Лирика Пастернака : поэт/поэзия и современная действительность

В 1914 году выходит первая книга его стихов — “Близнец в тучах”; в 1917-м — книга “Поверх барьеров”; в 1922-м — книга стихов “Сестра моя — жизнь”.

Пастернак был убежден, что поэзия всегда остается “высотой, которая валяется в траве под ногами”, “органической функцией счастья человека, переполненного блаженным даром разумной речи”. Искусство не копирует жизнь, чтобы выявить ее смысл, а вбирает в себя лежащие в ее основании Истину и Добро. Искусство всегда реально.

В лирике Пастернака 20-х годов предстает мир, утративший устойчивость; это объясняется как самой эпохой, так и положением искусства в ней. Место человека в истории — одна из важнейших проблем в творчестве поэта. В цикле стихов “Темп и вариации” (1923) Пастернак в творчестве ищет источник силы, способной противостоять стихии разрушения, бушующей в современном мире.

В поэме “Девятьсот пятый год” (1926) революционные события оказываются важнейшим моментом в духовном становлении героя поэмы, в развитии его мировоззрения. Принимая величие революции, поэт ощущает свое нравственное неслияние с теми ее проявлениями, которые названы им “обличительными крайностями”. В этом и состоит конфликт художника и революционной эпохи.

В 1927 году выходит в свет поэма “Лейтенант Шмидт”, где Пастернак все более проникается мыслью, что герой века — одновременно его жертва. Постепенно в поэте крепнет уверенность в противостоянии разрушительным силам, убежденность в спасительной для жизни мощи творчества, искусства. Мир для поэта — свидетель и равноправный участник того, что происходит:

Поэзия, не поступайся ширью,

Храни живую точность:

точность тайн.

Не занимайся точками

в пунктире

И зерен в мире хлеба не считай.

Пастернак был убежден в независимости искусства: “...искусство должно быть крайностью эпохи... и...напоминать эпоху...” Поэт не собирался вступать в конфликт со своей эпохой, но хотел лишь найти место в ней художнику. У поэта должна быть внутренняя свобода. И об этом Пастернак говорит в стихотворении “Стансы”, где утверждается стремление “смотреть на вещи без боязни”. От века поэт себя не отделял, приветствуя “счастье сотен тысяч”:

Еще в пору создания стихов, составивших книгу “Сестра моя — жизнь”, Пастернак утверждал: “Неотделимые друг от друга поэзия и проза — полюса... начала эти не существуют отдельно”.

Все стихи Пастернака проникнуты верой в жизнь, радостным удивлением перед ее красотой. Высшей формой проявления жизни, носительницей ее смысла была для поэта природа. Она — на равных с человеком:

Поэт не отдает предпочтения ни временному, ни вечному. Он ощущает себя живущим в тысячелетиях: “Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?” Но при этом не уходит от повседневного. В соседних строчках мирно уживаются у него “пространства беспредельные”, “подвалы и котельные”. Его поэзия как бы приобщает “мелочи жизни” к времени и пространству бесконечного и вечного мира. Способность видеть в капельках воды безграничный океан, именуемый жизнью,

В стихах, завершающих роман «доктор Живаго», и тех, которые написаны в пору работы над ним, особенно обнажился философский склад поэтического дарования поэта. Поэт все больше и больше убеждается в целостности мира во всех его проявлениях, и его задача — связать воедино природное и историческое, тем самым укрепить единство мира на основаниях добра и красоты, укрепить единство идеала и нормы