Чужие и местные

В первые годы коллективизации председателями колхозов чаще становились чужаки — рабочие-25-тысячники, коммунисты,

присланные из города, чем члены сельской общины. В особеннос­ти характерно это было для основных зернопроизводящих райо­нов: на Северном Кавказе, к примеру, в 1930 г. две пятых пред­седателей составляли 25-тысячники. Но уже к середине 30-х гг. пришельцы из города стали редкостью, и подавляющее большин­ство колхозных председателей были местными крестьянами⁴⁴. «Чужие» председатели не имели непосредственных предшествен­ников в историческом опыте деревни, а вот «местные» продолжа­ли долгую традицию назначаемых или выборных деревенских ру­ководителей — управляющих и надсмотрщиков, волостных и об­щинных старост, — которые не только выполняли функции уп­равления и поддержания дисциплины, но и должны были дейст­вовать как посредники между деревней и внешней властью.

Разумеется, существовали различия в зависимости от местнос­ти. На совещании председателей колхозов в начале 1935 г. один выступавший сообщал, что в Курском районе, относящемся к Центральному земледельческому району РСФСР, более 90% пред­седателей — местные, тогда как другой выражал сожаление по поводу того, что в Киевском районе, все еще с трудом оправляв­шемся от сокрушительных последствий голода, «среди председа­телей колхозов практически нет местных». Три года спустя ин­спекция Мелитопольского района на юге Украины показала, что 76% лиц, являвшихся на тот момент председателями колхозов, происходили из того же села, а еще 7% — из других сел в той же местности⁴⁵.

Неопубликованные материалы неофициальной встречи предсе­дателей колхозов, состоявшейся в апреле 1935 г. в Наркомземе, дают нам редкую возможность бросить взгляд на личность «чужо­го» председателя переходного периода. Из двадцати с лишним участников встречи, вызванных из различных регионов страны, почти все были «чужими» председателями — верными и испытан­ными коммунистическими кадрами, последние пять лет беспре­рывно занятыми ликвидацией узких мест, бросаемыми из одного разваливающегося колхоза в другой и испытавшими все тяготы жизни в деревне в эпоху коллективизации и голода.

Типичен для всей этой группы послужной список председателя колхоза «Киров» Винницкой области на Украине Французова:

«Я работаю сам 2 года в этом колхозе, я сам рабочий, работал на производстве и в 1930 г. только прибыл в Антониевский район, откуда меня в 1931 г. послали в колхоз того же района, отсталый колхоз, я там проработал 8 месяцев, колхоз поднялся... После этого меня снимают опять на районную работу, и в 1933 г. я ухожу в колхоз "Большие Тузы", где все правление было снято за вредительскую работу в колхозе...»⁴⁶

Другие выступавшие также описывали работу «чужого» пред­седателя как странствующего профессионального ликвидатора прорывов и узких мест. Лишь в последние два года, говорил один из них, председатель со стороны стал задерживаться в одном кол­хозе на более или менее продолжительное время: «А до этого

года, если не объедет за год председатель 5 колхозов, то что он за председатель, мякиш какой-то»⁴?.

Некоторые выступавшие проводили четкую границу между собой и «местными» председателями. Сами являясь чужаками, они в принципе не высказывали возражений против местных кан­дидатур в председатели. По их мнению, положение местного председателя отличалось известными преимуществами: он держал собственный скот, имел приусадебный участок и, следовательно, мог себя прокормить. Один выступавший, переживший голод в Киевской области в качестве «чужого» председателя, резко под­черкнул этот момент:

«Условия председателя, в особенности того, который приезжа­ет в район — не свой человек, очень трудные. Взять 1933 год, когда я приехал в колхоз, — целый год я буквально голодал, хотел взять денег, ничего не было. Хлеба нет, авансирования нет. Сейчас хорошо, что я получил на трудодни, имею хлеб, — если меня перебросят в другой колхоз, я имею базу. Но представьте себе, что взяли председателя из Москвы и послали его на место. Он должен ждать нового урожая...»⁴⁸

На местах считали само собой разумеющимся, что чужой пред­седатель, являясь на новое место работы, вынужден был присваи­вать кое-какой колхозный скот, чтобы выжить. Хотя об этом не принято было говорить вслух, даже неофициально, киевского председателя спровоцировали наивные вопросы чиновника из нар­комата, по-видимому, думавшего, что коровы растут на деревьях или, по крайней мере, появляются волшебным образом в резуль­тате постановлений из Москвы:

«ВОПРОС. Корову имеете?

ОТВЕТ. Нет, своей не имею, взял одного поросенка.

ВОПРОС. Почему не имеете коровы?

ОТВЕТ. Вы также, вероятно, не имеете.

ВОПРОС. Вы председатель колхоза.

ОТВЕТ. На это нужно иметь не меньше 1000—1500 рубли­ков... Когда я пришел в колхоз, там была одна корова и один бык. Так что, если бы я и хотел взять, я не мог бы взять, а теперь мы имеем 66 шт. рогатого скота, попробуйте взять телку.

ВОПРОС. Значит, не собираетесь долго сидеть...»⁴⁹

Чужой председатель редко задерживался на своем посту на­долго. Но и местный тоже. Центральное руководство постоянно осуждало исключительно высокую текучесть кадров среди колхоз­ных председателей, однако без всякого толку. На январь 1936 г. 37% всех председателей колхозов и их заместителей в Советском Союзе работали на своей должности меньше года, и лишь 18% за­нимали ее 3 года или дольше. И это еще был сравнительно мир­ный период в деревне: в бурную эпоху начала 30-х гг. или во время Большого Террора 1937 — 1938 гг. текучесть была куда выше⁵⁰.

Тому было много причин. Одна из них заключалась в том, что председателей делали козлами отпущения, если колхоз не выпол-

нял свои обязательства по госпоставкам. В середине 30-х гг. за 14 месяцев 73% председателей колхозов в Кировской (Вятской) области были сняты с должности и вдобавок отданы под суд за «экономический саботаж» (две трети из них были осуждены). Председатель-коммунист из Вельского района Западной области, которому грозило обвинение в растрате 4000 руб., с горечью заме­тил, что он в этом колхозе седьмой председатель и, по-видимому, будет седьмым, попавшим в тюрьму, — «выходит, что все предсе­датели колхоза плуты и воры, и я тоже». Впрочем, в иных слу­чаях увольнение не представлялось большим злом: «Я здесь в Белом работаю с 1932 г., — говорил директор местной МТС, — и каждый год меня снимают с работы, и каждый год восстанавли­вают»^.

По словам Я.А.Яковлева, партийного руководителя, отвечав­шего за сельское хозяйство, таков был один из способов, с помо­щью которого районное начальство пыталось уйти от ответствен­ности:

«Для иного районного руководителя снять с работы председа­теля колхоза — это вроде того, что получить удостоверение на звание хорошего администратора. Если спросят такого "админи­стратора", почему у него дело плохо с посевом, или с уборочной, или с хлебозаготовками, — у него всегда наготове доказательство своей энергичной деятельности: мы свое дело сделали, мы сняли столько-то председателей»52.

Кроме того, когда около середины 30-х гг. развернулось движе­ние за «колхозную демократию», снятию с должности председате­лей колхозов — теперь уже по большей части местных — стали способствовать сами колхозники. На председателей писали и доно­сы — испытанный метод, широко и успешно применявшийся крес­тьянами, желающими избавиться от неугодного председателя.

Если мы пристальнее вглядимся в отчет партийного работника, расследовавшего один из таких доносов, то найдем еще одну при­чину высокой текучести кадров среди председателей — трудность подыскания подходящей кандидатуры. Жертва доноса Василь­ков — бывший коммунист и районный работник, исключенный из партии и смещенный со своей должности в результате скандала (по-видимому, его поймали на воровстве). Несомненно, его дру­зья в районе сочли, что ему лучше отсидеться в родной деревне, и назначили его туда председателем колхоза. Однако эта кандида­тура не представлялась идеальной: Васильков должен был пла­тить алименты первой жене, жившей в деревне, усугублял поло­жение и его отец, проживавший там же и отказывавшийся всту­пать в колхоз. Два местных коммуниста, которые могли бы стать альтернативными кандидатами на руководящий пост, тоже оказа­лись не на высоте: один грамотный, но неподходящий по социаль­ному происхождению, другой из бедняков, как полагается, но «мягкотел, не инициативен». Что касается трех колхозных брига­диров, возглавивших антивасильковскую кампанию, то и они не

вызывали доверия: один был когда-то осужден за скупку крадено­го, другого недавно осудили за словесное оскорбление и угрозу физическим насилием, третий пил. Колхозники уже выбрали но­вого председателя, докладывал партийный следователь, и он под­ходит по всем статьям, за исключением того, что работает не в колхозе, а на местной фабрике⁵³.

Как уже отмечалось, женщины во второй половине 30-х гг. редко занимали должность председателя колхоза. На Втором съезде колхозников-ударников в 1935 г. было несколько впечатля­ющих фигур ярко выступавших женщин-председателей: напри­мер, Маремьяна Карютина, уверенная в себе, несгибаемая пятиде­сятишестилетняя делегатка, председатель колхоза в Ленинград­ской области с 1929 г.; Александра Левченкова, молодая женщина с коротко стрижеными волосами и решительными взглядами, председатель колхоза в Воронежской области. (В обоих случаях коллективы колхозов, возглавляемых ими, были в основном жен­скими, потому что все мужчины ушли в отход или стали город­скими рабочими.) Но эти женщины представляли собой исключе­ние: женщина — председатель колхоза являлась даже большей редкостью, чем женщина — председатель сельсовета. По всей стране в начале 1935 г. их было 7000 чел., и, по-видимому, это был наивысший показатель на протяжении десятилетия⁵⁴.

Более типичной представительницей этой группы, чем Карю­тина и Левченкова, была, вероятно, Апполонова, председатель колхоза в Западной области, чье дело стало предметом расследо­вания областного инспектора в 1936 г. Главная проблема Апполо-новой состояла в том, что под нее подкапывался молодой колхоз­ник, недавно вернувшийся в деревню после окончания совпарт­школы и явно считавший, что он лучше подходит на должность председателя. Партийный следователь нашел, что Апполонова на посту председателя делает все, что может, и не оказывает неза­конного покровительства (в чем обвинял ее противник) своему брату и его семье, однако очень плохо образована: «Энергичная женщина... вдова, имеет 4 детей, крепко борется за работу, но всю работу разлагает»⁵⁵.

Сравнительно немногие женщины, попадавшие в колхозное руководство, обычно занимали должности ниже председательской (заведующие животноводческой фермой, бригадиры животново­дов, звеньевые). Тетка Варя, первый председатель колхоза в Спасе-на-Песках, отстраненная в середине 30-х гг., стала скром­ной звеньевой, и нет ничего невозможного в том, что Апполонову ждала такая же судьба⁵⁶.