Всеобщая история 24 страница

Феодальный иммунитет

Вообще само понятие иммунитета и связанных с ним правовых реалий принадлежит еще Римской империи — от лат. immunitas (сво­бода от munitas — повинностей). Такой свободой наделялись, во-первых, императорские поместья, а во-вторых, поместья-вил­лы частных лиц, тем или иным образом снискавших себе осо­бые привилегии по императорскому указу. В эпоху варварских королевств (до становления в них собственных принципов пра­вового регулирования отношения собственности) франки, герман­цы приобретали себе иммунитетный статус тем, что (1) ста­новились владельцами бывших римских поместий, ранее обла­давших иммунитетными привилегиями, (2) получали от короны в собственность или в держание бывшие королевские (императорские) поместья, (3) получали заново специальные привиле­гии, иногда связанные не только со свободой от повинностей финансового порядка. Поскольку финансово-податная система была в значительной степени унаследована от империи, то прежние иммунитетные привилегии просто вписывались в новый административный режим.

С самого начала более широким стал иммунитет церковных вла­дений. Церковь признавалась вправе освобождать своих привержен­цев, служащих и подвластных от финансовых и натуральных повин­ностей в пользу государства, осуществлять в отношении них судеб­ную власть и общее управление их делами. Такие права не касались воинской обязанности, обязанности нести сторожевую службу и участвовать в постройке мостов. Все судебные штрафы, полагавшие­ся за те или иные провинности, шли в распоряжение иммуниста — монастырю, вотчиннику и т. п.

Иммунитет мог иметь или всеобщее значение, или касаться только конкретных привилегий или определенных сторон вотчин­ных прав. Так, в Германии вошло в практику пожалование иммунисту частичного королевского банна, т. е. доли коро­левских полномочий в отношении конкретного владения или группы владений: охотничьих, рыночных, судебных. Такое право осуществ­лять в свою пользу сборы и права, шедшие ранее в королевскую казну, способствовало обогащению иммуниста и возрастанию его значения в подчиненной округе. С иммунитетными пра­вами приобреталась, по сути, полноценная власть над округой, которая как бы сливалась с персо­нальным владением, вотчиной.

Внешнее содержание иммунитета состояло в том, что, передав исполнение тех или иных функций вотчиннику, верховная власть запрещала своим местным агентам, управителям, вмешиваться в осуществление этих полномочий и, по существу, выводила из-под их контроля часть территории. «Мы постановляем, — гласила одна из типичных иммунитетных грамот меровингской эпохи, — чтобы ни одно государственное должностное лицо не позволяло себе всту­пать в эти земли... Мы воспрещаем вам, наши уполномоченные, вступать в эти владения». Иммунитет оформлялся обычно двумя грамотами, издававшимися «для мира и порядка» (Эдикт Хлотаря, 614 г.). Одна грамота выдавалась иммунисту, причем считалось, что это — привилегия строго личная и ее переход по наследству составляет предмет для последующих правовых решений и специ­ального узаконения (хотя могли быть и изначально «вечные» имму­нитеты). Другая направлялась в адрес местных управителей, с тем чтобы реально сократить их полномочия — в позднейших королев­ствах обычно это было предписание графу, причем с конкретным перечислением тех прав, которые он более не имеет возможности осуществлять на землях иммуниста: «Ты не должен больше вступать в пределы данного владения, не будешь разбирать их тяжбы, ни взимать судебные пени, ни собирать налоги, каковы бы они ни были, ни производить реквизиции; ты не будешь там более пользо­ваться правом крова и продовольствия [т. е. постоя в домах], ни прибегать к принудительным мерам по отношению к кому бы то ни было, ни требовать военного сбора...»

Иммунитет был своего рода подразумеваемым договором: коро­левская власть отказывалась от осуществления ею государственных полномочий в пользу иммуниста, а тот как бы брал на с е -б я все государственные дела,, повинности и обязанности с этой территории. По-видимому, и выгоды были взаимными, ибо все это находилось строго в рамках наличной служебной и государственной иерархии. Иммунитеты выдавались всегда только по личной прось­бе и только крупным землевладельцам. Корона отказывалась толь­ко от пользования своими правами, но вовсе не прекраща­ла действия самих этих прав на той или другой территории. Выда­ча иммунитета подразумевала, что между короной и владельцем установились особые отношения взаимного признания прав и обя­занностей, верховенства и подчиненности. Эти отношения строго личного свойства получили название сюзеренитета-вассалитета.

Вассалитет

Рождение вассальных отношений также произошло в социально-правовом строе Франкской империи. Одним из самых древних известных вассалитетов считается факт отдачи в покровительство королю франков герцога Тассильона III (VIII в.), который передал себя «в руки короля», обещая верность. Оформление вассальных обязанностей и, соответственно, принятие на себя другой стороной прав и обязанностей сюзерена осуществлялось актом наложения руки (hommage). Это личное подчинение дополнялось религиозной клят­вой в церкви, в присутствии священнослужителей.

Обычно вассальное подчинение принимали на себя (1) те, кто жили в семействе короля (в его дворце) и исполняли различные дворцовые службы или миссии, если были свободными лицами; (2) те, кто были снабжены поместьями или доменами за счет и внутри королевского домена; например, графы обязательно становились вассалами королей, принимая на себя управление и начальствование территорией королевства.

Первоначально (вторая половина VIII в.) вассалитет означал лишь своего рода отрицательную верность сюзерену: не при­чинять вреда, уважать жизнь, имущество короля (или другого), не совершать действий, «колеблющих королевство». В эпоху каролингской империи утвердился принцип положительной верности: главное в обязанностях вассала — исполнять королевские указы, участвовать в армии как подчиненные воины. Ближайшие вассалы (из состава дворца), кроме того, как правило, обязывались лично служить королю, помогать ему «советом и делом» в управлении. До­пускалось, что в случае нарушения вассальной присяги, преступле­ний и т. п. мог быть суд сюзерена над вассалом (однако запрещалось наказывать вассала палками или иным битьем, что отличало их от несвободных подвластных). Суд должен был проходить и осуществ­ляться при участии других вассалов того же сюзерена. Мог быть и суд вассала против сюзерена (сеньора), если были обоснованные по­дозрения в том, что господин хочет убить, побить дубиною, опозо­рить жену или детей вассала, отнять его имущество. Сюзеренно-вассальные отношения как бы смешивались с прежними родствен­ными и патронатными: выкуп за убитого вассала мог получать и его сюзерен-покровитель.

Примерно с XI в. вассалитет стал означать признание и иммунитетных полномочий сюзерена, если речь шла не о короле, в от­ношении и вассала, и территории его: «...Не умалять, т. е. не пося­гать на имущества и владения сеньора (тайну его замков), на его персону и его честь, его прерогативы, если он исполняет права публичной власти». В развитие прежних традиций прекария-бенефиция другой стороной вассалитета было пожалование сюзереном во владение фьефа, манора, лена (во Франции, Англии, германо-итальянских землях соответственно). С XII в. на эти земли стал составляться письменный акт — инвентарь, который стано­вился правовой формой заключения вассальных отношений. Соеди­нение лично-служебных отношений с признанием взаимных прав по поводу земельной собственности — пожалованной вотчины (од­ному — номинальное господство, другому — реальное, полез­ное) — с одновременным встраиванием этих отношений в распре­деленную систему государственной власти на основе иммунитетов и означало завершение исторического становления нового поряд­ка — феодализма. В отличие от государственно-распределительной системы древневосточного общества и античного полурабовладельческого уклада феодализм включал в государственный быт значи­тельно большее количество людей (в том числе и в правовые отно­шения по поводу собственности). В этом и состоял исторический шаг в развитии общества новой эпохи.

§ 25. Раннефеодальная государственность в Британии

Образование варварских королевств

Коренное население Британии — бритты (кельты) — к началу I тыс. находилось под господством Римской импе­рии. Разрозненные племена переживали стадию формирования у них надобщинной администрации. Включение бриттов в налоговую и военно-служилую систему империи ускорило и видоизменило этот процесс. С распадом Римской империи «жители острова Британии соединились с некоторыми кельтскими народами, чтобы отложиться от римской власти и, не повинуясь более римским законам, жить по собственному усмотрению, — записал немного позднее этих собы­тий летописец. — Итак, британцы взялись за оружие, освободили свои общины от угрожавших им варваров»[40]. Военная борьба за само­стоятельность к IV — V вв. продвинула процесс усиления власти во­енных вождей и начал военно-демократического строя.

В середине VI в. самостоятельное развитие бриттских общин было прервано: с континента вторглись германские племена англов, саксов и ютов. Вековая борьба с вторжением (оставшаяся в мировой культуре мифами о рыцарях «круглого стола» и короле Артуре — полулегендарном вожде Амвросии, около 500 г.) окончилась поражением. В Британии установилось господство англосаксов. Однако еще в VII в. сохранялись обособленные племенные объединения (королевства) бриттов.

Англосаксонские завоеватели находились только на стадии надобщинной администрации, у них не было королевской власти, а первые предводители были более вождями, древнегерманскими герцогами. Немногим на более высокой стадии развития в политическом отношении были и бритты. Образовавшиеся к VI — VII вв. объединения были только протогосударствами варварского типа. Однако (в отличие от вестготов, франков или лангобардов в Европе) почти отсутствие влияния римских государственных институтов предопределило слабость государственных начал. Только в VI в. появляются первые короли с почетными правами, подчиненные им дружины. Важную роль в ускорении государствообразования сыграло распространение христианства в Британии (591 — 688 гг.). Ото­рванность от римского центра с самого начала сделала для британских епископов более важным покровительство королей. В конце VII в. церкви было предоставлено освобождение от налогов и повинностей, другие привилегии.

К началу VII в. в Южной Британии сформировалось 19 протогосударственных объединений со своими «престолонаследиями». Постепенно наибольшее влияние и значение приобрели 7 — 8 протогосударств — самыми крупными и устойчивыми были Нортумбрия, Мерсия, Эссекс, Уэссекс, Кент (различавшиеся еще и этнически). Временами королевства признавали доминирование одного из них в общем условном союзе, главы таких временных объединений прини­мали особый титул брэдвальда. Но в целом Британия состав­ляла т. н. «семикоролевье» (гептархию).

В рамках гептархии на протяжении VII — IX вв. постепенно за­вершился процесс перерастания протогосударств в ранние государст­венные образования. С одной стороны, этот процесс был выражен в росте прав и значения королевской власти. Если в VII в. королей рассматривали как одного из членов племени, посягательство на которого— вид родовой «обиды» и должно быть выкуплено, то к VIII — IX вв. за королями признаются уже зачатки публичных полномочий: право приказывать, карать, судить, руководить общинными властями и своими порученцами. Признается особое право королей покро­вительствовать — в результате этого формируется особый круг (ближних и дальних) приближенных королей, занимающих осо­бое место в обществе, по-особому охраняемых правом. Узурпируя родоплеменные права, короли производят пожалования — прав, а по­том и земель. С другой стороны, процесс становления ранней госу­дарственности выражался в появлении государственной организации: администраторов, налогов, принудительной власти. Особо важное значение в становлении ранней администрации имела церковь: в си­лу особых связей с королями церковным руководителям доверяются многие публичные функции. Одновременно формировались королев­ский двор и иерархия военно-служилых чинов, которым доверяется управление на местах и выполнение королевских поручений, сбор налогов. В VIII в. за королями признается безусловное высшее право (сродни прежнему римскому imperium) повелевать. Королевское за­конодательство становится постоянной функцией власти. На рубеже VII — VIII вв. в связи с ростом законодательного регулирования рас­ширилась сфера государственного (королевского) суда, запрещались действия без суда. Вышли из употребления народные собрания и дру­гие пережитки военно-демократических порядков.

К началу IX в. политическое лидерство в Южной Британии пе­решло к наиболее мощному из гептархии королевству — Уэссексу. В правление короля Эгберта (802 — 839 гг.) королевство добилось гегемонии над всеми другими. Такое доминирование обеспечило ус­коренное становление государственной королевской власти: возвышение короля уже и над родовой и территориальной знатью, введение в право наивысших наказаний за посягательства на коро­ля. Для единого правителя при помощи церкви вводится процедура помазания на царство (сродни франкам) — король отны­не символизирует правителя Божией милостью с соответст­вующими верховными правами в отношении всех подданных. Окон­чательное укрепление государственности пришлось на конец IX — сер. X в., когда сложилось единое Англосаксонское королевство с новой социальной иерархией и упрочившейся ранней территориаль­ной организацией (взамен племенных объединений).

Начало феодализации общества

До VII в. сформировавшееся в итоге завоевания германо-кельтское общество было слабо дифференцировано. Наряду со свободными общинниками древние законы упоминали полусвободное население и рабов — что было типично для германцев на стадии догосударственного быта. Практически отсутствовали столь исторически важные для процесса феодализации на континенте частные земельные владения — поместья, виллы и т. п. Социальное расслоение не предвосхищало образование государственной иерархии, а происходило по крайней мере параллельно с ним, иногда в наибольшей степени завися от политики власти, — в этом была одна из показательных особенностей формирования раннефеодальной государственности в Британии. С VII в. фактором, усугубившим социальное и этническое разобщение, стала церковная организация: христианство ранее других приняли германские племена, а местные народы долго сохраняли пережитки язычества и кельтских верований.

В период протогосударств официальное расслоение, обусловлен­ное местом в военно-дружинной иерархии и близостью к королям, дополнилось размежеванием на основе земельных владений. Земля считалась как бы общим достоянием (folkland), право распоряжать­ся которым постепенно присвоили себе короли. С VII в. в практику вошли земельные пожалования от имени королей членам вначале своего рода, а затем и пользующимся покровительством короля (bokland). Эти пожалования предоставлялись под условием выпол­нения определенных обязанностей государственного и личного характера (сродни континентальному бенефицию). Пожалование со­провождалось утверждением за получателем (таном) некоторых иммунитетных прав, налоговых и судебных полномочий над по­лученной землей и предоставленными ему во власть людьми. «За­кон тана состоит в том, чтобы он пользовался своими правами, полученными по грамоте, и исполнял три обязанности со своей земли: участие в ополчении, в восстановлении крепостей и в строительстве мостов» («Трактат об управлении», X в.). Наиболее значительные пожалования были адресованы церкви, которая, в свою очередь, об­разовала как бы вторичный круг зависимых от нее держателей. Но в силу признанного патроната над церковью короли стояли бесспорно во главе всей образующейся иерархии собственнических и служило-личных связей.

В IX — X вв. наиболее постоянные пожалования превращаются уже в вотчины (маноры), в которых наряду со свободными живут и зависимые крестьяне-гебуры. Бывшие свободные кре­стьяне перешли на положение генитов и обязывались испол­нять поземельные повинности, платить натуральные налоги, «ук­реплять господский дом, принимать приходящих в деревню, платить церковную подать и милостыню, нести охрану и конную охрану, ез­дить с поручениями, куда будет приказано». Гебуры были заняты на барщине по нескольку дней в неделю, а кроме того, исполняли и на­туральные повинности. В IX в. начали вводиться запреты на перехо­ды земледельцев с одного владения на другое. В X в. закон предпи­сал всем свободным принудительную коммендацию: каждый должен был избрать себе глафорда (господина, покровителя), с кото­рым установить вассальные отношения. Отдельные королевские полномочия, особенно судебные и финансовые, стали передаваться держателям крупных вотчин-маноров в праве иммунитетных приви­легий.

В период расцвета Англосаксонского государства под влиянием правовой политики королей там сформировался своеобразный со­словный строй, в равной мере основанный на традиционных приви­легиях знати и на различии поземельных прав. Высший слой состав­ляли великие таны (богатые вотчинники и влиятельные дру­жинники); они, как правило, располагали собственной юрисдик­цией, что было важнейшим из их феодальных прав. Наравне с ними (по правовому положению, охране жизни и чести, поземельных прав, по финансовым и судебным привилегиям) стояли еписко­пы и аббаты, держатели крупных земельных пожалований церкви. Второй по значимости социальный слой представляли ме­стные таны — держатели земель от короля, обязанные нести военную службу. Сходным правовым статусом обладало и местное священство. Все они — великие таны, духовенство, таны-рыцари — объединялись в общее понятие знати — эрлы. В этом отношении они противополагались мелким землевладельцам — кэрлам, которые хотя и обладали собственными землями, но не стояли в прямой зависимости от короля и потому находились под руководст­вом местной знати. Впрочем, и эрлы, и кэрлы в равной мере могли располагать правами патроната в отношении подвластных (разуме­ется, разной значимости), им могли коммендироваться и т. д.

Феодализация англосаксонского общества и государства была своеобразной. Более значительным, чем в континентальной Европе, здесь оставался слой самостоятельных держателей земель. Иммунитетные права в большей мере использовались для передачи управле­ния и суда на места в общегосударственных нуждах, нежели для фе­одальной обособленности. Это предопределило и особенности ранней государственной организации сравнительно с другими варварскими королевствами: слабое развитие королевского централизованного управления и, с другой стороны, раннее обособление местного управления и судов.

Ранняя государственная организация

По своей внутренней организации Англосаксонское государство было в целомродственно варварским королевствам континентальной Европы: государственно-политические отношения сосредотачивались в институте королевской власти. Лично-служеб­ные отношения с королем как высшим покровителем, лордом, номинальным обладателем общегосударственных земель подменяли в немалой степени отношения государственно-административные и правовые.

Король считался носителем высших полномочий, его личность и права пользовались особой охраной права. Ему безусловно принад­лежала законодательная власть, право высшего суда, право назначения должностных лиц, которым население обязано было повино­ваться. От имени короля и под его гарантию происходило наделение землями из общественного фонда — главным образом церкви и час­тным владельцам. Из этого права короля распоряжаться землями страны вытекали его особые прерогативы: верховное распоряжение гаванями, пристанями, большими дорогами, копями; исключительно короне принадлежали клады, потерпевшие крушение корабли. Одним из важнейших в хозяйственном отношении и выгодным в эко­номическом было исключительное право короля на все леса страны. Королю принадлежало право на труд населения, т. е. на привлече­ние к общественным работам, право на конфискованное имущество. Из верховных полицейских полномочий короля по поддержанию об­щественного порядка произошло право на сбор пошлин в пользу короны (прямых налогов в королевстве не было). Короли осуществляли патронат над церковью, вследствие чего могли вмешиваться и во внутренние дела церковных округов, в назначения на церковные должности. Имущество короля подлежало большей правовой охране, чем имущество других сословий. Власть королей не была, однако, полностью наследственной: наделение нового короля государственными полномочиями имело вид избрания его верхушкой высших сословий страны.

Королевский двор был практически единственным институтом централизованного управления в стране. Но его структура и взаимодействие с должностными лицами на местах были развиты слабо. Всего во дворце насчитывалось до 24 более или менее стабильных чинов-должностей. Однако большинство из них были почетными титулами для знати, нежели оформившимися функциями центральной администрации. Двор (дворец) составляли главным образом королевские министериалы-дружинники, связанные вассальной верностью и покровительством короля; они выполняли основную массу текущих государственных дел. Стабильные административные фун­кции принадлежали маршалу, ведавшему королевскими ко­нюшнями и вследствие этого конной дружиной, гофмейстеру — управляющему дворцом, кравчему — ведавшему коро­левским столом и, соответственно, поставкой натуральных припа­сов. Наиболее существенную роль в общегосударственном управле­нии из всего двора играл капеллан (из духовных лиц), в под­чинении которого был штат писцов и своего рода дворцовая канце­лярия. Советники из духовных вообще имели особое и большое вли­яние при королевском дворе.

В важнейших политических и государственных делах традиция и система лично-феодальных связей обязывала королей опираться на совет знатных — уитанагемот. Совет сложился достаточно поздно, как бы заменив собой архаичные военно-народные собрания, но его роль и значение были иными (сам термин «уитанагемот» появился лишь в X в., до этого — «гемот»). Уитанагемот не считался выборным органом, а был как бы представительством народа («равных танов»). Формально на совет могли прибыть вообще все таны страны, но реально участвовали приглашенные королем. В VIII — IX вв. число приглашенных не превышало 30 человек, в X в. иногда доходило до 106, как правило, одних и тех же людей. Это были епи­скопы, члены королевского двора, представители короля на местах; в X в. более половины составляли рядовые таны — министериалы и дружинники короля. Только с согласия уитанов король мог начи­нать войну, а главное — передавать земли в частное обладание (та­кие грамоты обязательно подписывали уитаны). Совет не был орга­ном управления, не имел влияния и на королевское законодательст­во. Считалось, что великие таны и высшее духовенство могут су­диться только при участии такого совета. Наиболее существенным из государственно-политических полномочий совета были право на одобрение королевских назначений в высшие церковные должности и одобрение занятия престола новым королем; реально в X в. влия­ние на избрание короля уитанагемота было незначительным. Со временем деятельность уитанагемота стала как бы гарантией невме­шательства короля в местные дела и в полномочия местных должно­стных лиц.

Основой военной организации оставалась всеобщая воинская по­винность для свободного населения, имеющего землю, За неявку на смотр или для участия в походе по призыву короля взимался значи­тельный штраф в королевскую казну. В X в. ополчению был придан в большей степени феодальный характер: лично служить обязыва­лись таны, имевшие не менее 5 гуфов (около 150 га) земельных владений; из них формировались конные или тяжеловооруженные войска. Остальное население разделялось на сотни, и с каждой сот­ни представлялось некоторое количество воинов за общий счет.

Местная администрация строилась одновременно на принципах и традиционного самоуправления, и должностных полномочий на­значенных королем особых лиц. Примерно с VIII в. в королевстве стали образовываться округа для военных, судебных и полицейских («охранение мира») целей. С конца IX в. сформировались граф­ства (shire) как основные территориальные единицы управления. Ко времени расцвета Англосаксонского королевства насчитывалось 32 графства, несколько различавшихся по своему статусу в разных частях Англии.

Во главе графства от имени короля ставился элдормен (герцог, граф). Это был представитель знати, обычно местной, с полномочи­ями вице-короля. Он снаряжал войско и руководил сбором ополче­ния, он председательствовал в судебных собраниях графства, он об­ладал высшей в графстве полицейской властью, в т. ч. имел права регулировать отношения лиц разных сословий. Вторым лицом в графстве был шайр-герефа (от shire-gerefa, позднее отсюда «ше­риф»). Он формально подчинялся элдормену, однако прежде всего представлял короля в управлении его имениями и осуществлял от его имени судебные функции. Шайр-герефа ведал финансовыми и личными делами короля в подчиненном округе, взимал в пользу ко­роны судебные штрафы, ведал розыском преступников и вообще поддержанием общественного порядка. Одной из важнейших функ­ций будущего шерифа уже тогда был надзор за королевскими леса­ми. Шайр-герефа председательствовал в суде сотен, руководил дея­тельностью выборных судей (присяжных).

Самый низший уровень территориальной администрации пред­ставляли сотни (с X в.), управлявшиеся фогтами или герефами; в разных местностях звались они по-разному и обладали разными полномочиями.

Англосаксонские законы

Ранние законы — древнейшие записи правовых обычаев — возникли у анг­лосаксов еще на стадии протогосударства, что было вполне типичным для варварских правд. В отличие от континентальной Европы появление таких записей законов было исключительно делом королевской власти. Записанные в этих законах правила, предполага­лось, были и адресованы только королевским судьям. Со сменой власти утрачивалось и значение прежнего законодательства, и следующий король заново издавал важнейшие постановления для су­дов, повторяя, развивая или изменяя нормы, установленные его предшественником. Так, в законах короля Альфреда Великого (IX в.) было прямо сказано: «Не решился я предать записи большое количество собственных своих постановлений, ибо неизвестно мне, придутся ли они по душе тем, кто будет после нас».

Поэтому древние англосаксонские законы, несмотря на много­численность записей, узки по содержанию. В них в основном регулировались положение и привилегии церкви, прерогативы, вытекающие из королевского покровительства, в том числе в наделении земельными владениями. В главном же законы содержали перечни санкционированных королевской властью штрафов и выкупов за отдельные преступления и правонарушения — без какой-либо опреде­ленной систематики и придерживаясь типичного для варварских правд казусного принципа. Очень редко и случайно в законах было что-то затрагивающее семейный быт, семейные имущественные от­ношения, наследства.

Одними из самых древних были Законы короля Этельберта (на­чало VII в.), составление которых было взаимосвязано с утвержде­нием в Британии католического христианства. На первом месте поэ­тому в этих законах (всего в них 90 статей) стояло преследование нарушений «церковного мира» и посягательств на церковное иму­щество: за это полагалось многократное возмещение в зависимости от важности потерпевшего и стоимости украденного (максимально в 11 раз). Королевская власть еще не пользовалась, по законам, пуб­личными привилегиями. Преступления против нее (кража королевского имущества, посягательства на королевских людей, нарушение мира в присутствии короля и т. д.) карались штрафами вдвое или втрое против обычного в качестве «возмещения господину».

Жизнь, достоинство и имущество людей охранялись в зависимо­сти от того, под чьим «покровительством» они находились: короля, эрлов или кэрлов. Соответственно увеличивались штрафы за убий­ство, изнасилование служанок, связывание и т. п. Основой для ис­числения значимости преступления был установленный за убийство свободного человека выкуп — вергельд в 50 шиллингов (цена хорошего стада или рыцарского вооружения). За преступления в от­ношении полусвободных (лэтов) или рабов выкуп уменьшался, за более тяжкое преступление (убийство на чужом дворе при разбое) увеличивался вдвое. Помимо возмещения родственникам потерпев­шего или ему самому, в некоторых случаях еще особый штраф шел королю. Наказывались также членовредительство, нарушение не­прикосновенности чужого владения, порча чужого имущества. Осо­бенностью древнего права англосаксов было то, что предусматрива­лась специфическая ответственность для женщин «за бесчестящие ее поступки» и что по размеру штрафа женщины приравнивались к мужчинам за преступления в их отношении. Законы специально оговаривали имущественные права женщины в семье, при рождении детей, предусматривалась даже возможность уйти из семьи мужа с детьми, забрав половину имущества.

Наиболее развитыми и подробными были Законы короля Альф­реда (IX в.), при составлении которых были использованы предыду­щие судебники, в том числе древние законы короля Уэссекса Инэ (VII в.). Законы начинались особым введением из Библии, и вообще в них было немало ссылок на справедливость и церковные требова­ния. Церковь по этим законам обладала особыми привилегиями: признавалось неприкосновенное право убежища в церкви, защита церкви в случае непредусмотренных прямо в законах преступлений уменьшала наказание, преступления, взаимосвязанные с нарушением церковных правил, напротив, карались вдвое строже.

В наказаниях за преступления основой определения ответствен­ности оставалась древняя композиция (выкуп). Наряду с ней законы предусматривали и смертную казнь (если усматривалось по­сягательство на права короля), и членовредительные наказания (за кражу в церкви). Значительнее стали размеры возмещения (англо­саксонское право отличалось в этом отношении от континентально­го): в зависимости от сословной принадлежности штрафы за убийст­во составляли 1200, 600, 200 (за рядовых кэрлов) шиллингов. Соот­ветственно пропорционально назначались штрафы за оскорбление, нарушение семейных устоев, незаконные наказания, заключения в тюрьму и т. п. В случае отсутствия родни половину композиции по­лучал король, т. е. это было уже не только возмещение, но и пуб­личное наказание за нарушение порядка. Повышенная ответственность назначалась за групповые преступления (даже участие в шайке, совершившей что-либо), за организацию беспорядков с оружия ем. Законы Альфреда внесли значительное новшество в наказания за имущественные преступления: за любую кражу, исключая кражу людей, определялся теперь единый по размеру штраф. Особо регу­лировались правонарушения, связанные с использованием лесов: за кражу деревьев платили «поштучно», убийства «во время общей paботы в лесу» считались неумышленными и не карались.