2020-10-10
55
- Слава, ты действительно считает это… поэзией? (парень растерянно кивнул). Странно, - задумчиво произнесла Вера…
Вере вдруг захотелось оскорбить этого молодого человека, хотя она никогда никого ни разу не оскорбляла. Да и повода здесь не было. К ней много раз приходили разные поэты, в том числе и бездарные, но ни разу она не обидела человека. Говорила напротив теплые слова, обещала помочь с публикаций, а через некоторое время извещала о трудностях. То есть очень корректно отфутболивала. А здесь ей хотелось вслух сказать, что он извращенец, проклятый онанист, и прочие мерзости. Словно в её мозг забрался маленький бесёнок, он толкался, понукал Верой. Но она сдерживалась. Пока сдерживалась…
- Скажи, Слава, сколько тебе сейчас лет?
- Двадцать девять…
- Почему ты пишешь такие стихи?
- А что в них не так? - он еще и дерзкий, подумала Вера, а на языке крутилось слово «пошлятина».
- Видишь ли, дорогой Слава, - встав с кресла и подойдя к окну, сказала председатель союза тверской писателей, - возможно, Василь Васильичу они по душе. Я помню, как он мне давал читать стихи Андрея Орлуши. Человек тоже бесстыдный в поэзии. Но он хотя бы не выставляет свои низменные желания, и не оголяет в себе то, что не стоит показывать другим.
- Я вас не понял, - сказал Вячеслав, который всё еще стоял в центре комнаты.
- Ты в стихах же рассказываешь о себе… Я, правда, не представляю, как можно в таком маленьком селе как Сандово этим заниматься… Скажи, тебя там не лупят?
- За что?! - поразился молодой поэт.
- За это… - Вера очень картинно кулачком побила себе о пах, изображая эксгибициониста. Слава задохнулся от неожиданности. - Как ты там говорил… гуляют пары, парни, девицы, а ты стоишь дрочишь…
Вера внутри вся дрожала, зачем она это говорит. Всё сейчас происходит так, точно не она это говорит. Она намеревается сказать одно, а с губ слетает совершенно иное…
- Но… Вера Павловна, это же стихи… Просто стихи, - стал оправдываться он, дергая плечами, жутко волнуясь.
- Просто стихи?… - переспросила Вера. - И ты… никогда не дрочил на глазах незнакомого человека? (Слава замотал головой). Ты хочешь сказать, что ты… ненастоящий поэт?
- Как это? Не понял вас…
- Поэзия, милый мой, это переживания. Поэт пишет о переживаниях. А знаешь, что это значит? Это значит опыт. Поэт переживает или пережил то, о чем пишет. Если он пишет о том, чего он не пережил, грош ему цена. Это не настоящие стихи, это бутафория…
- И… и что делать? - совсем растерялся Слава. Если бы кто видел его сейчас… на него жалко было смотреть, он чуть не плакал: мелко трясся...
- Писать только из своего опыта, - спокойно ответила писательница. - Либо стремиться пережить написанное…
- Не понял… как?
- Ну… - коротко хихикнула она. - Ты в своих виршах пишешь о том, как ты… ой, как же мне не нравится это слово «дрочка»… онанируешь перед незнакомкой. Да? - она театрально развела руки, и сказала: - Вот я к примеру. Почти незнакомая женщина…
- И? - насторожился парень и у него подкосились колени.
- Ну… как у тебя там? В твоих замечательных стихах? Растегнул пуговицу, раздвинул гульфик, вынул… - Зачем она это говорит? Она была в ужасе от самой себя. И не знала, как это себе запретить. - И вынул член… а нет, ты сказал, хуй… Еще одно ужасное слово, но оно мне сейчас почему-то начинает нравится…
- Вы… вы серьёзно?!
- А почему и нет? Если нет опыта, зачем вообще об этом говорить?
- Но… я не могу…
- Почему? У тебя еще и не встает? - Вера в панике, она никогда такое никому бы и не сказала, да и не помыслила…
- Дело не в этом…
- А в чем? - прищурилась она. - Ты это никогда не делал? (Слава замотал головой) Ну, ты же это хотел… Знаешь, я возьму твои рукописи, если… Если ты настоящий поэт…
- Я не могу… не могу поверить, что вы… - дрожью в голосе сказал Вячеслав. Он сгрёб рукописи.
- Ты собираешься уйти?
- Да… я думаю, вы насмехаетесь, и…
- Послушай, парень… Ты просто можешь рискнуть, - Вера даже слышит, как ее голос изменился… - Женщина разрешает то, чего ты хочешь… А ты в стихах говоришь об этом. Надеюсь, хоть в этом нет вранья?… Если бы ты, хотя бы читая, мял у себя там, я бы поверила…
- Зачем… зачем всё это вам? - вдруг осенило Вячеслава.
- Зачем? - Вера сделала вид, что призадумалась. - А за тем… я не люблю трусливых мужчин…
- Трусливых? - вдруг полыхнул взором молодой поэт. Он мог принять любые оскорбления, даже унижения, но… но никогда не смог бы примериться с тем, что его называют трусом. Это было как красная тряпка для быка.
Слава поднёс руку к пряжке ремня и… вынул хлястик…
- Так? - спросил он, пожирая глазами женщину. Она присела на подоконник, расставила широко руки, опираясь о него.
- Да.. дальше. Будь смелее… У тебя уже стоит… - Вера вдруг поняла, что она сейчас чувствует. Это наслаждение от мести всем мужчинам… отцу. За тридцать лет унижения возмещение ущерба. Но почему, именно этот безобидный тайный онанист? Да, потому что у него гадкие стишки. Она понимала, что он уйдет и ее замучает совесть, она накажет себя испепеляющим стыдом, но… но сейчас она жаждала сатисфакции, удовлетворения женской гордости… - Ты можешь ни только раскрыть гульфик… спусти штаны до колен…
Женщина говорила ровно, в голосе и намёка не было на сексуальное возбуждение. Она понимала, сейчас верна Алексею, эмоционально она перед любимым чиста. Напротив, молодой поэт сгибался от напряжении в паху. Ему и самому хотелось высвободить свой большой член.
- Вы будете смотреть, как…
-...как ты дрочишь, - перехватила Вера. - Спускай трусы…
...Слава хотел уловить по взгляду Веры Грибниковой, какие чувства она сейчас, когда он снял джинсы с трусами, испытывает. Но ее глаза оставались холодными и строгими…
- А ты скорострел, однако, - усмехнулась она, когда белая струя стала ронять нити на ковер на полу. Молодой человек был так возбужден всем неординарным, что сейчас происходило, что достаточно было нескольких фрикций, чтобы он высвободил содержимое яиц. - Изгадил мне ковер, засранец, - выдохнула она.
- Мне… мне можно салфетку?
- Вытрешь хуй об трусы, - кинула Вера, встав с подоконника. - Одевайся...
- И… и что теперь? - Слава не мог прийти в себя от шока, неужели он это сейчас делал?
- А что теперь? - Вера подошла к столу, где лежали его рукописи. - Ты рукоблуд и извращенец. Мне противно, что ты у меня дома. Иди отсюда…
Молодой человек… он просто молча направился к выходу…
- Эй, Камедин! Постой! Забери свои поганые стишки…
...когда он ушел, Вера легла на диван ничком и долго-долго плакала… Она даже, кажется, потеряла сознание, потому что ей приснился странный сон:
- Почему мне хочется сейчас плакать? - спросил Махаммад вдруг, а камень ему ответил:
- Бог ни только любовь, но и стыд…
56.
- Занятно у вас тогда с Веркой вышло, - нежно улыбнулся Аксёнов. Он был голый, только белое вафельное полотенце опоясывало его чресла. Михаил Николаевич вышел из ванны. Его тело было распаренным, розовым. Святой любил купаться в крутом кипятке, для этого он набирал ванну водой и опускал кипятильник. Как только вода закипала, выключал его и ложился в воду… Когда я навещал его, он часто ходил при мне голышом, и я всегда с восхищением смотрел, насколько у этого мужа, которому было уже сто пятьдесят четыре года, молодое и красивое тело. На руках узлы из налитых мускулов, на груди четкая срединная линия, пресс как у атлета на безуглеводной диете… А член… ей-богу, мне казалось, что у него всегда небольшая эрекция…
Когда я пришел в гостиничный номер, дверь была не заперта… Аксёнов никогда не запирался. Прошел. В одной из комнат они с Григорием занимались сексом. Я потихоньку постоял, посмотрел, потом пошел в другую комнату ждать. Михаил Николаевич принял затем свою немыслимо горячую ванну. Сын и брат его уснул (еще бы после Михаила Николаевича не уснуть?!). Когда он вышел, мы поздоровались, разговорились и я рассказал ему историю из моего далекого прошлого…
- Да, занятно, - пристав с кресла, повторил Аксёнов, он снял полотенце и повесил на подлокотник. Снова сел, широко раздвинул ноги. Его могучий член лежал на левом бедре… - Мне, правда, Верка уже её рассказывала. Она долгие годы терзалась совестью, что обидела тебя.
- Я не знал, - сказал я. Я пил фруктовый сок, куда немного влил водки.
- Ты тогда впервые дрочил перед другим человеком?
- Да…
- Это настолько великолепно! - сказал святой. - Я подозреваю, обида у тебя была, но в меньшей степени. В большей — счастье… Слав, ты мне не сделаешь кровавую Мэри?
- Охотно, - сказал я, встал и пошел к бару.
- Знаешь, Верку тоже нужно понять, - говорил он, когда я тряс шейкер. - Этот случай — был первый раз, когда вырвалась великая женская гордость, которую она отвергала двадцать лет. И еще, это случай с тобой произошел до того, как она осознала, что Алексей живёт в ней, до того, как она услышала в себе его голос, и стала говорить со своим возлюбленным. Спасибо, милый друг! - поблагодарил меня Аксёнов, принимая стакан с кровавым напитком. Я кивнул и сел на прежнее место. - Кстати… Верка после тебя начала со многими мужиками чудить. Незлобно ставить всех в неловкое положение, выставляя либо дураками, либо смущая их перед своими супругами. Эдакая несерьезная месть человечеству, - засмеялся Михаил Николаевич. - Хочешь расскажу?
57.
- Кстати, Вячеслав, я ни разу не видел тебя голым, - хихикнул Аксёнов, когда я разводил себе коктейль.
- Михаил Николаевич, зато у меня нет от вас никаких тайн, - не оборачиваясь отвечал я. - Для меня это как быть голым.
- Ах, как бы я хотел увидеть тебя не только душевно нагим, - щелкал языком писатель. - А еще… мне бы хотелось… очень-очень увидеть лицо, когда ты кончаешь, ту величественную маску блаженных эмоций...
- Не дождетесь, - обернулся и рассмеялся я.
-...ну, или хотя бы твою милую мордашку после минета, - продолжал фантазировать мой друг. - Слава, милый мой малыш, когда же я уговорю отсосать мне? Ты и не представляешь отчего отказываешься. Сделав глоток моей спермы, ты обретешь долголетие, и никогда не будешь болеть двести лет.
- Ох, Михаил Николаевич, - сказал я, пытаясь сохранять на лице серьезное выражение, - знаете, чего я больше всего боюсь?
- Чего же?
- Поверить в ваши сказки…
Мы оба засмеялись. Потом я сел в кресло, и он начал рассказ о Вере…
...Верка открыла в себе… э-э… знаешь, то, что бы я назвал женским величием… Эдакое исключительное чувство… Знают ли о нем женщины? Большинство, наверное, нет… Хотя, думаю, все женщины о нем догадываются, но интуитивно запрещают его в себе. Ибо оно разрушительно, его опасно в себе осознавать. Это чувство внутреннего понимания безграничной власти над мужчиной… Вот маленький пример… Слав, ты задумывался, когда-нибудь, что сексуальные домогательства однонаправлены? Мужчины домогаются к женщинам, а женщины не домогаются к мужчинам. Нет? Всё очень просто. Домогательства не имеют цели. Мужчины не домогаются женщин ради секса. Домогательства это игра раздразнивать эго. Женщина отвергнет, подаст в суд, убьет… Домогательства мужчин не кончаются сексом. Напротив, если бы женщина домогалась… через пять минут они бы лежали голые в постели. Очарование женщины в том, что мужчина никогда не откажет. Он покорен. Любые совершенные действия над мужчиной, любое надругательство, насилие, унижение со стороны женщины, он покорно примет и… более того будет счастлив. Ну, какой мужик не сдастся, подойди к нему девица с предложением по-быстрому потрахаться? Такого не может быть! Но если бы было… Среди женщин нет сексуальных маньяков, эксгибиционисток, нет таких, кто бы катался в общественном транспорте и щупал мужчин… Это всё вотчина мужиков. Мужиков за это ловят, бьют, наказывают, сажают в тюрьма… Всё потому, что женщины жалуются на этих милых извращенцев. А… если бы женщины всем этим занимались? Ну, к примеру, какая-нибудь дамочка каталась в маршрутки, трогала парней… Никто бы из парней не жаловался… В этом и есть женская власть — делать из мужчин покорных, безропотных жертв...
...кстати говоря о маршрутках. Я не помню очередность событий. Мне Верка рассказывала строго хронологически, но я позволю себе вольный пересказ. В маршрутке это произошло, когда в ней еще вели жесточайшую борьбу ангелочек с бесёнком. Она очень после совестилась, пыталась найти оправдания своим поступкам… Но жаждала этой игры, жаждала чувства исключительности кукловода. Мне вообще думается, не будь в ней огня любви к Алексею, этого спасительного круга, то осознания этой беспредельной власти сделало бы из неё величайшую шлюху. Будь я поэтом, я бы сказал, из её бы пизды выскальзывал бы хуй лишь для того, чтобы уступить место другому! Красиво сказал, а, Слав? Ты ж поэт, зацени…
- Вы великолепно сказали, маэстро! - похвалил я учителя, чувствуя легкое возбуждение от предвкушения истории в маршрутке.
- Увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства её; и на челе её написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным. Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых, и видя её, дивился удивлением велики… - процитировал Аксёнов Откровение Иоанна Богослова. - Ох, как я люблю этот стишок! Я был лично знаком в автором, милый, весёлый человек…
Ну, не буду томить… хочу узреть, как ты… хоть через брюки мнёшь, слушая мои байки… Верка спешила на встречу… вроде бы, тверских поэтов… Знаешь, это эдакие петухи с разноцветными перьями и раздутыми до шара земного задроченным нарцисцизмом эго… Я вот не пойму, как они не слепнут… ведь им глаза нужны только при подходе к зеркалу. Была небольшая оттепель (как я сегодня поэтичен!), когда она подошла к остановки. Ей нужно было дождаться маршрутки номер 35, самая дурацкая маршрутка в Твери, которая прежде чем довести, объедет весь город, петляя и петляя…
И вот дождалась. Благополучно втиснулась. Села. Молодой мужчина лет двадцати пяти сидел у окна, а она у прохода. Верка попой и левым бедром ощутила сразу всю теплоту своей жертвы… Да, она знала, что сделает с этим мальчиком, какие ждут его унижения… Оставалось только осведомится, насколько долог будет его путь, то есть сколько времени будет в её он власти... Слава, ты бы хотя бы для приличия поправил член в штанах, я же так эротично рассказываю…
- Молодой человек, - наклонилась Верка к попутчику и коснулась губами мочки уха, - могу ли я вас спросить?
- Да, конечно, - ответил молодой человек с виду очень интеллигентный, должно быть, еврейчик. Одет он был в куртку, которую распахнул. Под ней костюмчик такой, какой носят мальчики-клерки в каких-нибудь трейдинговых офисах. Такие узенькие синие брючки, белые носочки, синий пиджачок, белая рубашка, синий галстучек. Причем, он был целочка… несмотря на лета, двадцать пять, а целка. Откуда я знаю? Ну, не мне ли знать про всех? Да, и Верка об этом сразу поняла. Она открыла в себе чудо женской интуиции, а женщинам сразу видно, целка перед ними или самец…
- Вы скоро будете выходить?
Розовый еврейчик в синем костюмчике поглядел на мобильник…
- Мне еще до прибытия тридцать две минуты, а что?
Вот скажи, Слав, как можно высчитать тридцать две минуты? Ни тридцать пять, а тридцать две… Что хотят такие люди, когда поражают собеседника точностью? Задавить огромным интеллектом?
- Всё хорошо, - мило улыбнулась Верка. - Можно я вам просто поправлю брючки?
- А что не так с моими брючками? - насторожился парень.
- Вот… вот здесь… - обворожительна прошептала на ухо ему Верка. И я полагаю, в ее горячем, дрожащем… вибрирующем дыхании сейчас было столько магии, что он лишался девственности уже от её воздушных струй. - Вот здесь, - прошептала Верка, взявшись пальцами за пояс брюк парня, - так узко, а ехать так долго…
- Что… что вы делаете?! - парнишка от шока потерял аж голос.
Верка же расстегнула пуговку.
- Вот видишь, как хорошо, - пропела Верка и повела молнии вниз.
Парень заметался, закрутил головой как лётчик в боевом вылете, забегал глазами по салону. Но руки его не слушались хозяина, они как лежали вдоль бёдер, так и лежали…
- Пустите меня, - жалобно посмотрел этот малыш, как-то вовсе по-детски пискнув.
- Всё будет хорошо… никто и не замечает… Не волнуйся… - колдовала Верка. - Ах, какие трусики…
А трусы у парня, нужно признать, эротически девственны — белые с сиреневыми цветочками… знаешь, такие или приклеенные, или пришитые, и тесьмой… У меня от таких встает моментально! Вот как сейчас…
Верка запустила туда руку… Парнишка понял, сопротивляется бесполезно. Отвернул мордочку к окну и… приготовился к изнасилованию.
58.
Аксёнов остановился. Встал с кресла и сам пошел к бару. Его член был похож на молот занесённый над наковальней, вырастал из тугих яиц и тянулся к потолку. Его член покачивался от мягкой поступи, как шлагбаум то прикрывая невидимый путь, то открывая проезд… Его член возбуждал меня сейчас не меньше, чем эта безумная история про Веру Павловну, русскую поэтессу, дрочившую незнакомому пареньку в маршрутки, который опорожнил ни только свои яички, но и мочевой, когда кончил…
...озорство стало необходимо для Верки. Необходимо как этап перехода от несчастливой к счастливой жизни. Она должна была отозорничать, чтобы оставить прошлое, покинуть его чистой, омытой возмездием. Верка обязана была завершить выстраданное бравадой, насмешкой, благословляемая даже на маленькое насилие… (Аксёнов набросил халат и подвязал пояс. Вот так плохое отопление отеля скрыло от меня вожделенную красоту…). Верка не знала, зачем она забронировала однокомнатный номер в гостинице и зачем сегодня поехала в район Твери, в котором ни разу не была… Если я не ошибаюсь, район Соминка, студенческий городок…
Кстати, Вячеслав, а ты не хочешь принять ванну? У меня куча банных халатов. Я же чувствую, как томительно слушать такие рассказы в одежде. Я могу позвать горничную. Здесь есть удивительная девушка, с не менее удивительным именем Лиза. Блондинка. Она тебе поможет смыть грязь и усталость…
- Охотно… Вы как всегда очень чутки, Михаил Николаевич…
Я зашел в ванную комнату номера. Открыл воду и стал раздеваться… Обрывки истории крутились в голове осенним суховеем, тайно подчинив себе мой фаллос… Дверь вдруг тихонько отворилась, вошла Лиза, красивая горничная, у которой была татуировка — маленькое сердечко на гладко-выбритом лобке, чуть выше лепестков половых губ…
...Верка бродила по Соминки, ловила маршрутки, снова выходила, - продолжил рассказ Аксёнов, когда я уже в банном халате, расслабленно сидел в кресле напротив него. Лиза ушла, оставив мне светлые нежные воспоминания… - Ходила, ходила, пока до её сознания не дошло, что же на самом деле она сегодня ищет. Она проходила мимо одной скамеечке, где сидели двое молодых людей. Это были студенты первого курса, два наивных пацана из глубинки. Как и все двадцатипятилетии ребята сексуально озабоченные… Не скажу, что спортивные… это тип парней, которые тренируются, а у них сильно развиваются ягодицы. Прелестные попки, знаешь, такие, что промежность кажется всегда чуть раскрытой…
- Михаил Николаевич, хотите сказать эти пацаны геи?
- Нет-нет! Нисколько, они сидели на скамейки и мечтали о чиксах…
- Зырь, какая чикса, - развязано сказал один, когда Верка подходила… Что-то случилось с ней как с женщиной, она притягивала мужские взгляды, она будила желание от мало до велика.
- Лол, - сказал другой, - без вариантов…
- Ну почему же без вариантов? - набралась смелости Верка.
- Ты что-то сказала, соска? - нагрубил тут же паренек, явно знающий теорию вероятностей…
- Я присяду, мальчишки? - спросила она, уже сев между ними. Верка сразу положила ладони на ляжки пацанами, тем самым парализовав. - Я ищу двух мальчиков, таких как вы, - Верка была само обольщение. - Вам интересно зачем?
- Ага, - выдохнули потенциальные мачо.
- Я сегодня сняла номер в гостинице и хочу пригласить двух мальчиков, чтобы поиграть с ними в одну увлекательную игру… Мне продолжать? - она спросила и про то, рассказывать ли дальше, и про то, продолжать ли ласкать их ноги…
- Угу, - издали храп будущие самцы.
- Забавная игра. Я буду снимать с себя один какой-нибудь элемент одежды… но до этого вы будете исполнять моё желания…
- Какое желание?
- Весьма не сложное. И всякий раз разное. Например, я могу попросить вас пожать друг другу руки...
И вот. Трое… зрелая, сочная женщина и два юнца, Верка и Данька с Ванькой. Ванька, тот что пополнее и попа покруглее… зашли в номер гостиницы. Работал телевизор, было уютно. Мальчишкам бросилась в глаза большая кровать. Как-то оба одновременно подумали о слове «траходром»
- Мальчики, пока мы не начали играть, мне нужно выйти ненадолго. А вы разденьтесь до гола, хорошо? Чтобы когда я пришла, на вас даже трусиков не было. Договорились?
Мальчишки не ответили, они сильно были взволнованы. Верка вышла из номера. Мальчишки минуты три просто осматривали номер. По телевизору шло порно… Слав, какие у них чувства сейчас были! Изюминка! Они нервничали и стеснялись друг друга. Их писюны пульсировали. Разделись и робко сели на кровати, сжавшись… Друг на друга было стыдно смотреть, стали глядеть фильм, в котором были только мужчины…
- Это было гей-порно? - уточнил я, заметив что у меня немного разошлись полы халата. Я не стал поправлять, надо же И Аксёнова немного подразнить…
- Именно! Как ход, а? Великолепен! Ай-да Верка! Сидят голый, члены как палки, видят прекрасный альтернативный вариант…
Вернулась Верка. На ней было куча мала зимних шмоток. На добрую сотню желаний!
- Заждались, милые малыши, - улыбнулась чародейка, и села в глубокое кресло напротив. - Нет, не вставайте… так хорошо…. Ну, начнем игру… Как я обещала, я что-то сниму из одежды после того, как вы исполните мое желание… И вот моё первое желание, пожмите друг другу руки…
Мальчика пожали друг другу ладони. Как всё просто! Верка сняла с кисти поэтессы кожаную перчатку.
Следующая перчатка ушла на то, чтобы погладить дружески плечо товарища. Тоже плёвое задание. Шапочку она продала, ласку груди Вани ладонью Дани. Полушубок, чтобы Даня погладил полные ляжки… Кажется, игра действенно очень интересная…
- А теперь, мальчика за кофточку цена выше. Вы сейчас поцелуетесь в губы, и будете целоваться, пока я не скажу достаточно…
- Ну, уж нахрен! Я не буду лизаться с парнем! - заявил Данька, он хотел встать, но его палка так торчала, что засмущался и сел.
- Хорошо, - спокойно ответила Верка, - вы можете уйти. Просто в конце вас ожидает большой сюрприз…
Даня очень злился на друга. Он никогда не целовался, и навыка не было, а Ванька зачем-то открывал рот. И чтобы, хоть что-то выходило, Данька стал помогать себе языком, водил по губам Вани, засовывал в рот…
- Не останавливайтесь, мальчики, вы так прекрасны, - говорила Верка, на которой всё еще была кофта. - Ваня ляг на спину, ты ж устал… Даня продолжай целовать...
59.
- Приветствую вас, Вячеслав Владимирович! - произнес Григорий. Он вышел из другой комнаты в таком же халате, как у нас с Аксёновым. Григорий подошел ко мне, встал на колени и поцеловал мне руку. Меня это раньше смущало, тем более Розманн лобызал руку как королю вассал только двоим: Михаилу Николаевичу и мне.
- Здравствуй, Григорий, - сказал я.
Он поднялся, подошел к святому Михаилу и тоже опустился на колени.
- Слава тебе, отец, - произнес торжественно он и тоже облобызал руку.
- Здравствуй, сынок… Как твоя задница?
- Ох, пап, болит, спасу нет, - пожаловался сын, направляясь к бару.
- Мы сегодня попробовали новую насадку, - улыбаясь пояснил мне Аксёнов.
- Какую насадку? - не понял я.
- На член, - спокойно ответил Аксёнов. - Силиконовая насадка, вроде гандона. Увеличивает в толщину член в полтора раза, и еще на ней прикреплены металлический шарики с крупинками алмазной пыли…
- О! Боже! Григорий, как ты на это только согласился? - посмотрел я на беднягу. - Это ужасно!
- Папа большой оригинал, - обернулся Розманн и мило мне улыбнулся. - И считает, добровольные страдание воспитывают душу…
- Но… не таким же образом, Михаил Николаевич? - посмотрел я на святого отца, но тот лишь загадочно улыбнулся.
- Да, пожалейте меня, милый Вячеслав, - Григорий подошел ко мне с коктейлем кремового цвета и сел у ног на палас.
- Бедный котёночек, - шутя потрепал я его шевелюру.
- Мур-мур… А о чем разговаривали мои волшебники, когда я вошел?
- Я рассказывал Славе о Верке Грибниковой, когда она ведьмочкой была, - ответил Аксёнов.
- Вячеслав, вы верите в папкины байки? - взглянул на меня снизу-вверх Розманн и засмеялся. - Не верьте папки, он святой, а святые частенько лгут во имя счастья других… Вы же знаете, что он говорит о своем величайшем романе «Калки…»? (Я улыбаясь помотал головой). Папа говорит о нём, что главная цель его книги, возвеличить любовь настолько, что шелуша ярлыков осыпется с её плеч, и она станет голой как будто только-только родилась, и нет у этого младенца еще знаний ни о том, что мужчина должен любить женщину, а женщина мужчину, нет знаний что отвратительно отходить от этого правила, нет знаний вообще, кроме желания быть счастливым… Что после прочтения этого романа, люди больше не будут видеть друг в друге мужчин или женщин, а только существ наполненных светом любви…
-А разве это не так? - задумчиво я посмотрел на пальцы руки Григория, которой он ласкал мне коленку.
- Наверное… Но роман давно вышел… Я что-то не вижу приход эры водолея…
- Ну, не будь так строг, - сказал я. Я почему-то до сих пор гладил его по голове. Я давно заметил, есть люди-кошки, то есть такие, которых неосознанно хочется гладить. Их очень мало. Григорий был такой. - Роман твоего отца сумели прочесть очень немногие люди. По сему равноденствие и не наступает…
- А вы верите, что если все жители земли прочтут этот роман, под небом воцарит гармония? - спросил меня Григорий и нежно поцеловал мне колено. Было приятно и тепло от этого жеста. Тепло — странно так — я ощутил, как оно передается моему колену от губ его, словно живое насекомое вползает и двигается. Оно двинулось выше, направилось к паху. Оно было даже горячее, настолько горячее, что мои яички покрылись капельками пота… Этот пот затем начал стекать в промежность, к анусу — я так четко это ощущал, что даже сжимал им, точно стараясь ухватить что-то своей дырочкой…
- Ну! Хватит обо мне! - прервал наш милый трёп святой Михаил. - Давайте о Верке…
...когда Даниил подошел к ларьку, - на этот раз рассказ продолжил Григорий, - чтобы купить водки и колу, Иван остался ждать у остановки. Он всё поглядывал на друга, а когда тот оборачивал, отводил виновато глаза, как будто действительно в чем-то… именно он виноват. Сегодня они решили «забыть всё что между ними произошло». Только нужно как-то пронести мимо коменданта общежития бухло. Иван смотрел, как Даниил показывает в окошко ларька паспорт, наверное, продавщица не поверила по его смазливой мордашки, что ему двадцать…
- Ну, как взял? - задал бессмысленный вопрос Иван, когда друг подошел, держа пакет с выпивкой. - Ну, что, поедем в общагу?
Даниил только кивнул. Они не смотрели друг на друга. Стояли и ждали автобуса…
...продолжайте целоваться, засранцы эдакие, - входила в раж Верочка, после того, как заставила лечь худенького Даню на полного Ваню. Даня упирался локтями в кровать… Его острая попа была над пахом лежащего на спине друга…
От дыхания товарища, от взрыва адреналина и тестостерона, от приказов, от необычности у Дани что-то происходило с сознанием. Ему… Надо же! Ему начинало нравиться… Он стал даже забывать, что Верочка должна снимать с себя одежду. Он сейчас лизал губы партнера и просто ждал указаний…
- Теперь пососи ему соски, - приказала она и не думая снимать чертову кофточку. - Смотри и Вани сиськи как у девушки…
Даня покорно немного сполз вниз по товарищу и… стал играть языком с левым соском. Было удивительно, у Ивана сосок стал набухать и торчать, как у девицы. Ваня застонал; его член пролил немного жидкости на живот…
- Даня, слижи это…
...парни сели в автобус. Оба вздрогнули от того, что прикоснулись бедрами. Даниил поставил пакет на сидение между ними. Автобус тронулся.
- Дань, слушай, я хотел попросить, - набрался смелости Иван. - Ну… это… короче, не рассказывай, что ты меня…
- А ты, блядь, что думаешь? - сорвался в истерику Даниил. - Что я побегу всем рассказывать, что тебя в жопу трахал? (Кричал Даня, а Ваня ошарашено оглядывался). Я что, ебанутый, базланить об этом?
- Тихо! Ты чего? - с ужасом толкнул в бок Иван его. - Вокруг люди…
- Ну, и хер с ними! - разошелся Даниил. - Я завтра валю из этого грёбанного города. Хер меня когда кто здесь увидит. Если хотят эти пидоры слушать, пусть греют уши!
- Не… не надо, Дань, - заикаясь тряс он друга. - Я ж не уеду…
Григорий рассказывал лёжа на боку, опершийся на локоть, на паласе с высоким ворсом, в позе римского патриция. Полы халата были откинуты… Я подивился, насколько у него маленький член — словно на яичках нарост из оголённой головки, словно к низу паха прилепили сливу. Он был обрезан как и все евреи… хотя, конечно, он и не был евреем, Розманны были приемными родителями. Сам Аксёнов принадлежал к древней расе атлантом, получалось, и сын его был полубогом… А вот яйца были очень большими и идеально круглыми, и мне казалось… да, это только казалось, они немного излучали мягкое свечения...
