Глава пятнадцатая эхо Икорного Пояса

— Не отвлекаться! Иначе не выживете. — Брат Джавно старался перекричать шум битвы, снова разгоревшейся под крепкими стенами часовни.

Снизу летели копья, наспех выструганные из палок, в ответ на варваров градом сыпались камни. Слышался постоянный стук деревянных молотов о каменную кладку — это варвары безрассудно пытались пробить неприступную стену, вызывая насмешки монахов.

Два молодых абелийца переглянулись с очевидным беспокойством, и это было понятно. Им сейчас предстояло оказаться в самом центре вражеского войска!

— Брат Фальдо, ваша задача в том, чтобы удержать силу серпентинита, — повторил Джавно. — Любой ценой! Даже если вам в грудь воткнут копье, не позволяйте его магии рассеяться!

Фальдо надел на плечо большой, но удивительно легкий щит и послушно кивнул. Второй доброволец, брат Муркрис, взял напарника за руку, и они вместе нехотя подошли к секретной двери в той стене, у которой шла самая горячая схватка. Муркрис подставил Джавно ладонь. Тот кивком приказал брату Фальдо установить серпентинитовую защиту и вложил в руку подающего надежды собрата рубин, камень огня.

Через мгновение обоих монахов охватило бело-голубое сияние.

— Идите в самую гущу, — шепнул Джавно.

По его сигналу двое других братьев быстро распахнули дверь. Джавно вытолкал перепуганную парочку наружу, заскочил обратно и без сил оперся о стену, понимая, что они не продержатся долго.

Действительно, не успели монахи и шагу ступить от двери, как их уже заметили. Фальдо благоразумно заслонился щитом и сосредоточился на серпентините. В щит попало сначала одно копье, затем другое, но он сумел сохранить магическое прикрытие. Варварское оружие из многослойного дерева, обтянутое кожей, не могло пробить хитроумный волшебный кокон.

Но альпинадорцы отважно наступали и в какой-то момент протаранили Фальдо так сильно, что тот ударился плечом о свой щит, пошатнулся и едва не упал. Абелиец кое-как удержал серпентинитовую защиту, но руку напарника выпустил как раз в ту секунду, когда Муркрис с помощью рубина создал огромную шаровую молнию.

Связь с Фальдо порвалась. Муркрис остался без защиты от созданного им самим огненного шара и полыхнул вместе с несчастными варварами.

Отовсюду раздались крики, стоны, кругом гудело пламя. Растерявшийся и потрясенный брат Фальдо, не зная, что делать, сквозь дым попятился назад к двери. Кто-то ударил его по спине, но монах успел забежать внутрь. Джавно и другие товарищи заперли за ним дверь.

— Я держал защиту, — сквозь рыдания пытался объяснить молодой абелиец, внезапно осознав, что смерть друга Муркриса на его совести.

Не успев договорить, он упал. Оказалось, что в спину Фальдо ударило копье, пробившее почку.

— Отнесите его к отцу де Гильбу, — крикнул Джавно двум другим монахам и устремился вверх по лестнице, ведущей к парапетам.

Там он обнаружил, что собратья почему-то перестали швырять камни в противника, перегнулся через стену и все понял.

Альпинадорцы убегали, а на земле, прямо под Джавно, лежали не меньше семи человек. Было невозможно понять, мужчины это или женщины. Одни не двигались, другие корчились в предсмертной агонии. Одежда пригорела к их пузырящейся коже. Муркриса он узнал по платью, которое все еще тлело. Повинуясь инстинкту, монах чуть было не бросился ему на выручку, но в следующий момент понял, что молодой и подающий надежды абелиец уже мертв.

Джавно тяжело вздохнул и с камнем на сердце направился в покои отца де Гильба, молясь о том, чтобы выжил хотя бы брат Фальдо.

Проходя мимо группы монахов, с ужасом смотревших вниз, он остановился.

— Выйдите через секретную дверь и проверьте, нельзя ли спасти кого-нибудь из врагов. Поторопитесь и возвращайтесь немедленно, если заметите, что приближаются варвары.

Это распоряжение казалось Джавно сущим пустяком, без трудностей и особых последствий, кроме спасения от смерти одного-двух обожженных врагов. Но как он был не прав! Стоило монахам подойти к умирающим, как варвары ринулись обратно с такой яростью, которой Джавно и представить себе не мог. Братья благополучно вернулись, даже прихватили с собой одного тяжело раненного альпинадорца, но им пришлось запереть дверь на засов и потребовать поддержки с парапетов.

Варвары так беззаветно, с такой энергией бросались на стену, что, казалось, готовы были разбиться о нее. Никакой каменный дождь не мог отпугнуть их.

— Подоприте дверь! — скомандовал Джавно, и монахи в количестве не меньшем, чем те, кто стоял на стене и пытался отразить атаку, поспешили завалить вход камнями.

Из трех стычек эта была самой странной. Со стороны варваров погибла еще горстка людей, несколько были тяжело ранены, тогда как ни один монах серьезно не пострадал.

Но Джавно последняя битва расстроила больше всего. В глубине души он понял, что враги острова Часовни готовы погибнуть все до единого, лишь бы освободить своих сородичей. Такой дикой преданности он никогда не встречал.

Кормик испытывал те же переживания. Он с ужасом наблюдал и шаровую молнию, и возвращение варваров, и их самоотверженную вторую атаку.

— Нам не победить, — не раз повторял он во время и после второй схватки, но только теперь в полной мере осознал, что может означать такая вот победа.

Вскоре Кормик увидел, как брат Джавно зашел в кабинет к отцу де Гильбу. Юноша решил последовать за ним и умолять их положить конец этому безумству. Но ноги ему не повиновались — не было сил на новые словесные баталии со старшими братьями.

В кабинете отца де Гильба перед настоятелем и старшим братом выстроились в ряд три монаха.

Джавно подошел к ним и выслушивал последние новости.

— Они отказываются от еды, — смущенно сказал молодой абелиец в ответ на его вопрос.

Кормик, который стоял третьим, вздрагивал от каждого слова. Это было правдой. Андрузис и остальные пленники поклялись не брать в рот ни кусочка. Шаман провозгласил, что они скорее умрут, чем подчинятся воле проклятых захватчиков.

— Так заставьте их, — произнес Джавно таким сердитым тоном, что монах невольно отпрянул.

— Мы пытались, — пробормотал он. — Держали их и насильно пихали еду им в рот. Но они почти все выплюнули.

— Значит, что-то все же съели, — заключил Джавно. — Это хорошо. Возможно, их тела переживут такое упрямство.

— Возможно, — чуть слышно повторил Кормик.

— Когда мы пришли на следующий день, везде были следы рвоты, — продолжал монах.

Джавно обернулся на отца де Гильба и издал вздох отвращения.

— Свяжите их покрепче, — распорядился он и снова взглянул на молодого абелийца. — Чтобы они не могли засунуть пальцы себе в рот.

— Да, брат, — ответил монах, потупившись.

— Четвертого поместили к ним? — спросил отец де Гильб про варвара, пострадавшего от шаровой молнии брата Муркриса.

Благодаря магии самоцветов он выжил, хотя огонь оставил на нем навсегда ужасные шрамы.

— Еще нет, святой отец, — ответил монах. — Брат Мнач опасается, что в грязи раны загноятся.

— Так подложите под него одеяло, — вмешался Джавно, и отец де Гильб кивком выразил свое согласие.

— Он быстро поправляется и будет готов отправиться в темницу через… — попытался объяснить молодой монах, но Джавно перебил его:

— Либо он поправится в подземелье, либо вовсе не выживет. Я не желаю, чтобы опасный враг разгуливал среди нас, когда его народ нападет снова. Или вы хотите, чтобы он вскочил со своей койки и убил брата Мнача, отвлекшегося на лечение одного из нас?

— Пленник связан.

— Сейчас же отведите его в подземелье, брат. Идите!

Секунду молодой абелиец колебался, затем торопливо развернулся и вышел вон.

— Нам выпало нелегкое бремя, — произнес отец де Гильб. — Но будьте крепки в своей вере. Помните, что нашему брату Мначу удалось за ночь спасти жизни того обгоревшего альпинадорца и брата Фальдо.

— Брат Фальдо еще не пришел в сознание, — уточнил Джавно. — И брат Мнач не уверен в том, что он выздоровеет.

— Все будет хорошо, — Де Гильб уверенно улыбнулся и жестом велел Джавно слушать дальше.

Следующий монах отчитался о работах по укреплению стен и сбору камней, которые предстояло кидать в варваров.

— Дикарям не пробить наши укрепления, — с уверенностью подытожил он.

Это забавное утверждение, произнесенное скорее для формы, нежели в качестве истинной оценки, по-видимому, удовлетворило старших собратьев.

Джавно потрепал монаха по плечу и подошел к Кормику.

— Водоснабжение в полном порядке, — отрапортовал юноша прежде, чем к нему успели обратиться, и словно спрашивая Джавно, зачем его позвали на это собрание. В конце концов, единственной обязанностью Кормика была поставка воды и рыбы.

— А что с рыбой?

— В озере ее полно. Она заплывает в нашу тайную пещеру за кормом, так что поймать ее несложно.

— Утройте улов, — неожиданно вмешался отец де Гильб.

— Что, святой отец? — не понял Кормик.

— Увеличьте минимум в три раза, — пояснил настоятель. — Наши враги не отступят, но, уверен, скоро им надоест гибнуть, бросаясь на стены часовни. Они постараются найти другой способ навредить нам. Если дикари поймут, что в нашем распоряжении неисчерпаемый источник продовольствия, то постараются лишить нас его. Нельзя этого допустить.

— Да, святой отец, — ответил Кормик.

— Спускаясь в пещеру, вы заглядываете к нашим гостям? — поинтересовался де Гильб.

Кормик уклончиво пожал плечами.

— Это вовсе не запрещается, — заверил его настоятель.

— Иногда, — признался юноша.

— То, что было сказано здесь, правда?

— Они не станут есть, — подтвердил Кормик и понял, что не может молчать. — Эти люди ослабнут, но не подчинятся, святой отец. Не откажутся от своей веры и не примут нашей даже ценой жизни…

— Икорный пояс, — перебил его де Гильб, обращаясь к Джавно, и тот кивнул.

При этом сравнении Кормик поморщился. Если отец де Гильб видит аналогию, то почему настаивает на том, чтобы альпинадорцы оставались в плену? Разве он не понимает, что другого исхода, кроме их смерти или бесконечных страданий, не будет?

Кормик уже готов был бросить эти вопросы им в лицо, но внезапно дверь распахнулась, и в кабинет вбежал тот монах, которому поручили перевести обожженного альпинадорца в темницу.

— К нам гонец! — крикнул он, едва переведя дух. — У главных ворот. Он прибыл из стана врага.

— Привести его сюда? — спросил настоятеля Джавно.

— Нет, — решил де Гильб, чуток подумав. — Иначе он увидит наши внутренние укрепления. Лучше поприветствуем его со стены.

Он немедленно вышел вместе с Джавно. Остальные, включая Кормика, рассудили, что приказа оставаться на месте не было, и последовали за ними.

Кормик взобрался на парапет над воротами в часовню и сразу понял, что перед ними вождь варваров с Йоссунфира. По-видимому, он был шаманом, так как носил такие же ожерелья, как у Милкейлы, только больше. Его свободное одеяние, расшитое раковинами и прочими мелкими украшениями, гремело при каждом шаге. Наконец, ему было явно за шестьдесят лет, что говорило о высоком положении в племени. Милкейла рассказала Кормику об альпинадорцах достаточно, чтобы он это усвоил.

— Я Тейдру, — объявил человек сильным и звучным голосом.

Юноша затаил дыхание, услышав знакомое имя и сообразив, что видит перед собой верховного главу народа Милкейлы.

— Вы явились сюда без приглашения, Тейдру, — довольно непочтительно ответил отец де Гильб.

Оттого что он плохо владел альпинадорским наречием, ответ прозвучал еще более грубо.

— У вас трое моих людей, — не смутившись, продолжал Тейдру.

— Четверо, — поправил де Гильб, чем немного раздосадовал собеседника. — Все они живы лишь благодаря святым дарам блаженного Абеля, нашим трудам и целительной силе.

— Лучше бы им умереть, — сказал вождь, и Кормик краем глаза заметил, как де Гильб усмехнулся.

— Покиньте этот остров, — громко потребовал епископ.

— Верните нам наших братьев, и мы уйдем.

— Они живы только нашими стараниями. На них снизошли благодать и любовь Абеля.

— Мои соплеменники приняли вашу веру? — спросил Тейдру таким тоном, который говорил, что он не поверил настоятелю ни на секунду.

— Они начинают видеть истину в слове блаженного Абеля, — уклончиво ответил де Гильб.

Для Кормика это утверждение прозвучало как насмешка, потому что епископ никогда не признался бы в том, что сам он не готов узреть истину в чем-нибудь, кроме слова Абеля. Этот священнослужитель требовал терпимости от окружающих, будучи сам абсолютно нетерпимым.

— Приведите их! — потребовал Тейдру, но де Гильб лишь скрестил руки на груди.

— Вы не в том положении, чтобы рядиться, — напомнил он варвару, глядя на него сверху вниз. — Вы трижды нападали на нас и каждый раз были отражены. Так будет и впредь. Ваши люди погибнут у наших стен, а мы останемся. Вам не победить, Тейдру.

— Мы не уйдем, — ответил шаман, нисколько не смутившись. — Мы будем атаковать вас снова и снова и заберем наших братьев.

— Или же поляжете все до одного под стенами нашей крепости!

Реплика не произвела того эффекта, на который, очевидно, рассчитывал де Гильб.

Тейдру распрямил плечи и гордо поднял подбородок.

— Да, мы погибнем, если потребуется, — ответил он недрогнувшим голосом. — Но не уйдем. Мы будем драться до тех пор, пока не освободим наших соплеменников.

Кормик облизнул губы и с трудом перевел взор с непреклонного альпинадорца на отца де Гильба.

— Мы убьем вас всех, — пообещал абелиец.

— Что ж, мы умрем с радостью, — ответил Тейдру, развернулся и медленно пошел прочь.

Отец де Гильб и Джавно немного помедлили, прежде чем вернуться в кабинет настоятеля.

— Они не могут нас победить, вот и хотят заключить сделку, — предположил один молодой монах из группы, стоявшей неподалеку от Кормика. — Но скоро сдадутся и уедут восвояси.

— Не уедут, — вмешался юноша, и все повернулись к нему. — Они будут биться до последнего.

— Дикари вовсе не так безрассудны, — возразил монах.

— Они преданы своей вере, — ответил Кормик и направился к туннелям, ведущим к воде.

На сей раз, проходя мимо темницы, он внимательно осмотрел ее и пленников.

Прошло четыре напряженных дня, в течение которых братья стали шепотом поговаривать, что варвары от атак перешли к осаде.

Причина передышки выяснилась довольно скоро: альпинадорцы готовились, тренировались и размышляли. Это стало очевидно, когда пара абелийцев попыталась повторить вылазку Фальдо и Муркриса. Варвары, штурмовавшие стену, отбежали подальше, в то время как другая группа осыпала монахов градом камней и копий, заставив их ползти обратно к стене.

Враги бросились им вдогонку. Братья сосредоточились, удержали серпентинитовую защиту и готовились ответить великолепной шаровой молнией.

Каково же было их удивление, когда ближайшие альпинадорцы, очевидно, ждавшие взрыва, проворно свернули в сторону и снова показались уже в плащах, пропитанных водой! Всего двое получили легкие ожоги, а вот бедным монахам не поздоровилось.

Джавно, Кормик и другие защитники часовни, наблюдавшие за происходящим со стены, велели им немедленно возвращаться. Братья побежали, но их настигли вражеские копья. Монахи ответили со стен разрядами молний и градом камней. Несколько варваров упали, тяжело раненные. Абелийцы тоже уже не могли подняться.

Атакующие ринулись к лежавшим на земле монахам, чтобы взять их в плен и обменять на своих сородичей. Но заградительный огонь со стены был так силен, что подобраться к ним оказалось невозможно, и тогда альпинадорцы обрушили на беззащитную пару новые копья.

С противоположной стороны крепости, перед западной стеной собралась вторая группа варваров. Зная, что почти все монахи помогают своим друзьям в другом конце часовни, они с воплями бросились в атаку.

— Вперед! — приказал Джавно Кормику и еще нескольким братьям.

Они спрыгнули со стены и помчались на выручку монахам, отражавшим внезапное нападение на западном парапете. В землю ударило несколько молний. Кормик понял, что непосредственная угроза уничтожена, но битва и не думала стихать.

Он помедлил, постоянно содрогаясь от ужасных криков, дождался, пока остальные пробегут вперед, оглянулся на брата Джавно и на сражение, кипевшее у восточной стены. Затем юноша зашел в пристройку у сторожевой башни, снял со стены факел, открыл люк в полу и спустился в туннель.

Мало-помалу звуки битвы стали стихать, но толщины люка было недостаточно, чтобы избавить бедного Кормика от душевных страданий. Размышляя, удастся ли осуществить задуманное, он лишь чуть более уверенно зашагал к темнице, где сидели четыре несчастных варвара. Усталые, голодные, один чуть не сгорел заживо… Смогут ли они хотя бы встать, когда он освободит их?

— Ваши снова здесь, — сказал он. — Они погибают под стенами крепости.

Андрузис повернулся к монаху. Выражения его лица Кормик понять не мог. То ли молодой варвар чувствовал себя преданным, то ли злился, то ли был смущен.

— Вы хотите, чтобы мы отказались от своей веры, — произнес шаман очень слабым, надтреснутым голосом. — Но мы лучше умрем.

— Я знаю.

Этот короткий ответ заставил варваров взглянуть на абелийца с любопытством. В душе Кормика проснулась надежда. Он закрепил факел в канделябре и направился к деревянной стене.

— Рискнем посерьезнее, — добавил он, ослабляя веревки на руках Андрузиса.

— Ты просто боишься, что мой народ возьмет ваше жалкое убежище, — усмехнулся Тоникуэй. — И от отчаяния решил увести нас в другое место!

— Твой народ не попадет за эти стены. Ни в этот раз, ни когда-либо потом, — проговорил Кормик, резко обернувшись к пока еще связанному шаману. — Если мы не остановим это кровопролитие, они полягут все до единого еще на подступах.

— Ты сомневаешься в силе…

— Замолчи, — потребовал Кормик. — Погибли уже двадцать твоих родичей. Кто-то умирает прямо сейчас. Им не победить, но они и не отступят. Их преданность тебе похвальна и глупа.

— Что от нас требуется? — вмешался Андрузис.

Кормик порадовался, ибо шаман уже снова собирался что-то возразить, а времени на препирательства не было. Обойдя заграждение, он разрезал путы всем троим, Тоникуэю — в последнюю очередь. Пока варвары снимали с себя веревки и вылезали из кучи грязи и испражнений, Кормик снял со стены факел.

— Идите за мной как можно быстрее, — велел он.

— А если мы не пойдем?

Монах обернулся и тяжело вздохнул.

— Сегодня все кончится. Я покажу вам путь отсюда или… — Он пригрозил ножом. — Дело кончится так или иначе.

— Почему мы должны тебе верить? — упрямился шаман.

— А у нас есть выбор? — спросил Андрузис и жестом попросил Кормика вести их.

К облегчению монаха, все двинулись следом. Обожженного товарища Андрузис даже взял на руки. Тут Кормик задумался: а смогут ли они бежать, как он запланировал?

Миновав туннель, они вошли в дверь и оказались в той самой пещере, куда заходили воды озера.

— Надеюсь, все вы хорошо плаваете, — произнес Кормик и положил факел на землю.

Он уже начал стягивать с себя одежду, как вдруг остановился.

— Нет, не могу.

— Мы не вернемся, — предупредил Андрузис, с беспокойством глядя на абелийца.

Кормик покачал головой, давая понять, что он не это имел в виду.

— Мне нельзя нырять, чтобы открыть решетку, как я изначально планировал, — объяснил он. — Если собратья заметят, что у меня мокрые волосы, они догадаются о моей причастности.

— Какую решетку? — уточнил Андрузис.

— Там простая сетка, закрепленная не слишком надежно, — ответил Кормик, указывая в северо-западный угол подводного бассейна. — За ней короткий туннель, и вы на свободе.

Некоторое время Андрузис пристально смотрел на монаха, затем аккуратно положил на землю раненого, поручив его четвертому пленнику, Канраку, и зашел в темную воду. Когда она была ему по пояс, юноша нырнул.

— Ты так боишься моего народа, — заметил Тоникуэй, презрительно глядя на Кормика и криво ухмыляясь.

Юноша фыркнул и покачал головой, не отрывая взора от места, где исчез Андрузис.

— Если это неправда, то почему? — настаивал шаман.

— Потому что этого ждет от меня мой бог, — отвечал Кормик.

Раздался всплеск, и из воды, хватая ртом воздух, вынырнул Андрузис.

— Путь свободен, — объявил он. — Там и правда плыть недолго, а потом сразу озеро.

— А как быть с ним? — спросил Кормик с искренним беспокойством, указывая на обожженного пленника, который был почти без сознания.

— Я возьму его, — пообещал Андрузис, затем подошел к монаху и положил руки ему на плечи. — Ты хороший человек, — сказал он просто.

Как раз это и нужно было услышать юноше, чтобы убедиться в правильности своих действий. Он мог жестоко поплатиться за свое неповиновение, но какое бы суровое наказание ни назначил отец де Гильб, оно не шло бы ни в какое сравнение с душевными муками, которые испытывал бы Кормик, если бы ничего не предпринял.

Через некоторое время он уже вышел из боковой комнаты. Сражение было в самом разгаре, и юноша надеялся, что шум и беспорядок, царившие вокруг, обеспечили ему необходимое прикрытие.

Он включился в битву и горячо молился о том, чтобы она оказалась последней.