Со­ци­а­ль­ная уста­но­в­ка

Ау­тизм, ра­с­с­ма­т­ри­ва­е­мый как ши­зо­и­д­ный сим­п­том те­м­пе­ра­ме­н­та, име­ет от­те­н­ки в за­ви­си­мо­с­ти от пси­хо­эс­те­ти­че­с­кой шка­лы от­де­ль­но­го ши­зо­и­да. Бы­ва­ют слу­чаи, ко­г­да ау­тизм яв­ля­е­т­ся пре­иму­ще­с­т­вен­но сим­п­то­мом по­вы­шен­ной чув­с­т­ви­те­ль­но­с­ти. Та­ки­ми край­не ра­з­д­ра­жи­те­ль­ны­ми ши­зо­и­да­ми си­ль­ные кра­с­ки и то­на ре­а­ль­ной жи­з­ни во­с­п­ри­ни­ма­ю­т­ся как ре­з­кие, не­кра­си­вые, гру­бые, не­при­я­т­ные и да­же с ду­ше­в­ной бо­лью, ме­ж­ду тем как для ци­к­ло­и­да и для но­р­ма­ль­но­го че­ло­ве­ка они же­лан­ны и со­с­та­в­ля­ют не­об­хо­ди­мый во­з­бу­ж­да­ю­щий жи­з­нен­ный эле­мент. Их ау­тизм про­яв­ля­е­т­ся в том, что они ухо­дят в са­мих се­бя, они стре­мя­т­ся из­бе­г­нуть вся­ких вне­ш­них ра­з­д­ра­же­ний, за­глу­шить их, они за­кры­ва­ют ок­на сво­е­го до­ма, что­бы в не­ж­ном, ти­хом по­лу­м­ра­ке сво­е­го вну­т­рен­не­го Я ве­с­ти фа­н­та­с­ти­че­с­кую, «бе­з­де­я­те­ль­ную, но по­лную мы­с­лей» жизнь в гре­зах (Ге­ль­де­р­лин). Они ищут, как кра­си­во о се­бе ска­зал Стри­н­д­берг, оди­но­че­с­т­ва, что­бы за­ку­тать­ся в шелк сво­ей соб­с­т­вен­ной ду­ши...

Ау­тизм бо­ль­шин­с­т­ва ши­зо­и­дов и ши­зо­ф­ре­ни­ков пред­ста­в­ля­ет ком­би­на­цию обо­их эле­ме­н­тов те­м­пе­ра­ме­н­та: это — ра­в­но­ду­шие с на­ле­том бо­я­з­ли­во­с­ти и вра­ж­де­б­но­с­ти; это — хо­лод и в од­но и то же вре­мя стра­с­т­ное же­ла­ние быть ос­та­в­лен­ным в по­ко­е. Су­до­ро­га и па­ра­лич в од­ной ка­р­ти­не.

Ши­зо­и­д­ные лю­ди или аб­со­лю­т­но не­об­щи­те­ль­ны, или об­щи­те­ль­ны из­би­ра­те­ль­но, в уз­ком за­мкну­том кру­гу, или по­ве­р­х­но­с­т­но-­об­щи­те­ль­ны без бо­лее глу­бо­ко­го вну­т­рен­не­го ко­н­та­к­та с окру­жа­ю­щим ми­ром. Не­об­щи­те­ль­ность ши­зо­и­дов име­ет ра­з­ли­ч­ней­шие от­те­н­ки. Эта ан­ти­па­тия к об­ще­нию с лю­дь­ми ва­рь­и­ру­ет от не­ж­ной тре­во­ги, ро­бо­с­ти и за­сте­н­чи­во­с­ти че­рез иро­ни­че­с­кий хо­лод и угрю­мую при­чу­д­ли­вую ту­пость до ре­з­ко­го, гру­бо­го, ак­ти­в­но­го че­ло­ве­ко­не­на­ви­с­т­ни­че­с­т­ва. И са­мое лю­бо­пы­т­ное — это то, что эмо­ци­о­на­ль­ная уста­но­в­ка от­де­ль­но­го ши­зо­и­да в от­но­ше­нии бли­ж­не­го пе­ре­ли­ва­е­т­ся за­ме­ча­те­ль­ны­ми цве­та­ми ра­ду­ги ме­ж­ду за­сте­н­чи­во­с­тью, иро­ни­ей, угрю­мо­с­тью и же­с­то­ко­с­ть­ю. Кра­си­вым ха­ра­к­те­ро­ло­ги­че­с­ким при­ме­ром та­ко­го ро­да слу­жит Ро­бе­с­пь­ер.

По от­но­ше­нию к чу­жим, вновь по­яв­ля­ю­щи­м­ся лю­дям про­бу­е­т­ся весь ре­гистр пси­хо­эс­те­ти­че­с­кой шка­лы с не­р­во­з­но­с­тью и не­уве­рен­но­с­ть­ю.

Ци­к­ло­и­д­ное до­б­ро­ду­шие — это до­б­ро­се­р­де­чие, го­то­в­ность ра­з­де­лить го­ре и ра­дость, ак­ти­в­ная до­б­ро­же­ла­те­ль­ность или дру­же­лю­б­ное от­но­ше­ние к бли­ж­не­му. До­б­ро­ду­шие ши­зо­и­д­но­го ре­бе­н­ка сла­га­е­т­ся из двух ком­по­не­н­тов: бо­я­з­ли­во­с­ти и утра­ты аф­фе­к­та. Это есть усту­п­ка же­ла­ни­ям окру­жа­ю­щих, вслед­с­т­вие ра­в­но­ду­шия, сме­шан­но­го с ро­б­кой бо­я­з­ли­во­с­тью ока­зать им со­п­ро­ти­в­ле­ни­е. Ци­к­ло­и­д­ное до­б­ро­ду­шие — это дру­же­с­кое уча­с­тие, ши­зо­и­д­ное — бо­я­з­ли­вая от­чу­ж­ден­ность. В со­о­т­вет­с­т­ву­ю­щих кон­сти­ту­ци­о­на­ль­ных со­е­ди­не­ни­ях и это бо­я­з­ли­вое ши­зо­и­д­ное до­б­ро­ду­шие мо­жет по­лу­чить че­р­ты ис­тин­ной до­б­ро­ты, при­ят­ной не­ж­но­с­ти, мя­г­ко­с­ти, вну­т­рен­ней при­вя­зан­но­с­ти, но все­гда с эле­ги­че­с­кой че­р­той бо­ле­з­нен­ной от­чу­ж­ден­но­с­ти и уяз­ви­мо­с­ти.

Мы встре­ча­ем сре­ди не­об­щи­те­ль­ных ши­зо­и­дов ха­ра­к­те­р­ную фи­гу­ру угрю­мо­го чу­да­ка, ко­то­рый, за­мкну­в­шись от вне­ш­не­го ми­ра в сво­ей ке­лье, все­це­ло по­гло­щен сво­и­ми соб­с­т­вен­ны­ми мы­с­ля­ми, все ра­в­но будь то ипо­хо­н­д­ри­че­с­кие те­ле­сные упра­ж­не­ния, тех­ни­че­с­кие от­к­ры­тия или же ме­та­фи­зи­че­с­кие си­с­те­мы. Эти ори­ги­на­лы и чу­да­ки вне­за­п­но по­ки­да­ют свой угол как «о­за­рен­ны­е» и «о­б­ра­щен­ные в но­вую ве­ру», от­пу­с­ка­ют се­бе длин­ные во­ло­сы, об­ра­зу­ют се­к­ты и про­по­ве­ду­ют, в поль­зу че­ло­ве­че­с­ких иде­а­лов, сы­рой пи­щи, ги­м­на­с­ти­ки и ре­ли­гии бу­ду­ще­го, или все это вме­с­те.

На­ря­ду с про­с­той не­об­щи­те­ль­но­с­тью ха­ра­к­те­р­ной че­р­той не­ко­то­рых вы­со­ко­о­да­рен­ных ши­зо­и­дов яв­ля­е­т­ся из­би­ра­те­ль­ная об­щи­те­ль­ность в за­мкну­том кру­гу. Мно­гие чув­с­т­ви­те­ль­ные ау­тис-­ты от­да­ют пред­по­ч­те­ние опре­де­лен­ной со­ци­а­ль­ной сре­де, опре­де­лен­ным сто­ро­нам сво­ей пси­хи­че­с­кой ат­мо­с­фе­ры, ко­то­рые они счи­та­ют сво­им жи­з­нен­ным эле­ме­н­том. Это пре­жде все­го изя­щ­ные све­т­с­кие фо­р­мы жи­з­ни, ари­с­то­к­ра­ти­че­с­кий эти­кет.

В стро­го вы­де­р­жан­ном, вы­хо­ло­щен­ном фо­р­ма­ли­з­ме его не­ж­ная ду­ша на­хо­дит все, что ей ну­ж­но: кра­си­вую ли­нию жи­з­ни, ко­то­рая ни­г­де и ни­чем не на­ру­ша­е­т­ся, и за­глу­ше­ние всех аф­фе­к­ти­в­ных ак­це­н­тов при об­ще­нии с лю­дь­ми. За­тем этот без­ли­ч­ный культ фо­р­мы при­кры­ва­ет то, что так ча­с­то от­сут­с­т­ву­ет у ши­зо­и­да,— он при­кры­ва­ет за этой хо­ло­д­ной эле­га­н­т­но­с­тью не­до­ста­ток се­р­де­ч­но­с­ти и не­по­с­ред­с­т­вен­ной ду­ше­в­ной све­же­с­ти, что вскры­ва­ет та­к­же и в этих тон­ко чув­с­т­ву­ю­щих на­ту­рах на­чи­на­ю­ще­е­ся охла­ж­де­ние эмо­ци­и. Ари­с­то­к­ра­ти­че­с­кое не­ко­то­рых ши­зо­и­д­ных на­тур вы­я­в­ля­е­т­ся и у про­с­тых лю­дей в по­тре­б­но­с­ти к вы­со­ко­ме­рию, в же­ла­нии быть лу­ч­ши­ми и ины­ми, чем дру­ги­е.

Су­ще­с­т­вен­ное в этой ха­ра­к­те­ро­ло­ги­че­с­кой те­н­де­н­ции — это стре­м­ле­ние к за­мкну­то­му кру­гу. Дру­ж­ба та­ких ши­зо­и­дов — это из­би­ра­те­ль­ная дру­ж­ба к од­но­му. Не­ра­з­де­ли­мый со­юз двух ме­ч­та­ю­щих чу­да­ков или со­юз юно­шей, эфи­р­ный, то­р­же­с­т­вен­ный, уда­лен­ный от на­ро­да; вну­т­ри его — эк­с­та­ти­че­с­кий культ ли­ч­но­с­ти, вне его — все ре­з­ко отве­р­га­е­т­ся и пре­зи­ра­е­т­ся. Ис­то­рия юно­с­ти Ге­ль­де­р­ли­на яв­ля­е­т­ся на­гля­д­ным при­ме­ром в этом на­пра­в­ле­ни­и.

Так же об­сто­ит де­ло и с эро­ти­кой. Не го­ря­чее ес­те­с­т­вен­ное вле­че­ние, но эк­с­таз и ре­з­кая хо­ло­д­ность.

Ищут не кра­си­вую де­ву­ш­ку, но же­н­щи­ну во­о­б­ще, «а­б­со­лю­т­но­е»: же­н­щи­ну, ре­ли­гию, ис­кус­с­т­во — в од­ном ли­це. Или свя­тая, или ме­ге­ра — се­ре­ди­ны нет. Стри­н­д­берг яв­ля­е­т­ся кра­си­вым при­ме­ром та­ко­го ти­па.

Тре­тья со­ци­а­ль­ная уста­но­в­ка ши­зо­и­дов — по­ве­р­х­но­с­т­ная об­щи­те­ль­ность без бо­лее глу­бо­ко­го пси­хи­че­с­ко­го ра­п­по­р­та. Та­кие лю­ди мо­гут быть очень ло­в­ки­ми, ра­с­че­т­ли­вы­ми де­ль­ца­ми, су­ро­вы­ми вла­с­те­ли­на­ми, или хо­ло­д­ны­ми фа­на­ти­ка­ми, или же ра­в­но­ду­ш­ны­ми, вя­лы­ми, иро­ни­че­с­ки­ми на­ту­ра­ми, ко­то­рые вра­ща­ю­т­ся сре­ди лю­дей вся­ко­го кру­га, но при этом ни­че­го не ощу­ща­ют.

Сло­вом, ши­зо­ид не ра­с­т­во­ря­е­т­ся в сре­де. Все­гда здесь — сте­к­лян­ная за­ве­са. При ги­пе­рэ­с­те­ти­че­с­ких ти­пах ра­з­ви­ва­е­т­ся ино­г­да ре­з­кая ан­ти­те­за: Я и «вне­ш­ний мир». По­сто­ян­ный са­мо­ана­лиз и сра­в­не­ние: как дей­с­т­вую я? Кто по­сту­па­ет со мной не­спра­ве­д­ли­во? Ко­му я сде­лал усту­п­ку? Как те­перь я про­бь­юсь?

Это — лю­ди по­сто­ян­но­го ду­ше­в­но­го кон­ф­ли­к­та, жизнь ко­то­рых пред­ста­в­ля­ет со­бой цепь тра­ге­дий и про­те­ка­ет по од­но­му то­ль­ко те­р­ни­с­то­му пу­ти. Они, ес­ли мо­ж­но так вы­ра­зить­ся, об­ла­да­ют та­ла­н­том к тра­ги­че­с­ко­му. Ци­к­ло­ти­мик во­в­се не в со­с­то­я­нии обо­с­т­рить си­ту­а­цию, ес­ли она тра­ги­ч­на; он уже да­в­но при­спо­со­би­л­ся, и окру­жа­ю­щий мир к не­му при­спо­со­би­л­ся, так как он его по­ни­ма­ет и в ко­н­та­к­те с ним.

Ре­з­кий, хо­ло­д­ный эго­изм, фа­ри­сей­с­кое са­мо­до­во­ль­с­т­во и чре­з­ме­р­ное са­мо­мне­ние во всех ва­ри­а­ци­ях мы на­хо­дим в ши­зо­ф­ре­ни­че­с­ких се­мь­ях.

Но они не яв­ля­ю­т­ся един­с­т­вен­ной фо­р­мой ау­ти­з­ма. Дру­гой фо­р­мой его слу­жит стре­м­ле­ние ос­ча­с­т­ли­вить лю­дей, стре­м­ле­ние к до­к­т­ри­не­р­с­ким прин­ци­пам, к улу­ч­ше­нию ми­ра, к об­ра­з­цо­во­му во­с­пи­та­нию сво­их соб­с­т­вен­ных де­тей при по­лном иг­но­ри­ро­ва­нии сво­их соб­с­т­вен­ных по­тре­б­но­с­тей. Аль­т­ру­и­с­ти­че­с­кое са­мо­по­же­р­т­во­ва­ние вы­со­ко­го сти­ля, осо­бен­но в поль­зу об­щих иде­а­лов (со­ци­а­лизм, во­з­де­р­жа­ние от ал­ко­го­ля), яв­ля­е­т­ся спе­ци­фи­че­с­ким ка­че­с­т­вом не­ко­то­рых ши­зо­дов. В ода­рен­ных ши­зо­ф­ре­ни­че­с­ких се­мь­ях мы ино­г­да встре­ча­ем пре­кра­с­ных лю­дей, ко­то­рые по сво­ей ис­к­рен­но­с­ти и об­ъ­е­к­ти­в­но­с­ти, не­по­ко­ле­би­мой стой­ко­с­ти убе­ж­де­ний, чи­с­то­те во­з­з­ре­ний и по тве­р­дой на­стой­чи­во­с­ти в бо­рь­бе за свои иде­а­лы пре­во­с­хо­дят са­мих по­лно­цен­ных ци­к­ло­ти­ми­ков; ме­ж­ду тем они усту­па­ют им в ес­те­с­т­вен­ной, те­п­лой се­р­де­ч­но­с­ти в от­но­ше­нии к от­де­ль­но­му че­ло­ве­ку и в те­р­пе­ли­вом по­ни­ма­нии его свойств.

Тип хо­ло­д­но­го де­с­по­та (нрав­с­т­вен­ное по­ме­ша­те­ль­с­т­во)

Эр­нест Кат, 23-ле­т­ний сту­дент, пре­сле­ду­ет сво­их ро­ди­те­лей с фа­на­ти­че­с­кой не­на­ви­с­тью и же­с­то­чай­шей бра­нью, на­зы­ва­ет сво­е­го от­ца бро­дя­гой, свою мать — про­с­ти­ту­т­кой, угро­жа­ет из­бить их кну­том, кра­дет и вы­жи­ма­ет де­нь­ги у них, на­ско­ль­ко он мо­жет. Их су­ще­с­т­во­ва­ние — это спло­ш­ное му­че­ни­е. Они ни на один мо­мент не уве­ре­ны в сво­ей жиз­ни. На сто­ле пе­ред ма­те­рью ле­жит бу­ма­ж­ник. Эр­нест Кат с па­пи­ро­с­кой в ру­ках не­бре­ж­но бе­рет бу­ма­ж­ник, вы­ни­ма­ет от­ту­да все де­нь­ги, кла­дет их спо­кой­но в ка­р­ман и во­з­в­ра­ща­ет ей об­ра­т­но бу­ма­ж­ник. Отец не же­ла­ет пла­тить его до­л­гов. Он бе­рет не­ско­ль­ко се­ре­б­ря­ных ло­жек, тща­те­ль­но ра­с­с­ма­т­ри­ва­ет их и пря­чет их у се­бя. Он кон­фи­с­ку­ет цен­ные ве­щи в до­ме до тех пор, по­ка не удо­в­ле­т­во­рят его тре­бо­ва­ний. Ес­ли ему угро­жа­ют по­ли­ци­ей, он по­жи­ма­ет пле­ча­ми: он зна­ет, что отец не же­ла­ет ска­н­да­ла. Он на­си­лу­ет ке­ль­нерш и об­ра­зо­ван­ных мо­ло­дых де­ву­шек, ко­то­рых он но­чью при­во­дит в дом сво­е­го от­ца, в свою ко­м­на­ту. Ко­г­да во­з­му­ща­ю­т­ся его по­ве­де­ни­ем, он то­ль­ко хо­ло­д­но улы­ба­е­т­ся. Ес­ли на­по­ми­на­ют ему о ра­бо­те, он при­хо­дит в бе­шен­с­т­во. По­сле та­ких вы­с­ту­п­ле­ний он по­ки­да­ет ко­м­на­ту, весь по­кры­тый по­том.

Его уни­ве­р­си­те­т­с­кие за­ня­тия без вся­кой це­ли и пла­на, он по­сту­пал на все фа­ку­ль­те­ты, изу­чал фи­ло­со­фию, пси­хо­ло­гию, эс­те­ти­ку, но ку­тил и ни­че­го не до­сти­гал. На­ко­нец, он при­шел к за­клю­че­нию: «Я ис­к­лю­чи­те­ль­ный че­ло­век, обы­ч­ная про­фес­сия не для ме­ня, я хо­чу сде­лать­ся ар­ти­с­том».

Вне до­ма он со­ве­р­шен­но иной, ве­сь­ма лю­бе­зен, счи­та­е­т­ся мо­ло­дым че­ло­ве­ком с изя­щ­ны­ми ма­не­ра­ми, уме­ю­щим се­бя де­р­жать в об­ще­с­т­ве. Он лю­бим в кру­гу сво­их то­ва­ри­щей и иг­ра­ет в хо­ро­шем об­ще­с­т­ве из­ве­с­т­ную роль maitre de plaisir. По от­но­ше­нию к мо­ло­дым же­н­щи­нам в нем есть не­ч­то по­дку­па­ю­щее, со мно­ги­ми он со­с­то­ит в не­ж­ной пе­ре­пи­с­ке. Он по­сто­ян­но но­сит мо­нокль, у не­го уди­ви­те­ль­ная сла­бо­сть к дво­ря­н­с­ко­му об­ще­с­т­ву, в его соб­с­т­вен­ной ли­ч­но­с­ти про­гля­ды­ва­ют че­р­ты дво­ря­н­с­ко­го про­и­с­хо­ж­де­ни­я. «Я не мо­гу вра­щать­ся в кру­гах, где жи­вут мои ро­ди­те­ли». Его по­ли­ти­че­с­кие убе­ж­де­ния край­не кон­се­р­ва­ти­в­ны. Тем не ме­нее его ох­ва­ти­ло вне­за­п­ное на­стро­е­ние иг­рать роль про­ле­та­рия, ко­то­рый име­ет же­ла­ние ра­с­с­т­ре­лять всю бу­р­жу­а­зи­ю.

Од­на­ж­ды Эр­нест Кат при­шел к нам сам. Ху­дая жи­ли­с­тая фи­гу­ра. Ли­цо очень длин­ное, бле­д­ное, хо­ло­д­ное, спо­кой­ное, ка­мен­но­е. По­чти от­сут­с­т­ву­ет ми­ми­ка. По­за не­бре­ж­ная, ари­с­то­к­ра­ти­че­с­кая, речь сде­р­жан­ная, уста­лая, ли­шен­ная ак­це­н­та. Ино­г­да не­ч­то де­ре­вян­ное, на­пы­щен­но­е. Не­ко­то­рые вы­ра­же­ния стран­ные, при­во­дя­щие в ту­пик. Ко­г­да он го­во­рит до­ль­ше, ход его мы­ш­ле­ния ста­но­ви­т­ся ра­с­п­лы­в­ча­тым. Ко­г­да он со­с­та­в­ля­ет пред­ло­же­ние, чув­с­т­ву­е­т­ся, что его мысль со­с­ка­ль­зы­ва­ет, его нель­зя фи­к­си­ро­вать на кон­к­ре­т­ном во­п­ро­се, он по­сто­ян­но впа­да­ет в об­щее, аб­с­т­ра­к­т­ное: иде­а­ли­с­ти­че­с­кие обо­ро­ты о ли­ч­но­с­ти, ми­ро­во­з­з­ре­нии, пси­хо­ло­гии, ис­кус­с­т­ве по­чти ха­о­ти­че­с­ки пе­ре­пле­та­ю­т­ся ме­ж­ду со­бой, на­ни­зы­ва­ю­т­ся сре­ди от­ры­ви­с­тых пред­ло­же­ний: «Я уста­но­в­лен к кон­ф­ли­к­там»; «Я стою на пси­хи­че­с­кой по­чве, я пси­хи­че­с­ки со­ве­р­шен­но со­з­на­те­лен».

Его вне­ш­ность об­на­ру­жи­ва­ет эмо­ци­о­на­ль­ную хо­ло­д­ность и бе­с­чув­с­т­вен­ность, в нем про­гля­ды­ва­ет ду­ше­в­ная пу­с­то­та и ра­зо­р­ван­ность с че­р­та­ми от­ча­я­ния и тра­ги­че­с­ко­го чув­с­т­ва. «Вну­т­рен­няя без­на­де­ж­ность и ра­с­ще­п­лен­ность», как он го­во­рит. Он стре­ми­т­ся «к спо­р­ту, к сце­не и к пси­хо­ло­ги­и». То­ль­ко ни­ка­ко­го за­ня­тия для за­ра­бо­т­ка, ни­че­го та­ко­го, что «мо­жет де­лать и дру­гой». Ро­ди­те­ли всю­ду ме­ша­ют ра­з­ве­р­нуть­ся его ли­ч­но­с­ти. Они до­л­ж­ны да­вать ему сред­с­т­ва, ко­то­рые ему ну­ж­ны, что­бы он мог жить в «сво­ей сфе­ре», т. е. в та­кой сре­де, ко­то­рая удо­в­ле­т­во­ря­ла бы его ху­до­же­с­т­вен­ные на­клон­но­с­ти. Он ни­че­го не мо­жет до­сти­г­нуть. Его «вле­чет к кра­со­те к об­ще­нию с лю­дь­ми». Он пи­шет мно­го пи­сем. Но вся­кое чув­с­т­во в нем уме­р­ло. Это «чи­с­то ис­кус­с­т­вен­ная жизнь», ко­то­рую он ве­дет, «что­бы на­си­ль­с­т­вен­но при­спо­со­бить­ся к со­ци­а­ль­ной сре­де, са­мо­му пе­ре­жить». Он су­до­ро­ж­но ры­да­ет: «У ме­ня от­сут­с­т­ву­ет че­ло­ве­че­с­кое и со­ци­а­ль­но­е».

У не­го ни­ко­г­да не бы­ло юмо­ра, это он сам чув­с­т­ву­ет. Все­гда он был за­нят то­ль­ко сво­ей соб­с­т­вен­ной ли­ч­но­с­ть­ю. «Мир — это для ме­ня те­атр, в ко­то­ром то­ль­ко я сам иг­ра­ю». Дру­зей у не­го ни­ко­г­да не бы­ло, юно­ше­с­кое не на­хо­дит в нем от­з­ву­ка. Он ни­ко­г­да не был се­рь­е­з­но влю­б­лен в же­н­щин. У не­го бы­ло мно­го по­ло­вых сно­ше­ний, но вну­т­рен­не при этом он ос­та­ва­л­ся хо­ло­д­ным: «Для ме­ня не­во­з­мо­ж­но уй­ти от се­бя». Все дру­гое в жи­з­ни — «те­х­ни­ка», «о­б­ман». Край­не хо­ло­д­ные те­а­т­ра­ль­ные ма­не­ры. Си­ль­ная на­клон­ность к эс­те­ти­че­с­ко­му до­ста­в­ля­ет ему удо­во­ль­с­т­ви­е.

Он ра­зы­г­ры­ва­ет из се­бя ин­те­ре­с­но­го, из­ба­ло­ван­но­го че­ло­ве­ка, сто­я­ще­го над жи­з­нь­ю. Ино­г­да он вне­за­п­но го­во­рит: «Я — Ива­ну­ш­ка-­ду­ра­чок».

Ра­нь­ше Эр­нест Кат был дру­гим: сла­бым, ти­хим, не­ж­ным ре­бе­н­ком. Его отец ра­с­с­ка­зал нам о нем сле­ду­ю­щее: он при­на­д­ле­жал к лу­ч­шим уче­ни­кам. В его ха­ра­к­те­ре на­ря­ду с край­ней до­б­ро­со­ве­с­т­но­с­тью от­ме­ча­лись не­свой­с­т­вен­ная его во­з­ра­с­ту се­рь­е­з­ность, чре­з­ме­р­ная ос­но­ва­те­ль­ность и ра­бо­то­с­по­со­б­ность. Его мо­л­ча­ли­вость, грусть и стран­ность уже то­г­да вы­зы­ва­ли опа­се­ни­я.

В об­щем он был до­б­ро­се­р­де­ч­ным, по­слу­ш­ным, лю­б­ве­о­би­ль­ным маль­чи­ком, осо­бен­но не­ж­ным к ма­те­ри. На­сту­п­ле­ние пе­ри­ода со­з­ре­ва­ния не­ско­ль­ко за­по­з­да­ло, и он до­л­го не об­на­ру­жи­вал ни ма­лей­ше­го чув­с­т­ва к де­ву­ш­кам. В по­сле­д­них кла­с­сах ги­м­на­зии на­ча­лось ре­з­кое из­ме­не­ние его ха­ра­к­те­ра: он сде­ла­л­ся угрю­мым, не­р­во­з­ным и ипо­хо­н­д­ри­ч­ным. Те­р­пе­ние и умс­т­вен­ная про­ду­к­ти­в­ность за­ме­т­но осла­бе­ли. Ме­с­то уси­лен­ных за­ня­тий за­ня­ло лег­ко­мы­с­лен­ное чте­ние, без­гра­ни­ч­ное фи­ло­соф­с­т­во­ва­ние и не­уда­ч­ные по­пы­т­ки пи­сать сти­хи. Он пе­ре­стал за­бо­тить­ся о чи­с­то­те те­ла — ну­ж­но бы­ло его при­ну­ж­дать умы­вать­ся и при­че­сы­ва­ть­ся. Ча­са­ми он бе­с­це­ль­но про­во­дил вре­мя в ме­ч­тах. Пло­хо сдан­ный им вы­пу­с­к­ной эк­за­мен ра­с­се­ял все во­з­ла­га­в­ши­е­ся на не­го на­де­ж­ды.

Од­но­вре­мен­но с этим из­ме­ни­л­ся та­к­же и его ха­ра­к­тер. Ра­нь­ше до­б­ро­ду­ш­ный, ти­хий маль­чик сде­ла­л­ся не­до­во­ль­ным, су­м­ра­ч­ным, упря­мым. Он не­на­ви­дел сво­е­го от­ца. Еще до­л­гое вре­мя он был си­ль­но и не­ж­но при­вя­зан к ма­те­ри, а та­к­же и к сво­ей се­с­т­ре, по­ка та не вы­ш­ла за­муж и не уме­р­ла от ту­бе­р­ку­ле­за. Под вли­я­ни­ем бре­до­вых идей ре­в­но­с­ти к зя­тю он вбил се­бе в го­ло­ву, что ро­ди­те­ли ви­но­ва­ты в ее сме­р­ти, и на­чал те­перь пре­сле­до­вать с фа­на­ти­че­с­кой не­на­ви­с­тью и мать.

Ка­ким об­ра­зом мо­г­ло про­и­зой­ти, что хо­ло­д­ный ти­ран Эр­нест Кат в дет­с­т­ве был кро­т­ким, не­ж­ным ре­бе­н­ком?

Это та сво­е­о­б­ра­з­ная связь в на­след­с­т­вен­но­с­ти и по­ст­ро­е­нии ли­ч­но­с­ти, ко­то­рую мы встре­ча­ем по­сто­ян­но у ши­зо­ф­ре­ни­ков. Мы до­л­ж­ны при­знать эту связь имен­но по­то­му, что она не столь нео­жи­дан­на, по­то­му что она уста­но­в­ле­на бла­го­да­ря опы­ту, так как мы не мо­г­ли бы к это­му при­йти пу­тем спе­ку­ля­ти­в­ных пси­хо­ло­ги­че­с­ких де­ду­к­ций.

Со­с­то­я­ние на­ше­го па­ци­е­н­та до пе­ри­ода по­ло­во­го со­з­ре­ва­ния со­о­т­вет­с­т­ву­ет во всех су­ще­с­т­вен­ных че­р­тах ши­зо­и­д­но­му пре­пси­хо­ти­че­с­ко­му гла­в­но­му ти­пу се­н­ти­ме­н­та­ль­но­го при­ме­р­но­го ре­бе­н­ка, ли­шен­но­го аф­фе­к­та. То, что с ним про­и­зо­ш­ло в пе­ри­оде по­ло­во­го со­з­ре­ва­ния, не бы­ло тя­же­лым ши­зо­ф­ре­ни­че­с­ким пси­хо­зом, но это сле­ду­ет ра­с­с­ма­т­ри­вать, осо­бен­но в свя­зи с на­след­с­т­вен­но­с­тью, как би­о­ло­ги­че­с­кий эк­ви­ва­лент ши­зо­ф­ре­ни­че­с­ко­го про­цес­са. Ли­ч­ность, ко­то­рая во­з­ни­к­ла по­сле, с то­ч­ки зре­ния стро­гой те­о­рии на­до счи­тать пост­пси­хо­ти­че­с­кой.

Ли­ч­но­с­ти до и по­сле пе­ри­ода по­ло­во­го со­з­ре­ва­ния как бу­д­то от­де­ле­ны про­па­с­ть­ю. И все­-та­ки эта пе­ре­ме­на в пе­ри­оде зре­ло­с­ти не обо­з­на­ча­ет ни­ка­ко­го ра­з­ры­ва с пре­жней ли­ч­но­с­тью, но пред­ста­в­ля­ет лишь сдвиг в ней. Это ти­пи­ч­ный при­мер то­го, что мы на­зва­ли сдви­гом пси­хо­эс­те­ти­че­с­кой про­по­р­ци­и.

Ши­зо­и­ды, как Эр­нест Кат, на­по­ми­на­ют не­ро­но­в­с­кие фи­гу­ры с их сме­сью по­ры­ви­с­то­го про­и­з­во­ла и со­д­ро­га­ю­щей­ся яро­с­ти, на­пы­щен­но­го ко­ме­ди­ан­с­т­ва и хо­ло­д­ной, ра­с­че­т­ли­вой же­с­то­ко­с­ти...