Sablivastsi направляющих обрядов на открытом воздухе

В течение долгой истории эпохи pevny оказываемого влияния на формирование духовной культуры бе ла rusav. В каждом периоде, перенос праздника TRADO Наций из поколения в поколение осуществляется пу-ветчину понимание и сохранение ритуалов конкретных zvychayav, песни, танцы, хороводы, гадания, прыжки-tavannya ритуальных блюд, и т.д..

В ежегодном кругу народных аграрных обрядов и фестивалей хронологически первое место занимает Каля-ду. По старому стилю их празднование началось 25 декабря и было связано с днем ​​возрождения солнца, когда после долгой зимней спячки оно превратилось в лето. Весь вечер 24 декабря уже относился к Рождеству, а также проводился обряд Рождества, который относится к ужину. В период Рождества и Нового года было три вечера, вокруг которых концентрировались гадания. Во время первого праздника в Могилевской области владельцы возложили под иконы венок из ржи, вытащили из него ухо и наблюдали, что если он окажется полным, год будет плодотворным. Подобное волшебное действие происходило в Брестской области в Великий вечер, когда к дому пришли замаскированные рождественские колядники. Аист является одним из традиционных карнавальных аморфных персонажей, взял из рук хозяина сноп ржи и встал посреди дома, каждый член семьи должен был подняться и вытащить одно из ушей. В некоторых местах, в канун Нового года, происходило карнавальное гадание с элементами прямой активации присутствующих в доме тех, кому пришлось выбирать среди участников группы «Богатое Рождество» - парня, одетого в праздничную одежду с венком. полных ржаных колосьев, - символа богатства и урожая в следующем году, или «бедного Рождества» - одного из тех, кто замаскирован в разорванный свиток и с соломенным венком, который послужил предвестником неурожая и бедности [41, s. 116].

Время от Рождества Христова до крещения называлось «Три царя» или «Ироды». В римско-христианской доктрине три царя сравниваются с тремя мудрецами, которые впервые принесли известие о рождении Иисуса Христа. В Минской области каждый католик ставил кресты на окнах и дверях своих зданий мелом, освященным в церкви, чтобы защитить свою семью от злых сил. В Гродненской области и в западных районах Витебской области во время поздравительной экскурсии по деревне в замаскированной группе у входа в дом мастера мальчики написали на двери три письма в честь трех королей (Каспера, Мельхиора, Бальтазара) - «К», «М». «Б» [60, с. 55].

Решающее место в зимнем календарно-ритуальном цикле принадлежали обычаям колядования и щедрости, полному народного юмора и активного карнавала. Церемонии были чрезвычайно привлекательным театральным спектаклем, который с восхищением смотрели как дети, так и взрослые. Сценарии праздничных вечеров были разработаны за несколько месяцев до Рождества. С первых дней поста Филиппа мальчики и девочки, а также восьмилетние дети собирались каждое воскресенье и праздничные дни, чтобы выучить рождественские колядки. В то же время в село выехали несколько групп угонщиков, максимальное количество которых достигло шести. Вначале колядники разделились на две стороны - мальчиков и девочек. В каждой из них было еще три разных возрастных группы. Был творческий конкурс среди групп, чтобы поздравить больше жителей. Группы церемониальной карнавальной игры старались как можно больше карикатурировать свои образы, чтобы пробудить интерес зрителей, вызвать у них шутки и замечания [60, с. 18]. У каждой группы были свои характерные театральные элементы, персонажи, ритуалы, тематические реквизиты. Мужская группа, которая пела песни о рождении Христа, состояла из «офицера», «джентльменского волынщика» и «механоши». По словам М. Макарту, именно через них был продемонстрирован эффектный и игривый характер рождественской традиции [70, с. 35-37]. Карнавальные группы женщин и девочек замаскировались под цыган и спели величественные песни хозяевам и их детям. Самым молодым колядникам в каждом доме давали деньги и сладости.

Кульминацией структуры обряда стала игра театрального акта аморфными или антропоморфными персонажами группы: в Осиповичском районе Могилевской области они были медведем, козой и проводником; в Петриковском районе Гомельской области - цыгане, волки и кобылы, а в некоторых районах Восточного Полесья были сцены с мнимыми захоронениями и памятниками погибшим, а также свадьбы и сватовство [70, с. 33, 60, с. 48-49]. На территории Чечерского района обряд колядования имел свои особенности, в частности, с появлением новых аморфных масок: мальчики «носили аиста», которого в народе называли «грешником»; в Октябрьском районе подростки «гнали воробьев», а в Речице вместе с замаскированными «козами» и «медведями» гнали настоящую собаку на воде [79, с. 65, 80]. Сравнительный анализ исторических и этнографических источников показывает, что в первой четверти прошлого века этнографы показали тенденцию к постепенному изменению некоторых рождественских традиций. Например, в Витебской и Гродненской областях обычай наряжать рождественских колядников почти исчез, и вместо зимних вечеров вместо священника приходил читать молитвы и поздравлять жителей с днями рождения. Христос за это ему дали колбасы, сало, зерно [102, с. 38; 103, стр. 40], а на территории Западного Озерного края рождественский обряд представлял собой сочетание архаичных ритуалов с элементами религиозных праздничных образований - хождения по звездам и трем королям.

Довольно своеобразные элементы маскировки были зафиксированы И. А. Алексниной в Браславском крае, что свидетельствует о тесном переплетении религиозной и изобразительно-развлекательной основы колядования. В группе приняли участие не только молодые люди, но и пожилые мужчины. Наряду с пением религиозных песен проводились «показательные выступления» коз, лошадей и коров, организованные молодыми и способными мальчиками. Чтобы подчеркнуть самобытность праздничного мероприятия, некоторые участники завернулись в белые или цветные одеяла. За песни, исполненные старшей группой мужчин, их угощали водкой [1, с. 47]. Vazhenne kalyadnyya козы вечером потеряли в их сознании narodnay persha pachatkovae священного znachenne и воспринимаются как гей Нового rozygrysh. Среди главных героев в группе carolers стали появляться персонажи, которые не имели ничего общего с символическими ритуальными и поздравительными действиями: в Добрушском районе лидерами церемонии были Дед Мороз и Снегурочка, в Хое Бурцкий - воин, принцесса, еврей, а в Брагинской Щине - врач и медсестра.

Как и Рождество, в общебелорусской традиции обряд щедрости состоял из следующих частей: вводная словесная формула в форме просьбы к хозяевам разрешить щедрость в исполнении щедрых песен (ритуальные танцы козла или медведя, цыганское гадание); просить у них награды от хозяев. Мы подчеркиваем обязательство сохранять трехчастную структуру обряда при совершении взрослыми и необязательность, когда участниками обряда были дети»[79, с. 65].

В Речицком районе особенностью рождественского и новогоднего цикла был посевной ритуал, в котором принимали участие как взрослые, так и дети, собирали полные карманы зерна и сажали его под стол в каждом доме, желая богатого урожая на полях.

Согласно устоявшейся многовековой традиции, Щедрый вечер был в основном вечерним гаданием девочек, символика которого связана с зерном, домашними животными и птицами, предметами домашнего обихода. Большое количество обрядов, записанных этнографами в предыдущие века, которые раскрыли довольно широкий круг сюжетов и идей, сохранилось в начале двадцатого века. Но они уже потеряли свои первоначальные функции и предоставили материал для развлечения. Наиболее характерными для того времени были массовые гадания во время игр. В Могилевской губернии бусы были обычным ритуальным условием для предсказания будущего. Каждая из девушек положила их в ночные рубашки, затем ночные рубашки начали дрожать. Чье украшение первым упадет на пол, ему суждено быть первым, кто выйдет замуж. Аналогичная акция, направленная на предсказание будущего брака, была зафиксирована в Витебской области (в Лиозненском районе), только магическим атрибутом гадания здесь были один мужчина и одна женщина-бот.

В канун Нового года девочки украшали Щодру. Это была самая красивая девушка на гоу- лаву, на которой был закреплен декоративный венок с множеством розкалярных лент, который должен был внести багаццю в новый год [85, с. 112]. В некоторых районах Витебской, Брестской и Могилевской областей исследователи того времени зафиксировали карнавальные церемониальные шествия благотворителей - группы деревенских мальчиков во главе с самым высоким парнем Щедрецем, одетым в яркие одежды, украшенным колокольчиками. Традиции праздничных поздравлений хозяев с «Богатым Рождеством» мужской группы существовали и в центральных районах Минской области под названием «Короли» - процессия рождественских колядников в деревне под звуки барабанов с комическими сценами. Особенностью местной рождественской традиции в Кармянском районе была театральная пьеса «Павлин и паук», где павлин был одет в длинное платье, а на голову был возложен венок из искусственных цветов, а мальчик был пауком. Согласно традиционным правилам нерегулируемого поведения, замаскированный парень и девушка должны были что-то украсть из дома [79, с. 36].

Со второго дня Рождества Христова молодые люди начали организовывать ритуальные игры почти по всей Беларуси. В Жахойском районе такие вечеринки назывались «Ката печей», в Витебской области - «Брак Тся-решки», в Дзержинском районе - «Бай», в Шкловской области - «Игровые лепешки», в Хотимске - «Каша игровая».», В Дубровно -«Ладки», в Гомельской области -«Шип».

В некоторых деревнях существовал обычай проводить Рождество. Например, Санта-Клаус, одетый в белую шубу с короной на голове, ехал по улице в Лидском православном храме, останавливался возле каждого дома и раздавал детям маленькие булочки, и желал счастья и благополучия взрослым в следующем году., Dyakavali хозяев и дал ему деньги в казну, жира, baran ki. В Слонимском районе мальчики поставили железную дорогу с остатками угла на дереве как символ жертвы за Небеса, Бога, в Речице - они натянули соломенную куклу на дуб и традиционно сожгли ее на десятиметровом шесте с ледяным колесом - символе старого года. Они зажгли огонь и поехали на карусели [79, с. 68].

Таким образом, рождественская церемония была интересным и неотъемлемым явлением крестьянской жизни и содержала ряд театральных ритуалов, которые в общем составе принимали форму деревенского маскарада, где замаскированы были хранители архаичных ритуальных элементов, норм поведения.

Крещение, по мнению А.И. Гурского, ярко отразило «религиозно-ритуальный синкритизм», когда церковь, с одной стороны, стремилась переделать и по-своему истолковать остатки язычества в народных обычаях и обрядах, а с другой - - народные традиции в рамках народного календаря стремились сохранить остатки древних ритуалов и праздников»[50, с. 92]. Тщательная подготовка была проведена церковью во время организации ритуала освящения воды. В декоративном оформлении зоны действия использовались маленькие елки, крест, яма была залита свекольным соком [97, с. 53].

Как и у всех славянских народов на рубеже зимних и весенних циклов, за семь недель до Пасхи в Беларуси отмечается масленица - трогательный праздничный период в христианском и народном календарях, который согласно православной Пасхе приходится на вторую половину февраля - начало марта. В отличие от других праздников календарного цикла, которые уже имели христианские слои, в начале ХХ века. Масленица была, по сути, языческим праздником и включала в себя следующие праздничные формы: церемониальные блюда, катание на лошадях, с гор, юты на качелях, которые летом давали хороший урожай льна, обычаи, связанные с небольшими дажонс, семейные обеды, воспоминания предков. «Доминирующей идеей языческого празднования Масленицы был наступление весны. На глубоко мифологическом уровне мира эта мета-идея была воплощена в идее движения. Все ритуалы Масленицы отмечены этим»[51, с. 171]. Основой масленичных обрядов были аграрно-магические и семейно-любовные заботы человека, которые обычно приходились на вторую половину праздника, начиная с Ауласа (четверг Масленичной недели). В этот день готовили мясную и молочную пищу, которая традиционно символизировала своеобразную жертву богу Велесу - одному из главных богов языческого пантеона восточных славян, хранителю скота и богатства во дворе. В некоторых местных традициях Подзвиння и Паня-Моння Бабский Авлас стал популярным, женский праздник, в честь которого девушки и женщины из общины отмечали песни и танцы. «Мужчины не имели права праздновать, и если они встречались на дороге, им приходилось расплачиваться» [8, с. 29]. «Менталитет масленицы основывался на принципе всеобщего включения в контексте различных ритуальных актов. Тем не менее, он четко показал несколько этикета и правовых силовых линий, которые четко регулировали межличностные и межпоколенческие отношения»[54, с. 72]. Во время Масленицы были характерны веселые застолья с большим количеством еды, особенно в последние дни. В Гродненской области хозяин пригласил родственников на праздничный обед, а после праздника все родственники «потащили» по селу, чтобы животные погонялись, а лен рождался длинным и волокнистым [86, с. 33]. Понятно, что за время своего существования этот ритуальный акт утратил магический контроль и превратился в великое карнавальное, импровизационное шествие, в котором каждый мог проявить свои художественные способности. В целом, на территории Витебской области «много карнавальных элементов содержалось в карнавальных шествиях дворов, и были отмечены определенные соответствия с рождественскими шествиями: одевание, пение песен под окнами, поздравления. владельцы, раздающие исполнителей и общие пьесы»[102, с. 68]. Самыми распространенными масками-персонажами были костюмы «мужчины», «старики», «цыгане», в которых менялись в основном замужние женщины. В районах Центральной Беларуси группа парней, одетых в женскую одежду, объехала село. Чаще всего, группа носила огромный полюс na и отпилил кусок этого в каждом доме как символ счастливой судьбы в наступающем году [5, с. 97-100]. «По убеждениям белорусов, маскировка женщин под мужчин и мужчин под женщин во время праздника способствовала плодовитости животных и урожайности земли, значительно увеличивала сексуальные возможности людей» [60, с. 80].

С понедельника по воскресенье на карнавальной неделе молодые люди считали своим долгом спускаться с горы: одни на санях, другие на сосульках, высеченных на реке. В архаическом сознании белорусов гора считалась священным центром ритуального пространства, и, по их мнению, этот ритуальный акт помог разбудить природу от зимней спячки. Но в начале двадцатого века. это превратилось в соревнование, победителем которого был тот, кто скатывается с холма. Кульминацией этого веселья стал обычай обновлять сани. Осторожные хозяева тащили новые санки в гору, где на них сидели около 25 человек и все вместе улетали с горы на санках [85, с. 137; 98, стр. 65]. Подобное превращение в красивое зрелище происходило в деревенском обществе с обрядом верховой езды: каждый парень заранее готовил сани, украшал их медной фурнитурой, цветными лентами, коврами ручной работы, приглашал музыкантов с девушками и по сигналу они начали идти вперед, пытаясь показать свои успехи друг перед другом.

В дореволюционной Беларуси древний масленичный обычай наказывать не состоящих в браке молодых людей имел ряд отличительных особенностей в своем поведении и воспринимался членами деревенской общины как развлечение или своего рода обзор потенциальных невест и женихов. Например, в Любанском районе мальчики- одиночки и незамужние девушки хвастались своим домашним хозяйством, а в Гродненской и Минской областях группа мальчиков из дома в дом, где жили незамужние девочки, носила символ пассивности в браке. Ступа, без пестика, пирула в доме и украла у какой-то девушки какую-то вещь. Вечером каждая девушка должна была прийти в таверну на игру и купить ее [98, с. 67; 113, стр. 382]. Группа женщин побывала в домах тех владельцев, которые заросли мальчиками, привязали небольшой деревянный блок к ногам последнего. В более поздние времена семантика атрибута ритуального наказания трансформировалась. Его роль выполняли различные предметы быта: соленая сельдь, лента, сложенная в шести- или восьмилепестковый цветок, кусок красного пояса, носовой платок, бублики, бутылки, деревянный крестик [54, с. 88; 60, с. 81].

Празднование карнавала было максимально сфокусировано на гипертрофированном акценте на эротическом принципе в жизни человека и общества. «Практически вся ритуальная практика Масленицы была каким-то образом пронизана идеей эротических отношений, но в то же время это был предел за пределами начала Великого семинедельного поста, который, как известно, запрещает брачные отношения между мужем и женой, не говоря уже о внебрачные ухаживания»[54, с. 87].

Один из способов отделить вещи от сферы повседневной жизни и наделить их магической силой в Шкловском районе был проявлен в ритуальном краже девичьей группой лошадей и санок («коз») для организации карнавального карнавального шествия и поздравления односельчан с праздником [104, с. 43]. Следует отметить, что ритуальное карнавальное поведение масок на Масленицу (по сравнению с Рождеством) носило более агрессивный и смелый характер [60, с. 84], о чем свидетельствуют всевозможные зверства, подобные купальским, совершенные молодыми людьми вечером.

С древних времен существует поверье: чем раньше птицы прибывают из стада - глашатаев весны, тем быстрее начнется посев, выпас скота в поле, поэтому на юге, где природа начинает оживать из зимней спячки гораздо раньше, весна была названа последним днем ​​масленицы. в западных и северо-западных населенных пунктах - до Аудакья, Сараки или Благовещения [85, с. 147], в Буда-Кашаловском районе весной они звучали дважды - на Собрании и на Вознесении. В селах Кобринского и Брестского районов обряд звучащей весны носил местное название - «Селизынская решетка» [86, с. 117], в Лельчицком районе - «Чиркавание». Материалы исследования показали, что к началу ХХ в. сохранились лишь некоторые внешние элементы обычая встречать весну. Девочки разделились на несколько вечеринок, пели весенние песни, водили караваны и плели венки. В Лельчицком районе девушки бросили самый большой венок на елку или березу. По словам А. Ю. Лозько, в этом действии можно увидеть остатки языческого культа - жертвоприношения, когда девочки «подарили» символ чистоты, девственности головам матерей (дереву, птицам), которых боготворили [ 68, стр. 540]. Все действия, направленные на пробуждение природы, происходили в основном в одном ритуальном месте, в зависимости от региональных традиций - обычно холма, берега реки или поляны возле бани.

Анализ национальных, региональных и локальных элементов обряда «Крики весны» формирует своеобразную структуру пространственно-временного континуума праздника:

- выпечка печенья (дятлы, галеоны) в виде журавлей, уток, воробьев, кузнечиков;

- шествие к ритуальным локусам (холм, берег реки, пруд, баня);

- исполнение ритуальных песен и словесных формул;

- жмутся на качелях (символ крепкого собственного здоровья, богатого урожая льна);

- украшение деревьев, елей разноцветными лентами, искусственными цветами;

- гадание на венках;

- гулять по деревне с пожеланиями здоровья каждому из хозяев;

- выпекание и украшение хлеба в доме (символы солнечного культа), вынос (жертва солнца);

- разжигание огня (сжигание старых вещей, рождественская ритуальная атрибутика и реквизит);

- на выбор «Богиня весны» - «Живая», «Ляля», катаясь на своих телегах, катаясь на баране;

- торжественная игра деревенской молодежи в доме.

Во второй половине ХХ в. «Весенний крик», связанный с аграрной магией, культами божеств кукурузных полей, животных и деревьев, воспринимался жителями деревни уже не как ритуал, а как набор традиционных игр и развлечений [67, с. 137].

Особое, первое место среди праздников национального календаря занимает Пасха - движущийся весенний хронометр, посвященный солнцу, его чудесному, живительному теплу. В христианскую эпоху церковь блокировала его с Пасхой, приуроченной к воскресению распятого Иисуса Христа, победе над грехом и смерти. В отличие от других славянских народов Беларуси, древние пасхальные верования и обряды сохранились в большей степени. В этнографы собрали фактический материал на рубеже 19 - го и 20 - го веков. показывает, что в этот период христианские и языческие идеи были очень тесно переплетены. В Лидском районе, например, принято украшать молодую рождественскую елку гирляндами из крашеной яичной скорлупы, а ее ветви, которым была придана защитная функция, украшали надворные постройки [103, с. 105-106]. По мнению П. Шпилевского и П. Шейна, в крестьянской среде скотоводы воспринимались как предвестники годовой судьбы хозяйки [112, с. 136; 114], который в словесно-поэтическом обряде прославил владельца поместья, пожелал хорошего начала полевых работ, потомства в сарае, урожая в поле, здоровья и счастья его семьи. В разных уголках Беларуси классическая мужская волочобная группа имела множество разновидностей образных названий: лолинщики, лаловники, волакники, алкальники, гликалники, ралешники, рарешники и другие. Католики из деревень Поставского района "пошли на аллилуйя". Этимология значений участников ритуального обхода раскрывает древнюю сущность животноводства, отражает его эволюцию и местные особенности в разных регионах. По словам Я. Аничкова, скотоводческая процессия «несмотря на христианизированную форму обряда в Беларуси» сохранила «весьма архаичные черты» [3, с. 240]. В конце XIX в. Этнограф М. Федоровский зафиксировал обычай женского скотоводства в Гродненской области. «В день св. Святой Георгий в окрестностях Лиды, Щучин сохранил вечную процессию, в которой участвуют только девушки и один музыкант, играющий на скрипке с девушками, которые поют. Девушки наряжаются в подснежники и другие цветы, которые уже распустились, а затем идут почти всю ночь, чтобы обойти все дворы»[16, с. 11].

В Великую субботу крестьяне с особым уважением относились к «живому огню», который был получен потиранием двух деревянных брусьев [113, с. 330]. Широкое освещение костров в Полесье превратило священную пасхальную ночь в «карнавал», а в районе Лу-Бань ночью старшие подростки «отправились в небеса» - организовали своеобразные межпоселковые огненные соревнования. ритуальные действия. Эти обычаи, по нашему мнению, являются трансформацией древней европейской и общеславянской традиции зажигания костров, которые своим светом воздействуют на солнце и вызывают быстрое наступление весны.

В некоторых районах Могилевской области традиции массовых шествий сочетались с христианским праздничным ритуалом «изготовление иконы» - поздравительной процессией верующих с иконой Иисуса Христа. Особая роль в пасхальных обрядах отводилась еде. Согласно традиции, открытие началось с общей молитвы, часто освящаемой в церкви с красным яйцом и духовкой. Семантика расписного яйца в скотоводческих обрядах и обычаях восходит к древним верованиям, когда яйцо считалось воплощением первоначального источника жизни. «Эта символика нашла спонтанное и материалистическое переосмысление в обычае, широко распространенном в Полесье, когда горшок с семенами, приготовленный для посева, был помещен на пасхальный стол, и в него было помещено красное яйцо для магической стимуляции роста»., с. 10]. Свинцовому яйцу придали магические, очищающие и лечебные свойства. «В Беларуси был распространен обычай«ходить по яйцу»в первый день Пасхи, в котором участвовали только маленькие дети. Этнографы отмечают, что первое подаренное яйцо хранилось целый год, они верили в его чудодейственную силу»[16, с. 29]. В Минской губернии на следующий год ради чистоты лица, здоровья и благосостояния вместе с серебряными и золотыми вещами принято опускать его в воду во время умывания или поглаживания лица [47]; он приходит к дедам Радуницы на кладбище, чтобы «крестить» предков мертвых; красные скорлупы были похоронены в ржаном поле, чтобы родить лучше.

Во второй день Пасхи начались торжественные игры-чи, развлечения с яйцами. В Беларуси у них были свои местные имена: в Кличевском районе они сражались с «боевиками», в Хотимском районе они играли столкновения, в Шкловском районе - в «шупиках». И на перекрестке XIX-XX вв. яйца «качались на деньги» - когда они проскользнули в яму, участник взял на себя инициативу и деньги. Этот факт свидетельствует о том, что ритуальные действия, которым в древние времена придавалось магическое значение, постепенно превращались в развлечения.

Апогеем весенне-календарного ритуального цикла был Троице-семитский праздник, который отмечался на пятидесятый день после Пасхи. У белорусов есть несколько названий этого праздника - Пятидесятница, Троица, Троица, зеленые праздники. Седьмой фольклорно-этнографический комплекс белорусов рассматривается нами как система его исторически сложившихся компонентов»[109, с. 335] с переплетением народных и христианских традиций, «которые характеризуются региональной самобытностью и в различных местных вариантах включают в себя ряд определенных элементов: создание берез и других деревьев; отделка зелени дома и двора; керлинг и развитие берез, комкование; обходной обряд "куст"; поминовение предков. Наличие или отсутствие этих элементов в разных локальных областях, а также их соотношения характеризуются их специфичностью»[51, с. 295].

Общим для славянских обрядов в Троице является широкое использование зелени. Упрыгожанние оранжереи и усадьбы являются устойчивой традицией в северных и западных регионах Беларуси. В восточных и центральных районах сохранились обряды скручивания и развития берез [85, с. 229-230].

Важное место в семи обрядах занимал мотив гадания - девочки на венках из цветов или березовых веток догадывались о будущем браке во время кумуляции: заранее они выбрали место, где около двух берез можно было бы водить карнавальные караваны. они шли с песнями в лес, где затем обвивали верхние ветви берез в виде некой арки ворот, через которую они проходили и обменивались подарками. По словам исследователя весенне-летних ритуальных комплексов В.К. Соколова, семейственность едва ли была связана с браком, его основной целью было принятие девушек, достигших брачного возраста, среди женщин - прародителей, признание их полноправные представители рода [94, с. 200]. Но со временем содержание этого обряда утратило свое первоначальное значение и превратилось в обычный праздник общины. В лесу они зажгли костер, устроили качели, танцевали. Когда мужчины появились в женской компании, женщины сорвали шляпы и бросили их в огонь. В тот вечер в доме в районе Рахачоу проходила игра. А в Черниговском районе на Троицкой девочке поссорились с мальчиками [85, с. 229-230]. По словам дореволюционного исследователя Я. Аничкова, этот период был своевременным процессом для молодых людей, чтобы найти партнера в начале сезона. Кумуляция стала обычным явлением в весенних играх и развлечениях как форма юмористического эротического действия [3, с. 204].

В Витебской области Троицу отмечали в День Троицы (прощания русалки), во время которого все девушки села несли большой венок из веток деревьев и цветов, а мальчики несли венок по деревне и приглашали всех на праздник. Каждый новый участник, присоединяясь к процессии, проходил под этим венком, заказывая любые пожелания. Девочки часто догадывались, швыряли ботинки поверх венка и говорили: «Не дай бог, я знаю, как жить дальше». Потом все пошли в деревню, в лес, с песнями и повесили венок на высокую березу»[60, с. 113].

В понедельник, во второй день Троицы, был проведен местный обряд «куста», который был широко распространен в Пинском крае и занимал центральное место в Троицком цикле. Композиционное построение обряда состояло из нескольких этапов. Они выбрали высокую красивую девушку на роль Буша, очистили ее с головы до ног кленовыми ветками, цветами, прикрепили к ее голове два венка (из цветов и липовых веток). В некоторых деревнях Кобринщины в волосы девочки вплетали много разноцветных лент, возлагали венок из искусственных цветов, ее шею и грудь украшали искусственными ожерельями, а лицо закрывали вуалью. Подойдя ко дворам жителей деревни, девушка стояла на полотенце, которое выражало особое уважение к предкам, кланяясь владельцам каждого дома, а женщины группы просили разрешения спеть:

О, добрый день в вашем доме,

Пусть наш Буш станет,

Мы, молодые, играем на крыльце.

За исполнение песен и пожеланий благополучия всем членам семьи группа получала подарки от владельца: деньги или что-то из продуктов питания - ветчину, хлеб, сыр и т. Д. Все собранное было перенесено в таверну или просторный дом, и, войдя, сказали:

Вот куст, чтобы поесть, выпить, чтобы дать,

Вот Буш, чтобы стоять на станции.

За деньги и припасы, собранные «кустом», была организована вечеринка, которая длилась всю ночь [41, с. 229].

Сомушна завершила Троицкий ритуализм яркой спецфифной феноменом весеннего календаря - русалкой Тиден. Наиболее распространенный обряд русалки - это поведение русалки, которая имела древнее мифологическое происхождение. «Надо сказать, что вера в русалок вполне органична и характерна для древних белорусов, обитателей рек и озер, ржаных полей и лесов. При определении генезиса русалок народная мифология не отделяла их от человеческого рода»[64, с. 78]. В мировой мифологии русалка считается отражением образа Великой Богини, а венок на ее голове символизирует небо и, следовательно, богиню неба [19, с. 176]. Согласно верованиям и мифологическим верованиям крестьянина, русалки возникают в результате превращений молодых тонущих девушек, проклятых в утробе детей, задушенных до крещения. Сама русалка была воплощена в разных местах в разных местах: обнаженная девушка с распущенными волосами, большие груди, голубые глаза, кукла (чучело), ​​невидимое мифическое существо, которое прячется в жизни и к которому идет девушка. шесть. Каждый ритуал сопровождается деталями, которые когда-то имели глубокий магический смысл»[6, с. 154-155].

Полисемантический (по функции) обряд «русалки правой» имел следующую структуру:

- мифологические верования, связанные с русалкой;

- выбрав красивую девушку на роль русалки;

- коллективное плетение венков и нарядов для главного человека;

- ритуальное одевание русалки;

- выбор маленькой девочки на роль дочери русалки;

- изготовление антропоморфной куклы;

- карнавальное шествие - сопровождение русалки к ржи;

- рвут венки и церемониальную зелень;

- исполнение ритуальных песен;

- зажигать огонь;

- сжигание куклы;

- тележки для вождения;

- брачные игры.

В Добрущине обычай «вести русалку» существовал как церемониальный карнавал, в котором участвовали представители всего сообщества. Деревенская молодежь собирала с них цветы, травы, крапиву, плетеные венки и «хвост русалки». Они выбрали самого оживленного парня и красивую девушку на роль «русалки» и «русалки», разделились на две группы и создали шесть по обе стороны деревни, чтобы встретиться друг с другом, прогуливаясь по улицам с песнями, встречая их «убитыми» на во дворах с хлебом-солью, потом вместе они пошли к ржи, отогнали туда повозки, бросили в рожь «хвост русалки», венки, сопровождая ритуальные действия магической словесной формулой «совет, совет, рожь, с лета на лето» Вернувшись домой с поля, разбросали крапиву, взятую из наряда русалки в саду, пожелав им хорошего урожая [79, с. 141].

В Речицком и Брахинском районах основными участниками традиционного обряда были дети или подростки в возрасте 12-13 лет, что свидетельствует об уничтожении его священного содержания. На роль русалки была выбрана «не самая молодая женщина», которая цеплялась за длинный хвост и возлагала венок на голову. В Калинковичском районе во второй половине ХХ в. обряд превратился в узколобое игривое действие легкомысленного характера, направленное на выбор потенциальных невест и женихов: мальчики и девочки на поле разожгли костер, перепрыгнули через него, и русалка должна была их поймать. Если он поймает его, он испечет крапиву. Тогда русалка выбрала парня и поцеловала его, если мальчик ее любил, он поцеловал ее, а если нет - бросил русалку в воду и сказал: «Иди к трупу, ему и его жениху». Русалку вытащили из воды, и ей пришлось отомстить парню: выбросить его в реку, смазать его грязью, надеть юбку, поцеловать его без разрешения [79, с. 147-150].

Обряды по вождению куста и ведению русалки, связанные в их основе с культом растительности, который произошел в двадцатом веке. потеряв магическую направленность и превратившись в карнавальную акцию, являются этнографической особенностью купальских туров по некоторым районам Гродно и Витебской области [22, с. 32-33]. «Подтверждением генетической радости купала и обрядов русалки может быть время их проведения - вечер, ночь. Многие ритуальные представления также распространены: в обоих праздниках культ воды, растительности и плодородия выходит на первый план. Кое-где они плетут венки, разжигают костры, перепрыгивают через костер, делают из русалки куклу-русалку, изгоняют ведьму из игры»[56, с. 263; 93, с. 101-102; 99, с. 15]. Накануне праздника вечером молодые люди организовали массовое карнавальное шествие по улицам села, чтобы присоединиться к ритуальным практикам всех членов сельского общества. Девушки украшали себя зеленью, подходили к каждому двору с песнями и приглашали их на вечеринку. «В Пинске молодые люди все еще пели«Троицкую»и«кустарную песни»во время шествия, что и было спецификой этой части торжества» [22, с. 35]. В Брестской и Витебской областях домохозяйки преподносили цветы, а взрослая дочь носила на голове венок - признак того, что она скоро выйдет замуж. В хозяева щедро одарила участников процессии карнавала игры [69, с. 15; 92, стр. 24]. Исследователь весенних обрядов Я. Аничкау объяснил выполнение обряда кумуляции и других семидневных ритуальных практик во время праздника Купала как простое проникновение одного ритуального цикла в другой - когда в календаре находится весенний праздник процветания природы. приходилось на середину июня [3, с. 203].

Купала является одним из важнейших праздников в годовом цикле сельскохозяйственного календаря, который воплотился в образе языческого мифического существа Купала. День наивысшего расцвета животворящих сил земли разделил рабочий крестьянин на две равные части: подготовка к сбору урожая (весна-лето), его сбор (лето- осень), объединил все культы: культ Солнца, культ растительности, культ воды, каждый из которых в первой четверти двадцатого века. был удостоен ряда конкретных ритуальных действий. «Купала - это один из самых сложных ритуальных комплексов, который включает в себя обычаи и обряды, верования и знаки, магические техники, мировоззрения, знания, верования и морально-этические нормы, игры. и танцы, которые сопровождались исполнением песен, пословиц, поговорок, легенд, рассказов и других жанров фольклора»[11, с. 453].

Центральным пунктом мизансцены в структуре обряда Купала, вокруг которого были сосредоточены все церемониально-ритуальные, развлекательные, музыкальные и пластические действия, была конструкция костра. Архаичный способ разжигания ритуального костра огнем, полученным от трения двух сухих палок, сохранился до начала двадцатого века. в Полесье [105, с. 18]. В некоторых местах, мальчики прикреплены к Cro-пе на сухое дерево в горизонтальной плоскости колеса, как по форме и расположению в пространстве символизировал и, казалось, по- прежнему функции солнца на земле в ту ночь. Внизу, под деревом или шестом, они носили со всех дворов и накапливали «майские» - высушенные ветки деревьев, которые вешали в доме и вокруг него на Троице. От круга по колонне вниз наматывался промасленный жгут, скрученный из соломы или из льняного жгута. Как только солнце полностью скрылось за горизонтом, «май» зажегся. Из сухих веток огонь на буксире очень быстро перешел на колесо [98, с. 152]. А в Быховском районе жители села не обращали особого внимания на этот ритуальный акт. Девочки первыми пришли на холм, принесли дрова на носилки, свалили их в бесформенную кучу и подожгли [85, с. 209-210]. В Витебской области вместо большого общего пожара возле каждого двора зажигали костры. В Борисовском районе пожилые женщины выкладывали трех маленьких «грелок», сидели вокруг них и пели песни [99, с. 19].

Человек мифологического сознания приписал защитные и очищающие свойства купальскому костру. В Могилевской области молодой человек, который должен был родить ребенка, был окружен огнем. Ритуальные прыжки через костер также имели магическое значение. «И старики, и молодые люди прыгали, чтобы избавиться от серьезной болезни, а детей, которые не могли прыгать самостоятельно, носили их матери» [82, с. 163]. Молодые люди прыгали друг к другу или парами с идеей быстрого брака. Но в начале двадцатого века. некоторые прыжки через маяк были преобразованы в «коллективное гадание-интерпретацию направления брака: если в Витебской области девушка перепрыгивает через маяк и хотя бы одна искра цепляется за ее юбку, то девушка уже хочет выйти замуж» [22, с. 66]. Символы брака сохраняются в других ритуальных обычаях, связанных с костром. А.Сержпутовский описывает игру про гадание, во время которой девушки бросали свои венки в огонь - чей из них сгорел бы быстрее, а первый - женился [93, с. 131]. Своеобразные формы ухаживания, когда были выделены очень конкретные адреса любовного интереса, прослеживаются в игривом выборе между группой девочек и мальчиков, которые бросали венки над огнем; если девушка берет венок, она отбрасывает его назад, если парень рвет его или снова бросает девочкам [85, с. 210]. «Это бросание через заклинателя происходило до тех пор, пока парни не разорвали все венки. Венок белорусов, как и других славянских народов, является символом девственности, а борьба за венок - отражением старой ржаной свадебной церемонии»[22, с. 68]. На пожаре в Купале молодые люди сожгли многие вещи, которые использовались во время празднования Рождества [115, с. 161]. Возможно, этот ритуальный акт совершали те, кто решил жениться и больше не участвовал в зимних карнавальных шествиях.

В обычае Дня Святого Иоанна значительное место отводилось воде, которая, согласно распространенному мнению, могла приносить счастье, здоровье людям, плодородие земли и скота, защищать их от злых духов. Во многих регионах Беларуси до начала ХХ в. в это время принято купаться в воде, кататься на росе или собирать ее, парить в ваннах, разбрызгивать кукурузные поля.

Магия воды, огня и растительности одновременно проявляется в ритуальном и ритуальном гадании на венках, которые имели региональные особенности в Беларуси. В Гомельской области мальчики плели венки из кленовых листьев, а девочки скручивали их из белых тюльпанов, куполов, синих колокольчиков, голубой смолы [101, с. 133].

В этнографических исследованиях ученые зафиксировали ритуальные действия сельской молодежи, которые имели ритуальное и магическое происхождение и были направлены на сохранение и продолжение семейной линии. Незамужние мальчики и незамужние девочки приняли определенные меры во время игры в Купалу, чтобы члены молодежного общества противоположного пола не выбирали мужа или жену из другой деревни. Например, в районе Кличева мальчики катили голые колеса из телеги вокруг деревни, затем резали их и поджигали, а в районе Шклова девочки пестовали вокруг своей деревни пестик, останавливались на каждом перекрестке, зажигали свечу и молились. лисы. А затем на перекрестке был похоронен пестик.

Понятно, что в более поздние времена купальских праздников магическая роль традиционных обрядов была утрачена, а место забавных заняло свое место. В Могилевской области среди участников были номинированы «дедушка» и «бабушка», одетые в карнавальные костюмы, расписанные березовыми масками. Герои должны были вести себя комично, обниматься, целоваться, бегать за людьми - чтобы создать атмосферу свободы [100, с. 35]. В Вилейском районе карнавальная пара - «ведьма» и «дьявол». «Парни с дымчатой ​​вуалью или можжевельником в руках, одетые в белую одежду (символ смерти) и с диким свистом, криком, перепрыгивающие через огонь, пугающие публику, внезапно выбегают из близлежащего леса возле костра» [100, s. 35].

Одной из фундаментальных работ, в которой рассматривается семантика ритуально-ритуальных актов, композиционное конструирование купола, является учебник профессора П. Худа «Белорусский купол: композиция и семантика». церемониальные акты». На основе фольклорных и этнографических материалов автор раскрывает национальную структуру летнего солнцестояния, региональные, территориальные и локальные особенности ритуальных комплексов.

Подготовительный этап праздника состоял из:

- сбор трав, цветов и трав, плетение венков, исполнение ритуальных песен;

- сбор топлива для костра и транспортировка его к месту торжества;

- избрание «чиновника» - организатора купальского праздника;

- сбор участников праздника, ритуальное приглашение на праздник с просьбой оторвать участников;

- шествие к месту праздника, массовое исполнение песен;

- подготовка площадки для костра на холмах.

Экспозиционная часть купола состояла из следующих эпизодов:

- гадание с венками;

- обряд "накопления";

- обряд ведения русалки;

- праздничный ужин.

Ритуальные действия у костра:

- поджог лагеря;

- исполнение песен Купалы;

- сжигание телеги с мусором;

- прыгает через заклинателя;

- метание венков девочками и мальчиками через маяк.

Кульминация торжественного фейерверка:

- обряд сжигания черепа лошади или коровы;

- кража купальского огня ведьмой;

- катят горящие колеса в реку;

- церемониальное уничтожение антропоморфной куклы.

Апофеоз (развязка) мероприятий праздника Купала:

- исполнение купальских гимнов брачной ориентации;

- ночные купальные туры по деревне;

- поиск цветов папоротника;

- ночные гадания на воде с зажженными свечами на венках;

- магический ритуал сохранения сил горящих на солнце семян переключателя.

Финальная часть купола:

- наблюдение за восходом солнца;

- ритуальное купание в реке или бане;

- прощальная купальская песня мужского и женского хоров;

- утреннее гадание на основе подарка венки деве-купале;

- утренний тур по деревне Купала.

Неотъемлемым и интересным явлением жизни наших предков-крестьян был августовский церемониально-церемониальный комплекс, который был необходим на период сбора урожая и окончания полевых работ. Каждый праздник этой пары, начиная со Спасителя, имел определенное идеологическое содержание, связанное с празднованием щедрых даров осени. Урожай был апогеем хозяйственной деятельности в годовом цикле фермера.

Урожай - это совокупность разнообразных многофункциональных обрядов и обычаев, состоящая из трех основных этапов: сбор урожая, сбор урожая и сбор урожая, которые в XIX - начале XX в. сохранившиеся пласты и изображения более ранних исторических периодов, имели локальные варианты проведения. В пространственном решении комплекс ритуального урожая был разделен на две зоны действия - поле и поселение хозяина.

Начало и конец сбора урожая отмечали не только сельские жители, но и в каждой семье. Хозяйка вымыла дом, церковь, стол, скамейки, хозяин вымыл двор, сарай; стол был накрыт белой скатертью. Одежда и обувь были очень тщательно подготовлены. В Дятловском районе, чтобы успешно справиться с такой тяжелой и ответственной работой, жители деревни организовали публичную молитву и организовали процессию вокруг поля.

«Зажинки, зажон» в Гродненской области начались в определенное время время (вторник или суббота). В Слонимском районе, в первый год своего брака, молодая женщина готовила полотенце в подарок своей свекрови - она ​​повесила его на первый сноп для свекрови. По дороге на поле хозяева взяли с собой кусок хлеба, освященный солью и водой. Прежде всего, хозяева осматривали зерно, чтобы увидеть перегибы, которые могут навредить семье, затем прочитали молитву, положили хлеб и соль на землю и только потом начали пожинать»[103, с. 194].

Во время сбора урожая традиционные обычаи и обряды были направлены на то, чтобы справиться с тяжелой работой и превратить один из самых напряженных периодов в жизни фермера в настоящее празднование единства семьи и общества. Чтобы чувствовать себя хорошо во время сбора урожая, чтобы ловко работать, женщины катались по полю, опоясывали веслами первые собранные уши. Чтобы защитить себя от порезов серпом, они завязали на руке тканевую нить, которая была во время освящения на свече. Первая (зажиначная) связка («хозяин поля», «хозяин», «спарыш», «зажынак», «дедушка») была небольшая, как правило, из трех горстей сжатых ушей (или трех связок), трижды перевязанных веслом. В Новогрудском районе первая связка была связана в форме восьмерки. В некоторых селах Гродненской области они делали небольшие пары пачек и называли их «сэр» и «спадыня», «дедушка» и «баба». В Быховском повяте, когда был собран первый сноп, жнец приветствовал поле: «Добрый день, поле, ядерная рожь! Я пришла к тебе! " Сжимая горсть ржи, жнец скрутил ее и опоясал, и только потом ужалил дальше. Нажав на первый сноп, она надела его и сказала: «Я положил сноп на сто копеек, на тысячу мер!» [31, с. 264]. Рядом с первой связкой обязательно угощались принесенной едой и водкой. Как символ благополучия и счастливой жизни крестьянской семьи и всей общины, он был торжественно перенесен домой и заключен в покаяние, где он оставался до конца сбора урожая. Накануне непорочного зачатия сноп был обмолочен, зерно освящено в церкви, которую весной брали для посева.

Каждый вечер, когда жнецы заканчивали свою работу в поле, они бросали ночью колосья кукурузного креста на неубранном поле или связывали небольшую связку колосьев лентой.

Конец сбора урожая в Беларуси отмечался очень торжественно. Празднование проходило со многими местными вариантами. Структурными компонентами, вокруг которых были сгруппированы обряды перед сбором урожая, были последние несжатые уши («борода», «перепел», «коза», «цветок», «коса», «кукла», «лонжерон»), венок дожинка, который в некоторых местах использовался рядом с последней связкой или заменялся ею. Перед тем, как «завить бороду», необходимо заполнить небольшой участок поля с несжатыми ушами, чтобы очистить поле от сорняков в будущем. После сжигания поля они фактически сделали «бороду» - уши были связаны сверху, перевязаны поясом, украшены цветами, травой, рябиной и т. Д. Хлеб и соль (яйца, галька) были помещены на землю между ушами. После этого женщины пели песни для сбора урожая, водили повозки, катались по полю возле свернувшейся «бороды», чтобы обеспечить хороший урожай в следующем году. Сноп был украшен и торжественно доставлен домой, где он стоял в почетном месте рядом со снопом.

В конце сбора урожая в Панямонне был широко распространен обычай плести дажинку венок из початков кукурузы, плетения полевых цветов и бумажных цветов, ягод рябины, калины и ежевики. В некоторых деревнях только опытные жнецы сплетали дажинки с венками, так как эта работа требовала большого мастерства и смекалки. Гораздо чаще это было свернуто в конце коллективной работы жнецами, приглашенными в талук. После обертывания венка девушки короновали Богиню, самую красивую девушку или молодую женщину или старшую из жнецов, которые начали сбор урожая, и получили длинный сноп, покрытый длинной вуалью. Затем вокруг нее образовалась цепь, прыгнул круг. Ей было поручено нести венок владельцу. Жнец с венком шел впереди процессии, которая с песнями и танцами двигалась с поля в деревню. Основными ритуальными объектами, с помощью которых происходило перевоплощение во время зажинк и дажынк, были венок и сноп. Фигуры в масках, которые олицетворяли мифических персонажей, Богиню или Талаку, были центральными персонажами, вокруг которых были сгруппированы другие актеры в соответствии со строгой иерархией организации участников шествия. В то же время Богиня (Талака) вела себя активно, руководила ходом обряда, совершала много важных ритуальных и магических действий, получала дары, и всячески прославлялась и почиталась. В Минской губернии последний предсборочный сноп был перевязан носовым платком, на него была надета женская рубашка и она называлась женщиной. Жнецы поставили женщину на край поля, сели и устроили совместную ванну. Затем они пошли к хозяину с песнями - они понесли женщину впереди [41, с. 270]. В Толочинском районе Витебской области жнецы, возвращаясь с поля в день сбора урожая (и у одного из них был большой ржаной венок на голове), привлекали к кругу (в плен) каждого, кто сталкивался с ними на дороге. Венок был возложен на голову человека, и он не был освобожден, пока он не дал им выкуп (деньги или что-то еще) или обещание выкупа позже [60, с. 155]. «Венок, принесенный в дом, символизировал прежде всего конец урожая как празднование сельскохозяйственного года; во-вторых, возвращение в дом магии плодородия, магии хлеба как символа процветания в доме хозяина; в-третьих, вручение хозяевам праздничного священного венка со сверхъестественными качествами - своего рода кредитная карта на будущее - означало неизбежность ритуала для хозяев поблагодарить жнеца за урожай и венок и хорошо относиться к ритуалам»[33, s. 163]. Дажинкинский венок был подарен владельцу с пожеланием здоровья и будущего хорошего урожая: «Приветствую, Господи, господин! Они принесли вам венок из широкого поля, из ядерной ржи. Хозяин своей фермы не проиграет, мы заплатим за венок, хотя красные сапоги для нашей охоты. У владельца есть венок, а у нас кувшин с водкой»[ 96, с. 128]. Получив венок ржаной, мастер поблагодарил жнецов, дал им деньги, устроил пир, и в некоторых деревнях Гродненской области на старшего жнеца налил воду, чтобы принести богатый урожай на следующий год, или бросил завесу снопов на голову Богини и отдал их. ее пшеничный хлеб»[60, с. 130].

Праздник Дажинки существовал в деревенском обществе и в советское время, но функция древнего обычая изменилась, произошло переосмысление и трансформация ритуала и его структурных элементов. «Как и прежде, атрибутами урожая были сноп или венец из початков кукурузы и стеблей зерна, украшенный полевыми цветами. Сноп все еще был торжественно передан под звуки музыки и песен, но не крестьянину, а главе колхоза или совхоза. Сегодня колхозы и совхозы также отмечают Дажинки, иногда как праздник урожая, на который обычно приурочены подарки, призы и концерты»[35, с. 634].