Здесь дом, который мог мне быть родным.
Здесь мой отец и женщина чужая
давно живут. Я непонятна им.
Мне в доме места нет. Но возле дома
стоит моя заветная сосна,
и та беседка мне давно знакома,
где я, судьбу предчувствуя, одна,
любила видеть небо грозовое
в раскатах туч, извилинах огня...
На старых соснах молодела хвоя,
и ливень шел широкою волною,
водой и градом окружал меня!
...Мои цветы сорвали горожане.
Впитал следы забывчивый песок.
Леса да сопки молча окружают,
и бьет по нервам птичий голосок.
Мне с каждым разом встречи все больнее.
Как эта рана старая горит!
Отец, отец! Ты был ли счастлив с нею?
Седой, в пижаме, сухонький - темнеет
и вовсе не о том мне говорит.
Беда и память - всё мое наследство,
Всё, что навеки с родиной роднит.
И я глотаю горький ветер детства -
что б ни было, а он меня хранит.
Вдруг сердце обнажить...
А сердце словно лист
осенний, золотой,
беспомощный, бесценный.
Все холодней над ним лазоревая высь...
Какой простор кругом! Какие перемены!
Ты взял листок в ладонь
и хочешь отогреть.
Ты хрупкости лесной касаешься губами,
забыв, что в сентябре ему не зеленеть, -
стать пылью, пеплом стать
иль сгинуть под снегами.
Но всё равно, мой свет, тебя благодарю
за позднюю любовь - несбыточное счастье.
За тихие шаги навстречу сентябрю,
за тихий этот смех,
как музыка звучащий.
Так открываешь вдруг,
что жизнь не изжита
и что самих себя мы до конца не знали...
Открой, осенний день, летящий по спирали,
мне сокровенный смысл
багряного листа!
Здесь мой любимый шёл –
И россыпь золотая
То ручейком сухим у ног его вилась,
То устремлялась ввысь,
Навстречу птичьей стае,
На школьном ветерке
Рассеянно искрясь.
Здесь мой любимый шёл.
При нем не смел и холод
Убить зеленый лист,
Цветок отдать снегам.
Лишь ветер-пустозвон
Стучал в железный жёлоб
Да мусор городской
Подбрасывал к ногам.
Здесь мой любимый шёл…
Его шаги терялись
В пустыне осени, барханах сентября.
Я все смотрела вслед,
А в небе, разгораясь,
Вставала вполнебес
Предзимняя заря.
Здесь мой любимый шёл.
Снежок скользит небрежно,
Даря глубокий сон заждавшейся земле.
Так прошлым стало то,
Что было - боль и нежность.
И будущее чуть мерцает в снежной мгле.
Мне сад жасминовый приснился,
Сияющий из тьмы времен...
Он ароматами пролился,
В неповторимый этот сон.
Вокруг невидимой ограды
Туманы звёздные текли,
И звуки суетного ада
Не долетали к нам с земли.
В иной реальности остались
И стали давним сном во сне
Крикливых птиц густые стаи,
В земном кружащие огне.
А здесь - ни сумерек, ни солнца,
В себе себя таящий свет,
Как музыка, звучит и льется,
Не зная дней, не помня лет...
Мы, заблудившиеся дети,
Вечноцветущим садом шли,
И наши души, словно ветви,
Цветами белыми цвели.
Истлела нить воспоминаний...
Легки для нас тропинки сна.
Жасмина душное дыхание -
Любви немая глубина.
Сухое лето в улочке старинной.
Дощатых тротуаров горький опыт.
Над ними, как старуха над корытом,
Присели и задумались дома.
Дома как люди: радуются лету!
Их солнышко до досточки прогрело.
Кой-где смола медово проступает,
И досточки, как косточки, поют.
А во дворах поленницы прямые
Хранят тепло для зимнего ненастья.
И только у хозяек нерадивых -
Таких, как я, - не убраны дрова.
Здесь до смерти разбитая дорога
Засыпана кой-как речною галькой,
И пьяной рощей разрослись в кювете
И спутались - полынь и лебеда.
Зато как важно тополя-соседи
Беседуют о жизни в ясный вечер:
Их дети - безалаберные листья -
Знать не хотят о будущей зиме!
Вчерашний век! Живое запустенье!
Отсюда ночью я смотрю на звезды,
И в звездном небе, как иголки в сене,
Я спутников весёлых нахожу.
ОСТАВЬТЕ МНЕ
В МИРЕ БЕЗУМНОМ…
Оставьте мне в мире безумном
Поляны лесной завиток,
Где бабочка в танце бесшумном
Легонько склоняет цветок.
А время, как мед из кувшина,
Тягучей волною течет,
И слышно, как ходит в вершинах
Задумчивый ветер высот.
Там за полдень сухо и знойно,
Июль в золотом забытьи.
Там люд муравьиный достойно
Живёт среди палой хвои.
Оставьте мне полную чашу
Небес во глубокой воде
И елей высокую стражу,
Подъявшую пики к звезде…
Оставьте душе невеликой,
Чтоб не задохнулась в пыли,
Природы закатные блики,
Заветы зеленой земли.
Ветра шум - словно шум полыньи.
И так горько цветут хризантемы.
Алый холод осенней поэмы
Колет слабые пальцы мои.
Птиц не видно, а звуки висят
В светлом воздухе, словно подвески.
Эти звоны, и всхлипы, и всплески -
Там, где волны вдоль мола скользят.
Время трепетных, искренних слов
И особенной ясности духа,
Обострённого зренья и слуха,
Наведённых над бездной мостов.
И, как пальцами видит слепой,
Так и я через призму прозренья
Вижу сердцем опасное время,
Не сулящее тишь да покой.
А Природа не верит во зло:
Всё играет, до смертной истомы.
Если б своды горящего дома
Защитило мое ремесло!