2014-02-17
1178
Когнитивные составляющие личности политика имеют особую важность при составлении политико-психологических портретов. Ценностная картина мира политического лидера с необходимостью влияет на отношение к окружающей действительности, что не может не отразиться на политическом курсе страны.
Личность политика — феномен, в значительной мере определяемый сложившейся системой общественных отношений, национальной культурой и политическим контекст. Становление личности политика включает в себя различные формы взаимодействия с контекстом, из которых основная — избирательное освоение посредством процесса социализации того культурного пространства, в котором происходит развитие личностных характеристик политика. Включенность личности в конкретный исторический социо-культурный контекст через принятие системы господствующих мировоззрений обеспечивает культурную идентичность личности политика и ее своеобразие.
Функционирование личности в конкретно-исторической социо-культурной среде находится в зависимости от той или иной идеологии, формирующей и личностное мировоззрение. Личностное мировоззрение с точки зрения, которой мы придерживаемся, — это стержень личности, поскольку индивид становится личностью тогда, когда начинает воспринимать и переживать себя как единое целое, отличное от других, и проявляет себя как самосознающая личность.
Личность политика наблюдаема в своем самосознании преимущественно через социальное поведение и личную деятельность. Поэтому психологический портрет конкретного политика создается в условиях того культурного контекста и той социо-культурной и политической системы, к которой он принадлежит.
Контекстом задается система нравственных и мировоззренческих ориентиров, на основе которой формируются идеологические предпочтения и установки.
Рассмотрим, как происходило становление личностного мировоззрения Мао Цзэдуна. Остановимся на преставление политика о самом себе — «Я-концепция». От представления политика о самом себе зависит не только его политическое поведение, но и система его убеждений, ценностей, ориентиров.
Ссылаясь на биографов Мао Цзэдуна (например, Э. Сноу), можно утверждать, что для Мао послужил идеалом образ именно Цинь Шихуана — жестокого объединителя Китая. Мао не был чужд героической патетике — еще в юности видел себя в образе национального правителя, будучи очарованным успехами правителей Древнего Китая — Яо и Шуня, Цинь Шихуана и У-ди, а также преуспевших властителей Лю Баня и Наполеона. В основе «я-концепции» Мао Цзэдуна заложено представление о себе самом как о народном герое.
Заметим, что подобные представления не остались юношескими мечтами, Мао осознанно приближался к той роли, в которой видел себя. Легенда о народном крестьянском вожде появилась в Яньнанский период, но вышла далеко за пределы Яньнани. Мао без устали работает ночами, ходит в залатанной одежде и фотографируется в ней, он ест скудную пищу — и афиширует это. Он постоянно говорит о народном благе. Ему чужда забота о собственных удобствах — он подчеркивает это повсеместно. Что это — игра актера? Притворство? Или истинное стремление к всеобщему благу? Вопрос достаточно непростой.
С одной стороны, ему не нужно притворяться, поскольку Мао выходец из среды крестьянства. Но с другой — существует один малоприятный для Мао факт, тщательно им скрываемый, дабы не разрушить образ народного заступника. В 1911 году, приехав в город Чанша — столицу провинции Хунань — с твердым намерением продолжить образование, Мао мечтал о карьере человека умственного труда. Как он сам рассказывал впоследствии, жизнь крестьян, из среды которых он вышел, была ему чужда. В то время он считал, что «чистоплотнее всех на свете интеллигенты, а рабочие и крестьяне — люди грязные». Он полагал возможным надеть чужое платье, если оно принадлежало интеллигенту: с его точки зрения, оно было чистым. Но надеть платье крестьянина — Мао не согласился бы, считая его грязным.
Как произошла подобная трансформация взглядов Мао Цзэдуна? Как он объясняет сам в разговоре с Э. Сноу, в юности он еще не понимал всей глубины и остроты классовой борьбы и недооценивал роль крестьянства и рабочих в победе революции. Можно это объяснить и тем, что, быть может, вкусы и пристрастия Мао ушли не так далеко от среды крестьянства, из которой он вышел, поскольку многие отмечали его грубость и некоторую приземленность (хотя, это очередной парадокс — Мао прекрасно знал китайскую классическую литературу, а также труды философов, был поклонником Наполеона и знал все его произведения, кроме того, он был великолепным каллиграфом, не говоря уже о том, что по памяти цитировал произведения Конфуция и писал стихи). Но, что особо важно — он не скрывал своих привычек. Напротив, он выставлял их напоказ. Солдаты, простые кадровые работники были наслышаны о скромности и доступности своего председателя.
Но самым простым ответом на вопрос о том, почему так значительно изменились взгляды Мао, будет его знаменитое изречение о народе как «чистом листе бумаги, на котором можно написать любой иероглиф». Это выражение отнюдь не ново, но в случае с Китаем как нельзя лучше иллюстрирует изменения, произошедшие в Китае, когда традиционная культура была замещена новой идеологией.
В одном из его «цитатников» есть строки о том, что «без разрушения нет созидания. Разрушение — это критика, это революция. Разрушение требует выяснения истины, а выяснение истины и есть созидание». Таким образом, можно предположить, что подобные представления легли в основу проводимой Мао политики. Действительно, политика Мао — это разрушение традиционного строя китайского общества с тем, чтобы на его месте было построено качественно иное образование, основанием для которого послужит идеология маоизма. Важно заметить, что для разрушения существовавшего строя использовались достаточно жестокие методы, начиная запретом на произведения множества авторов, в том числе и Конфуция, сожжения книг и заканчивая борьбой с интеллигенцией и массовыми репрессиями.
Далее следует система важнейших политических убеждений. Необходимо заметить, что эта система прошла через определенные стадии трансформации на протяжении политической карьеры Мао Цзэдуна. Но по поводу того, к какому течению общественно-политической мысли можно отнести Мао, исследователи так и не пришли к общему выводу. Например, биограф Мао Э. Сноу считал Мао прежде всего националистом, затем коммунистом. С. Шрам — приверженцем «ортодоксального марксизма». В юности Мао активно интересовался анархизмом, он даже пытался создать в Хунани анархистское общество. Он верил в необходимость децентрализации Китая и склонялся к анархистским методам ведения политики.
Мао в 1957 году говорил о том, что изначально разделял разного рода «немарксистские» взгляды, затем произошло «самоперевоспитание» в ходе продолжительной борьбы и им были приняты идеи марксизма. Позднее в одном из писем жене Мао писал о том, что необходимо «соединить Карла Маркса и Цинь Шихуана». На основе цитатников Мао можно сделать вывод о том, что Мао был адептом коммунистического общественного строя и противником как американского империализма, многовекового феодализма, так и капиталистического строя. И здесь наиболее ярко проявляется Мао — идеолог.
Остро встает вопрос необходимости создания новой идеологии, целью которой было своего рода замещение традиционной культуры. Ведь, бесспорно, разрушение многовековых традиций и устоев должно быть оправдано.
Мао понимал, что он может преуспеть как руководитель лишь при условии, если сумеет выступить в роли крупного идеолога, способного наметить пути экономического и социального возрождения Китая. И даже тогда, когда предлагаемые им идеи оказывались неэффективными, их общая направленность на преодоление отсталости, на обеспечение новой роли Китая давала Мао Цзэдуну в глазах народа всеобщее прощение, поскольку жестокость средств оправдывалась величием целей.
Был ли Мао идеологом, самобытным мыслителем, или это был прагматический политик, который использовал идеологию для обоснования своих политических целей? Вопрос достаточно трудный, чтобы дать на него однозначный ответ. Но, несомненно, политик брал верх над идеологом. Военная и политическая деятельность составляла основу характера Мао, предопределила его интересы, сформировала собственную систему ценностей и ориентаций.
Деятельность Мао Цзэдуна в области идеологических построений была не менее реальной, нежели политическая. Она представляла собой основу жизни китайского общества, важную составную часть всей политической системы страны. Основная проблема состоит в том, что все идеи Мао предельно политизированы и самым непосредственным образом привязаны к злободневным проблемам. Кроме того, его теоретическая работа всегда была подчинена достижению политических целей.
С этой точки зрения обратимся к классификации политических лидеров, составленную отечественными психологами на основе работ Ю. М. Лотмана, основанную на выделении семантической и семиотической доминант. Мао Цзэдуна можно отнести к семантическому типу политика, ориентированного на взаимодействие с реальностью, поскольку Мао был политиком, чутко реагировавшим на изменения политической действительности, и умел преобразовывать ситуацию в необходимом для него русле. На это можно возразить, что ему не чужда была игра виртуальными символами и образами, как-то: «большой скачок», культурная революция, «американский империализм», с которым необходимо было покончить, но эти образы имели под собой достаточно прочную политическую базу. Они были только отражением политики Мао, а не самоцелью и безосновательными лозунгами, которые всегда остаются лишь словами.
Теперь обратимся к концепции власти Мао. Независимо от символики, которую использовал Мао Цзэдун, например, новая демократия, диктатура пролетариата, в конечном счете, дело сводилось к трактовке традиционной для Китая проблемы — взаимоотношения государя и подданных. При этом партия, органы государственного управления, армия, по большому счету, рассматривались в рамках китайской философской традиции, под углом зрения их роли как инструмента взаимодействия правителя и народа.
Правитель может разрушить существующие институты и воздвигнуть новые с целью их наиболее адекватного служения намеченным правителем целям. Но основным принципом была строгая субординация этих органов, их абсолютное подчинение и подконтрольность императору, что было заимствовано у Конфуция и было тем базисом, на котором покоилось на протяжении веков китайское общество. Но разве после победы народной революции что-либо изменилось? Нет, разница только в том, что вместо императора верховная власть в государстве сосредотачивалась теперь в руках председателя коммунистической партии Китая, принцип субординации и строгого подчинения остался по-прежнему главенствующим.
Что же касается форм и методов осуществления власти, то здесь Мао Цзэдун противостоит конфуцианским установкам: если раньше верховный правитель — император — получал мандат Неба на свое правление и, таким образом, был ограничен определенными обязательствами перед Небом, а также достаточно строгими моральными принципами, то теперь верховный правитель не связан никакими обязательствами ни перед Небом, ни перед народом, ни перед самим собой.
Ничто не может остановить или помешать правителю проводить именно ту политику, какую он задумал. Конфуцианский принцип «ли», переводимый как ритуал или церемониал, был основой порядка в стране. Но маоизму, который предпочитает не связывать себя никакими обязательствами, он глубоко чужд. Конфуцианский «ли» был не только принципам следования древним обрядам и традициям, но и способом ограничения власти императора со стороны просвещенной родовой знати. Еще в большей степени противостоял взглядам Мао Цзэдуна конфуцианский принцип «жэнь», нередко переводимый как «человеколюбие», а также учение о благородных мужах. Кроме того, был нарушен принцип сыновней почтительности.
Конфуцианство выступало против деспотизма и произвола, в защиту просвещенной имперской власти, опирающейся на добродетельную родовую знать. Очевидно, что Мао мало подходит модель, разработанная Конфуцием и его последователями. Эта модель рисует просвещенного и благодетельного монарха. Но для Мао образцами служили властители и полководцы, отнюдь не стеснявшие себя рамками морали и способные на любую жестокость ради достижения поставленных целей. Теперь становится понятно, что фраза о том, что величие исторической личности измеряется количеством пролитой крови, произнесенная однажды Мао Цзэдуном вовсе не случайна, она выражает его глубокое убеждение именно в таком положении вещей.
