double arrow

Антиутопии человекобога

Личность, общество, история

Мысль о «рискованности» бытия людей, его негарантированности. Единственная гарантия бытия человека, включая и его жизнь в обществе, – это негарантированность. Защищая свободу человека от ее «порчи» и отрицания социальной необходимостью, обществом, построенном на расчете и программировании не только материальной, но и духовной, в том числе и волевой, активности личности, «подпольный человек» бросает вызов всей цивилизации. «Подпольный человек» одновременно утверждает и отрицает принципиальную нерационализируемость истории. Отрицает на ос-новании того вывода, что все попытки организовать жизнь людей в соответствии с каким-либо учением оканчивались войнами, насилием, несправедливостью и приносили бесчисленные несчастья. Жизнь людей, протекающая стихийно и естественно, оказывается гораздо счастливее, чем управляемая «сверху» на основе какого-то политического принципа. Утверждение же и защита принципа непрограммируемости общественных отношений ведется на основании того, что сам человек несет в себе нечто «антитеоретическое», иррациональное, невычисляемое и индивидуальное. «Подпольный человек» говорит о «неблагоразумии» истории по двум причинам: поскольку человек зол и неразумен и поскольку история как естественный процесс, синтез человеческого (свободного) и природного (необходимого), заключает в себе нечто, не подпадающее под категории добра и зла, рациональности и нерациональности, т.е. в целом история вненравственна (имморальна) и внерациональна, хотя в ней есть «включения» добра, зла, разума и свободы. В целом история «неблагоразумна». Внешнее социальное проявление свободы ведет к тому, считает «подпольный человек», что люди оказываются «осужденными» на познание и деятельность, они стремятся к сознательно поставленным целям, занимаются «инженерным искусством» и т.д., т.е. стремятся «вечно и беспрерывно дорогу себе прокладывать куда бы то ни было». И, тем не менее, в истории столь же очевидно и стремление человека к разрушению.

По идее Кириллова, когда люди победят страх и боль перед лицом смерти и будут готовы к самоубийству, тогда наступит всеобщее преображение, изменение не только духа, но и физической организации человека, «тогда историю будут делить на две части: от гориллы до уничтожения Бога и от уничтожения Бога до… До перемены земли и человека физически. Будет Богом человек и переменится физически…». В разговоре со Ставрогиным Кириллов продолжает эту тему: «Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив… Кто научит, что все хороши, тот мир закончит. Кто учил, того распяли. Он придет, и имя ему человекобог. Богочеловек? Человекобог, в этом разница». Достоевский считает Бога «неотрицаемой» силой, т.е. высшим существом, которого нельзя лишить его атрибутов. Он отрицает идею человеческого происхождения Бога, он считает ее не только ложной, но и безнравственной. Социальную философию, близкую философии «человекобога», развивают в романе Достоевского «Бесы» Шигалев и Верховенский. Они корректируют идею Кириллова, полагая, что «сверхчеловеками» все быть не могут, поскольку люди неодинаковы от природы. Один из учеников Шигалева поясняет: «Он предлагает, в виде конечного разрешения вопроса, – разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны терять личность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть рядом перерождений первобытной невинности, вроде как бы первобытного рая, хотя, впрочем, и будут работать».


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: