Э. Бенвенист

О ПРИРОДЕ ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА ¹

Теория языкового знака, в настоящее время принятая или, по крайней мере, подразумеваемая в большинстве работ по общей лингвистике, восходит к Ф. де Соссюру. И очевидной истиной, не сформулированной явно, но бесспорной, считается утверждение, что, по мнению Соссюра, языковой знак по своей природе произволен. Эта формула получила признание. И теперь всякое исследование, посвященное сущности языка или различным свойствам речи, обязательно начинается с декларации о произвольности языкового знака. Этот принцип применяется настолько широко, что на него неминуемо наталкиваешься в любой области лингвистики. Тот факт, что этот принцип упоминается повсюду, и то, что он повсюду рассматривается как очевидный, — вот уже два достаточных повода, чтобы попытаться выяснить, в каком смысле Соссюр говорил о произвольном характере знака и какова природа выдвинутых им доказательств.

Положение о произвольности знака в «Курсе общей лингвистики» основано на весьма простых соображениях. Знаком называется «целое — результат объединения означающего [= акустический образ] и означаемого [= понятие]...». «Так, идея «сестра» никаким внутренним отношением не связана со сменой звуков s-ö-r (soeur), служащей во французском языке ее «означающим»; она могла бы быть выражена любым другим сочетанием звуков; это может быть доказано различиями между языками и самим фактом существования различных языков; означаемое «бык» выражается означающим b-ö-f фр. boeuf) по одну сторону лингвистической границы и o-k-s (нем. Ochs) по другую сторону. Отсюда делается вывод, что «связь между означающим и означаемым произвольна» или, попросту, что «языковый знак произволен». Под «произвольностью» знака Соссюр понимает его немотивированность: «означающее немотивировано, т. е. произвольно по отношению к означаемому, с которым у него нет в действительности никакой естественной связи». Эта особенность должна объяснять тот факт, в котором она сама проявляется: обозначения для любого понятия изменяются во времени и в прост-

¹ Е. Benveniste, Nature du signe linguistique, «Acta linguistica», vol. I, fasc. 1 (1939). Перевод И. А. Мельчука.

ранстве и, следовательно, не имеют с понятием никакой необходимой связи.

Мы не собираемся оспаривать этот вывод с точки зрения других принципов или каких-либо иных определений. Речь идет о том, чтобы проверить, нет ли в этом выводе внутреннего противоречия и вытекает ли из него (если принять двусторонность знака, — а мы ее принимаем), что языковой знак следует считать произвольным.

Из приведенной выше цитаты видно, что Соссюр рассматривает языковой знак как состоящий из означающего и означаемого. Существенно, что под означаемым он имеет в виду понятие. Соссюр прямо пишет, что «языковой знак связывает не вещь и имя, но понятие и акустический образ». Несколько ниже Соссюр утверждает, что знак произволен по своей природе, потому что у негр нет никакой естественной связи с означающим,

В этом рассуждении содержится ошибка: неосознанное и незаконное обращение к третьему члену, который не участвует в исходных определениях. Этот третий член не что иное, как сама вещь, действительность. Утверждая, что понятие сестра не имеет необходимой связи с означающим s-ö-r, Соссюр не может не иметь в виду действительность, соответствующую этому понятию. Говоря о различии между b-ö-f и o-k-s, он невольно обращается к тому факту, что эти оба термина относятся к одной и той же действительности. И, таким образом, вещь, нарочно исключенная сначала из определения знака, проникает в него с заднего хода и порождает в нем противоречия. Ведь если мы справедливо примем, что язык — это форма, а не субстанция, мы должны будем принять — и Соссюр сформулировал это совершенно отчетливо, — что лингвистика является наукой, изучающей исключительно формы. А если так, то еще более настоятельной становится необходимость полностью исключить «субстанцию» сестра (или бык) из рассмотрения знака. Ведь только если мыслить животное «бык» как нечто совершенно конкретное и «субстанциальное», приходится считать «произвольным» соотнесение означающих böf, с одной стороны, и oks — с другой, с одной и той же действительностью. Иначе говоря, существует противоречие между подходом Соссюра к определению языкового знака и существенными свойствами, которые он приписывает знаку.

Подобная ошибка в строгом рассуждении Соссюра объясняется, как мне кажется, не просто случайным ослаблением его внимания. Я скорее готов видеть в ней проявление отличительной черты «историчного» и релятивистского мышления конца XIX века, обычный экскурс в область философских рефлексий, которыми отличается сравнительный подход. Так, например, если рассматривать реакции, вызываемые одним и тем же явлением у представителей различных народов, то бесконечное разнообразие поведения и мнений приводит к выводу о том, что ничто не является необходимым. От всеобщего несходства реакций делается вывод о всеобщей случайности этих реакций.

Соссюровская концепция в известной мере близка такому образу мыслей. Решить, что языковой знак произволен потому, что то же самое животное называется в одной стране boeuf, а в другой — Ochs, это все равно, что считать понятие траура «произвольным», поскольку символом траура в Европе служит черный цвет, а в Китае — белый. Произвольность существует здесь только для бесстрастного наблюдателя с Сириуса или для того, кто ограничивается констатацией внешней связи между объективной действительностью и человеческим поведением, из-за чего он и не может увидеть чего-либо, кроме случайности. Конечно, по отношению к одной и той же действительности все наименования равноправны; самый факт их одновременного существования доказывает, что ни одно из них не может претендовать на роль «абсолютного» наименования. Это верно. Это даже слишком верно — и поэтому малопоучительно. Настоящая проблема гораздо глубже. Она состоит в том, что, наблюдая внешние проявления какого-либо феномена, мы должны вскрыть его внутреннюю структуру и описать соотношение между этой структурой и множеством внешних проявлений данного феномена.

Все это относится и к языковому знаку. Один из компонентов знака, акустический образ, — это означающее; второй компонент, понятие, — означаемое. Связь между означающим и означаемым отнюдь не произвольна; напротив, она необходима. Понятие («означаемое») бык неизбежно ассоциируется, в языковом сознании француза, с последовательностью звуков — «означающим» böf. Как же может быть иначе? Ведь и понятие и соответствующая последовательность звуков вместе запечатлены в мозгу; в сознании они также возникают только вместе. Между ними существует столь тесный симбиоз, что понятие бык является как бы душой акустического образа böf. Разум не терпит пустых форм и неоформленных понятий. Соссюр сам писал: «В психологическом отношении наше мышление, если отвлечься от его выражения словами, представляет собой аморфную и смутную массу. Философы и лингвисты всегда сходились в том, что без помощи знаков мы не умели бы с достаточной ясностью и постоянством отличать одно понятие от другого. Взятое само по себе мышление похоже на туманность, где ничто не разграничено- Нет предустановленных идей, и нет никаких различий до появления языка».

Верно и обратное: разум принимает только такие звуковые формы, которые служат носителями представлений, идентифицируемых с помощью этих форм. В противном случае звуковые формы отбрасываются как чужие или неизвестные. Означающее и означаемое, акустический образ и мысленное представление — это две стороны одного и того же. Означающее является звуковым воплощением понятия, а понятие — мысленным соответствием означающего. Отсюда вытекает структурное единство языкового знака. Здесь уместно еще раз напомнить слова самого Соссюра: «Язык можно также сравнить с листом бумаги: мысль — это лице-

вая, а звук — оборотная сторона листа; мы не можем разрезать лицевую сторону, не разрезав в то же время и оборотной стороны. Точно так же в языке невозможно отделить ни звук от мысли, ни мысль от звука. Этого можно достигнуть лишь посредством абстракции, что неизбежно приведет либо к чистой психологии, либо к чистой фонологии». То, что Соссюр говорит здесь о языке, полностью относится к языковому знаку, в котором, безусловно, запечатлены существенные свойства языка.

Итак, мы видим, что зону «произвольного» можно ограничить. То, что именно этот, а не другой знак применяется для обозначения того, а не другого элемента действительности, — это в самом деле произвольно. В этом, и только в этом, смысле можно говорить о случайности. Однако признание этого положения еще не позволяет решить нашу проблему. Вообще нам придется по крайней мере на время отказаться от ее рассмотрения. Ведь эта проблема — пресловутая проблема φύσει или θέσει, и ее можно решить лишь путем декретирования. В самом деле, это переведенная на язык лингвистики метафизическая проблема соответствия между разумом и миром. Быть может, когда-нибудь лингвисты будут в состоянии успешно разрабатывать эту проблему, однако в данный момент для них лучше оставить ее в покое. Объявить отношение (между вещами и их знаками) произвольным — это способ лингвиста отмежеваться от указанной проблемы и одновременно от ее решения, которое бессознательно выдвигается говорящими. Для говорящих язык полностью адекватен действительности: знак покрывает собой действительность, доминирует над ней; более того, знак является действительностью (nomen omen, табу в языке, магическая сил» слова и т. д.). По правде говоря, носитель языка и лингвист смотрят на связь между вещами и знаками со столь различных точек зрения, что утверждение лингвиста о произвольности обозначений не отрицает прямо противоположных убеждений носителя языка. Однако все это нисколько не затрагивает природу языкового знака, если определять его так, как это сделал де Соссюр: ведь суть этого определения именно в том, что во внимание принимается только отношение между означающим и означаемым. Тогда сфера произвольного оказывается за пределами языкового знака.

Поэтому вряд ли следует отстаивать принцип «произвольности знака» против возражений, которые делают, ссылаясь на ономатопоэтические и экспрессивные слова. Дело не только в том, что сфера употребления этих слов сравнительно ограничена, а экспрессивность — это по существу нечто неустойчивое, субъективное, часто — вторичное. Гораздо важнее, что, какова бы ни была действительность, отражаемая в ономатопоэтическом или экспрессивном слове, связь с этой действительностью не является в большинстве случаев непосредственной; она существует лишь в силу обычной для символов условности аналогично тому, как связаны с действительностью обычные знаки системы. Таким образом, оказывается, что наше определение и выделенные в нем свой-

ства сохраняют силу для любого знака. Произвольность существует лишь по отношению к явлению, или к объекту действительности, но ей нет места в самом строении знака.

Теперь мы вкратце рассмотрим некоторые выводы, сделанные де Соссюром на основе принципа произвольности знака и имеющие большое значение для всех областей лингвистики. Например, он убедительно доказал, что можно говорить одновременно о неизменчивости и об изменчивости знака: о неизменчивости, поскольку знак, будучи произвольным, не может быть изменен в соответствии с какой-либо разумной нормой; об изменчивости, поскольку знак, будучи произвольным, всегда подвержен изменениям. «Язык совершенно бессилен против факторов, все время смещающих отношение между означаемым и означающим. Это одно из следствий произвольности знака». Ценность данного положения не только не уменьшится, а, напротив, повысится, если уточнить, какое именно отношение имеется в виду. Отношение, которое одновременно изменяется и остается неизменным, — это отношение не между означаемым и означающим, а между знаком и объектом; это, другими словами, объективная мотивация обозначения, подверженная, как таковая, воздействию различных исторических факторов. То, что говорит Соссюр, верно, но относительно значения, а не относительно знака.

Другая не менее важная проблема, с которой непосредственно связано определение знака, — это проблема значимости (valeur). Обращаясь к значимости, Соссюр искал здесь подтверждение своего взгляда: «... Выбор данного звукового сегмента для данного понятия совершенно произволен. Если бы это было иначе, понятие значимости утратило бы некую черту из своей характеристики, так как в значимости появился бы привнесенный извне элемент. Однако в действительности языковые значимости полностью относительны, и поэтому связь между понятием и звучанием абсолютно произвольна». Разберем это рассуждение шаг за шагом. Выбор, в силу которого определенный звуковой сегмент связывается с определенным понятием, отнюдь не произволен; этот звуковой сегмент не существовал бы без соотнесенности с соответствующим понятием, и обратно. На самом деле Соссюр, говоря о «понятии», всегда имеет в виду представление о реальном объекте и явно необязательный, немотивированный характер связи, соединяющей знак и обозначаемую вещь. Это доказывается следующим предложением, в котором я выделил наиболее показательную часть: «Если бы это было иначе, понятие значимости утратило бы некую черту из своей характеристики, так как в значимости появился бы привнесенный извне элемент». Мы видим, что в своем рассуждении Соссюр опирается на «привнесенные извне элементы», т. е. на объективную реальность. Однако если рассматривать знак в самом себе как носитель значимости, произвольность, безусловно, оказывается исключенной. Последняя фраза приведенной выше цитаты очевидным образом опровергает сама

себя: верно, что значимости полностью «относительны», однако нужно знать, как именно и по отношению к чему они относительны. Мы рассуждаем так: значимость есть элемент знака; если знак, взятый сам по себе, не является произвольным (а, как нам кажется, это было доказано), то «относительный» характер значимости не может зависеть от «произвольного» характера знака. Поскольку от соотнесенности знака с действительностью необходимо абстрагироваться, то тем больше оснований рассматривать значимость как атрибут формы, а не субстанции. Следовательно, когда мы говорим, что значимости «относительны», это означает, что они относительны по отношению друг к другу. Именно этим и доказывается их необходимость. Здесь речь идет уже не об отдельном, изолированном знаке, а о языке как системе знаков, и именно Соссюр, быть может, глубже всех других исследователей осознал и описал сущность системности языка. Система предполагает взаимосвязанность и взаимообусловленность частей в рамках единой структуры, стоящей над отдельными элементами и объясняющей их. В системе все необходимо настолько, что любые изменения целого ведут к изменению частей, и обратно. Относительность значимостей есть лучшее доказательство того, что они тесно зависят друг от друга в пределах синхронной системы, всегда находящейся под угрозой изменений и всегда самовосстанавливающейся. Все значимости противопоставлены друг другу и определяются только через отличия друг от друга. Участвуя в противопоставлениях, значимости взаимно необходимы друг для друга. Противопоставление лежит в основе необходимости, а необходимость приводит к оформлению противопоставлений. Если язык — это не просто хаотический конгломерат разрозненных понятий и случайных звуков, то это потому, что необходимость внутренне присуща его структуре, как, впрочем, любой структуре.

Итак, оказывается, что в той мере, в какой случайность находит себе место в языке, она затрагивает только наименование — звуковой символ действительности, точнее — его отношение к действительности. Что же касается связи между означающим и означаемым в составе знака, этого основного элемента языковой системы, то данную связь следует признать необходимой: оба компонента знака в равной мере необходимы друг для друга. Такое понимание абсолютного характера языкового знака влечет за собой признание диалектической необходимости значимостей, постоянно находящихся в противопоставлении, и приводит к структуральному принципу в исследовании языка.

Быть может, лучшим доказательством плодотворности любого учения является наличие таких противоречий, разрешение которых способствует его развитию. Выяснив подлинную природу языкового знака в рамках внутренней обусловленности системы, мы тем самым, вопреки букве соссюровских формулировок, подтвердили сущность его глубоких идей.

СОДЕРЖАНИЕ

От составителя … 3

ОЧЕРК ИСТОРИИ ЯЗЫКОЗНАНИЯ ДО XIX ВЕКА … 7

I. ЗАРОЖДЕНИЕ СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ … 28

Ф. Бопп, О системе спряжения санскритского языка в сравнении с таковым греческого, латинского, персидского и германского языков (Предисловие) … 31

Сравнительная грамматика санскрита, зенда, армянского, греческого, латинского, литовского, старославянского, готского и немецкого (Извлечения) … 33

Р. Раск, Исследования в области древнесеверного языка, или происхождение исландского языка … 40

А. X. Востоков. Рассуждение о славянском языке (Извлечения) … 52

Я. Гримм, Из предисловия к „Немецкой грамматике” … 56

О происхождении языка .(Извлечения) … 57

II. ВИЛЬГЕЛЬМ ГУМБОЛЬДТ … 69

О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития … 73

О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода (Извлечения) … 85

Ill. НАТУРАЛИСТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИИ … 105

А. Шлейхер, Компендий сравнительной грамматики индоевропейских языков (Предисловие) … 107

Немецкий язык (Извлечения) … 110

Теория Дарвина в применении к науке о языке (Извлечения) … 116

Басня, составленная А. Шлейхером на индоевропейском праязыке … 122

IV. ПСИХОЛОГИЗМ В ЯЗЫКОЗНАНИИ … 123

Г. Штейнталь, Грамматика, логика и психология (их принципы и их взаимоотношения) (Извлечения) … 127

А. А. Потебня, Мысль и язык (Извлечения) … 136

Из записок по русской грамматике (Извлечения) … 142

В. Вундт, Проблемы психологии народов (Извлечения) … 170

История языка и психология языка (Извлечения) … 174

V. МЛАДОГРАММАТИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ … 184

Г. Остгоф и К. Бругман, Предисловие к книге „Морфологические исследования в области индоевропейских языков” … 187

Г. Пауль, Принципы истории языка (Извлечения) … 199

Б. Дельбрюк, Введение в изучение индоевропейских языков (Извлечения) … 218

Введение в изучение языка (Извлечения) … 228

VI. МОСКОВСКАЯ И КАЗАНСКАЯ ШКОЛЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ … 233

Ф. Ф. Фортунатов, Сравнительное языковедение (Извлечения) … 238

И А. Бодуэн де Куртене, Некоторые общие замечания о языковедении и языке … 263

Н. В. Крушевский, Предмет, деление и метод науки о языке. 284

Очерк науки о языке (Извлечения) … 289

В. А. Богородицкий, Наука о языке и ее положение в кругу историко-культурных наук. Общая Характеристика природы языка. Вопросы чистого и прикладного языковедения … 295

VII. КРИТИКА МЛАДОГРАММАТИЧЕСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ … 301

Г. Шухардт, Избранные статьи по языкознанию (Извлечения) … 304

К. Фосслер, Позитивизм и идеализм в языкознании (Извлечения) … 324

Дж. Бонфанте, Позиция неолингвистики … 336

VIII. ФЕРДИНАНД ДЕ СОССЮР … 358

Курс общей лингвистики (Извлечения) … 361

IX. СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ … 412

А. Мейе, Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков (Извлечения) … 416

Ж. Вандриес, Язык (Извлечения) … 440

Э. Бенвенист, О природе языкового знака … 459