2014-02-13
497
Положение женщины
Женщины Ассирии, даже жены и наложницы царей, всегда считались собственностью мужчин, к тому же собственностью не из самых ценных. Ни в патриархальном Вавилоне, ни в хеттской державе, ни в хурритских государствах — ни в одной из стран Древнего Востока не существовало столь беспредельно свирепых законов, направленных против женщин, какие существовали в Ассирии. Читая среднеассирийский судебник, прослезился бы от радости любой средневековый инквизитор, одержимый навязчивой идеей, что женщина — сосуд греха и зла.
Согласно законам, запечатленным на глиняных табличках во II тыс. до н.э., муж имел право по любому поводу (и без оного) бить и увечить свою жену; за самые незначительные проступки провинившейся отрезали нос и уши, обливали ее смолой, до полусмерти избивали палками. Ни до, ни после замужества женщина не имела своего имущества и ни под каким видом не могла требовать от мужа развода. Кстати, в Вавилоне законы Хаммурапи предусматривали развод по желанию жены, причем, уходя к отцу, она забирала с собой приданое. Но в Ассирии женщину от мужа освобождала только смерть; если же супруга убегала из дома (что, по-видимому, случалось довольно часто), беглянке полагалось отрезать уши; кроме того отрезали уши жене того, кто осмелился ее укрыть... Жене, но не самому укрывателю!
|
|
|
Кроме наказаний (жене человека, написанных) на (этой) таблетке, человек может свою жену (бить), выщипывать ей (волосы), бить по у(шам) и ко(лотить), вины его (в том) нет.[109]
Сыновья обретают самостоятельность только со смертью отца (или его отходом от дел). Но до этого еще нужно дожить им самим. До этого даже свободнорожденные дети очень часто ничем не отличаются от наемников, а то и вообще от простых рабов: они выполняют ту же работу, носят такую же одежду, едят за одним столом одну и ту же пищу.
Уместно вспомнить жалобу старшего наследника из библейской притчи о блудном сыне:
Из притчи о блудном сыне. Старший сын, обиженный вниманием, которое отец уделяет вернувшемуся блудному брату, говорит:
«...вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими».[110]
Отметим весьма красноречивый в этом контексте глагол «служить».
Конечно, никто из них никогда не поменялся бы своим местом с невольником, ибо личная свобода даже здесь, в маленьком, но вместе с тем жестко иерархизированном мирке отгородившейся от всех патриархальной семьи, стоит дорого. Хотя в той же притче промотавший свою часть имения сын готов даже к такому решению:
