2014-02-04
2597
БЕРКЛИ
ЮМ
ЛОКК
ДЕКАРТ
Рене Декарт родился в 1596 году и провел жизнь в странствиях по Европе. Уже в юношеском возрасте его охватило горячее желание постичь природу человека и Вселенной, но по мере изучения философии он все больше и больше убеждался в собственном невежестве. Как и Сократ, он был уверен в достижимости точного знания лишь с помощью разума. Мы ни в коем случае не должны полагаться на то, что написано в древних книгах. Мы не можем полагаться даже на то, что подсказывают нам наши чувства. Декарт ведет свое начало через Августина от Сократа и Платона. Все они были типичными рационалистами. Согласно им, единственным источником знания является собственный ум. В результате глубоких изысканий Декарт пришел к выводу, что научные сведения, доставшиеся человечеству в наследство от средневековья, далеко не всегда надежны.
До XVII века принято было считать душу неким «духом жизни», которым проникнуты все живые существа. Лишь в XVII веке философы ввели различение души и тела, толчком к чему послужило объявление всех материальных вещей — в том числе тел животного и человека — механизмами или механическими процессами. Но душу нельзя было посчитать частью этой «телесной машины». Что же такое человеческая душа?
В небольшом сочинении «Рассуждение о методе» Декарт поднимает вопрос о том, каким методом должен пользоваться философ при разрешении философской проблемы. Декарт хотел использовать математический метод и применительно к философии. Он хотел доказывать философские истины примерно так же, как математическую теорию, прибегая к тому же инструменту, которым мы пользуемся при работе с числами, а именно к разуму. Ведь только разум способен дать нам точное понимание проблемы, полагаться на чувства тут не приходится. Мы уже подчеркивали сходство такой позиции с позицией Платона, который тоже утверждал, что математика и численные соотношения дают нам более достоверное знание, чем свидетельства чувств. Стремясь к точному пониманию природы бытия, он начинает с тезиса о необходимости сомнения во всем как отправной точки размышлений. Иначе говоря, он не хочет строить свою философскую систему на песке.
Декарт утверждает не столько благоразумность сомнения во всем, сколько возможность такого сомнения в принципе. Прежде всего, нет никакой гарантии, что чтение Платона или Аристотеля будет способствовать нашим философским исканиям. Мы расширим скорее свои исторические познания, чем понимание мира. Декарту важно было сначала разделаться с прежними идеями, а уже потом приступать к собственным философским изысканиям. Декартово сомнение идет еще глубже. Если послушать его, мы не вправе полагаться на свои чувства. «Разве вы никогда не слышали в комедиях восклицания: „Сплю я или бодрствую?״, — пишет Декарт. — Можете ли вы быть уверены в том, что жизнь ваша не есть непрерывный сон и все, что вы считаете воспринимаемым вашими чувствами, не столь же ложно сейчас как тогда, когда вы дремлете?»
Декарт же попытался рассуждать, отталкиваясь именно от этой точки отсчета. Он пришел к мысли, что сомневается во всем и твердо уверен только в этом сомнении. И тут его осеняет: в одном он все-таки твердо уверен — в своем сомнении. Но раз он сомневается, значит, он явно думает, а если он думает, значит, он наверняка мыслящее Я. Или, по его собственному выражению: «Cogito, ergo sum». Он не только воспринимает себя в виде мыслящего Я, но и считает это мыслящее Я реальнее физического мира, даваемого нам в ощущениях. Он обнаруживает в себе ясное и четкое представление о всесовершенном существе, представление, которое присутствует в нем постоянно и которое Декарт безоговорочно считает возникшим не внутри самого себя. Представление о всесовершенном существе не может быть обязано своим происхождением созданию несовершенному, утверждает этот философ. Оно должно вести начало от идеального существа — иначе говоря, от Бога. Таким образом, существование Бога для Декарта столь же очевидно, как и то, что человек, который думает, представляет собой мыслящее Я.
Декарт просто-напросто утверждает, что у всех нас есть представление о всесовершенном создании и что само такое представление свидетельствует о возможности существования идеала. Ведь идеальное создание не было бы идеальным, если бы его не существовало на свете. В таком случае у нас не было бы и представления о нем. Сами мы отнюдь не совершенны, значит, от нас не могла бы исходить и идея совершенства. Согласно Декарту, идея Бога относится к числу врожденных идей, она заложена в нас с самого рождения, как закладывают форму в свои творения мастера. И невозможно вести речь о «всесовершенном создании», у которого бы отсутствовала наиважнейшая из всех его характеристик, а именно существование. Он подчеркнуто рационалистичен. Подобно Сократу и Платону, Декарт утверждал наличие связи между мыслью и существованием. Чем очевиднее какая-то вещь для нашего мышления, тем вернее можно говорить о ее существовании. Что касается наших представлений о внешней реальности — например, о луне и солнце, — их можно посчитать всего лишь за картины, увиденные нами во сне, сама же внешняя действительность обладает характеристиками, которые поддаются восприятию разумом. Речь идет о поддающихся измерению математических величинах, таких, как длина, ширина и высота. Подобные количественные характеристики не менее ясны и очевидны для нашего разума, чем мысль о себе как мыслящем Я. Качественные же характеристики — цвет, запах, вкус — связаны с нашими органами чувств и на самом деле не отражают внешнюю реальность. Если наш разум ясно и очевидно воспринимает некие вещи — как это происходит в случае с математическими величинами, — значит, они соответствуют действительности. Ведь всесовершенный Бог не хотел бы обмануть нас. Декарт опирается на «божественную гарантию» того, что воспринимаемое нашим разумом соответствует некоей действительности. Итак, он додумался до трех вещей: о себе как мыслящем Я, о существовании Бога и о существовании внешней реальности.
Но внешняя реальность коренным образом отличается от мысленной. Теперь Декарт пришел к утверждению о двух различных видах действительности, или двух субстанциях. Одна из субстанций — это мышление, или душа, а вторая — протяжение, или материя. Душа лишь мыслится, она не занимает какого-либо места в пространстве и потому не может делиться на более мелкие части. Материя же лишь протяженна, она занимает определенное место в пространстве и может делиться на более мелкие части, однако она не мыслится. По словам Декарта, обе эти субстанции ведут свое происхождение от Бога, ибо только сам Бог существует независимо ни от чего другого. Но, хотя и мышление, и протяжение происходят от Творца, эти две субстанции не зависят друг от друга. Мысль абсолютно свободна по отношению к материи, и наоборот: материальные процессы протекают совершенно независимо от мысли. Мы называем Декарта дуалистом, поскольку он четко разграничивает духовную и протяженную действительность. Декарт пришел к выводу, что человек — двоякое существо, которое и мыслит, и занимает место в пространстве, так что человек наделен как душой, так и протяженным телом. Нечто подобное высказывали также Августин и Фома Аквинский. Согласно Декарту, человеческое тело представляет собой тонкий механизм. Но у человека есть и душа, которая может действовать независимо от тела. Телесные процессы не обладают такой самостоятельностью, они подчиняются собственным законам. Мыслительные же процессы происходят не в теле, а в душе, независимой от протяженной реальности. Декарт не отрицал постоянного переключения от души к телу и обратно. По его мнению, пока душа находится в теле, она связана с особым мозговым органом, который называется «шишковидной железой». Там то и дело происходит переключение между духом и материей, вот почему душу могут сбивать с толку чувства и возбуждения, связанные с потребностями тела. Душа, однако, может отсекать эти «низкие» импульсы и действовать независимо от тела. Нужно стремиться к тому, чтобы власть перешла к разуму, к сознанию.
СПИНОЗА Голландский философ Баруха Спиноза, 1632 - 1677 г.
Спиноза принадлежал к еврейской общине Амстердама, но довольно быстро был отлучен от церкви за ересь. Мало кто из философов Нового времени подвергался таким гонениям и издевательствам, как этот человек. Его даже пытались убить. И причиной тому была его критика официальной религии. По мнению Спинозы, и христианство, и иудаизм продолжали свое существование благодаря застывшим догмам и внешней обрядовости. Сам он оказался первым, кто придерживался так называемого «историко-критического» взгляда на Священное Писание. Он отказывался признать, что Писание от первого до последнего слова продиктовано Богом. Читая Библию, мы не должны забывать о времени ее сочинения. Подобное «критическое» чтение позволяет, например, выявить ряд несоответствий между отдельными ее частями. При этом мы знакомимся не только с внешними событиями, изложенными в Новом Завете, но и с Иисусом Христом, которого вполне можно считать выразителем идей Господа. Учение Христа представляло собой именно освобождение от догматов иудаизма. Иисус проповедовал «разумную религию», в которой наибольшую ценность приобретала любовь. Спиноза имеет в виду как любовь к Богу, так и любовь к ближнему. Но христианство тоже быстро закоснело в догмах и ритуалах.
Он жил шлифовкой линз, едва ли не символично. Философы призваны помочь людям увидеть бытие в новом свете. Суть учения Спинозы как раз и состоит в попытке посмотреть на вещи «с точки зрения вечности». Для Спинозы Бог не просто создал мир и потому сам стоит вне своего творения. Нет, Бог для него — сам мир. Иногда философ, впрочем, выражается иначе, подчеркивая, что бытие — в Боге. Он приводит в доказательство речь апостола Павла перед афинянами на Ареопагском холме. «Ибо мы Им живем и движемся и существуем», — сказал Павел. Но давай обратимся к собственным рассуждениям Спинозы. Его важнейшее сочинение называется: «Этика, доказанная в геометрическом порядке». Под этикой философы понимают учение о том, как нам вести себя для достижения благополучия. Именно в этом смысле мы говорим, к примеру, об этике Сократа или этике Аристотеля. Лишь в современном мире этика фактически сведена к нормам поведения, соблюдая которые мы бы жили, не наступая на любимые мозоли другим людям. Геометрический метод применяется в этом случае к самому языку, или форме выражения. Спиноза продолжает рационалистическую традицию. В своей этике он стремился доказать, что человеческая жизнь определяется законами природы, а потому нам следует избавиться от чувств и побуждений, аффектов. Лишь тогда мы обретем спокойствие и счастье, утверждал он. Декарт оперировал двумя субстанциями, мышлением и протяжением. Спиноза не признавал такого разграничения. Он верил в существование только одной субстанции. Все сущее, по его мнению, сводится к тому, что он называл просто Субстанцией. Иногда, впрочем, он называл ее Божеством или природой. Иными словами, у Спинозы — в отличие от Декарта — не дуалистическое восприятие действительности. Мы говорим, что он монист, поскольку сводит все бытие и все жизненные явления к одной и той же субстанции. Декарт указывал, что Бог существует благодаря самому себе. Спиноза приравнивает Бога к бытию (или к сотворенному им миру), он довольно далеко отходит и от Декарта, и от иудаистского или христианского мировоззрения. Согласно Спинозе, нам, людям, известны две характеристики, или формы проявления, Бога, которые философ называет божественными атрибутами, и эти атрибуты не что иное, как Декартовы мышление и протяжение. Итак, Бог (или бытие) выступает либо в виде мышления, либо в виде протяженных вещей. Вполне возможно, что Бог обладает и другими свойствами, помимо мышления и протяжения, однако люди знакомы лишь с этими его атрибутами. Не все сущее в природе представляет собой либо мышление, либо протяжение. Конкретные явления, с которыми мы сталкиваемся в обыденной жизни, например цветок или стихотворение Хенрика Вергеланна, суть различные модусы атрибутов мышления или протяжения. Под модусом понимается определенный способ, которым проявляет себя Субстанция, Бог или природа. Цветок — это модус атрибута протяжения, а стихотворение о том же цветке — модус атрибута мышления. По существу же оба выражают Субстанцию, Бога или природу.
Все поступки определяются Богом, или природой, или законами природы. Спиноза считал Бога (или законы природы) внутренней причиной всего сущего. Именно внутренней, а не внешней, поскольку внешне Бог выражает себя исключительно через законы природы.
Бог — не кукловод в театре марионеток, который дергает за веревочки, определяя таким образом все происходящее. Подобный «марионеточник» управляет куклами извне, а потому является внешней причиной их движений. Бог же правит миром не так. Он правит с помощью законов природы, а потому Бог — или природа — и есть внутренняя причина всего происходящего. Другими словами, все, что случается, должно было случиться. Спиноза придерживался детерминистского взгляда на мир. В мире не происходит ничего случайного. Мы, человеки, живем как свободные личности, только если имеем возможность «свободно» развивать свои потенциальные возможности. Но нашему развитию и достижению личностной зрелости могут помешать, например, политические события, на нас могут давить внешние обстоятельства. Спиноза настаивает на существовании лишь одного создания, которое целиком и полностью является «причиной самого себя» и может действовать абсолютно свободно. Такое свободное и «неслучайное» развитие свойственно только Богу, или природе. Человек может стремиться к свободе, чтобы жить без внешнего давления, но он никогда не сумеет достичь свободы воли. Мы не вольны определять, что происходит с нашим телом, которое является модусом атрибута протяжения. Не в наших силах и «выбирать», о чем думать. Итак, человек не обладает свободной душой, она фактически находится в плену механического тела.
Согласно Спинозе, достичь подлинной гармонии и счастья человеку мешают его страсти, в частности вожделение и тщеславие. Но если мы признаем неслучайность всего происходящего, то можем добиться интуитивного постижения природы в ее целостности, можем прийти к ясному ощущению того, что все взаимосвязано, все представляет собой единое целое. Наша цель — попытаться охватить все одним взглядом. Лишь в этом случае нас ждет величайшее счастье и душевное спокойствие. Такой взгляд Спиноза и называл «sub specie aeternitatis» - «С точки зрения вечности».
В XVIII веке многие философы отстаивали точку зрения отличную от рационлистов, а именно, что, пока мы не получим каких-либо ощущений от органов чувств, в нашем сознании вообще не содержится никакой информации. Подобный взгляд носит название эмпиризма. Самыми видными эмпириками — или философами опыта — были Локк, Беркли и Юм, все трое англичане. Наиболее влиятельными рационалистами XVII века были француз Декарт, голландец Спиноза и немец Лейбниц. Вот почему мы различаем английский эмпиризм и континентальный рационализм.
Классическая формулировка эмпирического взгляда на жизнь дана еще Аристотелем: «В разуме нет ничего такого, чего раньше не было бы в чувственном опыте». Такой подход означает резкую критику Платона, который утверждал, что человек приносит с собой набор врожденных идей. Локк подхватывает слова Аристотеля, причем в его интерпретации они еще сверены с Декартом. «В разуме нет ничего такого, чего раньше не было бы в чувственном опыте». Эмпирики утверждали, что у нас нет врожденных идей или представлений о мире. Мы вообще не имеем ни малейшего понятия об этом мире, пока не увидим его. Если же у нас есть представления и идеи, которые невозможно подкрепить собственным опытом, значит, они ложны. Первым был Джон Локк, который жил с 1632-го по 1704 год. Его главный труд назывался «Опыт о человеческом разуме» и вышел в 1690 году. Локк пытается прояснить в нем два вопроса. Во-первых, откуда люди берут мысли и представления, и, во-вторых, можем ли мы полагаться на то, что подсказывают нам наши чувства.
Локк убежден, что все наши мысли и представления суть отражения чего-то виденного и слышанного. До каких-либо ощущений наше сознание — tabula rasa, то есть чистая доска. Локк еще сравнивает сознание с комнатой без мебели. мы начинаем воспринимать окружающий нас мир. Мы видим и слышим его, улавливаем его запах, ощущаем на вкус и на ощупь. Наиболее активно это проделывают маленькие дети. Таким образом возникают, по выражению Локка, простые идеи. Но сознание воспринимает внешние впечатления не пассивно. Оно обрабатывает простые идеи с помощью мышления, рассуждений, веры и сомнения, из чего получаются так называемые идеи рефлексии. Иными словами Локк различает ощущение и рефлексию. Сознание играет не пассивную роль, оно сортирует и обрабатывает все ощущения по мере их поступления в него. Локк подчеркивает, что с помощью органов чувств мы получаем только простые впечатления. Когда я, скажем, ем яблоко, я воспринимаю его не в виде одного-единственного впечатления. В действительности я получаю целый ряд «простых впечатлений» — что данный предмет зеленого цвета, обладает свежим запахом, сочен и кисел на вкус. Лишь съев много яблок, я начинаю мыслить более обобщенно: я, дескать, ем не что-нибудь а яблоко. Согласно Локку, у нас создалось сложное представление о яблоке. Значит материальную основу для своего знания о мире мы получаем исключительно через органы чувств, поэтому, если мы не можем проследить происхождение каких-то сведений от прочего ощущения, значит, эти сведения ложны и должны быть отброшены. Теперь, вторым вопросом, спрашивает, действительно ли мир таков, каким мы его чувствуем? Локк различал так называемые «первичные» и «вторичные качества» предметов. Под первичными качествами подразумеваются протяженность тел, их вес, форма, движение или покой и число. Ощущения передают истинные свойства предметов. Однако мы воспринимаем и другие качества тел. Мы называем что-то сладким или кислым, зеленым или красным, теплым или холодным. Такие качества, которые Локк относил к вторичным — например, цвет, запах, вкус или звучание, — передают не подлинные свойства, заложенные в самих телах, а лишь воздействие внешней реальности на наши чувства. О первичных качествах — вроде размера и веса — нетрудно прийти к согласию, поскольку они заключаются в самих вещах. Второстепенные же качества — вроде цвета и вкуса — изменяются от животного к животному, от человека к человеку и зависят от индивидуальных особенностей органов чувств. Апельсин может показаться сладким или кислым, однако тебе не может «показаться», что он весит восемь килограммов вместо двухсот граммов. Локк открыт для того, что он называет интуитивным, или демонстративным, познанием, и в других областях. Он, например, считает определенные этические нормы чем-то само собой разумеющимся для всех. Он отстаивает идею естественного права, а это — признак рационализма. Столь же явный рационализм проявляется в тезисе Локка, гласящем, что существование Бога подсказывается человеку его разумом.
По словам Локка, познание человеком Бога вытекает из рассудка, а это признак рационализма. Могу также добавить, что он призывал к терпимости и свободе вероисповедания. Кроме того, его волновал вопрос равенства полов. Что женщина подчинена мужчине, заведено человеком, утверждал он, а потому люди же и могут изменить такое положение. Локк указывал прежде всего на необходимость разграничения законодательной и исполнительной властей — как средства предотвращения тирании.
Дэвид Юм жил между 1711-м и 1776-м годами. Из всех эмпириков его философия приобрела наибольшее значение. Ему также воздавали должное, поскольку именно он подтолкнул великого Иммануила Канта к созданию его философской системы. Жизнь его пришлась на середину эпохи Просвещения, он был современником великих французских мыслителей Вольтера и Руссо и объездил всю Европу, прежде чем в конце концов снова осел в Эдинбурге. Важнейшее сочинение Юма, «Трактат о человеческой природе», вышло, когда ему было двадцать восемь лет. Однако идея книги, по его словам, возникла у него в пятнадцатилетнем возрасте. Юм отличался тем, что больше всех прочих философов исходил из повседневной жизни. Кроме того, он особенно остро чувствовал восприятие реальности детьми, то есть новыми гражданами мира. Будучи эмпириком, Юм считал своим долгом разобраться во всех неясных понятиях и нагромождениях мысли, созданных этими твоими мужчинами. Вокруг были завалы письменных и устных высказываний средневековых мыслителей и рационалистов XVII века. Юм хотел вернуться к непосредственному восприятию человеком окружающего мира. «Наши схоластики, — говорил он, — не так уж сильно превосходят обыкновенных людей разумом и искусством рассуждения», чтобы повести нас за кулисы повседневного опыта или предложить иные правила поведения, чем те, к которым мы приходим путем размышления над повседневной жизнью. Согласно Юму, например ангел представляет собой «сложное понятие». Оно состоит из двух разных явлений, которые в действительности не встречаются вместе, однако слились воедино в человеческой фантазии. Это ложное представление. Сходным образом нам нужно разбираться не только со всеми своими мыслями и представлениями, но и с домашними библиотеками. Ибо, как говорил Юм: если мы держим в руке книгу, давайте спросим себя, содержатся ли в ней абстрактные суждения касательно чисел или размеров? Нет. Содержатся ли в ней обретенные опытом суждения о достоверных фактах и бытии? Нет. В таком случае — предайте ее огню. Юм стремился назад, к восприятию действительности ребенком, сознание которого еще не отягощено мыслями и умозаключениями. Юм начинает с утверждения, что у человека бывает два вида представлений: впечатления и идеи. Под «впечатлениями» он понимает непосредственное восприятие внешней действительности. Под «идеями» — воспоминания о подобных впечатлениях. Если ты обжегся о горячую плиту, у тебя мгновенно возникает «впечатление». Впоследствии ты можешь вспомнить, что обжегся. Такое воспоминание Юм называет «идеей». Разница заключается в том, что «впечатление» обычно ярче и живее последующего воспоминания о нем. «Впечатление» служит непосредственной причиной скрывающейся в сознании «идеи». Впечатление, и идея могут быть простыми или сложными. Юм настаивал, что иногда мы соединяем идеи, в реальном мире существующие порознь. Так возникают ложные идеи и представления, которых не найти в природе. Например: ангелы, пегас. Сознание ничего не выдумывает само. Оно вырезает и склеивает, создавая, таким образом, ложные идеи или представления. Юм хочет изучить каждое представление, чтобы убедиться, не составлено ли оно из разных представлений тем способом, которого не существует в реальном мире. Он владеет критическим методом для анализа человеческих представлений и с помощью этого метода пробует навести порядок в наших мыслях и понятиях. Свои грезы мы, люди, творим именно с помощью ножниц и клея. Но Юм делает упор на том, что весь материал, из которого мы склеиваем воображаемые картинки, должен был в свое время поступить в наше сознание в виде простых впечатлений. Тот, кто никогда в жизни не видел золота, не сумеет представить себе и улицу чистого золота. Мы воображаем себе Бога как «бесконечно мудрое, благодетельное и совершенное» создание. Иными словами, у нас есть «сложная идея», которая состоит из чего-то бесконечно мудрого, благодетельного и совершенного. Если бы мы никогда не сталкивались с мудростью, благодетельностью и совершенством, у нас не могло бы появиться такого понятия о божестве. Возможно, в наше представление о Боге входит также то, что он «строгий, но справедливый отец», — то есть оно состоит из простых идей «строгий», «справедливый» и «отец».
Представление о своем Я, считал Юм — это длинная цепь простых впечатлений, которые ты никогда не испытываешь одновременно. Оно есть «не что иное, как связка или пучок различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, в постоянном движении». Сознание — это «нечто вроде театра, в котором выступают друг за другом различные восприятия; они проходят, возвращаются, исчезают и смешиваются друг с другом в бесконечно разнообразных положениях и сочетаниях». Юм отстаивает тезис о том, что под или за такими преходящими восприятиями и настроениями не скрывается никакой «личности». Это как на киноэкране: поскольку картинки мелькают очень быстро, мы не замечаем, что фильм составлен из отдельных кадров. На самом деле картинки не соединены между собой, а фильм есть сумма мгновений. Интересно, что Будда видел человеческую жизнь в виде непрерывного ряда интеллектуальных и физических процессов, ежеминутно изменяющих человека. Младенец отличается от взрослого, а Я сегодняшний отличаюсь от себя вчерашнего. «Ни о чем не могу я сказать: „это мое״, — утверждал Будда, — и ни о чем не могу я сказать: „это я״». Другими словами, никакого Я, или неизменной личности, не существует. «Всё составленное из частей разрушается», - сказал перед смертью Будда. Такие слова могли бы принадлежать и Юму. Юм отвергал всякие попытки доказать бессмертие души или существование Бога. Он считал попытки доказать религиозную веру с помощью разума рационалистическим вздором. Юм не был ни христианином, ни убежденным атеистом. Он был так называемым агностиком - человек, который не знает, существует Бог или нет. Он не отвергал ни христианскую веру, ни веру в чудеса. Но в обоих случаях речь идет о вере, а не о научном знании или здравом смысле. Вполне можно утверждать, что философия Юма разрушила последнюю связь между верой и наукой. Так что Юм отвергает чудеса исключительно потому, что не испытал их на собственном опыте. Однако его опыт также не доказывает, что они не могут случиться.
Согласно Юму, чудо — это нарушение законов природы. Тем не менее бессмысленно говорить, будто мы на своем опыте испытываем законы природы. На опыте мы лишь наблюдаем, как камень падает на землю, когда его выпускают из рук. А если бы он вдруг не упал… тогда бы у нас был другой опыт. Юм сказал бы, что ты много раз на собственном опыте испытала падение камня на землю. Но ты не испытала другого: что он будет падать каждый раз. Принято считать, что камень падает на основании закона тяготения. Но мы не наблюдали самого закона, мы наблюдали лишь падение разных предметов. Юм был уверен, что при каждой новой попытке бросить камень он непременно упадет на землю. Философ лишь указывает, что не убедился на опыте, почему это происходит. Юм подчеркивает, что ожидание определенной последовательности событий заложено не в самих вещах, а в нашем сознании. И это ожидание, как мы уже убедились, связано с привычкой. Опять-таки маленький ребенок и глазом не моргнул бы, если бы один шар толкнул другой — и оба замерли на месте. Говоря о законах природы или о причине и следствии, мы рассуждаем не столько о том, что отвечает здравому смыслу, сколько о привычке. Законы природы нельзя назвать ни сообразующимися со здравым смыслом, ни противоречащими ему — они такие, какие есть. Иными словами, ожидание того, что при столкновении с черным шаром белый придет в движение, не является врожденным. Мы вообще не рождаемся с набором ожиданий по поводу того, как должен функционировать окружающий мир и его явления. Мы просто познаем его таким, какой он есть. Юм не отрицает существования непреложных законов природы; мы склонны делать такие выводы, поскольку не в состоянии воспринять сами законы природы.
Один эмпирик XX века, Бертран Рассел, приводит более гротескный пример. Цыпленок, который каждый день получает корм после того, как птичник прошел через двор, в конечном счете приходит к выводу о взаимосвязи между приходом птичника и появлением в кормушке еды. Однажды птичник проходит через двор и сворачивает цыпленку шею.
Следование во времени одного события за другим вовсе не обязательно означает существование между ними причинно-следственной связи. Одну из своих первейших задач философия видит в том, чтобы предостерегать людей от поспешных выводов. Собственно, такая поспешность порождает многие суеверия (черная кошка).
По Юму, все люди желают другим добра и благополучия. Иными словами, у нас есть способность к сочувствию и сопереживанию. Но это никак не связано с рассудком.
Пример: можно ли убить другого человека – нельзя, потому что он любит жизнь – это переход от констатирующего суждения («другой человек тоже любит жизнь») к так называемому модальному, или предписывающему, суждению («поэтому его нельзя убивать»). Юм утверждал, что нельзя делать умозаключения, переходя от констатирующего суждения к модальному. Тем не менее такое явление очень распространено, особенно в газетных статьях, программах партий и парламентских речах. Мы пришли к выводу о невозможности доказать с помощью разума, как нам следует вести себя. Ответственное поведение связано с мобилизацией не разума, а чувств, то есть желания добра другим. «Я не вступлю в противоречие с разумом, если предпочту, чтобы весь мир был разрушен, тому, чтобы я поцарапал палец», — писал Юм. Мы спасаем человека не по тому, что раздумываем, а потому что сочувствуем.
После войны многие нацисты предстали перед судом за совершённые продуманно преступления, но их осудили не за «отсутствие разума», а за жестокость. Иногда, как известно, людей освобождают от ответственности за содеянное, если они не в своем уме.
Джордж Беркли был ирландским епископом, он родился в 1685-м и умер в 1753 году. Беркли оказался самым последовательным эмпириком. Беркли считал, что все вещи в мире таковы, какими мы их воспринимаем в ощущении, но при этом они не «вещи». Он говорит: существует только то, что мы воспринимаем. Но мы не воспринимаем «материю», не воспринимаем «вещь» в ее конкретном воплощении. Предполагать, что за нашими ощущениями скрывается некая «субстанция», значит приходить к скоропалительным выводам. У нас вообще нет убедительных примеров из опыта, чтобы делать подобные заявления.
Если стукнуть по столу, то испытаешь ощущение чего-то твердого, но ты не почувствуешь самой материи, из которой состоит стол. Тебе, скажем, может присниться, что ты стукнулась обо что-то твердое, но разве оно присутствовало во сне? Помимо всего прочего, человеку можно внушить те или иные ощущения. Его можно заставить под гипнозом чувствовать тепло или холод, ласку или удар кулаком.
Ощущение твердости дает нам «воля или дух». Все наши идеи, утверждал он, обусловлены причиной, лежащей вне нашего сознания, но причина эта не материального, а духовного происхождения. Причиной моих представлений (например, во сне) может быть моя собственная душа, но лишь чужая воля или дух порождают идеи, составляющие наш «материальный» мир. Все вещи «принадлежат… духу (Богу), который творит всё во всем и которым все существует», — утверждал Беркли. - «Мы можем даже утверждать, что существование Бога воспринимается гораздо очевиднее, чем существование людей». Каждая вещь, которую мы видим и чувствуем, «есть знак или действие божественного всемогущества», заявляет Беркли, и ничто не может быть более очевидно, «чем существование Бога или духа, ближайшим образом присущего нашим умам, производящего в них все то разнообразие идей или ощущений, которое постоянно воздействует на нас». Иными словами, вся окружающая нас природа и все наше бытие зиждется на Боге. Он — единственная причина всего сущего. Беркли подвергает сомнению не только материальную действительность. Он сомневается и в независимом существовании пространства и времени. Наше ощущение пространства и времени тоже может ограничиваться сознанием. Наша неделя или месяц вовсе не обязательно будет неделей или месяцем для Бога…
Беркли отрицает существование материального мира за пределами человеческого сознания. Наши чувственные ощущения вызываются Богом.
Памятка.
Подобно своим предшественникам, Демокрит считал, что изменения в природе нельзя объяснять «переменами» вещества, а потому предположил, что все состоит из невидимых кирпичиков, каждый из которых вечен и неизменен. Демокрит называл эти мельчайшие частицы атомами.
Аристотель указывал, что в нашем сознании не существует ничего, чего бы сначала не было в чувствах. Платон сказал бы, что в природе нет ничего, чего бы сначала не было в мире идей. Таким образом, по утверждению Аристотеля, Платон «удваивал количество вещей».
Иными словами, Аристотель хотел произвести генеральную уборку в кладовой природы. Он пытался показать, что все предметы бытия относятся к разным группам и подгруппам.
Читая Плотина. Во всем сущем присутствует божественная тайна. Мы видим, как она сияет в цветке подсолнуха или мака. Улавливаем ту же непостижимую тайну в бабочке, что вспархивает с ветки… в золотой рыбке, что плавает в аквариуме.
Но ближе всего к Богу мы собственной душой. Только через нее мы можем приобщиться к великой загадке бытия. Иногда нам даже начинает казаться, будто эта божественная тайна — мы сами.
1) Борьба с авторитетами
2) Рационализм
3) Просветительская идеология
4) Культурный оптимизм
5) Назад к природе
6) Гуманизация христианства
7) Права человека.
В XVIII веке много крупных мыслителей дала миру и Франция. Можно сказать, что в первой половине столетия философский центр тяжести приходился в Европе на Англию, к середине века он сместился во Францию, а ближе к концу — в Германию.
Речь идет о таких значительных фигурах, как Монтескье, Вольтер, Руссо и многие другие.
Французские философы Просвещения не раз наведывались в Англию, которая во многих отношениях была более свободомыслящей страной, чем их родина. Огромный интерес вызывало у мыслителей английское естествознание, в первую очередь Ньютон и его универсальная физика. Однако не меньшее вдохновение они черпали и в философии, особенно в политической теории Локка. У себя во Франции они со временем двинулись в наступление на авторитеты. По их мнению, необходимо было скептически подойти к истинам, доставшимся в наследство от прошлого. Подразумевалось, что индивидуум должен сам отыскивать ответы на все вопросы. В этом чувствуется влияние Декарта.
Бунт против авторитетов был не в последнюю очередь обращен против власти церкви, короля и знати. Во Франции XVIII века эти институты были куда более влиятельными, чем в Англии.
В 1789 году разразилась революция.
Эмпирик Юм умер лишь в 1776 году. Монтескье оставалось жить еще двадцать лет, а Вольтеру и Руссо (оба они умерли в 1778 году) — два года. Но все трое побывали в Англии и были хорошо знакомы с философией Локка. Как ты, вероятно, помнишь, Локк был не очень последовательным эмпириком. Он, например, считал, что и вера в Бога, и определенные нравственные нормы заложены в человеческом разуме. Это составляет основу и французской философии эпохи Просвещения.
Так же как и античные гуманисты — например, Сократ и стоики, — философы Просвещения чаще всего безраздельно верили в человеческий разум. Вера эта была настолько очевидна, что эпоху Просвещения во Франции нередко называют периодом рационализма. Новое естествознание выявило разумное устройство природы. Тогда философы Просвещения поставили перед собой задачу заложить такие основы морали, религии и этики, которые бы соответствовали присущему человеку разуму. Это и привело к просветительской идеологии.
Необходимо было «просвещать» широкие народные массы, поскольку от этого зависело создание лучшего общества. Считалось, что бедность и притеснения объясняются невежеством и предрассудками, в связи с чем было обращено особое внимание на воспитание детей и народа. Неудивительно, что педагогика как наука берет свое начало именно в эпохе Просвещения
Характерно, что памятником мысли Просвещения стал большой словарь. Я имею в виду двадцативосьмитомную «Энциклопедию, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел», которая издавалась с 1751-го по 1772 год и в которую внесли свой вклад все виднейшие философы того времени. «Там есть всё, — говорилось о ней, — от способа вдевать нитку в иголку до способа заряжать пушку».
Философы Просвещения считали, что стоит только распространиться знаниям и здравому смыслу, как человечество гигантскими шагами пойдет вперед. Рано или поздно неразумность и невежество должны отступить под натиском «просвещенного» человека. Эта идея была едва ли не доминирующей в Западной Европе буквально до недавнего времени. Лишь в последние лет двадцать мы утратили былую уверенность в том, что любое «развитие» идет на пользу. Но такая критика «цивилизации» выдвигалась еще французскими просветителями.
Для личности лозунгом стало — назад к природе, однако под «природой» философы Просвещения понимали примерно тот же разум, или рассудок. Ведь человеческий разум дан природой — в противоположность религии и «цивилизации». Указывалось на то, что «первобытные народы» нередко здоровее и счастливее европейцев, поскольку они не «цивилизованы». Лозунг о «возвращении к природе» выдвинул Руссо. Ведь природа хорошая, и человек «по природе» («по натуре своей») хороший, добрый. Все зло заключено в обществе. Руссо еще утверждал, что ребенок должен как можно дольше жить в своем «естественном» состоянии невинности. Мысль о самоценности детства также, можно сказать, берет начало в эпохе Просвещения. Раньше детство рассматривалось скорее как приготовление к взрослой жизни. Религию нужно было привести в соответствие с «естественным» человеческим разумом. Многие выступали за так называемую гуманизацию христианства, которая идет шестым пунктом нашего списка. В этот период жило множество убежденных материалистов, не веривших ни в какого Бога, то есть ставших на атеистическую точку зрения. Большинство философов Просвещения, однако, считало неразумным представлять себе мир без Бога — уж слишком разумно он был устроен. Такого мнения, например, придерживался Ньютон. Столь же разумной считалась вера в бессмертие человеческой души. Вопрос о существовании у человека бессмертной души связывали скорее с рассудком, чем с верой, как это делал и Декарт. Согласно философам-просветителям, христианство необходимо было очистить от неразумных догматов, или принимаемых на веру истин, которыми на протяжении веков обросла незамысловатая проповедь Христа.
Под «деизмом» понимается воззрение, основанное на том, что мир создан Богом в незапамятные времена, но что с тех пор Бог не являлся к нам. Бог, таким образом, низводится до «высшего существа», которое дает о себе знать человеку через природу и ее законы, а не предстает перед ним какими-либо «сверхъестественными» способами. С подобным «философским Богом» мы сталкиваемся еще у Аристотеля. Для него Бог был «первопричиной» бытия, или «перводвигателем».
Что касается прав человека, то, французские просветители не удовлетворялись теоретическими взглядами на место человека в обществе. Они активно боролись за «естественные права», в первую очередь против цензуры, то есть за свободу печати. Что касается религии, морали и политики, личность должна была получить право свободно мыслить и выражать свои мысли. Кроме того, просветители выступали против рабства негров и за более гуманное обращение с преступниками.
Принцип «неприкосновенности личности» в конце концов всплыл в «Декларации прав человека и гражданина», принятой в 1789 году французским Национальным собранием. Но просветители хотели утвердить определенные права, которыми обязаны обладать все люди уже в силу того, что родились людьми. Именно их они подразумевали под «естественными правами». Мы по-прежнему говорим, что законы, действующие в такой-то стране, зачастую противоречат «естественному праву». И по-прежнему наблюдаем, как индивидуумы — или целые группы населения — ссылаются на «естественное право», чтобы вступить в борьбу против бесправия, насилия и отсутствия свободы.
Революция 1789 года закрепила ряд прав, которые должны были распространяться на всех «граждан», однако под гражданином понимался преимущественно мужчина. Тем не менее как раз во время Французской революции появляются зачатки феминистского движения. Уже в 1787 году философ-просветитель Кондорсе выпустил сочинение о правах женщин. По его словам, женщины имеют те же «естественные права», что и мужчины.
KAHT …звездное небо надо мной и моральный закон во мне…
Иммануил Кант родился в 1724 году в городе Кенигсберге (Восточная Пруссия) и был сыном седельного мастера. В Кенигсберге он и прожил почти всю свою жизнь, до самой смерти, последовавшей в возрасте восьмидесяти лет. Он происходил из крайне религиозной семьи. Вера Канта имела немаловажное значение для его философской системы: как и Беркли, он стремился спасти основы христианской веры. Кант был также первым из рассматриваемых нами мыслителей, кто получил в университете должность профессора философии.
Мыслителей занимал вопрос о познаваемости мира. Эта философская проблема объединяла всех, кто шел после Декарта. Указывалось на две возможности: мир либо в точности таков, каким мы его ощущаем, либо таков, каким он представляется нашему разуму. Кант утверждал, что в нашем восприятии мира важную роль играет и ощущение, и разум. Но, по его мнению, рационалисты переоценивали разум, а эмпирики заходили слишком далеко в акцентировании чувственного опыта. Отправная точка у Канта такая же, как у Юма и эмпириков: все наши знания о мире идут от чувственного опыта. Но — и тут он протягивает руку рационалистам — в нашем разуме также заложены важные предпосылки того, как мы воспринимаем окружающий мир. Иначе говоря, в человеческом сознании существуют некие условия, определяющие наше восприятие. Пример: если надеть «розовые» очки, то мы увидим мир в розовом свете, но это не значит, что он таков. Кант, София, утверждал, что в самом нашем рассудке есть определенные предрасположенности, которые и влияют на наши ощущения. Что бы мы ни видели, мы воспринимаем все явления прежде всего в пространстве и времени. Кант называл пространство и время двумя «формами созерцания», подчеркивая, что эти «формы» в нашем сознании предшествуют любому ощущению. Это означает, что мы заранее, до восприятия какого-либо явления, знаем, что оно будет воспринято нами в пространстве и времени, поскольку мы не в силах снять с себя «очки» разума. Что мы видим, зависит от того, где мы родились: в Индии или в Гренландии. Однако, где бы мы ни были, мы везде воспринимаем бытие в виде процессов, протекающих в пространстве и времени. Это можно сказать заранее. Кант настаивал на том, что пространство и время являются составной частью человека. Пространство и время — в первую очередь свойства не мира, а нашего сознания. Иными словами, человеческое сознание — отнюдь не пассивная «доска», которая лишь воспринимает чувственные впечатления извне, а активно воздействующая инстанция. Сознание само «лепит» наше восприятие мира. Это можно сравнить с тем, что происходит, когда ты наливаешь воду в стеклянный кувшин. Вода приспосабливается к форме кувшина. Так же и чувственные впечатления приспосабливаются к нашим «формам созерцания». По утверждению Канта, не только сознание подстраивается под вещи, но и вещи подстраиваются под сознание. Сам Кант называл это «Коперниковым переворотом» в вопросе о человеческом познании. Рационалисты, можно сказать, забыли о значении опыта, а эмпирики упускают из вида влияние сознания на наше восприятие действительности. Даже закон причинности (который Юм считал недоступным нашему опыту) является, по Канту, частью человеческого разума. Юм утверждал, что мы лишь по привычке неизбежно воспринимаем за происходящими в природе процессами причинно-следственные связи. Согласно Юму, мы не можем ощутить, что причиной движения белого бильярдного шара был черный, а потому не можем и доказать, что черный шар всегда будет приводить белый в движение. Но именно то, что Юм считал невозможным для доказательства, Кант берет за основу как свойство человеческого разума. Закон причинности действует у него всегда и без исключений просто-напросто потому, что наш разум воспринимает все происходящее в виде причинно-следственных отношений. Во всяком случае, Кант настаивает, что этот закон заключается в нас. Он до известной степени согласен с Юмом в том, что нам не дано твердо знать, каков мир сам по себе. Мы можем лишь знать, каков мир «для меня» — или для всех людей. Проводимое Кантом различие между «dasDingansich» и «dasDingfurmien» стало важнейшим вкладом в философию. Кант различал «вещь в себе» и «вещь для меня». О том, каковы вещи сами по себе, нам никогда не будет точно известно. Мы можем лишь познать, какими они «демонстрируют себя» нам. Зато мы еще до восприятия опытом можем сказать, как определенное явление понимается человеческим разумом. У нас могли бы быть другие органы чувств. Мы могли бы иначе воспринимать пространство и иметь иное чувство времени. Помимо всего прочего, мы могли быть сотворены таким образом, чтобы не искать причин происходящих вокруг нас событий (пример: кошка бросается за мячом, но не ищет причины его движения). Согласно Канту, существует два вида обстоятельств, влияющих на восприятие человеком мира. С одной стороны, это внешние обстоятельства, о которых мы не имеем никакого представления, пока не ощутим их. Назовем их материалом познания. С другой стороны, это внутренние обстоятельства, действующие внутри самого человека, например, наше восприятие всего происходящего в пространстве и времени как явлений, подчиняющихся нерушимому закону причинности. Их мы можем назвать формой познания. В отношении глобальных философских проблем Кант считает, что тут разум действует за пределами возможностей человеческого познания. В то же время в человеческой натуре — или в человеческом рассудке — заложена неодолимая тяга ставить подобные вопросы. Но если мы, к примеру, спрашиваем, бесконечен или конечен космос, мы задаем вопрос о целом, сами являясь лишь крохотной его частицей, так что нам не дано когда-либо познать его во всей полноте. Но когда мы интересуемся происхождением Вселенной (и обсуждаем возможные ответы на этот вопрос), тут наш разум как бы пробуксовывает. Ему не хватает материала для «обработки», у него нет опыта, на котором он мог бы отточить себя, поскольку мы никогда не ощущали всю необъятную действительность, частью которой являемся сами. Между тем человеческому разуму всегда будет свойственно задаваться вопросом, откуда прикатился мяч. Вот почему мы спрашиваем и спрашиваем, напрягаем все силы, дабы найти ответы на глобальные вопросы. Но мы так и не находим, за что бы уцепиться, не получаем точных ответов, потому что у разума нет почвы под ногами и он буксует. В отношении крупных вопросов, касающихся всего бытия, Кант показал, что по ним всегда будут существовать две противоположные версии ответов, в равной степени правдоподобные и неправдоподобные с точки зрения человеческого разума. Сказать, что у мира должно быть начало во времени, и сказать, что у него не было такого начала, одинаково правомерно. Но разум не в состоянии представить себе ни ту, ни другую возможность. Мы можем утверждать, что мир существовал вечно, однако может ли что-нибудь существовать, не появившись на свет? Теперь мы вынуждены принять противоположную точку зрения. Мы говорим, что, по всей вероятности, мир некогда возник, причем возник из ничего, — ведь если это не так, мы бы говорили лишь о переходе из одного состояния в другое. Но может ли что-нибудь возникнуть из нуля?
Мы заходим в тупик, пытаясь с помощью разума доказать существование Бога. Рационалисты — в частности, Декарт — утверждали, что Бог обязан существовать хотя бы в силу того, что у нас есть представление о «всесовершенном создании». Другие — в их числе Аристотель и Фома Аквинский — приходили к выводу, что Бог обязан существовать, поскольку у всех вещей должна быть первопричина.
Кант отвергал оба эти доказательства. Ни разум, ни опыт не способны подтвердить существование Бога. Для разума его существование одинаково правдоподобно и неправдоподобно.
Но Кант стремился спасти основы христианской веры и открыл возможность чисто религиозного подхода. Там, где не хватает ни опыта, ни разума, возникает пустота, которую можно заполнить верой. Кант пошел чуть дальше утверждения, что эти вопросы следует оставить вере. По его мнению, для человеческой нравственности фактически необходимо исходить из того, что человек обладает бессмертной душой, что существует Бог и что у человека есть свобода воли.
В отличие от Декарта, он подчеркивает, что пришел к этому не через разум, а через веру. Сам он называл эти три положения — веру в бессмертие души, в существование Бога и в свободу воли — практическими постулатами.
«Постулировать что-либо» значит утверждать что-то, не поддающееся доказательству. Под «практическим постулатом» Кант понимает нечто необходимое для «практической деятельности» человека, то есть для его нравственности. «Морально необходимо признать бытие Бога», — говорит он.
Ремарка. Если бы человеческий мозг был настолько прост, чтобы мы могли понять его, мы бы сами были настолько глупы, что все равно не сумели бы его понять.
Не следует ожидать, что мы сумеем понять, кто мы такие. Возможно, мы в состоянии до конца разобраться в цветке или в насекомом, но нам никогда не понять самих себя. Еще меньше у нас шансов понять Вселенную.
Скептицизм Юма по поводу того, что мы можем узнать через ощущения и разум, вынудил Канта заново продумать многие из важнейших проблем бытия, в том числе в области морали. Согласно Юму, ни разум, ни опыт не могут подсказать нам отличие верного от ложного. Подсказать это могут лишь чувства. Канту такая основа казалась слишком шаткой.
Кант с самого начала воспринимал различие между хорошим и плохим как нечто вполне реальное. Здесь его мнение схоже со взглядом рационалистов, которые считали, что человек способен различать правильное и неправильное с помощью рассудка. Всем известно, что хорошо, а что плохо, причем мы знаем это не потому, что нас этому научили, а потому, что это заложено в нашем сознании. По Канту, любой человек обладает «практическим разумом», то есть разумом, который в каждом конкретном случае подсказывает нам, что с точки зрения нравственности правильно, а что неправильно.
Умение различать хорошее и дурное не менее врожденное, чем прочие свойства разума. Как все люди обладают одинаковыми формами сознания (сюда относится, например, наша способность воспринимать явления как причинно обусловленные), так каждый обладает доступом к универсальному нравственному закону. Этот нравственный закон не менее абсолютен, чем физические законы природы. Он столь же основополагающ для нашего морального бытия, как основополагающи для бытия нашего разума тезисы о том, что все имеет свою причину или что 7 + 5 = 12. Поскольку нравственный закон предшествует всякому опыту, он «отвлеченно-формален», то есть не привязан к каким-либо конкретным ситуациям морального выбора. Он применим для всех людей, живущих в любом обществе и в любую эпоху. В нем не говорится, что, попав в такое-то положение, ты должен поступить так-то и так-то. В нем говорится, как ты должен поступать в любых положениях. Возникает вопрос: какой смысл носить в себе нравственный закон, если он не подсказывает тебе, как поступать в конкретных случаях? Кант называет свой нравственный закон категорическим императивом, понимая под этим, что закон «категоричен», то есть относится ко всем случаям, и к тому же представляет собой «императив», то есть он «повелителен», обязателен, не допускает выбора. Кант формулирует свой «категорический императив» разными способами. Прежде всего, он говорит: поступай только согласно такой максиме (то есть правилу), руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом. То есть, когда я что-нибудь делаю, я всегда должен спросить себя, хочу ли я, чтобы все попавшие в сходное положение поступали так же. Лишь в этом случае ты будешь поступать в согласии с нравственным законом внутри себя. Кант также сформулировал «категорический императив» иначе: поступай так, чтобы ты всегда относился к человеку как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству. Ты же не имеешь права использовать самого себя как средство к достижению чего-либо. В известном «золотом правиле» - поступать с другими так, как ты хотел бы, чтобы другие поступали с тобой - выражено то, что Кант называл «нравственным законом». Только если ты делаешь что-то, потому что считаешь своим долгом следовать нравственному закону, можно говорить о нравственном поступке. Вот почему этику Канта нередко называют этикой долга. По Канту, решающим фактором для того, чтобы посчитать какой-то поступок нравственно правильным, служат не его последствия, а именно умысел, поэтому этику Канта также называют этикой умысла. Только соблюдая нравственный закон, мы действуем свободно.
Пояснение. Кант делит человека на две части, причем его деление напоминает принцип Декарта, который считал человека «двояким существом», поскольку он обладает и телом, и разумом. Как чувствующие создания, утверждает Кант, мы целиком подпадаем под действие нерушимых законов причинности. Мы не вольны определять, что нам чувствовать, ощущения неизбежно приходят и заполняют нас, хотим мы того или нет. Однако человек — существо не только чувствующее, но и разумное. Будучи чувствующими созданиями, мы полностью принадлежим природе, а потому подчиняемся закону причинности. Если посмотреть с этой стороны, никакой свободы воли у нас нет. Но в качестве разумных существ мы составляем часть того, что Кант называл «вещью в себе», — то есть мира, как он есть, независимого от наших ощущений. Только когда мы следуем своему «практическому разуму» (благодаря которому можем делать нравственный выбор), мы и обладаем свободой воли. Ибо, подчиняясь законам нравственности, мы сами определяем закон, на который равняемся. Независимость — и свобода — требуется как раз для того, чтобы подняться выше своих желаний и порочных привычек.
А что с животными? Они ведь следуют исключительно своим желаниям и потребностям. У них, значит, нет свободы следовать нравственному закону?
— Нет, такая свобода и делает нас людьми.
В заключение, вероятно, можно сказать, что Канту удалось вывести философию из тупика, в который она зашла в споре между рационалистами и эмпириками, а потому Кантом завершается определенная эпоха в истории философии. Он умер в 1804 году — с расцветом следующей эпохи, которую мы называем романтизмом. На могиле Канта в Кёнигсберге выбито одно из самых известных его изречений — о двух вещах, которые «наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением». Эти две вещи для Канта — «звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Продолжение цитаты гласит: «И то и другое мне нет надобности искать и только предполагать как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования».
