2020-10-10
65
- Как это втроем?! - хлопала глазами Людмила.
Верка подошла к Шимину, села на подлокотник и стала гладить его.
- Людмила, прошу вас… вы мне очень поможете… Что вам стоит? (рука Верки очутилась в трусах Шимина. Люда ходила ходуном, она не знала как реагировать. Какой-то ступор наступал). Тем более от меня сейчас зависит многое в вашей жизни литератора… Я помогу вам, а вы мне…
Эта девка… эта сучка… дрочила сейчас мужу на глазах Людмилы! О боже, что же она ничего не делает, видя это безобразие? Что делать? Что мне сейчас делать?
Она смотрела, как Верка что-то шепчет на ухо Женьки. Тот подымается, стаскивает носки, подштанники, трусы…. Она восемь лет думала, он импотент, а тут стояк настолько мощный!
- Ну, что ты, Жень, ждёшь? - сказала Верка. - Помоги жене снять тунику…
Людмила, почему ты подчиняешься? - билось в мозгу бедной Люды. - Почему встала, и почему дала снять тунику?
Голые муж и жена смотрели на хозяйку. Верка спокойно встала, подошла к окну, обняла свои плечи.
- Знаешь, Людочка, - очень спокойно произнесла Верка. - Твой муж негодяй и бабник, он не пропускает ни одной юбки. И переспал со всеми бабами в редакции и меня чуть не изнасиловал как-то… Я его ненавижу. А твои стихи дрянь, он просит марать ими наши альманахи, чтобы ты не подозревала, что на стороне у него романы… Мне противно! Пошли вон из моего дома!
Она демонстративно отвернулась и стала смотреть в ночное окно...
63.
Декабрь 2015 года. До смерти В. В. Путина 7 месяцев, 27 дней, 15 часов… Игумен Сретенского монастыря архиерей Русской православной церкви, епископ Егорьевский, викарий Патриарха Московского и всея Руси, управляющий Западным викариатством города Москвы, Тихон трапезничал в своей кельи. Последнее время батюшка неважно себя чувствовал; так он объяснял братьям, почему не посещает трапезную. Тихон медленно ел, без аппетита, подолгу, задумчиво водил ложкой в супе из гнёзд салаганов, которые доставлялись личному повару епископа с берегов Бенгальского залива. Нетронутыми остались бёфанкрут с соусом бешамель и буден о пом… Батюшка сделал глоток бургундского вина, встал из-за стола и подошел к окну стрельчатой формы, из которого были видны первая башня восточной стены и обелиск 18 века... Тихон (в миру Георгий Александрович) ожидал важного визита...
Владимир Владимирович в нерешительности остановился возле двери в келью своего духовника. Бойцы ФСО остались у входа в Настоятельский корпус. Он всегда чувствовал огромный трепет в душе перед встречей, осознавая, как значимы беседы для него с батюшкой…
В дверь постучали. Тихон обернулся.
- Войдите, - сказал он.
- Здравствуйте, батюшка, - сказал вошедший, приблизился к священнику и, встав на колени, облобызал руку.
- Рад, видеть тебя, Владимир, - мягко улыбнулся Тихон, когда Владимир поднялся.
...на столике стояли хрустальные фужеры и в бутылки.
- Вина? - спросил Тихон, когда они сели в высокие кресла друг напротив друга. - Вино отличное, десятилетнее. (Владимир кивнул). Ты давненько у меня не бывал, - разливая кроваво-красный напиток, говорил епископ, - останешься на исповедь и причастие?
- Ох, батюшка, нет времени совсем. Чувствую грехи давят душу, но… всё дела, дела. Я к вам бы еще долго не заглянул, если бы не ваша просьба…
- Да, дело неотлагательное… Перейду сразу к делу, - Тихон поставил фужер на столик, и спрятал крест за подрясник. - По моим агентурным каналам я всё-таки выяснил то, о чем мы с тобой говорили год назад. Мишка мутит воду за твоей спиной…
- Этого не может быть, батюшка, я знаю Дмитрия очень давно. Я всегда считал его своим другом, приемником, правой рукой…
- Обычно правой рукой рукоблудят, - заметил Тихон. - Мишка затеял очень скверную игру, вознамерился служить хозяину…
- Что за хозяин? - напряженно посмотрел Владимир.
- Я пока не знаю. Но узнал то, что его хозяин должен провести древний халдейский алхимический ритуал. Для этого Мишка втайне от тебя организовал по всех стране точки, где нанимают женщин, занимающихся сбором семени калек и уродов.
- Что это за ритуал?
- Они хотят пробудить существо, которое было до вселенной и до Бога…
- Как такое может быть, батюшка, это же противоречит христианскому учению?
- Владимир, ни я в это верю, а они. Как человек православный и глубоко верующий, я не признаю, кроме Господа Бога нашего, ни единого из божков. Но вспомни, что произошло, после жидовского ритуала с кровью царской семьи? Хаос на семьдесят лет, приход Антихриста красного и захват жидами власти. Нам с большим трудом тогда, в восьмидесятых годах удалось отыскать сосуд с кровью Николая второго и его семьи, хранимый у потомков цареубийцы Якова Свердлова. А затем найти отпрысков жидовской морды Якова Юровского, который самолично расстреливал и собирал кровь для ритуала. Только после всего, когда сосуд был у нас и эти жиды покаялись, мы смогли снять заклятие, и освободить Русь от красной мрази…
Тогда это тоже был халдейский ритуал, - продолжал Тихон, налив еще вина. - Владимир, представь, что может произойти сейчас? Я сам не могу… Жидовские морды опять воспрянули и более того возымели права такие, каких у них не было сто лет назад. Клич «Бей жидов, спасай Россию» утратил силу... Я как могу борюсь с моржами через паству, через религиозную пропаганду, через просветительскую работу… но они сейчас сильны. Один Александр Борода, президент Федерации еврейских общин, чего стоит! А семя Каина нужно искоренять, Владимир, иначе…
- Но как, батюшка? Мои руки здесь связаны…
- Не руки твои связаны. Ты растратил много духовных сил своих последнее время. Тебе твоя Людмилка, сучка блудливая, свинью поднесла. Православие держится на таинствах. Вся сила духа в таинствах. Ты не должен был разрушать одно их них, очернив брак. Это лишило тебя огромных ресурсов… И, Владимир, какого лешего, ты сейчас блудишь с басурманкой?
- Алина крещеная… - пытался защитится от упреков духовника Владимир.
- У татар дурная кровь! Не такая дурная, как у жидов проклятых, но… В общем, я не одобряю сей блуд… Ох, уж лучше осквернить рукой себя да покаяться, чем это.
- Я понял вас, батюшка. Но как мне с Дмитрием быть?
- Сложно... - задумчиво произнес Тихон. - Очень сложно тебе будет вывести его на чистую воду. Чую, погибель сулит тебе это дело. Здесь я не советчик. Единственно могу благословить…
- Благословите, батюшка, на подвиг ратный со злом…
Тихон поднялся и достал крест. Владимир встал на колени. Возложив длань на главу, священник произнес:
- Благословляю тебя, Владимир, именем святой Троицы…
64.
...да, именно так. Всё дело в том, что я открыл глаза… Я не могу дать точного объяснения, почему так случилось. Могу только предположить, чтобы сместить точку внимания в иную точку сознание-пространства нужна огромная энергия… духовная сила. Я не знаю иной энергии, кроме любви, и это со мной сыграло роковую роль. Веру я любил, и эта любовь помогла сместить мое наблюдение вселенной в её точку сознания. Сместить же обратно у меня не было энергии — я не любил своё тело, более того, отвергал, ненавидел. Жить в теле инвалида, значит, ненавидеть это тело, ненавидеть саму жизнь. Когда в нём живёшь, ты приучаешь себя лгать себе, научаешься верить в эту ложь, что способен любить себя таким… Но ритуал это акт искренности, обмануть можно себя, но не вселенную...
...открыв глаза, я еще не знал, что случилось. Какое-то время я лежал и мечтательно улыбался. Только что я был у Веры, мы много болтали, смеялись, играли в буриме. Она меня научила, оказалось, такая увлекательная игра... Я совсем не замечал, что нахожусь не в своей квартире. Мне хотелось нежности, секса. Скорее бы пришла мама… Ах, думал я, как же я люблю Веру и маму! Моя жизнь наполненная любовью двух людей! Я наполнен нежностью двоих людей! Нежность Веры в словах, нежность мамы осязаема. Скоро мама придет в мою комнату и будет целовать меня всего. Как вчера, я просто тонул в маминых поцелуях. И в вчера мама осмелилась еще кое на что…
...вспоминая о том, как мама перешагнула на коленях и встала надо мной так, что её вагина была над моим пенисом, который она смачивала слюной, сплёвывая в свою ладошку, я просунул руки в трусы. Я сейчас хотел дрочить, я хотел присоединится к вчерашней нежности, но…
Господи! Что со мной? И где я нахожусь? Виктория, не поверите, насколько дурацкой была первая мысль — меня украли и оскопили. Какие-то уроды выкрали меня у мамы и отрезали достоинство. У меня не было ни члена, ни яичек… Я заорал что есть мочи и… кажется, потерял сознание…
...когда я очнулся, я стал мысленно уговаривать себя успокоится. Я стал оглядываться, потому что ощупывать себя было страшно. Я был… нет, это не палата. Уже хорошо. Был в незнакомой квартире. Приподнявшись на руках, позвал маму. Тишина. Я кричал снова и снова, никто не отзывался.
Пересилив кое-как страх, я огляделся. Интерьер мне совсем не знаком… Мне мешали волосы… смешно порой, как шок отключает логику… я откидывал волосы с лица и даже не задумывался о том, что у меня никогда не было длинных волос, мама всегда меня стригла очень коротко, как солдата под машинку.
...наконец-то я стал замечать нечто странное, что делало моё тело, пока я крутил головой. Я поразился до панического замирания тому, что моё колено под одеялом было согнуто. И прислушавшись к ощущениям, вдруг начал осознавать присутствие ног… Но как? Господи, как? У меня нет внизу позвоночного столба нервов, нервных узлов! Они мертвы с детства! Ни двигать, ни чувствовать ноги я никогда не мог. Более того, я никогда не знал… как их чувствовать! Мой мозг не содержал даже фантомной информации о ногах…
Вы спросите, чувство радости испытал я от осознания живых ног? Восторг? Парадокс, но нет… Первое мое чувство - горе! Удивительно, я не подозревал никогда до сего момента, что обретение ног вызовет у меня чувство жуткого страдания. Я словно терял свою целостность, привычную мою организацию. Для человек ноги — это невероятно огромные возможности. Но эти возможности вдруг — означали для меня сейчас утрату себя таким, как есть. Знаете, это как будто с ногами дали и огромную ответственность. А с ней и безразмерную тревогу — теперь необходимо жить иначе — ходить!
...вы себе и представить не можете, как я долго уговаривал себя отбросить одеяло, чтобы посмотреть, что случилось с ногами, почему они ожили. Я не думал, что я такой трус. Я просил себя, молил найти в себе мужество на… такое бесхитростное действие.
...отбросил в сторону одеяло, а сам не смотрю на себя. Упал головой на подушку и гляжу в потолок… Потом как-то отыскал в себе смелость приподняться на локтях. Смотрю я в какой-то женской розовой ночнушки, на мне белые женские трусики… Ноги округлые, гладкие, красивые… а не мои заросшие волосами худые, корявые палки — обглоданные болезнью мослы, обтянутые кожей.
...я мог шевелить пальцами, коленями, раздвигать и сдвигать… И вдруг! - меня поразила новая догадка. Я быстро спустил трусы и стал дрожа смотреть себе между ног. У меня была вагина! Робко потрогал пальцами, и сам вздрогнул — я почувствовал свои прикосновения к половым губам. Незнакомые, непонятные, приятные, но пугающие ощущения.
...чем дольше трогал, тем становилась приятнее, и я почувствовал, как нечто жидкое выделяется. Меня это напугало, и я натянул трусы. Теперь я на сто процентов был уверен, что руками отыщу женскую грудь на своей груди…
И я понял, я в теле женщины, в теле Веры…
65.
...я лежал и не знал, как мне поступить. Очень быстро я понял, что обратный ритуал мне не провести никак. Да, я пробовал. Закрывал глаза, клал ладонь на грудь, говорил аффермацию «Я не Вера, я Алексей», но ничего… И знаете, Виктория, чем дольше я лежал без действия, тем ужаснее мне становилось… Я не имел право оставаться в теле Веры. Я осознавал безграничную ответственность, которая придавила всё моё существо. Это тело любимого мной человека, и я не имею право распоряжаться им! Я могу повредить. Даже пытаясь ходить, не умея, я запросто что-нибудь сломаю. Или — что меня пугало — зная свою гиперсексуальность, я могу лишить девственности. Вера красивая женщина, знакомая с многими мужчинами. У меня был горький опыт с мужчиной, но… это же другое! Я даже побоялся бы мастурбировать, потому что не знаю, как устроен женский организм, вдруг пальцами порву плеву.
Я многого не знал, как женщина должна общаться. Если я начну ходить, и буду встречаться с людьми. А встречаться нужно, без помощи я погибну. И… вот первая рациональная мысль… мне нужно кого-то найти, чтобы рассказать эту историю, и чтобы человек поверил в нее и стал помогать. У Веры должно быть много знакомых, рассуждал я, но я же никого не знаю. Как быть? Спокойно, спокойно, уговаривал я себя не сходить с ума, Вера была очень важным человеком в писательских кругах, и если она будет отсутствовать несколько дней, непременно кто-то ей позвонит или придет. Если позвонит, я попрошу, чтобы пришел. Конечно, есть вероятность и большая, что этот человек потом сочтет меня психом. Пока я так размышлял, вдруг действительно зазвонил верин мобильник…
- Мобильник? - задумчиво переспросила Вика. - А у вас не возникала мысль, взять и позвонить маме? Или вы не помнили номера?
- Вспомнить я бы смог… Да и была такая мысль, но… Вот сами поразмыслите. Моя точка наблюдения… или, если хотите, душа здесь в теле Веры. А что там осталось? Ничего. Я не мог представить тело без души. Я решил, что мое тело там умерло. А как звонить матери, у которой умер сын, которого она сейчас оплакивает? Я даже диалог этот не могу представить. Звонит какая-то женщина, и говорит, вы знаете, душа вашего сына сейчас во мне…
- Да… согласна. Звонок это ужасно. Но если поехать и встретится…
- Вы предугадали, что будет дальше в моей истории. Я действительно поеду, но позже… Сейчас же раздался звонок.
Тело вскочило с постели. Пробежало до комода. Рукой отыскало телефон и приложило к уху. Какой-то мужской голос спрашивал, в силе ли какая-то договоренность… кажется, он говорил о контракте на книгу самой Грибниковой и просил назначить встречу обговорить какие-то детали… Виктория, я много пользуюсь неопределенными словами «какой-то, какая-то...». Потому что я стоял и понимал… я ничего(!), ничего не знаю о жизни Веры. Чем она занималась, кто её знакомые, как мне себя вести. Это было ужасно! Но в это мгновение я понимал, это мой шанс. Я сказал, чтобы он подошел ко мне домой сейчас. И тут он задал вопрос, который словно пощечина вытолкнул меня из диалога: «А где вы живёте?»
Я нажал кнопку, и разговор прервался. Положил мобильник обратно на комод. Несколько минут просто задумчиво стоял… Кстати сказать, намного позже я задумался о том, каким образом я вскочил и побежал, когда раздался звонок, каким образом я стоял во время разговора, и потом эти несколько минут. Видимо, я в это время не осознавал свои действие, тело действовало на автомате, оно помнило, что и как делать. Тело обладает памятью… Затем… затем я обратил на него внимание. Ноги сразу утратили силу, подкосились. Я закричал от страха и стал стараться за что-нибудь ухватиться, но лишь ронял всё, что попадалось под руки. И упал. Мне было очень больно, я ушиб сильно плечо и разбил колено. Слава богу, не сломал кости и не повредил органы, да и головой не задел ничего. Рухнуть так, как я в тот раз, скажу вам, смертельно было опасно…
66.
...я вызвал скорую помощь, догадавшись набрать номер экстренной службы. Я очень испугался, когда увидел трусики в крови. Падая, я что-то всё же повредил себе внутри.
Кое-как я подполз к кровати, подтянулся и забрался на постель. Со страхом оттянул резинку трусов… Из вагины выступала кровь…
Господи, - пришла более пугающая мысль, - а как я открою медикам дверь? Я их вызвал, но мне не встать с постели, не подойти к двери. Они приедут… Приедут? Подождите-ка… а разве я им сказал адрес? Я же не знаю адреса! И тут я вздрогнул, мне почудилось, что за спиной кто-то прошептал «Свободный переулок, дом двадцать два, квартира семнадцать». Я обернулся, в квартире по прежнему я был один.
Не знаю, почему, но я решил доверится этому призрачному шёпоту. Из какого он был явлен мне мира, ангелов, демонов? Было не важно. Важно было то, что я истекал кровью, и мог умереть. Я снова набрал номер экстренной службы, и сказал, что у меня кровотечение, мне срочно нужна помощь, и чтобы ко мне приехали в Свободный переулок, дом двадцать два, квартира семнадцать.
Как бы теперь открыть медикам… Господи, я хочу жить! Я не хочу умирать! Необходимо прямо сейчас, не дожидаясь приезда кареты скорой помощи, добраться до двери. Когда я был еще в своем теле, я всегда мог рассчитывать на свои руки. Они были очень сильными, как и всякого безногого. Я как Тарзан мог у себя дома перебираться на руках. А руки Веры… выдержат ли ее вес? Не порву ли я мышцы или связки? Не вывихну ли суставы?
Правда, жизнь дороже. И если что-то порву, то меня поместят в больницу… Надо рисковать!
Кое-как я добрался до двери, падал, подтягивался… даже злился, что в ладонях совсем нет хвата, кисти рук невозможно были слабыми. Потом возился с замками… Потом обратный путь…
...Вошла молодая медсестра и санитар. Она спросила:
- Что с вами случилось?
- У меня кровь течет, - говорю, а сам почему-то смущаюсь ни медсестру, а мужчину. Я до того, как они вошли, снял трусы и прижал к вагине полотенце. Теперь же отвернувшись, отнял полотенце и немного раздвинул ноги.
- Вам сколько лет? - спросила медсестра, и я заметил в голосе удивление.
- Ну… где-то… больше сорока… - я понимал, насколько глупо ответил, но… Я посмотрел на медиков, они многозначно переглянулись.
- Женщина, вы что… никогда не пользовались прокладками?
67.
...теперь я знал адрес. А значит, у меня появилась надежда. Я могу позвонить кому-нибудь из знакомых Веры. Встретится. Рассказать о том, что произошло… Я отдавал отчет тому, что человек тот мог и не поверить…
- Алексей, а почему вы не рассказали медикам?
- Чтобы меня упекли в психушку? Нет уж, я не люблю врачей… и боюсь… В телефонной книжки Веры были только мужские имена. Я, прежде чем позвонить, призадумался. Всё, что со мной сейчас происходило, и угнетало, и одновременно пробуждало необычайную сексуальность. И… знаете, парадоксально, сейчас я боялся и мужчин, и женщин. Женщин, потому что я сам испытывал влечение к женщинам, и моя гиперсексуальность могла как-то вырваться…
- Вы способны были изменить двум любимым, маме и Вере?
- Изменить нет… Я не умею себя контролировать, я дикарь, который был без внимания тридцать лет. Любому мужчине не устоять, если женщина берет главную роль и соблазняет… Впрочем, я не знаю… Я сейчас не думаю, что я бы изменил Вере, я просто боялся тогда…
- А сейчас, Алексей? Если честно, я же догадалась, зачем вам страпон…
- Мне очень стыдно, Виктория, но я… я просто отчаялся. Я один. Мужчины меня не интересуют, я… я хотел познакомится с девушкой, такой как вы… и…
- И играть мужчину…
- Да, хоть немного имитировать мужчину… Я вам сейчас отвратителен, но скажу, я хотел предложить вам быть со мной, чтобы я был вашем мужчиной…
- Вы мне не отвратительны, Алексей. Нет! И… и может быть я и согласилась с вами на секс… Я… скажу честно, решилась бы с вами потерять девственность, даже так… Вы мне симпатичны. Но… но зная теперь вашу историю любви… для меня это было как святотатство. Ваша к Вере любовь выше земной…
- Да, я теперь тоже это осознаю… Но я не могу найти Веру. Её тело здесь, я каждый день вижу его в зеркале… Я уже пять лет ищу, но не нахожу… Я… я отчаялся… И вы… Виктория, простите ли меня… Теперь вы знаете о моих отвратительных намерениях….
- Вам не за что просить прощение, Алексей…
...а мужчин я боялся потому… Я не представлю, как вести себя как женщина. Вдруг мужчина моё поведение примет как-то не так, как посыл на близость. Возьмет силой, думая, что мои потуги отбиться как часть эротической игры. И да… я опасался изнасилования. Вера говорила, что она не доверяла мужчинам. Её насиловали в детстве. И меня изнасиловал мужчина, когда я еще был в своём теле… Представляете, что у меня творилось сейчас в душе? Жуткое раздвоение!
...Кирилл меня слушал внимательно, делая вид, что верит в мою невероятную историю. Это был молодой совсем человек, чуть за двадцать. Начинающий писатель-фантаст. Я только после того, как он пришел, пожалел, что не оделся и теперь смущаю его. Я был по прежнему в ночнушки и в трусах. У Веры я нашел прокладки, прочитал как ими пользоваться. Кирилл слушал, кивал и… как я заметил, частенько поглядывал на мою грудь: ткань ночнушки была немного прозрачная. Хорошо, что ноги я укутал пледом.
- Кирилл, вы меня простите за такой вид, - наконец-то сообразил я извиниться перед ним. - Я забыл, что я теперь в теле женщины, совсем не подумал, что это вас смутит…
- Всё нормально, - только и ответил он.
- Подайте мне что-нибудь накинуть… У Веры, наверное, что-нибудь есть вон там, - я кивнул в сторону комода.
- Да не надо… - простецки сказал парень. - Вы красивая. Я… я еще ни разу не видел раздетую женщину.
Виктория, после такой реплики, я засомневался в этом Кирилле.
- Что вы скажите о том, что я вам рассказал?
Кирилл сидел напротив в кресле, подавшись корпусом вперед и сжав ноги. Я по лицу старался угадать его мысли, но выражение на нем было для меня не читаемое: не хорошо говорить, но оно было какое-то придурковатое.
- Вера Павловна, вы обещали мне помочь с публикацией романа. У меня ни одно издательство его не берёт. Вы мне поможете? - с какой-то тоскливостью жаловался он.
- Я не Вера Павловна… увы. Я… я в этом не разбираюсь…
- Но вы ведь она, - возразил Кирилл. - И можете прийти в редакцию сказать, чтобы меня напечатали. Нет?
- Я не могу ходить… то есть пока не могу… Я пока не знаю как. Вера умела ходить, она ходила. Я тридцать лет нет… Но… - я почувствовал тревогу, если вот сейчас я его разочарую, он встанет и уйдёт. - Но я обещаю, когда… пойму, как это, ходить, я пойду и скажу… Мы с вами сходим. Мне… Кирилл, мне очень нужна помощь. Я… Господи, я ничего не умею. Даже сам одеваться не умею…
- Вас нужно одевать и… раздевать? - с ноткой интриги в голосе переспросил он.
- Да… ну, только вначале. Я вас хотел попросить пожить здесь, у Веры… со мной. Я не знаю, как насчет денег у Веры…
- Мне не нужны деньги, мне нужна моя книга, - перебил меня Кирилл.
- Я обещаю… я помогу, - сидел обещал я, а сам понятия не имел, как я буду воплощать своё обещание в жизнь. - А вы мне поможете?
- Алексей, ты… вы ведь парень? (я кивнул). Может быть, тогда на ты?
- Давай, - я опять кивнул
- Лёш, а можешь сейчас показать сиськи?
- Кирилл… мне сразу нужно было сказать, прости. Я Веру больше жизни люблю… я понимаю, ты, когда будешь помогать, будешь дотрагиваться до ее тела… Скажи сразу, ты… ты не причинишь ей зла, не… (я еле решился сказать)… не будешь насильно…
- А не… я нет такой, - снова очень простецки сказал он. - Я не люблю насилие, я против него. Идейный пацифист! У меня и девушки никогда не было… Если по чесноку только в школе дрочил перед пацанами за слабо. А так никогда… Вот клянусь!
- Пообещай, что не причинишь Вере зла…
- Клянусь… Матерью клянусь. Веришь?
- Да, верю… Для меня мама это святое…
- Лёха, а это… полапать тебя можно? Это не насилие, и… я все равно же буду трогать тебя, ну когда помогать…
Да уж, Виктория, мне определенно везет на озабоченных людей. Видимо, гиперсексуальность моя создавало поле притяжения таких же, как я сам.
- Я… я не знаю, - выдохнул в нерешительности я. Если я откажу ему, он уйдет. Он по сути своей хороший паренек, я ему стал верить, что он не станет насиловать. А если придет другой, что будет… и не представить.
- Да ладно тебе, Лёх. Я просто потрогаю, - он поднялся. Он был в дурацких просторных штанах, и меня очень смутило, что у него сильный стояк.
Он подошел.
- Я сниму это? - спросил он, показывая на ночнушку. Я не отвечая, поднял руки, и он снял её.
Не знаю почему… вернее знаю, у меня болела спина, и я давно хотел прилечь… я опустился на кровать. Он мне подложил под голову подушку.
- А это? - спросил он.
- Трусы не надо, - ответил я. - Там кровь.
- Кровь?
- У Веры месячные, - пояснил я.
- Понимаю, - мне немного смешно стало от этого «понимаю»
Я закрыл глаза. Он трогал грудь Веры… Прикосновение были такими не смелыми, по юношески робкими. Он был настолько не опытен, что не догадался, что можно поцеловать… Он быстро перестал «лапать», я даже удивился. Я открыл глаза и приподнял голову. Он стоял надо мной и дрочил…
Вот так, Виктория, я обрёл странного спутника в лице юного онаниста. Он тогда, когда залил мне колени, аккуратно вытер салфеткой их и сказал, что увлекся. Я ответил, всё нормально, что если это ему нужно… Да уж…
- Алексей, а что вы испытывали, когда Кирилл трогал вас? - спросила Виктория.
- Это было мучительно… Я дико возбудился… не я, вернее, оно… тело, или Вера… Как правильно сказать? Но я жаждал этих прикосновений, я безумно хотел секса… У меня сводило ягодицы, а вагина пульсировала…
- Вы долго были вместе с Кириллом?
- Около года… пока не освоился с телом.
- И ни разу у вас не было секса?
- Ни разу. Кирилл оказался честным малым. Он просто глазел на голую Веру и дрочил… Иногда даже не трогал, а если трогал очень робко. Представляете, что мне пришлось вытерпеть? Этот могучий поток эротизма от онаниста. Запах его спермы, любование, дотрагивание. Я держался изо всех сил. Гнал мысли, которые навязчивой толпой атаковали и мозг и чрево… Только однажды, когда он нечаянно коснулся клитора, я кончил. Я так сильно завопил тогда, сгибаясь, что до смерти напугал Кирилла…
68.
- Скоро я с тобой стану бодибилдером, - с сильной одышкой проговорил Кирилл. По его лицу катились крупные капли пота.
- Кирюх, можно тебя спросить?
Мы лежали на диване уставшие после очередной попытки (попытки-пытки, как в шутку назвал Кирилл наши тренировки) освоить ходьбу. Я был в халатике Веры, он в шортах. Он был удивительно худеньким, как одиннадцатилетний мальчик, кожа да кости. И ростом был не высок. Такой белобрысый подросток… Не знаю, отчего мне запомнилась такая деталь, я ведь видел его и голым, но скажу — у него была очень красивая попа. И еще — довольна крупный член. Не спорю, мужчина бы и не остановил внимание на этих деталях, может быть, это моя новая женская часть меня говорит… Не знаю
- Валяй, спрашивай, - ответил он мне, не отрывая головы от подушки.
- А ты... ну, тот первый раз не стеснялся совсем передо мной дрочить? Я просто не уверен, что ты мне до конца поверил. А перед незнакомой женщиной… я бы так не смог…
- Хочешь по чесноку? - он приподнялся и лег на бок лицом ко мне, и приподнялся на локте. То же сделал и я, приподнялся на локте лицом к нему. - Я иногда так и делаю… перед дамочками.
- Как так? - не понял я.
- Ну… в автобусах там, в парке… ну, или в подъезде…
- А тебя это… - тщательно подбирал я слова, чтобы не обидеть.
- Пиздили? - договорил он за меня. - Всяко бывало, - засмеялся молодой писатель. - По правде, постоянно пиздят, если догонят… Ну, как говорят, тяжела и неказиста жизнь идейного онаниста…
- Почему идейного онаниста?
- Да, Лёха, кто из девчонок такому как я даст? Я ж уродец…
- Нет, ты красивый мальчик…
- Лёх, ни фига се, ты щаз как женщина сказал! - он удивленно смотрел.
- Да? - я тоже удивился этому. Мы замолчали почему-то. Потом я сказал: - Мне очень, Кирюх, нужно научится ходить…
- Слушай… Идея! - вскочил с постели он и стал расхаживать. - Как я об этом не подумал? Я… я завтра принесу… Схожу домой и принесу… Да, это может сработать… А почему и нет? Попробовать нужно…
Я следил как он ходит от дивана до окна и о чем-то сам с собой рассуждает.
- Ты о чем?
- Лёх, у меня дома книжица одна есть, - наконец остановился он. - Ну, короче… я увлекался одной психологической штукой, процессинг… слыхал? (Я кивнул). Даже по инету учился у Олега Матвеева, это короче, один московский бывший саентолог…
- Я раньше слышал о нем…
- Ого! Ты тоже в теме? - обрадовался Кирилл. - Короче, я у него как-то курс проходил по Чистому языку, ну и потом книжку купил по Сим… ну, символическое моделирование Дэвида Гроува. Книжку Матвеев и перевел, больше в России нет такой. Короче, я книжку принесу и мы это дело отпроцессируем…
Я смотрел, он с таким азартом говорил, с таким рвением хотел мне помочь, что… Виктория, я не испытывал такой радости, как в те минуты, до этого очень давно. Мне хотелось сделать приятное моему новому другу, моему спасителю, ангелу-хранителю, но я не знал как. И у меня потекли слёзы.
- Ты чего, Лёха? - испуганно посмотрел на меня Кирилл. - Плачешь? Ты, в натуре, того… - Он влез на коленях на диван и приблизился. - Да всё будет лампово… отвечаю…
Было приятно, когда он вдруг обнял меня. Я положил голову на плечо его. И как-то совсем по-женски заплакал… Знаете, Вика, следующее, что он спросил, скорее всего, чтобы разрядить обстановку, так сказать, ради хохмы… А может, и нет… Он гладя меня по спине спросил:
- Лёха, а ты мне можешь подрочить?
- Да ну тебя! - оттолкнул я его, и мы засмеялись.
69.
- Я сегодня останусь у тебя? - спросил Кирилл. - А то до Сахарово уже маршрутки не ходят. На такси дороговато, блин…
