2020-10-10
71
Мы заболтались сегодня, он мне рассказывал свои эксбиционисткие приключения, одно из которых меня просто привело в неописуемый шок и восторг. История о том, как он подрачил на глазах у своей бабули, к которой ездил каждое лето в Сандовский район. Кирилл упомянул о деньгах, и мне, Виктория, стало не по себе. Всё это время, что мы были вместе, он покупал продукты, готовил… Я просто не имел сейчас морального права запретить остаться. У Веры был широкий диван, мы уместимся запросто…
- Да, Кирюх, без проблем, - ответил я, а у самого тревога. - Я хотел предложить сам… Слушай, поищи там футболку какую-нибудь…
- Зачем?
- Я… ну, я не могу в лифчике. Фигово в них вообще. Одену футболку…
- Ложись голой, - как ни в чём ни бывало сказал мой друг и включил ночник, чтобы потом выключить верхний свет. - Я ж тебя много раз видел…
Я тяжко вздохнул и снял халат. На мне были только трусы. Я залез под одеяло и подвинулся к стене. Кирилл выключил подпотолочную люстру и в свете ночника стал раздеваться. Снял шорты и….
- Кирилл, - не на шутку перепугался я. - Зачем ты снял трусы? Ты… ты обещал… ты… ты поклялся…
Виктория, меня сковал такой жуткий страх. Он шел к дивану. У него была эрекция. Он мне не отвечал… Залез под одеяло и стал целовать неумело и обнимать. Он дрожал так сильно, что от своей дрожи постанывал… Тут я во второй раз услышал тот шепот, который мне назвал адрес, женский голос какого-то демона или ангела сказал «подрочи ему».
Я взял его член в кулак и стал делать ему то, что много лет делал себе… Струя спермы ударила мне в живот, и вскоре он расслабился… Утром он просил прощения, чуть не плакал. Я сказал, что иногда так будем делать, только… только пусть он берёт полотенце на ночь… Я не сказал ему одного, чудесным образом, когда он кончил, я пережил нечто… нет, не оргазм, но очень похожие чувство глубоко внутри себя…
И всё же хмырь был этот Кирилл. Он согласился, что это будет редко… иногда я ему помогу рукой. Но на деле, он оставаться стал каждую ночь…
70.
...я смотрел на книжицу в красивом голубом переплете, которую сегодня принес Кирилл, по правде, с определенным скепсисом. С техникой метафорического ландшафта я был знаком, но не представлял, как она поможет мне научится ходить. Пока я разглядывал и листал её, Кирилл переодевался, снимал зимнюю одежду, чтобы напялить шорты и футболку.
- Кирюх, а ты сам же книгу написал… о чем она?
- Почему ты спросил? - остановился он, не доведя шорты до пояса. - А! Понимаю! (он рассмеялся). Ты сомневаешься во мне как в психологе. И хочешь увести разговором о моей книге от процессинга, ага?
- Нет… просто ты никогда не рассказывал, - я смутился, потому что поймал себя на том, что разглядываю его голую попу; он обычно снимал трусы перед тем, как натянуть шорты.
- Ну… - наконец-то одевшись и… перестав будить во мне женское, проговорил он с серьёзным лицом. - Об это романе довольно сложно рассказывать, ибо он написан нелинейно (это «ибо» так забавно сосчиталось с подростком Кирюхой; хорошо, что он не заметил, как я улыбнулся). Я… я, наверное, расскажу сюжет линейно. У него такая структура, он из двух частей. Первая часть, как ни странно, логическое продолжение второй, то есть вторая часть это начало… Пока не понятно? - он так наивно посмотрел на меня…
- Пока ничего не понятно, - засмеялся я. - Расскажи, чё там в книге и всё.
- Блин, попробую… Но… но только не хейтить, лады?
- Чего? - не понял я.
- Ну это, не критиковать…
- А…
Он умудрялся одновременно быть и взрослым (это «ибо»), и ребёнком («лампово», «хайп», вот это «хейтить»).
...ну, вот… жил-был один парень, вот так начну… Он был скромный, и никогда у него не было девушек. Короче, он был девственником, как я… Но он увлекался спортом, часто ездил в спортивные лагеря, проходил школу выживания. Однажды в одном лагере он увидел девушку и сразу полюбил. Однако из-за стеснительности всё не решался подойти к ней. Как-то он в отчаянии поделился в товарищем, который тоже был в этом лагере, своими переживаниями.
И вот в лагере устроили праздник Нептуна, было много игр, других развлекалок. А вечером сидели у костра и пели бардовские песни и рок-баллады. По кругу шла кружка с вином. Неожиданно к нему подсела та девушка, и взяла его за руку… Они гуляли по лагерю, ночи летом совсем светлые. Потом в палатке у них был первый секс…
Вскоре они поженились. Оказалась, что она ждет двойню. И их счастью не было границ. Но пришла беда, врачи выяснили, что в утробе один из малышей погиб. Но они уверяли молодоженов, что смогут спасти второго и довести срок до родов. Несколько месяцев, здоровый малыш жил в утробе с мертвым. И… заразился. При родах она умерла.
Он впал в жуткую депрессию, пил каждый день... И вот как-то раздался звонок, он поднял трубку и услышал голос своей покойной жены. Она позвонила ему из другого мира, и рассказала, что она единственная кому позволили позвонить, ибо он особенный. А особенность его в том, что он родился бессмертным. Таких людей мало на земле, но они есть. Он не может убить себя, и попасть в тот другой мир.
- Надо было попробовать, - вставил я реплику, до это слушал молча.
- Ты угадал, он пробовал… Ох, что он только не делал, как только не сводил счеты с жизнью. И вешался, и топился, и стрелялся… но всё время возрождался на следующий день. И вот как-то читая художественную книгу о Чернобыле, простую фантастику, он вычитал, что там в зоне отчуждения из-за радиационного заражения много пространственных аномалий, среди который монолит, блуждающих камень исполнения желаний. Столько только положить ладонь на него и произнести вслух желание.
Он становится сталкером, профессиональным следопытом в иных реальностях. Он долго ищет монолит, воюет с бандами, мутантами, попадает в удивительные пространственно-временные ловушки, дерется с зомби… Но всё же находит монолит, прикладывает ладонь и четко говорит «Я хочу умереть».
- Грустная история…
- Да… - пожал он плечами. - Я… (у него голос немного задрожал, и он отвел глаза)… я её писал о себе. Я… это, тоже ни разу не целовался. Как мой герой до лагеря. А ты… а ты целовался?
- Да, с мамой…
- Ну, с мамой не считается… (Я, Виктория, не рассказывал Кириллу о моих отношениях с мамой)… А ты бы не хотел…
- Очень, - признался я. - Я мечтал когда-нибудь встретится с Верой. Держать ее за руку и целовать.
- Только с Верой? - Он стоял у окна. И в его голосе слышалась печаль. - А с другим человеком? С женщиной или… или мужчиной?
- Мужчиной? - задумался я, рассказывать ли ему или нет. - Знаешь, Кир, скажу честно. До знакомства с Верой мне хотелось попробовать с мужчиной. Сейчас не хочу. Я очень люблю Веру…
- Ну, да… - невпопад сказал Кирилл, отвернулся и молча стал смотреть в окно.
Виктория, я тогда порывался сказать «Кир, подойди, сядь рядом», наклониться к губа и начать целовать, но… это бы закончилось сексом. И я молчал.
- Вы так и не целовались ни разу?
- Целовались… это было намного позже, я еще расскажу. Сейчас меня терзало иное, я стал догадываться, что Кирилл влюбляется в меня. И если мои догадки оказались бы верны, это… была бы катастрофа!
...что происходило перед тем, как ты пошёл? - решил начать Кирилл с вопросов последовательности и источника. Он сидел напротив меня с книгой в руках.
- Зазвонил мобильник, - ответил я.
- И что происходило прямо перед этим?
- Я о чем-то думал, но я не помню о чем…
- А что происходило после того, как зазвонил мобильник?
- Я пошел, - хмыкнул я, думая, что это полная бессмыслица.
- А что происходило между тем, как зазвонил мобильник и ты пошел?
Я вдруг почувствовал, что после этого вопроса меня стало накрывать. Я подзавис, я ощущал, что нечто важное было между, но не мог выразить. Сидел и напряженно соображал. Видимо, мой психолог не зря был на тренингах мастера Матвеева, сейчас он делал всё правильно — ждал, не торопил меня… Но когда эта пауза затянулась, он перешел к развивающим вопросам:
- Что сейчас?
- Я что-то чувствую, но не могу понять что…
- «Я что-то чувствую, но не могу понять что...», - выдал он профессиональное эхо, - Это «не могу понять что» (почему-то он в развитие пустил вторую часть), оно… какое?
- Туманное… расплывчатое… - пытался я ухватить характеристику чувства, и говорил первое, что приходило на ум.
- И что это за… туманное, расплывчатое?
- Это как… - я надолго замолчал, усиленно ища слова, подходящие описание «как что».
- Как что? - словно прочитав мысли, Кирилл помогал рождению метафоры.
- Как… как… Я не знаю, Кир, - выдал я, и мне показалось в моем (в голосе Веры) было отчаяние. - Я не знаю… всё время ускользает…
- Ускользает куда? - ровно спросил Кирилл, он оказывается, мог быть профессионалом.
- В какую-то пропасть…
- «В какую-то пропасть», есть об этом что-нибудь?
- Только одно — там страшно…
- «Там страшно...». Там страшно как?..
...Виктория, я не буду пересказывать всю первую сессию, она длилась долго, и завершилась за полночь. Метафору мы так и не нашли, устали настолько, что валились… Одно скажу, мне стало как-то спокойнее, и… увереннее что ли.
71.
...Мы готовились ко сну… Раздеваясь, я подумал, «мы»… мы уже три месяца живём вместе, и каждый день делим постель. Как супруги…
- Чему улыбаешься? - спросил Кирилл, он собирался уже снять шорты.
- Да так… ерунда, - сказал я.
- Ну, скажи… чё ты…
- Да, вот подумал… мы как супруги, - я засмеялся, а Кирилл просто улыбнулся.
- Да, забавно, - произнес он как-то грустно.
- Что с тобой? Что-то не так? - он не спешил снимать шорты, я даже забеспокоился.
- Всё нормально, - сказал он. - Я просто устаю последнее время. Скоро весенняя сессия, а у меня хвосты, учить много…
Я подумал, он уже несколько дней не просит, чтобы я поиграл с ним. Кирилл выматывается со мной, готовит, работает как психолог, подымает — он физически стал крепким мужиком за три месяца, я стал замечать появившуюся мускулатуры… а теперь еще весенняя сессия. Мне хотелось как-то поддержать его, но я не мог придумать как.
- Ты устаешь… со мной? - тревожно спросил я, глядя как он стоит у ночного окна и смотрит в него. А у самого билась странная мысль, почему он не снимает шорты, что не так. Я даже начал желать снова увидеть его пенис.
- Дело не в этом, - ответил бесцветно он, не оборачиваясь.
- А в чём?
- Я начинаю разочаровываться… Знаешь… в жизни я давно разочарован… Жизнь дрянь. Люди все дрянь. Кроме некоторых… тебя, например, Вера… (я заметил, что он меня назвал Верой)… Но… но в последнее время я стал разочаровываться в себе. У меня в жизни ничего не получается, я дрянной писатель, я ничего не умею, я живу на деньги родителей… Но это ерунда..
- А что не ерунда?
- Я не умею помогать людям. Вот что самое страшное. Вот что самое паскудное оказалось. Человек живет только из-за того, что кто-то ему помогает жить. Один он умрет. Мне самому много кто помогает, а я?… Я, Вера, никому никогда не помогал. А это не честно, это не справедливо. Получается те, кто мне помогает, круче меня. А я полное ничтожество, да?
- Ты мне очень помогаешь…
- Ерунда, ты должна была давно ходить. Мы оба знаем, ты можешь. Я обещал себе, что… но блин, не сдержал обещание…
- Ты… ты плачешь?
Его плечи дрожали. Я видел его со спины, но понимал, что он плачет…. Я снова услышал внутри себя голос «обними его, поцелуй».
- Сядь рядом со мной, - попросил я.
- Не хочу, - жестко отозвался он. - Ничего не хочу. Мне сейчас стыдно…
...Я встал…
...и пошел к нему. Я подошел. Я дотронулся до него. Он охнул и вздрогнул всем телом. Он обернулся. Он что-то хотел сказать, но был в таком шоке, что только глядел широко открытыми глазами. Я наклонился и провел языком по его губам, в мой рот влетела горячая струя его дыхания. Я тогда отпустил все мысли, я совсем не думал, я стал телом, я был просто частью листа под названием вселенная. Мы целовались, я руками ласкал его, особенно ягодицы, вожделенную его попу…
…я не помню пути назад к дивану, помню, уже он лежит на спине. Я его целую… голого, возбужденного, улыбающегося, счастливого…
...его сперма залила весь мой халат…
Потом долго смеялись… смеялись просто потому, что было хорошо. Потом просто разделись и приготовился спать, легли в постель. Всё как обычно, я в трусах, а он голый.
- Мне сейчас так хорошо, - сказал он не отрывая головы от подушки. Он лежал на спине, пока что не укрытый.
- Мне тоже, - произнес я. Я разглядывал его, приподнявшись на локте.
- Слушай… а… а как ты пошел? - он повернул голову, и наши взгляды встретились.
- Я пошел ради тебя…
72.
...на следующий день я проснулся и увидел Кирилла уже одетого, он сидел на табурете. Я приподнялся… наверное, не правильно по отношению к нему, но я не вел себя как женщина. Я не бросался по утрам расчесываться и наводить марафет. Кирилл чего-то ждал, я это чувствовал. Молча смотрел, как я надеваю халат…
- Сейчас очень классное время, - произнёс мой личный терапевт. - Подсознание как на ладони.
- У-у… - со сна тупил я. - По кофейку?
- Не-а…
...Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…
- Что сейчас с тобой?
- Я не знаю… Я не могу уловить это чувство… Оно…
- Оно как что?
- Оно как… как… Блядь, не ухватываю, Кир! Чувствую это… но ухватить…
- Оно где?
- О! Знаю! Знаю, где оно! Оно не в во мне… оно там, - я указал ладонью на место, где-то у окна.
- Оно там какое? - он тоже указал ладонью на то место.
- Оно там… какое-то прохладное…
- Что-то еще есть об этом «оно там какое-то прохладное...»?
- Оно… как-то… тянет… Вернее, втягивает в себя…
- Оно втягивает в себя… и что происходит?
- А здесь как бы нет ничего, - я коснулся своей груди.
- Оно там какое-то прохладное, втягивает в себя, а здесь как бы нет ничего, - он коснулся моей груди. - Что происходит потом?
- Я как бы уже там… а здесь, вроде бы уже меня нет…
- Оно там какое-то прохладное, втягивает в себя, а здесь как бы нет ничего, и ты как бы уже там, а здесь вроде бы тебя уже нет… Что есть об этом?
- Я… я растворяюсь… я перестаю быть...
- Оно там какое-то прохладное, втягивает в себя, а здесь как бы нет ничего, и ты как бы уже там, а здесь вроде бы тебя уже нет… И ты растворяешься, перестаешь быть…
- Да-да! У меня исчезают мысли, чувства, ощущение тела… О! Да-да, исчезает ощущение тела…
- И у тебя исчезают мысли, чувства, ощущение тела… И что происходит?
- Это… это… Вот… ха, вот-вот… я не осознаю себя и своего тела…. Я становлюсь… э, становлюсь тем… (я снова указал на место у окна). Я не могу объяснить…
- Ты не осознаешь себя и своего тела, и ты становишься тем (он указал на место у она)… Что тебе для этого нужно?
- Нужно… нужно… вот, сейчас, схвачу… Вот… нужно потерять себя!
- Нужно потерять себя… что есть об этом?
- Это как… как… как будто больше нет меня, есть всё, что вокруг… Есть то, до чего нужно дойти… А я… словно нет никого я… нет осознавания я…
- Как будто больше нет тебя, есть всё, что вокруг, и тебя словно нет, нет осознавания я… как ты об этом узнаёшь?
- Через… через забывание… да, через забывание о себе. Я вдруг перестаю помнить о себе, себя, о своих чувствах… я помню только о том, что вокруг…
- Ты перестаёшь помнить о себе, себя… что для этого тебе нужно?
Я задумался и стал смотреть на то место у окна. Я не понимал, что для этого мне нужно. И вдруг представил, что я трогаю батарею у окна, что она горячая, и я чувствую не себя, а батарею.
- Не чувствовать себя… а чувствовать то, до чего я хочу дотронуться…
...я встал…. Я пошел… я ощущал на пальцах, как я дотронусь до батареи… я подошел к ней, я дотронулся…
73.
...и вы после этого стали ходить?
- Хм… это трудно было назвать началом появления пешехода, но это было начало… Осилить путешествии в такое огромное расстояние как выйти из квартиры и спустится на первый этаж, я не смог бы. Максимум пять шагов, что мне давалось последующие месяцы…
- Месяцы?
- Да, Виктория. Месяца три… или чуть меньше. Я был как ребенок, коленки и локти в зеленке. На руках и ногах синяки. Очень тяжело было сохранять… это состояние… Какое-то определенное состояние, которое было необходимо мне для ходьбы. В мою голову порой лезли черные мысли, что я никогда не смогу ходить, никогда не отправлюсь к маме и… Я еще не говорил, у меня была смутная идея отыскать душу Веры. Возможно мое тело без моей души погибло… Возможно, рассуждал я, но есть и вероятность того, что душа Веры каким-то чудесным образом переместила точку наблюдения в него… Или не в него, а в любую точку листа. Даже не в человека… Но всё это были догадки. И мне, чтобы проверить их, необходимы были ноги. Для того, чтобы отправится на поиски… Правда, как я уже сказал, я готов был уже сдаться. Мне было жалко Кирилла. Он тратит на меня столько времени, сил, денег родителей вместо того, чтобы найти настоящую женщину. С таким рвением он легко бы покорил любую. Порой, Виктория, и мне стыдно за эти мысли, я думал, может быть стать для него женщиной, пусть он наслаждается телом моим женщины…
Но Кирилл после того успеха ни разу не терял больше надежду. Я благодарен ему за это. Он очень много искал, после терапевтической работы, уверял меня Кирилл, должна быть этимологическая. Он хотел найти четкое определение тому состоянию, что помогает мне ходить.
- Смотри-ка, - сказал он мне. Горел только ночник. Было поздно, что-то за полночь. Он сидел со своим ноутбуком и три битых часа искал в философских книгах определения молитвенных состояний. Я был в одной из ночных рубашек Веры, на мой взгляд очень красивой. Я снял… да, я снял трусы. Я решил, что сегодня отдамся Кириллу…
- Вы настолько отчаялись?
- Да, Виктория… Это было бы ужасно по отношению к Вере, предательством, кощунством. Но… но я любил уже и Кирилла. Я осознавать стал… или внушать себе, что люблю его как женщина, и хочу как женщина… Сейчас я думаю, скорее, всё же это было внушение, я чувство благодарности не мог удовлетворить, и эта неудовлетворенность стала восприниматься любовью.
«Ты скоро любимый? Смотри, я сегодня без трусиков»… фу, пошло, нелепо! Я полулежал, смотрел на спину Кирилла, вокруг которого светился голубой нимб от мерцания монитора, и гадал, как мне привлечь внимание его, как мне намекнуть на секс. А в голову лезла вульгарщина. Я трогал свои соски, они были твердыми, трогал вагину, из нее выступила жидкость — да, тело смерилось, оно алчно ждало совокупления.
- Смотри-ка… Такие состояния давно известны… Слушай, что об этом писал Плотин, античный философ-идеалист, основатель неоплатонизма....тогда душа ничего не видит и не различает ни перед собою, ни в себе самой. Она словно бы становится чем-то другим, прекращает быть собою и принадлежать себе. Она принадлежит Богу и едина с Ним, как в концентрических окружностях одна в другой....Поскольку в этом единении с Божеством не может быть разделения, и воспринимающий должен быть тем же, что и воспринимаемое [чистое созерцание], постольку у человека остаётся представление о Боге лишь в том случае, если он способен сохранить в себе воспоминание о достижении этого единства и пребывании в нем... Ибо при этом ведь ничто не шелохнётся в нём, ни гнев, ни желание, ни рассудок ни даже интеллектуальное восприятие [в том числе и диалектическое рассмотрение!] – ничто не может привести его в движение, да будет нам позволено так выразиться. Находясь в экстазе, пребывая в отрешенном одиночестве наедине с Богом, человек вкушает подлинную безмятежность.
Улавливаешь? - он пересел ко мне держа на коленях ноутбук. - И еще вот. В суфизме под экстазом воспринималось такое состояние, когда наблюдатель как бы растворяется в наблюдаемом, переживает полное единения с объектом наблюдения. Это состояние, в которое ты входишь, чтобы пойти, экстаз. И… по идеи, это состояние довольно изучено и философами, и теологами, и психологами. Нужно только найти способ того, как… именно как входить в экстаз. Мы с тобой, Вер, до сих пор и не задумывались, о том, как. Вот в чем наш косяк!
Кирилл говорил… в экстазе… он смотрел на меня, но не видел, в чем я одет, есть ли на мне трусы… и я сомневаюсь, видел ли мое лицо. Настолько он был захвачен своей исследовательской находкой. И его волна экзальтированности передавалась и мне; я думал, а ведь действительно, мы искали «как» в моем опыте, в терапевтических сеансах мы всё время хотели отыскать «мой» способ вхождения в это состояние, но в моем прошлом опыте ничего подобного нет, никаких таких знаний. И Кирилл действительно разблокировал новый виток в нашей работе. Оставалось чисто технически пробовать, пробовать, пробовать всё что есть, что создано человечеством на протяжении своей истории, все способы входа в экстаз.
- Фу-ух! Вот так, да! Вот… Нашли, да? - он поднялся и отнес ноутбук на стол. Обернулся и посмотрел на меня веселыми, мальчишескими глазами. Он шептал: - Нашли, да? Чё, эврика, чё ли, а?
- Ты гений! - прошептал я в ответ. - Я люблю тебя…
- И я люблю тебя, братан! - кинул он как ни в чем не бывало. - Завтра поищем техники. Всё в подряд будем пробовать. А теперь спать..
Он снял шорты. У него быстро встал — молодой горячий парень.
- А ты чего в ночнушки сегодня спать будешь? - спросил он, когда я уже устраивался у стенки.
- Да… а что?
- Сними… мне нравится перед сном на твою грудь смотреть.
Я с неохотой подчинился.
- О! Ты сегодня без трусов…
...он лежал на спине. Я сбоку, немного приподнявшись на руках и склонившись. Я ласкал языком его рот. Мы так каждый день делали. Обычно потом я играл рукой с его пенисом, пока не кончит. Вытирал полотенцем ему живот и мы готовились ко сну. В этот раз мне захотелось вложить в нашу игру больше благодарности. Я целовал ни только рот, но затем и плечи, и грудь. А когда уже дрочил ему рукой, ласкал языком и соски…
- Алексей, вы не сосали ему член?
- Нет, я не решился… Желание было, оно рвалось. Но… но если задуматься, это тело Веры, и проникновение в рот без ее разрешения, без ее желания, человека, которого она не любит и не знает, это….
- Алексей, я удивляюсь, какой же силой духа нужно обладать, чтобы в такие моменты мочь взвешивать свои действия! Силой святого!
74.
...сегодня я остался один надолго. У Кирилл в институте до обеда были пары. А после экзамен. Так что он должен был прийти к пяти или даже к шести вечера. Я не рассказывал, но Кирилл с самого начала решил проблему с гигиеной. У дивана стоял немецкий биотуалет. Вещь дорогая, но он не покупал. Родители купили на дачу в Сандовском районе, собирались отвезти, но… Теперь он стоял у меня. Он прикатил в комнату и холодильник. Я мог не вставая дотянутся до продуктов и питья. Кирилл окружил меня заботой как какую-то принцессу… у которой волосатые ноги.
...он очень любит меня… нет, конечно, Веру, рассуждал я в одиночестве. Да и горько осознавать, я начинал влюбляться. Я сидел и вспоминал, как ночью целовал его и был близок к тому, чтобы сделать минет. Я очень хотел этого… и не хотел одновременно. Я корил себя за эту любовь, за предательство Вере. И молил бога, чтобы что-то произошло неординарное, чтобы остановило меня.
Вчерашнее открытие Кирилла и вдохновляло, и вгоняло в уныние. Поиск техники экстаза может продлится столько же, сколько поиск метафоры. Следующие шесть месяцев могли бы стать… медовыми для нас с Кириллом. Я грустно улыбнулся этой шутке. Оглянулся… как будто кто-то мог бы быть в квартире… Распахнул халат и снял трусы. Лег на спину, согнул колени и раздвинул. Вместо мужчины положил подушку на себя. Закрыл глаза, представил, что Кирилл на мне… Мне это нравилось…
Потом опрокинул с себя подушку, наклонился и взял в рот ушко её. Посасывал… Удивительно, я кончил… Мне трогая вагину…
Потом сидел вот так без трусов и думал, всё это какой-то идиотизм… Виктория, вот честно, не помню, как мне попалась в руки пачка сигарет. Вера курила. Я закурил…
...курил и размышлял, что на кухне кран плохо закрыл. Вода капает как на мозг. Встал и пошел на кухню. Когда уже затягивал «барашек» крана, вспомнил что не могу ходить. Но… удивительно! - я не упал, я жестко стоял на своих двоих. Я не мог объяснить, что произошло. Объяснение нашел потом Кирилл. Видимо, никотин, попав в тело, изменяет его физический состав, для меня оно становится как бы чуждым. Сознание стремится вытеснится во вне, поймать в центр своего внимания окружающий мир, происходит некая экстраверсия. Кирилл сам тоже никогда не курил, но полагал, что курильщики для этого и курят. Чтобы «снять» внимание с самого себя, со своих переживаний, «удалить» рефлексию, быть во вне.
Вот так я случайно нашел способ избегать рефлексию. Поэтому, Виктория, я так много курю. Чем больше никотин изменяет химический состав тела Веры, тем ярче моё трансцендентное состояние, тем уверенней я хожу. Никотин оказался бензином этого процесса.
Я многое сделал в этот день. Приготовил себе обед. Принял сам ванную. Решил одеться. Кстати сказать, сигареты и здесь очень помогли. Никотин включал память тела. Я легко надел лифчик, сам даже поражен был. Выбрал затем в гардеробе Веры самый красивый сарафан… Но когда надел и поглядел в зеркало — ужаснулся. Из-под подола торчали небритые, мохнатые ноги. Как Кирилл мирился с этим, ума не приложу. Посему я поискал и надел брюки и блузку. Если не считать некоторые детали, в зеркале я обнаружил очень красивую женщину.
75.
...бог услышал мои молитвы. Он оградил меня от греха, но сделал это с такой иронией, что мои муки борения страсти сменились жуткими мучениями ревности. Я до этого и представить не мог, что стану ревновать Кирилла, но… как говорится, всё познаётся нами впервые…
Этим же днём к вечеру Кирилл пришел не один. Он привёл познакомить новую (первую за всё свою жизнь) подругу… Она мне сразу не понравилась. Была в ней… какая-то похоть. Невысокая татарочка Алина с крупной попой, круглыми тугими бёдрами, и большой грудью. И очень большим страстным ртом. Ей было семнадцать. И я думаю, она давно была не девочкой…
Я думал устроить Кириллу сюрприз, удивить его. Даже представлял, какие квадратные глаза у него будут, когда я сам одетый открою ему входную дверь. Однако удивляться пришлось мне самому. Я открыл дверь на пороге стоял Кирилл и Алина.
- Привет, это Алина, - сказал Кирилл, не обратив внимания, что я стою.
- Ку-ку, - сказала девушка.
Они прошли. Кирилл помог ей снять дублёнку. На ней была джинсовая мини-юбка, чёрные колготки, розовая кофточка и… очень много макияжа.
- Алин, ты хотела отлить, - Кирилл был сама заботливость. - Вот туалет. Кстати, можешь не закрываться на крючок (он это сказал на ушко ей, затем чмокнул щечку).
- Но-но, для таких игр рановато, Кирюша-тян! Я девочка серьёзных нравов.
- А мне так хочется посмотреть, как ты писаешь, - обидчивым тоном сказал Кирилл. - Или чтобы ты посмотрела, как я писаю…
Девушка засмеялась и зашла в туалет.
- Кто это? - тихо спросил я, когда мы с Кириллом оставались одни. Я пребывал в шоковом состоянии и от неожиданного появления девицы, и от их словесной забавы.
- Классная няша, ага? Позавчера познакомились… а сегодня я про тебя рассказал. Она о тебе всё знает…
- Зачем? - чуть не крикнул я от досады.
- Она на психолога учится… правда, первый курс. Я это… ну, подумал, она поможет… И, кажись, я ей нравлюсь. Мы даже… почти целовались… Тсс… - Кирилл подошел к двери туалета и прислушался, потом зашептал: - журчит… писяет…
Дверь приотворилась и мы увидели в щели между дверью и косяком ее нос и губы.
- Мужчины, подслушивать не хорошо! Я стесняюсь!
- Да, милая, мы пока на кухню… Продолжай.
«Милая», мысленно передразнил Кирилла я и сам пошел первым на кухню.
- Значит, вы… почти целовались уже? - с неожиданной ревностью выдал я, встав у плиты. Кирилл вошел на кухню и прикрыл за собой дверь.
- О! Да, братан, я хотел её потрогать за грудь, но она пока не даёт, - он говорил восторженно, а мне отчего-то было больно.
- А ты ничего не замечаешь? - я внимательно вглядывался в лицо любимого Кирилла. Он мотнул головой. - Ну… сегодня ты не сам открывал дверь и…
- О! Ахренеть! Ты ходишь! Как? - воскликнул он.
- Тебе это не интересно будет. У тебя же Алиночка на уме. Как она там в туалете… - я достал сигарету и закурил.
- Ты куришь? - он и не замечал моей ревности.
- А вот и я, мальчишки! - вошла эта… Ох, Виктория, столько лет прошло, а сейчас вам рассказываю и те все чувства настолько ярки, что аж руки крутит от напряжения, хочется вцепится в соперницу. Смешно! Очень смешно…
- Мальчишки? - переспросил я. - Алина, вы знаете, что я — мальчик?
- Ага! Мне Кирюша всё рассказал… И про переселения души, и про то, что ты не ходишь (вот же штучка, я к ней на вы, она ко мне на ты). И кое-что еще… - она лукаво ухмыльнулась.
