас дело не в его учении, о котором я тебе говорил, а в самом пророке. Не знаю, видел ли я его. Те, кто видели, говорили о разных людях — одни о молодом, другие о пожилом. Когда же мне приходилось сравнивать рассказы, то всё время казалось, что этого Иегошуа вообще не существовало. Всё время передавали, что он сказал или что сделал, но к какому из двух это относится, я так и не понял. Я видел двух Иегошуа, но так и не установил, кто из них что говорил, тем более, что убедился в существовании других учителей и пророков, чьи слова тоже приписывались одному из этих Иегошуа, причем безо всяких на то оснований. Вот почему не только у меня, но у многих в Палестине создалось впечатление, что по стране ходит человек, которого я не видел, не оставляя за собой никаких физических следов. Для суеверов этот человек оказывался духом, воплощенным в человеческое тело, а его учение оказывалось похожим то на учение сабеистов, то на древнюю мудрость египтян, а то было чем-то совершенно новым.
ПОЖИЛОЙ: Ты хочешь сказать, что в Палестине появился дух, не имеющий тела, который только представляется человеком?
МОЛОДОЙ: Я просто рассказываю, что об этом думают в Палестине. Там всегда проповедуют разные учения. А то, которое связывают с именем Иегошуа, принадлежит к разновидности гностических учений. Но ты прав, говоря о бесплотном духе. Вспоминаю, что о Иегошуа говорили, будто он ходит по бушующему морю, как по твердой земле! Но так говорят суеверы. Главное же, о чем я хотел сказать, это то, что сейчас воскресают и получают распространение тайные и просто полузабытые верования, сплетаясь в какой-то странный клубок. Всплывают, к примеру, представления о двух разных богах, которые потом оказываются чуть ли не тождественны и подменяют друг друга при случае, от чего выходит большая путаница и нельзя понять — кто же злой, а кто добрый, кто хочет погубить человека, а кто старается ему помочь. Затем возникает учение о неведомом боге, который оказывается познан глупцами, и так до бесконечности. И зачем нужны новые боги, когда достаточно старых?
Занавес.
Действие четырнадцатое Комната в римском доме. У окна стоят женщина и мужчина.
ЖЕНЩИНА: Слышишь, что кричат они?
МУЖЧИНА: Всё то же, и всё те же плебеи: «Христиан на арену! Христиан львам!» Когда я слышу животный вой этой дикой толпы, мне не хочется быть римлянином.
ЖЕНЩИНА: Отчего же ты не протестуешь против этих диких забав?
МУЖЧИНА: Потому что не хочу быть разоренным, а может быть и убитым. Прости, мне надо спешить к выходу императора. (Уходит.)
ЖЕНЩИНА: Как измельчали римляне! Быть может права моя сирийская рабыня, когда уверяет, что римлян должна постичь какая-то кара за убийство неведомого нам великого учителя. Но кто он был? Надо поговорить с ней, пусть расскажет о нем
Занавес.
Конец.
СВЕТ НЕЗДЕШНИЙ
Пьеса.
Предисловие
Современное человечество переживает один из величайших исторических кризисов, и острота его чувствуется уже не отдельным людям и не отдельным группам: это чувство становится достоянием масс. Перед нами встают образы какой-то обновленной, освобожденной от старых несправедливостей и старых невзгод жизни, и в то же время провозглашается и проповедуется самый бездушный материализм. Он обещает принести свободу от тяготевших над людьми предрассудков, а приносит духовное рабство; он сулит бодрую и радостную энергию, а приводит неизбежно к параличу воли, у которой при этом механическом взгляде на мир, где всё предопределено, утрачен самый смысл ее усилий, ее творческих напряжений, ее бесстрашных дерзновений.
Как бороться и что противопоставить этой атмосфере материализма, этому полному неверию в человека, если даже оно прикрывается словами о его достоинстве, о его безграничных правах? Превыше всего, пробуждая сознание, которое никогда не угасало до конца в человеческом роде в самые темные его дни, — сознание, что в основе нашей жизни лежат духовные начала. Никакие самые полные удовлетворения потребностей нашего тела, самые блестящие завоевания техники, самые удивительные достижения науки, самые удачные устроения личной и общественной жизни их не заменят и не утолят жажды, испытываемой человеком, когда он их в себе не находит. К ним обращались все великие религии, за которыми шло человечество, как бы эти религии ни были подавлены заблуждениями и страстями «руководителей» масс. Эти начала открыты для первобытного человека, для ребенка, для мудреца, и нет людей, которым был бы загражден к ним путь.
Пусть эти начала будут раскрыты в борьбе за их утверждение. Люди должны вспомнить, что им присущ дух, соединяющий их с миром бесконечности. Для этого духа их жизнь - лишь мимолетное пребывание с нашим бренным телом, только с нашей земной оболочкой.
Наш жизненный миг есть ничто в полноте времен, но в этот миг решаются судьбы нашего духа в веках.
Наша свобода здесь так же велика, как ответственность. Нужно понять, что этот мир, который нам кажется столь необъятным, есть лишь один в бесконечном ряде космосов, и как бы далеко ни простирался наш вооруженный новейшим телескопом глаз в звездные дали - всё это лишь песчинка в океане бытия. А над всем этим океаном - то начало, что философия называет Абсолютом и что люди именуют Богом, — что близко человеку в минуты, когда дух его открыт для благостных ощущений.
Лишь общее признание этих начал, разрушая преграды между людьми, делает возможным устроить их жизнь без насилия, без произвола, без классового или личного угнетения. Лишь на этом признании можно действительно утвердить достоинство человеческой личности, бессмысленное, если материалисты правы, — и связать людей величайшей изо всех творческих сил в мире - любовью.
Дух дышит, где хочет: он нуждается лишь в свободе от внешнего воздействия. Всемерная защита духовного развития личности от всяких посягательств на нее есть обязанность теперь более необходимая, чем когда-либо. А самое признание духовных начал требует и деятельного им служения, — требует верности им в жизни, в мысли, в слове, в деле.
К[арелин]
Действие первое
Уголок пустыни. Большие камни, на которых сидит группа ессеев. Дорога. По дороге идут и едут путники в течении действия. То один, то другой прохожий сворачивает с дороги и подходит к ессеям. Вновь пришедшего ессеи встречают вставая и скрещивая на груди руки.
РУВИМ: Дорога не легка. Мы боялись опоздать, но для других она еще тяжелее. Нет ни Петра, ни Иоанна.
МОИСЕЙ: Да. Надо знать, что они скажут. Я обошел четырнадцать селений. Везде говорят о том, что пришел Освободитель. Все твердят, что надо готовить мечи и прогнать римлян.
ВЕНИАМИН: Я тоже был во многих местах. Повсюду мечтают о восстании по призыву Освободителя. Но когда я спрашивал, как мы устроимся, прогнав римлян, то получал странные ответы. Спорили о власти. Одни говорили о царях, другие о судьях. Некоторые повторяли безжизненные слова о справедливости, как она проповедовалась в старину нашими учителями. Наше учение о Боге - в отказе от богатства и от власти - звучало напрасно. Смотрите, ведь это Петр идет!
(С дороги сворачивает Петр и подходит к ессеям, сопровождаемый каким-то молодым человеком. Петра окружают ессеи и приветствуют, кланяясь)
ПЕТР: Привет! Я с хорошими вестями. Освободитель говорил о восстании против римлян. Галилеяне куют мечи. Орден ессеев успешно проповедует свое великое учение. Самое главное - прогнать римлян, и в освобожденном народе проснутся дремлющие силы, великие свойства бескорыстия и свободы.
ВЕНИАМИН: Да. Но нельзя сказать, чтобы эти свойства бросались в глаза в наше время.
ПЕТР (горячо): Но уже одно то, что Освободитель призывает к восстанию, доказывает, что освобожденный народ пойдет по верному пути. Иначе не нужно и восстание.
НЕСКОЛЬКО ЕССЕЕВ: Да! Да! Если Освободитель за восстание, это значит, что народ созрел для справедливой жизни.
РУВИМ: (задумчиво): Хотелось бы услышать голос самого Учителя. Его слова часто загадочны.
ПЕТР: Он вместе с Филиппом идет за нами. Он скоро будет здесь.
(Два ессея становятся на камни и смотрят вдаль на дорогу. Темнеет.)
ПЕРВЫЙ ЕССЕЙ: Нас только сорок. Где остальные тридцать? Отчего не пришли они?
ПЕТР (обращается к молодому человеку, который пришел с ним): Не можешь ли ты от- ветить на этот вопрос, Вестник?
ВЕСТНИК: Они видели Освободителя и знают его волю. Они пошли в Галилею звать галилеян на Пасху в Иерусалим. Они пошли в Иерусалим сказать юношам и мудрецам, что грядет царь иудейский.
ДВА ЕССЕЯ (стоя на камнях): Идет! Идет!
(Несколько ессеев бросаются навстречу Освободителю.)
ВТОРОЙ ЕССЕЙ: А где Иуда?
ВЕСТНИК: Он ушел в Галилею. Поднимает народ на римлян.
(Подходит Освободитель, окруженный встретившими его ессеями. Все приближаются к нему. Он стоит на более высоком месте, как бы возвышается над толпой.)
ЕССЕИ: Освободитель! Учитель! Посвященный! Проводник! Куда идти? Что говорить? Что делать? С чем идти?
(Совсем стемнело.)
ОСВОБОДИТЕЛЬ: Я посылал вас и заповедал ничего не брать с собою. Теперь же говорю вам: продавайте одежду свою и покупайте мечи. Говорите всем, что близко время, когда меня схватят как злодея и обрекут смерти. Говорите, что приближается час нашего освобождения.
СТАРИК ЕССЕЙ: Мы готовы. Где Иоанн?
ВЕСТНИК: Он ушел в Галилею учить путям к Царствию Небесному.
РУВИМ (про себя): Я хотел бы видеть Иуду и Иоанна. (Обра,щается к Освободителю) Мы все пойдем за тобой, что бы там ни было.
ЕССЕИ (все вместе, сильными голосами): Все пойдем!
Занавес.
Действие второе
Обширная комната. За столом сидит Иоанн и три пожилых человека. Около них десять галилеян.
СТАРИК: Как же жить без власти? Не устоит тогда царство наше. Все передерутся между собой.
ИОАНН: Нет, зачем же драться? Вот мы сидим здесь, и у нас нет желания драться. Наоборот, если является какое-либо желание, то служить нуждающимся.
ПЕРВЫЙ ГАЛИЛЕЯНИН: Я смутно помню, Освободитель говорил что-то об этом.
ИОАНН: Он говорил: «Цари народов господствуют над ним, вельможи властвуют им, но между вами да не будет так. А кто хочет между вами быть большим, то будет вам слугою».
ПЕРВЫЙ ГАЛИЛЕЯНИН: Так было бы хорошо. Всем будет хорошо жить.
СТАРИК: Но царь или вельможа, или кто-либо, поставленный ими, нужны для того, чтобы разбирать споры и ссоры людей.
