ИЮЛЬ 2013 – пл. Искусств, 3 10 страница

С этой точки зрения характер российского общества в отличие от западноевропейского определялся не договором, соглашением граждан и власти об обоюдном соблюдении законов, а молчаливым сговором об обоюдной безнаказанности подданных и государства при нарушении закона. Поэтому в Российской цивилизации, где стороны перманентно нарушали закон, государство выступало не «примиряющим», а «усмиряющим» началом, а подданные – «безмолвствующим большинством» или «бунтарями».

Существенно отличались и конфликты в России: его участники не просто отрицали друг друга, а стремились стать единственной социальной целостностью, что приводило к глубокому социальному расколу в обществе. Этой раскол нельзя было «снять» путем компромисса, его можно было только подавить, уничтожая одну из противостоящих сторон.

Отсюда и своеобразная трактовка понятия свободы в российской ментальности, как признания только собственного права на выбор и отказа другим в таком праве. Свобода по-российски – это воля, как свобода для себя и подавление других.

Кроме того, следует учитывать и своеобразие сложившегося в эпоху Московского царства «вотчинного государства» и отсутствие в России многих феодальных институтов западноевропейского типа, что в значительной мере обусловило специфику политического развития Московского царства. Московские князья, а затем русские цари, обладавшие огромной властью и престижем, были убеждены, что вся земля принадлежит им, а страна является их «собственностью», ибо строилась она и создавалась по их повелению. Такое убеждение предполагало также, что все живущие в России являются «государевыми слугами», находящимися в прямой и безусловной зависимости от царя, и поэтому не имевшими права претендовать ни на собственность (в европейском смысле слова), ни на какие-либо неотъемлемые личные «права».

Московские государи обращались со своим царством примерно так же, как их предки обходились со своими вотчинами, поэтому идея государства в европейском смысле слова, как считает Р.Пайпс, вообще отсутствовала в России вплоть до середины ХVII в. А поскольку не было концепции государства, то не было и следствия ее – концепции общества: государство в России признало права различных сословий и социальных групп на юридический статус и на узаконенную сферу свободной деятельности лишь в царствование Екатерины II.

Так в Московском царстве сложилось особое мировоззрение на отношение власти и собственности, которое пронизав все институты политической власти, придало им характер «вотчинного государства», подобия которого было не сыскать в Европе.

Для российской цивилизации был присущ иной, чем в Западной Европе, - мобилизационный - генотип социального развития, осуществляемый за счет сознательного и «насильствен­ного» вмешательства государства в механизмы функционирования общества. Характерной чертой генотипа стала тотальная регламентация поведения всех подсистем российского общества с помощью властно-принудительных методов. В результате включались такие механизмы социально-экономической и политической организации и ориентации общества, которые перманентно превращали страну в некое подобие военизированного лагеря с централизованным управлением, жесткой социальной иерархией, строгой дисциплиной поведения, усилением контроля за различными аспектами деятельности, с сопутствующими всему этому бюрократизацией, «государственным единомыслием» как основными атрибутами мобилизации общества на борьбу за достижение чрезвычайных целей.

Поэтому одной из особенностей мобилизационного развития России было доминирование политических факторов и, как следствие, гипертрофированная роль государства в лице центральной власти. Это нашло выражение в том, что правительство, ставя определенные цели и решая проблемы развития, постоянно брало инициативу на себя, систематически используя при этом различные меры принуждения, опеки, контроля и прочих регламентаций.

Другая особенность состояла в том, что особая роль внешних факторов вынуждала правительство выбирать такие цели развития, которые постоянно опережали социально-экономи­чес­кие возможности страны. Поскольку эти цели не вырастали органическим образом из внутренних тенденций ее развития, то государство, действуя в рамках старых общественно-экономи­ческих укладов, для достижения «прогрессивных» результатов прибегало в институциональной сфере к политике «насаждения сверху» и к методам форсированного развития экономического и военного потенциала.

Третьей особенностью была тесная связь между мобилизационным типом развития России и потенциалом военной угрозы, которая оказывала огромное влияние на проведение государственных реформ в России, прежде всего в области управления, финансов и военного дела. Кроме того, внешняя опасность заставляла правительство постоянно сохранять высокий уровень затрат на военные нужды.

Иоанновский человек и человек прометеевский

Существенно стали различаться и культурные архетипы в России и Западной Европе, где сформировались два разных типа человека – иоанновский и прометеевский. Человек иоанновского типа обладает чутким различением добра и зла, он зорко подмечает несовершенство всех наших поступков, нравов и учреждений, никогда не удовлетворяясь ими и не переставая искать совершенного добра. Признавая святость высшей ценностью, иоанновский человек стремится к абсолютному добру, и поэтому земные ценности рассматривает как относительные и не возводит их в ранг «священных» принципов. Если иоанновский человек, который хочет действовать всегда во имя чего-то абсолютного усомниться в идеале, то он может дойти до крайнего охлократизма или равнодушия ко всему, и поэтому способен быстро пройти путь от невероятной терпимости и покорности до самого необузданного и безграничного бунта.

Стремясь к бесконечному, абсолюту, иоанновский человек чувствует себя призванным создать на земле высший божественный порядок, восстановить вокруг себя ту гармонию, которую он ощущает в себе. Иоанновского человека одухотворяет не жажда власти, но настроение примирения. Он не разделяет, чтобы властвовать, а ищет разобщенное, чтобы его воссоединить. Он видит в мире грубую материю, которую нужно осветить и освятить. В этом плане иоанновский – это мессианский тип человека.

Западный, прометеевский человек, напротив, видит мир в своей реальности как хаос, которой он должен оформить своей организующей силой. Прометевский человек – героический тип, он полон жажды власти, он все дальше удаляется от духа и все глубже уходит в мир вещей. Секуляризация – его судьба, героизм его жизненное чувство, трагика – его конец.

Поэтому если добродетелями России являются пассивность и терпимость, консерватизм и гармония, то добродетелями Запада – деятельность и интенсивность, мода и сенсация.

Иоанновский человек отличается от прометевского стилем мышления. Для западного человека характерен целерациональный стиль, ориентированный на конкретный результат деятельности и эффективность социальных технологий. Иоанновскому человеку присущ ценностно-рациональный стиль мышления, предполагающий высокую ценность человеческих отношений и как способ проявления этой ценности большую значимость работы на общее дело. Такой стиль мышления поэтому ориентирован не на результат и социальные технологии, а на стоящие за ними ценности. Такая ориентация на ценность делает человека способным отказываться от одних ценностей в пользу других, от индивидуальных планов в пользу общественных.

Иоанновский, мессианский и прометеевский, героический человек отличаются и характером доминантных человеческих стремлений. В ходе процесса социализации происходит формирование разных сущностных стремлений: «быть как все», «быть личностью», «быть другим».

Потребность «быть как все» является необходимой предпосылкой существования любого социума, поскольку это свойство человеческой сущности обеспечивает обществу стабильность путем сохранения традиций и взаимопонимания. Поэтому стремление «быть как все» в общественном плане находит свое выражение в таких доминантных формах социальной интеграции, как право и мораль, церковь и государство. В индивидуальном плане оно выражается в тех социальных формах, смыслом которых выступает «Мы», то есть способность идентифицировать индивидов по отношению друг к другу.

Социализация, однако, это – не только овладение системой норм, ценностей, стереотипов поведения, но и становление собственного «Я» как единичной, отдельной и особой сущности, то есть личности человека как самостоятельного субъекта бытия. Эту потребность в самореализации можно выделить в качестве другого человеческого стремления – «быть личностью».

Социоцентристское общество и общество антропоцентристское

В российском культурном архетипе преобладало стремление «быть как все», в западноевропейском – «быть личностью». Российское общество социоцентристское, исходным в нем является социальное целое, а не составляющие его люди. Соответственно этому у людей вырабатывается особый тип самосознания и стиль мышления. Человек в таком обществе поглощен социумом, что не означает, однако, наличия между индивидом и обществом непримиримого противоречия. В таком обществе существует особый тип социальных связей и мышления, при которых человек осознает себя не личностью, а частицей целого, и поэтому для каждого человека в этом обществе существует только одна социальная ниша, та, которую он занимает.

Человек социоцентристского общества скорее ощущает, чем осознает, что вне этого общества он попросту не может жить, что вне той социальной ниши, которую он занимает, ему нет места в этом мире. В таком обществе социум определяет социальную роль и неизменный социальный статус человека, который превращается в его функцию. Для людей социоцентристского общества чужды идеи изначального равенства и неотъемлемых прав человека или эти идеи принимают извращенный вид – равенства всех перед богом или государством.

Человек социоцентристского общества идентифицирует себя с социумом. При этом подразумевается, что у него нет иных желаний, кроме желания принадлежать к этому социуму и «быть как все», поскольку он не отделяет свои интересы от интересов общества, а интересы социума, к которому он принадлежит, делает своими. Поэтому единство такого общества, заключающееся в том, что у людей нет иного выбора, кроме как принадлежать этому обществу и выполнять предписанные им социальные роли, – это не принцип, провозглашенный, например государством, а социокультурная установка, нравственный императив.

Сформировавшееся в ходе цивилизационной трансформации в ХIV-ХVII вв. западноевропейское общество было антропоцентристким, основу которого составили либеральные ценностные ориентации. В фокусе либерального мироощущения находится человек, его неповторимая и уникальная судьба, частная «земная» жизнь. Идеалом либерализма выступает человек-личность, гражданин, который не только осознает, но и жить не может без гражданских прав и свобод, прежде всего права собственности и права индивидуального выбора, то есть права на самого себя.

В плане отношения к самому себе человек гражданского общества осознает возможность и постоянно испытывает потребность распоряжаться самим собой. В плане отношения к государству человек-личность ощущает себя не подданным, а гражданином, создателем государства, ибо рассматривает его как результат общественного договора. В плане отношения к другим – толерантность, свободу ответственного индивидуального выбора, приоритет «Я» перед «Мы», личностных ценностей перед коллективными. Либерализм – это ощущение личной свободы и личной ответственности, расчет на собственные действия и собственную судьбу.

Надо отметить, что стремление «быть личностью» являлось не только достоянием новоевропейской культуры, стержнем которой выступает радикальное понимание личности с присущей ей индивидуальной свободой и ответственностью. Стремление к личной самоопределенности было присуще и человеку социоцентриского общества, но это порождало в нем внутренний конфликт между предопределенностью и свободой. Формами разрешения этого конфликта в России становились «уход в пустынь» или «юродство в миру», рассматриваемое в русской православно-культурной традиции как «пребывание в подвиге».

4.3. Российская государственность

и менталитет в хiv-хvii вв.

Эволюция государственного строя России в XIV–XVII вв. – Национально-государственная идея и менталитет – Кризисы Российской государственности.

Эволюция государственного строя России в ХIV-ХVII вв.

Большое влияние на эволюцию государственного строя Руси оказало завоевание татаро-монголами Восточной Европы. Во второй половине ХIII в. из империи Чингисхана улус Золотая Орда выделился в самостоятельное исламское государство. Во главе этого государства стоял хан, который избирался куралтаем (съездом монгольской аристократии), но обладавший полномочиями диктатора. При хане было правительство, возглавляемое визирем. Высшими гражданскими должностными лицами в улусе были эмиры, а военными – бакоулы и темники.

Русские княжества находились в вассальной зависимости от Золотой Орды на положении данников. Они сохраняли свою государственность и религию, но признавали верховный сюзеренитет татарского хана. Управляли Русью специально назначаемые ханом чиновники – баскаки, имевшие в своем распоряжении военную силу. Ставка главного баскака находилась во Владимире. Он осуществлял надзор за деятельностью великого князя, обеспечивал сбор дани и проводил набор русских воинов в монгольскую армию. Вначале дань собирали баскаки, но затем, после восстания в Твери в 1327 г. против ордынцев, ее сбор стал поручаться ханом одному из русских князей, что закреплялось выдачей ханского ярлыка. Обладание этим символом давало князю как бы право на титул «великого» и обеспечивало ему военно-политическую поддержку Золотой Орды.

В ХIV в. основная борьба за ярлык на «великое княжение» шла между московскими и тверскими князьями. После подавления восстания в Твери этот ярлык и титул великого князя «всея Руси» получил Иван Данилович Калита (1325–1340). При нем же в Москву из Владимира переехал митрополит Феогносий. Москва стала не только политическим, но и церковным центром русских земель.

Взаимоотношения великого князя с удельными (местными) князьями, чьи земли входили в состав великого княжества, определялись договорными и жалованными грамотами. В них князья признавали великого князя «братом старейшим» и обязывались действовать «заодин» против внешних врагов. Во многих грамотах подчеркивалась территориальная неприкосновенность каждой из сторон и закреплялся феодальный иммунитет, т.е. право осуществления удельными князьями на своих землях некоторых государственных функций (суд, сбор налогов) без вмешательства великокняжеской администрации.

В ХIV в. началось политическое объединение русских земель вокруг Москвы, что сопровождалось созданием централизованного государственного аппарата и новой структуры власти в Московском государстве.

В ХV в. в силу внутренних и внешних причин (борьба за ханский трон, поражение в Куликовской битве 1380 г.) распадается Золотая Орда, однако лишь в 1480 г. Русь окончательно освобождается от вассальной зависимости от татар.

К концу ХV столетия на месте множества самостоятельных княжеств образуется единое российское государство, происходит резкое сокращение феодальных иммунитетов, бывшие великие князья сами становятся вассалами великого князя московского, складывается новая система придворных чинов, даваемых за службу (введенный боярин, окольничий, дворецкий, казначей, думный дворянин, думный дьяк и т.д.). Формируется принцип местничества, определяющий возможность занятия государственной должности на основе родовитости претендента. Великий князь все чаще стал называться царем по аналогии с ордынским ханом или византийским императором. Русь приняла от Византии атрибуты православной державы, государственную и религиозную символику. В ХV в. после падения Византийской империи митрополит стал назначаться на Руси без согласия византийского патриарха. В структуре государственной власти византийское и восточное влияния обусловили сильные деспотические тенденции. Постепенно стало формироваться понятие самодержавной власти, что означало ее абсолютную независимость и суверенность.

Большую роль при великом князе (с 1478 г. – «Государе всея Руси») играл феодальный совет, состоявший из нескольких наиболее знатных бояр. Феодальный совет вместе с князем осуществлял законодательные функции и верховное управление, был окончательной инстанцией суда.

В этом совете наиболее важные функции выполняли тысяцкий, окольничий и казначей. Должность тысяцкого, ведавшего городским ополчением и осуществлявшего судебный и финансовый надзор, препятствовала возрастанию власти великого князя, и поэтому в 1373 г. она была упразднена.

Должности окольничего и казначея, напротив, были тесно связаны с ростом власти и единодержавия великого князя московского. Окольничий являлся ближайшим советником и исполнителем поручений великого князя. Казначей был хранителем великокняжеской казны и архива (духовных, договорных грамот, ханских ярлыков и других документов). При казначее в середине ХV в. сложилось первое государственное учреждение – «Казна» (впоследствии Казенный двор). Являясь главой важнейшего ведомства, сложившегося ранее других, казначей помимо основных своих функций выполнял и некоторые другие общегосударственные задачи: ведал ямскими, поместными, холопьими и посольскими делами.

Важную роль в Московском государстве играла Боярская дума, аристократический и совещательный орган власти, действовавший на основе принципа местничества и опиравшийся на профессиональную (служилую) бюрократию.

Усиление власти великого князя (царя) проходило параллельно с формированием новой системы центрального государственного управления – приказно-воеводской, основу которой составляли принципы централизма и сословности.

Отраслевыми органами центрального управления стали приказы (Поместный, Казенный, Разбойный, Посольская изба и др.), совмещавшие административные и судебные функции.

Местное управление в ХV в. было несложным. В городах находились наместники, а в сельской местности (уездах и волостях) – волостели, назначаемые великим князем. Наместники и волостели выполняли административно-полицейские, судебные, военные функции, а также ведали служилыми людьми в городах.

Местное управление основывалось на системе кормлений. Наместники и волостели за управление жалованья не получали, а «кормились» за счет населения. В частности, приехавшего на «кормление» наместника население встречало «выезжим кормом». Два-три раза в год (на Рождество, Пасху и Петров день) население обязано было поставить наместнику основной «корм» в форме различных продуктов, фуража для лошадей и т.п. В пользу наместника поступала часть различных таможенных, судебных, брачных, полавочных (с торгов и лавок) пошлин. Назначение на «кормление» было средством вознаграждения князей, бояр и более мелких феодалов за службу великому князю.

В XVI в. происходит дальнейшее укрепление единого российского государства и самодержавной формы его правления. Формально это нашло выражение в том, что в 1547 г. при Иване IV Грозном глава государства стол носить официальный титул царя, государя и великого князя Московского, передаваемый по наследству.

При царе постоянно действовала Боярская дума, высший орган российского государства. (Боярская дума – литературное наименование государственного органа власти, который в ХVI в. назывался просто «дума» или «бояре»). Наряду с совещательными дума постепенно приобретает и законодательные функции. Так, ее были утверждены Судебники 1497 и 1550 гг. Боярская дума, являясь также центральным органом управления, осуществляла общее руководство приказами, надзирала за местным управлением, принимала решения по вопросам организации армии, земельным делам. Специальная «ответная комиссия» из членов думы вела переговоры с иностранными послами, итоги которых выносились на рассмотрение царя.

В середине XVI в. в составе Боярской думы была учреждена так называемая «комната» («ближняя дума», или «Избранная рада»), состоявшая из наиболее доверенных Ивану IV людей, с которыми он решал все проблемы внутренней и внешней политики и провел ряд важнейших государственных реформ (судебную, военную, земскую). Боярская дума была на время отстранена от разрешения важнейших вопросов законодательства и управления.

После смерти Ивана IV значение Боярской думы снова возросло. Особенно заметную роль играла она в отдельные периоды «смуты» начала XVII в. Так, после свержения царя Василия Шуйского в 1610 г. все государственное управление оказалось в руках семи наиболее влиятельных членов Боярской думы. У современников это боярское правление получило наименование «семибоярщины».

В ХVI в. в России окончательно складывается приказная система центрального управления. Эта система в своем развитии прошла ряд стадий: от «приказа» (в буквальном смысле слова) как разового поручения боярам или грамотным неродовитым чиновникам на осуществления отдельных государственных функций, до «приказа» как постоянно действующего государственного органа центральной власти с самостоятельными структурными подразделениями.

Одним из наиболее важных был Разрядный приказ, который ведал личным составом русской армии и государственного аппарата власти. Приказ занимался комплектованием армии, денежными и поместными окладами; назначал наместников и волостелей, воевод, послов, судей приказов; осуществлял суд над чиновниками, не оправдавшими доверия, разбирал местнические дела.

Оружейный приказ ведал изготовлением и хранением оружия. Главным артиллерийским управлением являлся Пушкарский приказ.

Поместный и Стрелецкие приказы занимались соответственно проблемами служилого дворянства и служилых людей (стрельцов). Челобитный приказ разбирал жалобы поместного дворянства на решения должностных лиц и государственных учреждений, поступавшие на имя царя.

Разбойный приказ утверждал в должности губных старост, целовальников и дьяков во всем государстве, санкционировал приговоры губных органов, являлся второй инстанцией для рассмотрения разбойных и «татиных» дел на территории всего государства, кроме Москвы и Московского уезда.

Посольский приказ (первоначально Посольская изба) занимался международными делами Российского государства.

После завоевания Казани в 60-х гг. XVI в. был учрежден первый территориальный приказ Казанского дворца.

Особое место в системе государственных органов власти с середины ХVI в. стали занимать Земские соборы («всерос­сийские совещания»), которые периодически созывались царями для обсуждения важнейших вопросов внутренней и внешней политики. Кроме Боярской думы и верхушки духовенства («освященный собор»), Земские соборы включали представителей поместного дворянства и посадских верхов. Присутствие в Соборах представителей трех основных сословий объясняется тем, что светская и духовная аристократия представляла элиту российского общества, и царь в решении важнейших вопросов не мог обойтись без их участия. Поместное дворянство было главным служилым сословием, основой царского войска и бюрократического аппарата власти. Верхушка посадского населения была основным источником денежных доходов для казны.

Все вопросы государственного строительства, законодательства, финансов, войны и мира обсуждались по палатам (сословиям), но решения принимались всем составом Земского собора. Противоречия, существовавшие на соборах между представителями различных сословий, позволяли самодержавию балансировать между ними, усиливая свою роль в политической жизни общества.

Появление Земских соборов свидетельствовало о складывании в Российской государственности органов сословно-представительной монархии. Их специфика состояла в том, что в отличие от аналогичных западноевропейских институтов (парламент в Англии, «генеральные штаты» во Франции, кортесы в Испании) Земские соборы в России не ограничивали, а укрепляли власть монарха. Кроме того, в их деятельности гораздо слабее, чем на Западе, была роль «третьего сословия». В противоположность Боярской думе, стремившейся время от времени ограничивать единодержавие царя, Земские соборы в России, наоборот, служили орудием укрепления самодержавия и часто созывались для легитимации (одобрения и поддержки) внутренней и внешней политики московских царей. В частности, в 1565 г. Земский собор дал согласие царю Ивану IV на введение опричнины.

Вместе с тем Земские соборы в России на отдельных этапах ее истории играли вполне самостоятельную, а порой и выдающуюся роль. Так, собравшийся после смерти царя Федора Ивановича в 1598 г. Земский собор по предложению патриарха «избрал на царство» ввиду прекращения династии Рюриковичей Бориса Годунова.

В 1610–1613 гг. Земские соборы в России являлись высшими законодательными и исполнительными органами власти. В 1613 г. после изгнания польских интервентов из Москвы собрался Земский собор, на котором присутствовали также представители стрельцов, казаков и черносошных крестьян. Большинством собора на русский престол царем был избран Михаил Романов, ставший основателем новой царской династии в России.

Большую роль Земские соборы играли в развитии правовой системы в России. В 1550 и 1551 гг. на них были приняты такие светские и церковные кодексы, как Судебник и «Стоглав».

Сословно-представительными органами власти на местах в середине ХVI в. стали земские и губные избы. Черносошные и дворцовые крестьяне в волостях, а также посадские люди в городах получили право выбирать из своей среды «излюбленных голов» (земских старост), и «лучших людей» (целовальников, или земских судей), которые возглавляли местные органы государственной власти – земские и губные избы, выполнявшие соответственно финансово-налоговые и полицейско-судебные функции. Деятельность изб контролировалась различными отралевыми приказами.

Эти местные органы власти ограничивали, а иногда и заменяли систему кормлений. Ограничение власти кормленщиков-наместников и волостелей являлось основной частью мероприятий, проводимых в Российском государстве с целях укрепления самодержавия и усиления политической централизации.

Таким образом, к началу XVII в. в России складывается целая система государственных учреждений как в центре, так и на местах, осуществлявшая основные задачи государственного управления в виде административных, военных, полицейских, судебных, финансовых и других функций. Процесс складывания этой системы государственных учреждений шел параллельно с процессом возрастания власти великого князя Московского и царя всея Руси.

Эти тенденции получили дальнейшее развитие. В XVII в., когда в России окончательно утвердилась самодержавная власть. «Соборное уложение» 1649 г., закрепившее социально-экономические и политические изменения в Российском государстве, отразило и возросшую власть самодержавного монарха. Вторая и третья главы первого свода российских законов устанавливали жестокую кару за преступления, направленные против личности царя, его чести и здоровья, а также за проступки, совершенные на территории царского двора. Все эти провинности отождествлялись с впервые вводимым в российское право понятием государственного преступления. За «злое умышление» против жизни и здоровья царя, а также за обнаружение умысла, направленного против царя и государства (восстание, измена, заговор) устанавливалась смертная казнь.

При царе был создан Приказ тайных дел (по существу, личная канцелярия), который занимался политическим сыском, разбирательством по государственным преступлениям, вел личную переписку царя, заведовал отдельными полками иноземного строя, царской благотворительностью и даже поиском полезных ископаемых.

Устанавливается также практика непосредственных докладов царю начальниками важнейших приказов. Так, в 1669 г. по понедельникам царю докладывали начальники Разрядного и Посольского приказов, по вторникам – Большой казны и Большого прихода, по средам – Казанского и Поместного приказов и т.д.

Другим важным мероприятием, направленным на дальнейшее укрепление самодержавия было создание центрального органа государственного финансового контроля. Крупные хищения государственных средств в России побудили царя учредить в 1655 г. Счетный приказ. Однако жесткий финансовый контроль вызвал недовольство приказной бюрократии, и Приказ в 1678 г. был упразднен.

С целью укрепления самодержавия согласно «Соборному уложению» 1649 г. был учрежден Монастырский приказ – государственной учреждение, суду которого были подчинены все монастыри и духовные лица, а также их крепостные.

Одним из препятствий укреплению самодержавной власти в Российском государстве в XVII в. было местничество, выражающееся в наследственном праве определенных родовитых боярских фамилий на то или иное «место» в иерархии служилых чинов на гражданской и военной службе. Возросшее значение в политической жизни служилого дворянства позволило правительству в 1682 г. упразднить местничество, как явление «враждотворное, братоненавистное».

Свидетельством возросшей власти царя было появление в законотворческой деятельности Российского государства во второй половине XVII в. понятия «именного указа», законодательного акта, составленного царем без участия Боярской думы.

Однако вплоть до эпохи Петра I эти указы носили в целом второстепенный характер, и Боярская дума оставалась важнейшим органом государственного управления, законодательства и суда, разделявшим вместе с царем прерогативы верховной власти. Царь, несмотря на наличие более узкой по составу «ближней думы» и личной канцелярии (Приказа тайных дел), по всем основным вопросам советовался с Думой; более мелкие вопросы Боярская дума обсуждала без царя.