У истоков крестовых походов

Библиография

Беда Достопочтенный, 2003. Церковная история народа англов. – СПб.

Бычков В.В., 1981. Эстетика поздней античности. – М.

Глебов А.Г., 1998. Англия в раннее средневековье. – Воронеж.

Дударев С.Л., 2005. Методические статьи и заметки по истории. Вып.V. – Армавир.

Поснов М.Э., 1999. История христианской церкви. – М.

Пенник Н., Пруденс Дж., 2000. История языческой Европы. - М.

Садченко В.Н., 2005. Францисканский монашеский орден и его социально-религиозные функции (XIII – первая половина XV в.) /Автореф. дисс. канд ист. наук. – Ставрополь.

Средневековый человек и его мир. 1994. //Средневековая Европа глазами современников и историков. Ч.III. – М.

Впервые опубликовано: Неделя науки АГПУ. Материалы научно-практической конференции. Часть III. – Армавир, 2006. С.4-8 (соавтор выпускница истфака АГПУ С.С. Борик).

(европейско-христианская интеграция XI в.?)

Крестоносной эпопее посвящено огромное количество трудов, и, казалось бы, эта тема исхожена уже вдоль и поперек. Тем не менее, феномен вооруженных странствий европейцев на Восток продолжает привлекать внимание специалистов и читающей публики. Вряд ли это случайно. Сегодня, когда Запад и Восток вновь вступили между собой в сложные и противоречивые отношения в условиях дальнейшего развития мировых интеграционных процессов, изучение этапов взаимодействия этих важнейших историко-культурных областей приобретает особое звучание. Что манило жителей Европы в восточные страны, какие мотивы толкали их на полные опасностей путешествия, только ли реками крови знаменательны контакты христиан и мусульман, каковы были долговременные результаты взаимодействия Запада и Востока в XI-XIII вв. и т.д. – все эти вопросы сегодня вновь, как никогда, актуальны.

Нет сомнений в том, что тема крестовых походов содержит в себе огромное количество интереснейших нюансов, на которые, порой, обращалось недостаточно внимания в отечественной литературе в советский период. Этим, отчасти, и объясняется интенсивное появление из печати в самое последнее время переводов трудов западных ученых, ранее недоступных для отечественной аудитории (причем даже для наиболее компетентных ученых) и впервые увидевших свет еще в 1950-1970-е гг. Мы имеем в виду работы Р. Перну, П. Виймара, А. Шамдора, С. Морисона, М. Мельвиля, а также некоторые другие, которые напрямую не относятся к интересующей нас теме, но содержат очень интересные данные, проливающие свет на созревание предпосылок крестовых походов [Перну Р., 2001; Виймар П., 2003; Морисон С., 2003; Шамдор А., 2004; М. Мельвиль, 2004; Дуглас Д., 2003].

Целью нашей статьи является более разностороннее (насколько это возможно в рамках небольшой статьи), рассмотрение некоторых обстоятельств и предпосылок, обусловивших характер первого крестового похода, прежде всего, через призму подходов периодизации всемирной истории, предложенной кафедрой всеобщей истории АГПУ. Наша попытка злободневна и в связи с тем, что в 2006 г. исполнилось ровно 910 лет с момента начала крестоносного движения.

Начнем с того, что констатируем положение, ставшее хрестоматийным в отечественной науке. «В последней трети XI в. нити европейской политики все больше стягивались в римскую курию. Она становилась тем центром, который один только и мог объединить распыленные силы феодального Запада» [Заборов М.А., 1980. С.24]. Оно, безусловно, опиралось на мысль, шедшую от основателей марксистского учения, о том, что церковь «являлась реальной связью между различными странами», она стала «крупным интернациональным центром феодальной системы» [Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.21. С.495].

Тем не менее, общеизвестно, что роль такого центра католическая церковь и папство приобрели только после выхода из затяжного кризиса, длившегося с конца IX по середину XI в. [Лозинский С.Г., 1986. С.80-87]. Также не секрет и то, что папство в своих далеко идущих планах опиралось на южноиталийских норманнов [Заборов М.А., 1980. С.23]. Еще Р.Ю. Виппер подчеркнул важность для папства союза с норманнами в условиях разрыва с восточной церковью, но особенно зарождавшейся конфронтации с германским императором [Виппер Р.Ю., 1996. С.223]. Но, пожалуй, лишь Д.Дуглас наиболее наглядно показал выдающуюся роль норманнско-папского альянса как в укреплении позиций папского престола, так и в осуществлении на практике идеи священной войны [Дуглас Д., 2003. С.89-90, 135-164 и др.], хотя одновременно и продемонстрировал всю внутреннюю противоречивость указанного союза. При этом, данный автор выявил общеевропейский характер папско-норманнского союза. Папы, с 1059 по 1085 гг. по сути дела, выстроили своеобразную ось, которую мы бы условно назвали «Рим-Руан-Лондон-Палермо», которая послужили мощным рычагом в борьбе с Империей. Норманны выступили для папства, на наш взгляд, в роли «сил быстрого реагирования» в критические моменты его взаимоотношений с великим и агрессивным северным соседом.

Однако, как ни заметно было участие норманнов в подготовке крестоносного движения и самом его начале, основой его они, при всей их активности и могуществе, все же, стать не могли. Если иметь в виду то, что целью Григория VII было создание теократической христианской империи, где правление над князьями и народами должно было быть возложенным на папу, который доминирует и над императором, то взаимоотношения с Вильгельмом Завоевателем были если и не идеальными, то хотя бы приемлемыми для создаваемой системы, а с королем Франции – совсем наоборот (Лозинский С.Г., 1986. С.104; Дуглас Д., 2003. С.204-207). Тем не менее, когда Урбан II взялся за осуществление универсалистских идей Григория VII, стремившегося, в том числе, к подчинению восточной церкви, он хорошо понимал, что опорой в этих проектах должна служить Франция (Гергей Е., 1996. С.110). И дело было не только, и по-видимому, не столько в том, что папа сам был французом (в миру Эд де Шатийон).

Анализируя подготовку Урбана II к Клермонскому собору, Р. Перну очень наглядно выявила все те важнейшие ингредиенты, из которых складывались основы успеха первого крестового похода, а также знаковые шаги, совершенные папой. Историками уже отмечалось, что папа перед собором нанес два важнейших визита – видному церковному деятелю епископу Адемару Монтейльскому, который на самом соборе возглавил духовенство Оверни, Аквитании и Лангедока, а также могущественному сеньору Южной Франции, графу Раймунду IV Тулузскому [Заборов М.А., 1980. С.137].

Но следует шире взглянуть на вещи, особо подчеркнув, во-первых, интегрирующую роль папы римского в то время, когда «его бесконечные разъезды по дорогам Запада способствовали тому, что он стал близким всему христианскому миру» [Перну Р., 2001. С.24]1. Впрочем, не будем забывать, что эта интеграция была подготовлена широко известной деятельностью Клюнийского движения. Сам папа и его ближайшие сподвижники были выпускниками клюнийского ордена. Перед самым прибытием в Клермон папа в торжественной обстановке освятил главный алтарь в огромном соборе в Клюни, превосходящем даже собор Святого Петра в Риме. Во-вторых, очень тщательно было выбрано само место проведения собора. Клермон с его 54 церквями, несомненно, был в конце XI века крупным центром католичества на Юге Франции. В-третьих, следует внимательно рассмотреть состав приглашенного на сбор клира европейских стран. Здесь были как представители духовенства Северной Франции, являвшиеся вассалами французского короля, так и оппозиционные клирики с территории Империи, англо-нормандские епископы (но не южноиталийские – Sic!), среди которых был и брат Вильгельма Зовоевателя, прелаты из Испании, олицетворявшие собой идею Реконкисты (не прошло и 10 лет с момента взятия Альфонсом VI Толедо, которое К. Маркс назвал «прелюдией первого крестового похода») [Заборов М.А., 1980. С.22], и разумеется, многочисленные представители южнофранцузского клира [Перну Р., 2001. С.28].

Этот репрезентативный расклад, как нельзя лучше указывающий на основы создаваемого папой проекта, подчеркивает, вопреки мнению Режин Перну, что отлучение короля Франции от церкви вряд ли было осуществлено не по политическим сображениям [Перну Р., 2001. С.29]. Невозможно объяснить простым совпадением то, что одновременно с французским королем под отлучением находились и Вильгельм II английский, а также Генрих IV немецкий [Виппер Р.Ю., 1996.С.235]. Папство само желало возглавить крестовый поход, показав тем самым, светским владыкам, прежде всего, императору, что оно решительно берет на себя роль лидера в европейских делах. Все, предшествующие собору шаги папства, как-то: санкционирование захвата Англии и помощь Реконкисте, одобрение борьбе с мусульманами на юге Италии и отлучение Генриха IV и даже поддержка патаров [Неусыхин А.И., 1974. С.287-288; Гергей Е., 1996. С.95] – недвусмысленно указывали на это. Подчеркнем знаковое утверждение Д. Дугласа о том, что папа Григорий VII «считал, что обратиться за помощью военных сил христианского мира ради утверждения христианских прав под руководством Папы – это право и обязанность исключительно самого Папы» [Дуглас Д., 2003. С.153]. В свете всего этого несколько странно звучит заявление Р. Перну о том, что участники крестоносного движения – это «добровольцы со всех уголков Европы… лишенные всякой центральной организации» [Перну Р., 2001. С.5]. Думается, что папство и католическая церковь весьма действенно выполняли роль этой организации.

Но, разумеется, интегрирующая роль папства в организации крестовых походов и в целом в европейских делах была бы невозможной без наличия ряда глубинных факторов социального и экономического характера, создававших тот людской резервуар, благодаря которому походы вообще стали возможными. О них уже давно и хорошо известно исследователям. Это рост товарно-денежных отношений, эпидемии, голодные, неурожайные годы, малоземелье, усиление феодального гнета, эскалация феодальных междоусобиц, стремление к обогащению и т.п. [Заборов М.А., 1980. С.12-16; Морисон С., 2003. С.9]. Сюда добавляют демографический подъем [Ле Гофф Ж., 1992. С.60; Морисон С., 2003. С.9], рост подвижности населения (в том числе, крестьянства, феодалов, купечества, духовенства, паломников и др.) [Даркевич В.П., 2005. С.13-34].

В то же время, все более отчетливо выдвигаются на передний план и духовные, ментальные составляющие крестоносного движения: явление странничества, пилигримства, связанное с идеей аскезы, сотериологические мотивы, эсхатологические ожидания, знамения и чудеса, особые приметы, появившиеся накануне походов, пророчества и т.п., незнание Востока европейцами, приведшее к утверждениям об угнетении христиан мусульманами, и способствовавшее практическому воплощению идеи «справедливой, священной войны» с «неверными», родившейся еще ранее, восприятие земного Иерусалима (который все более олицетворялся с Иерусалимом небесным) как «центра мира»2, оказавшегося в руках последних, слияние в представлениях участников походов феодально-вассальных ценностей и христианской идеологии и т.п. [Заборов М.А., 1980. С.17-20, 30-31; Материалы, 1980. С.75-95, 94-109; Перну Р., 2001. С.174, 209; Дударев С.Л., Лесина Т.Н., 2002. С.8-10; Морисон С., 2003. С.10-18, 143-145; и др.].

Одновременно ряд ученых связывают материальные и духовные предпосылки воедино. Еще М.А. Заборов ссылался на Дж. Микколи, который охарактеризовал «сплетение религиозных и завоевательных, сопряженных с надеждой на реальное обогащение побуждений рыцарей… как бином крестоносной религии» или, уже по Заборову, «крестоносной идеологии» [Заборов М.А., 1980. С.42]. А вот мнение Р. Груссе: «С моральной точки зрения именно благодаря вере в последние годы XI в. был создан латинский Восток, а в интересах торговля пряностями в XIII в. он держался [См.: Перну Р., 2001. С.199]. И этим авторам не откажешь в справедливости данного подхода. Об этом ярко свидетельствует уже само взятие Иерусалима. Ворвавшись сюда, крестоносцы сначала «рассеялись по всему городу, хватая золото и серебро, коней у мулов, забирая (себе) дома, полные всякого добра». И только потом «радуясь и плача от безмерной радости пришли наши поклониться гробу Спасителя Иисуса и вернуть ему свой долг» [См.: Перну Р., 2001. С.67]. Однако та жертвенность, которую массово демонстрировали как крестьяне-крестоносцы, так и обнаруживали многие представители рыцарства и знати, все же ярко указывают на то, что «христианин взял себе за образец для подражания Христа, распятого за любовь к ближнему» [См.: Перну Р., 2001. С.45].

Именно поэтому, исследование ментального начала, являвшегося долгое время более периферийным среди приоритетных оценок причин походов, требует обращения к глубоким основам духовной жизни европейцев того времени.

Медленное проникновение христианства в толщу народных верований, взаимная адаптация его идей и дохристианских воззрений привели к тому, что после 1000 г., как указывают западные исследователи (Р. Манселли) [Материалы, 1980. С.55-56], произошли важные сдвиги в идеологическом развитии европейцев. О том, что XI в. был рубежным в духовном генезисе европейского сознания, говорят, например, факты невиданных по массовости паломничеств того времени [Дуглас Д., 2003. С.145]. Не следует забывать и об удивительном «буме» церковного строительства, начавшегося с 1003 г., о котором писал Р. Глабер [Ле Гофф Ж., 1992. С.58]. Все эти факты позволяют нынешним российским медиевистам прямо говорить о явлении «внутренней христианизации Европы», которая сопровождалась процессом «евангелизации» народных масс, когда христианство, утвердившись ранее в обрядовой стороне, теперь все глубже проникало в систему моральных, нравственных ценностей, осмысливалось через призму утвердившихся новых феодальных отношений. Начался, как мы полагаем, третий этап генезиса христианства в Европе, своего рода «третье обретение» этой религии [Дударев С.Л., 2004. С.24-25]. Не вдаваясь сейчас детально в причины появления нового стиля народной религиозности, укажем на то, что названные духовные процессы были сопряжены с завершением формирования феодальной социально-экономической системы и единого европейско-христианского цивилизационного пространства [Дударев С.Л., 2002. С.21-24]3.

Крестовые походы были акцией возникшей общности европейских христиан-пассионариев, двинувшихся, как в свое время арабы-мусульмане, расширять свое цивилизационное поле. Р. Перну приводит интереснейшее высказывание барона Балияна Сидонского, который, в ответ на попытку узурпации власти в Святой Земле Фридрихом II Гогенштауфеном заявил: «Эта земля была завоевана не одним сеньором, но целым народом» [Перну Р., 2001. С.34]. Так ситуацию понимали еще в XIII в., а участник Первого крестового похода, хронист Фульхерий Шартрский сделал еще более яркое заявление: «Хотя мы говорили на разных языках, казалось, однако, что мы являемся братьями и близкими родичами, единодушными в любви к Богу». «В подобных высказываниях отразились признаки зарождающегося общего западноевропейского самосознания, превозмогающего языковые, этнические и другие различия» [История Европы, 1992. С.532]. Уточним – основа самосознания была христианской (так что скорее приходится говорит об общехристианском самосознании), а благодаря «внутренней христианизации» в Западной Европе от Сицилии до далекой Скандинавии сложился христианский суперэтнос, представители которого откликнулись на клермонское «Deus lo volt!» (Так хочет Бог), «с готовностью, какой не ожидал сам папа» [Перну Р., 2001. С.33].

В рамках этого феномена религиозные установки (в условиях отсутствия наций) устанавливали доминанту над локальными географическими и этническими общностями и связями. Даже в XIII в., когда движение на Восток идет на спад, глава ордена доминиканцев Гумберт Романский учил, что настоящий рыцарь должен смотреть на страну, где жил Спаситель, как на свою истинную отчизну, и ради нее без колебаний порывать даже со своей семьей, как советует Евангелие [Перну Р., 2001. С.187]. Впрочем, мы бы покривили душой, если бы не привели мнение Ж. Ле Гоффа о том, что причиной отсутствия привязанности к родному дому, земле и т.п. в XI-XIII вв. была условная земельная собственность. Оттого-то норманнские сеньоры, немецкие рыцари, феодалы Иль-де-Франса, выступившие против альбигойцев, «крестоносцы всех мастей» легко покидали родину, «потому что вряд ли она у них была» [Ле Гофф Ж., 1992. С.127].

Это суждение в чем-то созвучно с наблюдением В.В. Емельянова, для которого «у франков нет ничего, кроме желания денег, власти и славы. Но в этом и их сила. Они идут в неведомое, стремятся к новому и готовы не возвращаться назад, потому что мир позади не имеет для них большой цены. Их путешествие – большая прогулка в инобытие, может быть, даже в некоторое преддверие будущего рая. Такова цивилизация западных христиан. Ведомые авантюрным духом, они не хотят возвращаться домой» [Емельянов В.В., 2004. С.11]4.

Еще одно обстоятельство хотелось бы оттенить особо. Крестовые походы, ситуация вокруг них, и положение, которое складывалось в Святой Земле в XI-XIII вв., являются своеобразным «зеркалом» тех процессов, которые шли в Западной Европе в тот период. Ярчайшей чертой социально-политической ситуации в Европе того времени была феодальная раздробленность и упадок королевской власти. Во Франции XI в. она была свершившимся фактом, который веско подтвержден одними учеными (Ж.Ф. Лемаринье) и принят другими (Ж.Дюби) [Дюби Ж., 2000. С.112]. Тем не менее, французский король был, все же еще, опасным соперником, которого папа стремился нейтрализовать (см. выше), дальновидно пытавшимся составить конкуренцию Вильгельму Завоевателю, заложившему основы двуединого государства, ставшего прообразом «империи Плантагенетов».

Подминая под себя светскую власть, папы открыто делали ставку на феодальную знать и дворянство, стремясь направить кипучую пассионарную энергию тех, «кто в былые времена сражался против братьев и сородичей», во вне Европы [Перну Р., 2001. С.32-33]. Как ни парадоксально, но именно фактор феодальной раздробленности способствовал созданию общехристианского самосознания и христианского суперэтноса через интегрирующее начало католицизма, церкви и папства и дал наивысший эффект в начале крестовых походов в отношении массовости участия в них представителей разных стран Западной Европы. Но, возвращаясь к началу нашей статьи напомним, что опорой, базой будущих латинских государств на Востоке стали французы, «франки». Причиной этого было начало бурного расцвета «классического феодализма» во Франции. Рост экономического и людского потенциала Франции прекрасно понимали папы XI в., прежде всего, Урбан II. Поэтому именно из Франции, а отнюдь не из Южной Италии, и раздался призыв идти воевать на Восток.

Но чисто феодальный характер крестоносного движения и латинских государств на Востоке и стал, в конце-концов, причиной их крушения. Прекрасно сказано Гегелем: «Было основано Иерусалимское королевство, и в нем целиком введена ленная система, которая, конечно, оказалась при борьбе с сарацинами наихудшим государственным строем, который можно было придумать» [Гегель Г.В.Ф., 2002. С.306]. Даже, когда земля уже горела под ногами крестоносцев и дни их владений на Востоке были уже сочтены, они продолжали неистово сражаться между собой (война Святого Саввы 1256-1258 гг. в Акре между генуэзцами и венецианцами, в которую с разных сторон вмешались госпитальеры, тамплиеры и др.) [Морисон С., 2003. С.94]. Участие же королей во II и III походах привело лишь к обострению противостояния внутри крестоносных войск (наиболее яркий пример – острое соперничество Филиппа II Августа и Ричарда Львиное Сердце) [Кесслер У., 1997. С.131-239]. Попытка же Фридриха II установить свой контроль над Бейрутом, получить оммаж от феодалов Антиохии и Триполи, провалилась, несмотря на овладение Иерусалимом в результате компромиссного договора с султаном Аль-Камилем [Перну Р., 2001. С.239-243]. Время королей-централизаторов в самой Европе еще не пришло, а их наступательные действия внутри своих стран заставляли даже самых ярых сподвижников крестоносных венценосцев забывать о целях «священной войны» на Востоке и оставаться дома5.

Впрочем, вновь необходимо вспомнить о духовном факторе, который был все время переплетен с материальным началом. В известных нам работах авторитетных исследователей крестовых походов, увы, никто так и не обратил внимания на следующее рассуждение Гегеля. Приведем его с сокращениями. «У этого гроба (Святого гроба – Авт.) христианские народы еще раз получили тот ответ, который услышали апостолы, когда они искали тело Христа: «Что вы ищете живого между мертвыми. Его здесь нет: Он воскрес». Вам следует искать принцип вашей религии не в чувственном, не в гробе у мертвецов, а в живом духе, в вас самих… Христианство нашло пустой гроб, а не связь мирского и вечного, и поэтому потеряло Святую Землю… Таким образом, мир приходит к сознанию, что человек должен искать этого духовного начала, которое по своей природе Божественно, в самом себе… таков был абсолютный результат крестовых походов, и с тех пор начинается эпоха доверия к собственным силам, самодеятельности. У гроба Господня Запад навсегда простился с Востоком и понял свой принцип субъективной бесконечной свободы. С тех пор христианство никогда не выступало как единое целое» [Гегель Г.В.Ф., 2002. С.307].

Во многом благодаря той духовной эволюции, которая произошла за двести лет крестовых походов в сознании европейцев, они перестали стремиться на Восток для спасения через паломничество, принесения себя в жертву, приобретение чудесных реликвий и т.п. и нашли Бога внутри себя. Поистине, наконец-то тем, кто стремился в святые земли, все больше становится понятен смысл слов: «Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царство Божие, отвечал им: не придет Царство Божие приметным образом, и не скажут: «вот, оно здесь», или: «вот, там». Ибо вот, Царство Божие внутри вас есть» (Лук., 17, 20,21).

То, что крестоносное движение на Восток выдохлось к концу XIII в., обусловлено, конечно же, и материальными причинами. Экономические и политические реалии в Западной Европе через два столетия после начала походов сильно изменились. У европейцев теперь хватало дел у себя дома, как в области экономики, так и в области политики. Бурный прогресс производительных сил, дальнейшее развитие и рост городов, товарных связей между городом и деревней, сельского хозяйства («внутренняя колонизация», ликвидация барской запашки), демографический подъем – привели к тому, что в конце XIII – XV в., как полагали некоторые отечественные ученые-медиевисты, Европа обогнала Азию и страны Мáгриба. В Европе, вставшей на путь возникновения централизованных монархий, разорвавших однородное в своей мозаичности феодальное политическое поле Европы (недаром Ж. Ле Гофф писал: «Королевская власть всегда оставалась немного чуждой средневековому миру») [Ле Гофф Ж., 1992. С.288], стали складываться основы прединдустриального общества.

Крестовые походы, на начальном этапе выступавшие в качестве «военно-интегративной экспансии» европейцев [Дударев С.Л., 2001. С.12], все больше превращались в чисто завоевательное предприятие, постепенно утратив основу для духовной интеграции европейцев под руководством папства, в истории которого вновь начинаются времена упадка. Современники походов все чаще скептически отзываются об этих военно-религиозных экспедициях. Грянувшая в XVI в. Реформация покончила и с христианской республикой ученых, о которой мечтал Эразм Роттердамский. Наступали времена, когда параллельно с интеграцией по религиозному признаку возникали и союзы чисто политического свойства, в рамках которых соединялись противники, которых ранее трудно было представить вместе, например Франциск I и глава «правоверных» – турецкий султан [История Европы. 1993.С.401]. Впрочем, ростки таких альянсов возникали еще в XI-XII вв. Но это тема уже другого исследования.