Восстановление» индоевропейского языка

Раз родство нескольких языков установлено, остается определить развитие каждого из них с того момента, когда все они были более или менее тождественны, до какого-либо другого данного момента.

Если древняя форма языка засвидетельствована, как это имеет место для романских языков, задача исследования вначале относительно проста: определяются соответствия между древней формой и последующими формами и при помощи исторических данных прослеживаются как можно точнее видоизменения языка в различных местах в различные моменты. Если же древняя форма языка неизвестна, как это имеет место для древних индоевропейских языков, то у нас только один способ исследования — установить соответствия, которые можно обнаружить между формами различных языков. В том случае, когда языки очень сильно разошлись, а соответствия редки и отчасти недостоверны, мы ограничиваемся одним только установлением родства. Для индоевропейских языков обстоятельства более благоприятны. Эти языки представляют многочисленные и точные соответствия, а три из них — хеттский, индоиранские и греческий — засвидетельствованы довольно древними памятниками, притом засвидетельствованы в форме настолько архаичной, что по ней можно предположить, какова должна была быть система индоевропейского языка; большинство остальных сохраняет архаизмы. Таким образом, система всех совпадений, представляемых индоевропейскими языками, допускает их методическое и подробное изучение.

Пример, взятый из романских языков, лучше всего даст представление о применяемом приеме исследования. Возьмем следующий ряд слов:

итальянок.	pẹra	tẹla	vẹro	pẹlo
испанск.	pera	tela	vero	pelo
сицилийск.	pira	tila	viru	pilu
др.-франц.	peire	teile	veir	peil
(совр. франц.	poire	toile	voire	poil)
«груша»	«ткань»	«действительно»	«шерсть»

Поскольку известно из сравнения грамматик этих языков, что они между собой родственны, то не может быть сомнения, что мы имеем здесь четыре слова общего языка, именно «вульгарной латыни» или «общероманского» языка. Так как ударяемая гласная во всех четырех словах одна и та же, то мы можем заключить,

что имеем здесь дело с гласной этого языка, которую можно определить соответствиями:

ит. ẹ = исп. е = сиц. i = др.-фр. ei (совр. фр. oi)

Можно обозначить фонему, определяемую этим соответствием, как закрытое е. Но некоторые диалекты в Сардинии имеют, с одной стороны, pira, pilu, с другой — veru; поскольку различие между i и е не может быть объяснено влиянием соседних артикуляций, то оно должно быть древним, и мы приходим к установлению двух различных соответствий

cардинское i = ит. ẹ = исп. e =сиц. I = др.-фр. ei

cардинское e = ит. ẹ = исп. e =сиц. I = др.-фр. ei

Мы, таким образом, отличаем два рода закрытого е в народной латыни. Если бы латинский язык не был известен, мы не могли бы идти далее; сравнительная грамматика романских языков не дает права на какой-либо иной вывод. Случайность, сохранившая латинский язык, оправдывает этот вывод и делает его более точным; первое закрытое е есть краткое i древней латыни: pĭra, pĭlum; второе есть древнее долгое е: uērum, tēla.

Сравнительная грамматика индоевропейских языков находится в том положении, в каком была бы сравнительная грамматика романских языков, если бы не был известен латинский язык; единственная реальность, с которой она имеет дело, — это соответствия между засвидетельствованными языками. Соответствия предполагают общую основу, но об этой общей основе можно составить себе представление только путем гипотез, притом таких гипотез, которые проверить нельзя; поэтому только одни соответствия и составляют объект науки. Путем сравнения невозможно восстановить исчезнувший язык; сравнение романских языков не может дать точного и полного представления о народной латыни IV в. н. э., и нет основания предполагать, что сравнение индоевропейских языков даст большие результаты. Индоевропейский язык восстановить нельзя...

... Итак, метод сравнительной грамматики применим не для восстановления индоевропейского языка в том виде, как на нем говорили, а лишь для установления определенной системы соответствий между исторически засвидетельствованными языками. Все излагаемое в каком бы то ни было виде в настоящей работе должно разуметься именно в этом смысле даже в тех местах, где, с целью сократить изложение, индоевропейский язык предполагается как бы известным.

При наличии этой оговорки сравнительная грамматика определяется как разновидность исторической грамматики в отношении тех частей языкового

развития, которые не могут быть прослежены на основе документов...

...Приведенные нами определения тем самым устраняют два ошибочных взгляда, противоречащих духу сравнительного метода.

1. Долгое время думали, что индоевропейский язык есть язык первобытный; думали, что сравнительная грамматика позволяет заглянуть в «органический» период языка, когда он складывался и когда устанавливалась его форма. Но ведь индоевропейский язык по отношению к хеттскому, санскритскому, греческому и т. д. есть то же самое, что латинский по отношению к итальянскому, французскому и т. д.; единственное различие заключается в том, что у нас нет такой сравнительной грамматики, которая бы проникала в доиндоевропейское прошлое. Конечно, народности, говорившие по-индоевропейски, должны были стоять на уровне цивилизации, близком к уровню африканских негров или североамериканских индейцев, но в языках негров и индейцев нет ничего «первобытного» или «органического». Каждый из их говоров имеет уже сложившуюся форму и иногда тонкую и сложную грамматическую систему, относящуюся к тому или иному из многообразных типов речи. Сравнительная грамматика индоевропейских языков не бросает ни малейшего света на первые ступени языка. Индоевропейский язык, конечно, не древнее и во всяком случае не «первобытное» египетского языка пирамид и древневавилонского (аккадского).

2. Даже не увлекаясь мыслью, будто сравнительная грамматика может осветить процесс сложения языка, часто пытаются дать индоевропейским формам историческое объяснение. Например, задавались вопросом, не представляют ли личные окончания глагола древних местоимений-суффиксов или не объясняются ли определенными фонетическими изменениями такие чередования гласных, как гр. ειμι, ίμεν — «иду», «пойду», «идем», «пойдем». Но объяснения такого рода, сколько бы правдоподобны они отчасти ни были, не поддаются доказательству. И действительно, объяснить исторически какую-либо форму можно только другой, более древней формой, а в данном случае именно нет этих более древних форм; они не только не засвидетельствованы, но мы не можем даже их сколько-нибудь надежным образом «восстановить» при помощи сравнения. Исторически объяснять индоевропейский язык мы будем в состоянии только тогда, когда будет доказано его родство с другими языковыми семьями, когда, таким образом, окажется возможным установить системы соответствий и при их помощи составить себе представление о доиндоевропейском периоде.

Языковые факты настолько сложны, что не допускают догадок. Было бы наивно объяснять явления французского языка, не зная ни других романских языков, ни латинского; попытки объяснять индоевропейский язык не менее наивны и даже еще более нелепы потому, что мы не знаем самого индоевропейского языка, а имеем

только системы соответствий, которые косвенно дают о нем представление. Поэтому нами оставляются без рассмотрения те гипотезы, которые предлагались для объяснения подробностей индоевропейского словоизменения без какой-либо опоры на соответствия с языками, возводимыми к более древнему источнику.

Здесь мы будем рассматривать только одно: соответствия между различными индоевропейскими языкам и, отражающие древние общие формы; совокупность этих соответствий составляет то, что называется индоевропейским языком.