2015-01-21
1572
Любая развивающаяся, жизнеспособная наука заинтересована в постоянном методологическом анализе актуального состояния. Современная психология памяти (мнемических способностей) и психологическая практика характеризуется наличием совершенно очевидных проблем, корни которых находятся на уровне методологии науки. Психологии способностей последних десятилетий свойственно большое разнообразие направлений исследований (общие и специальные способности, способности и одаренность, способности и достижения и др.), что имеет, конечно, позитивное значение. Однако рост количества экспериментальных фактов не сопровождается теоретическими прорывами. По крайней мере, появление нового экспериментального факта не всегда рассматривается через призму свойств психического. Довольно часто одно и то же явление исследуется в разных парадигмах (что, безусловно, имеет положительное значение), но результаты этих исследований, как правило, не соотносятся друг с другом, не рассматриваются во взаимосвязи, например: структура способности и структура интеллекта и др. Разумеется, и данный факт не прибавляет психологии методологической мощи. Положение (столь близкое сердцу каждого психолога) о том, что психика — система многоуровневая, система систем, приобрело почти аксиоматический смысл. «Скрытая» аксиоматичность нашей науки явно не способствует появлению методологических или теоретических исследований целостного плана; исследований такого характера, которые бы в едином системном процессе анализировали свойства, проявления, качества психического и реальную, жизненную, бытийную, феноменологическую картины. Подобные рассуждения приводят к мысли о методологическом кризисе. К сожалению, помимо указанных общеизвестных фактов, свидетельствующих о кризисном состоянии нашей науки, увеличивается разрыв между академической наукой и психологической практикой. Теоретическая и практическая психологии существуют как бы в параллельных плоскостях.
Однако вышесказанное не более, чем набросок; это вершина айсберга. Существует, по-видимому, множество глубинных причин данного состояния науки, но одна из главных заключается в том, что наука в абсолютных своих тенденциях стремится исследовать объективные закономерности, обобщать, а психологическая практика всегда будет иметь дело с проблемами отдельной, единичной, конкретной личности, с проблемами индивидуальности. Можно ли, оперируя объективными закономерностями, исследовать, понять сущность индивидуальности?
Видимо, настала пора обсуждать методологию психологии методологически, а не в узкоутилитарных целях. Действительно, принципы естественно-научного знания сделали психологию наукой. Кроме основополагающего утверждения о связи психики и мозга естественно-научная линия в психологии предполагает поиск общего в явлениях. Что означает наличие обобщения по отношению к личности? Это почти всегда потеря данной личности, ибо сущность личности — в ее индивидуальности. Таким образом, получается, что естественно-научные принципы приобретения знания, создавшие и укрепившие научные позиции психологии, одновременно поставили преграду на пути исследования психологии индивидуальности. Эта проблема взаимоотношений общего и единичного в психическом процессе (помогает ли представление об общем проникнуть в индивидуальное; можно ли с помощью понятий, суть которых в обобщении, описать индивидуальное; можно ли в принципе вербализовать сущность индивидуального, ибо слова — это знаки, символы, объединяющие нечто, а значит, обобщающие, обобщенные отражения...) является животрепещущей для любого уровня психологического знания: теоретического, экспериментального, методологического и практического. Это противоречие давно известно науке; об этом писали и психологи, и философы. Существуют пожелания соединить, совместить силу естественно-научного знания и достоинства гуманитарного. Встречаются и более радикальные высказывания о сущности психологии:
психология как искусство;
психология как наука об искусстве.
Но если предпочесть этим тенденциям, а вместе с ними и романтизму агностиков («Пусть его душа остается тайной») исследовательские задачи, которые перед психологией во всевозрастающих масштабах ставит жизнь, то поиски методологических и теоретических подходов к проблеме исследования индивидуального в психическом процессе (роли индивидуального в психическом акте) станут первоочередными. За этой сверхочевидностью стоит проблема понимания сущности психического: что представляет собой психика как носитель тех или иных, явных или неявных свойств. Оказывается, что этот вопрос (вопрос предмета психологии) почти растворился в море разнообразнейших трактовок целей и задач исследований. Если попытаться обобщить различные подходы к изучению психики, то можно увидеть, по крайней мере, три направления целей и задач исследований (мировоззрения исследователя):
поиск объективных закономерностей развития и функционирования психических явлений;
поиск сущностных характеристик изучаемого явления;
изучение индивидуального своеобразия психического явления; изучение индивидуальности, неповторимости личности.
На первый взгляд кажется, что эти направления не противоречат друг другу, вполне успешно могут мирно сосуществовать и быть взаимодополняющими. Проблема может заключаться исключительно в осознании целесообразности их совокупного функционирования и создании соответствующих этой ситуации принципов. Не исключено, что каждая из перечисленных задач по отдельности более понятна практику, а может быть, и исследователю. Вследствие близости к тому или иному мировоззрению практик может более или менее успешно работать в определенном контексте: консультировать, отталкиваясь от интуитивного понимания сущности данной личности (явления, процесса); диагностировать, оперируя сравнениями; заниматься коррекционной работой, опираясь на известные закономерности развития психики и т.д. Однако, несмотря на заслуженные успехи практиков, теоретические и методологические проблемы (что развивается в результате предпринятых усилий? что диагностируется? как объяснить полученный результат? и т.д. и т.п.) не исчезают, а остаются и постоянно напоминают психологам об их бессилии. В основе этих и многих других острейших проблем — проблема понимания объекта и субъекта исследования, проблема предмета нашей науки. Ретроспективный анализ показывает, что то или иное мировоззрение психолога рождало соответствующую методологию, которая в удобном для исследователя ключе (явно или неявно) трактовала сущность психики.
Наиболее «сильной», прочной является методология первого направления. Это естественно-научная линия в психологии. Смысл данного подхода заключается в поиске повторяющихся явлений, которые можно обобщить и зафиксировать как объективные закономерности. С помощью изученных закономерностей современная психология может охарактеризовать уровень развития какого-либо психического процесса, прогнозировать и направлять его развитие и т.д. Известно, например, что память развивается от непосредственного запоминания к опосредованному (А.Н.Леонтьев, А.А.Смирнов и его школа, П.И.Зинченко и его ученики и т.д.); развитие познавательных способностей связано с появлением в их структуре операционных механизмов (В. Д. Шадриков и его школа); при переходе от одного возрастного периода к другому меняется форма деятельности (Д.Б.Эльконин); развитие профессиональной деятельности представляет собой системогенез (В.Д.Шадриков) и т.д.
Как естественно-научную линию можно рассматривать и тенденцию моделировать ситуации, явления, процессы в исследовательских и других целях. По существу, психодиагностика есть моделирование поведения, действия или деятельности с помощью привнесенных в ситуацию средств. Это дает возможность охарактеризовать особенности, уровень развития того или иного явления и, опираясь на какие-либо объективные закономерности, прогнозировать функционирование и развитие его в общем виде, прогнозировать тенденцию функционирования и развития процесса.
Философской сущностью данного мировоззрения является понимание психики как свойства высокоорганизованной материи. Соответственно диалектико-материалистическому пониманию психики описываются хорошо известные ее свойства: идеальность, развиваемость, конечность и т.д., которые, будучи действительно присущими психическому, видимо, далеко не исчерпывают его качества. Поиск сущности изучаемого явления беспокоил и беспокоит любого теоретика, вне зависимости от его философских и методологических ориентации. Казалось бы, первое и второе направления неразрывно связаны, нельзя определить первичность и вторичность того или иного подхода. Поиск сущности трудно представить без исследования разноуровневых взаимосвязей: движение к сущности через функцию, через процесс к пониманию структуры и онтологии явления. Но в реальном исследовании довольно часто происходят метаморфозы с предметом исследования: он растворяется, зауживается; излишне феноменологизируется или, наоборот, превращается в абстрактно-методологический конструкт, но в любом случае трансформируется, выхолащивается.
В этой связи можно привести пример с психологией памяти, которая содержит богатейший экспериментальный материал, доказывающий зависимость успешности запоминания от характера мотивации субъекта, его установок, функционального состояния, организации запоминаемого материала, пола, возраста, эмоционального настроя, характера деятельности и условий запоминания, самооценки и волевых качеств испытуемых и т.д. Даже не зная деталей такого рода безусловно нужных и чаще всего научных исследований, есть основания предполагать, что понимание сущности памяти они могут и не прояснить. Достаточно открыть любой психологический словарь, чтобы увидеть: память определяется через функцию (память — это процесс запоминания, сохранения и воспроизведения информации). Видимо, это один из объективно закономерных этапов на длинном и тернистом пути к постижению природы памяти.
Не только для психологии памяти, но и для других направлений характерны тенденции, являющиеся следствием естественнонаучного мышления исследователей: поиск сущности, изучение природы психического процесса предполагает описание объективных закономерностей. В результате кроме несомненной научности психологические знания настолько абстрагировались от реального бытийного пласта своего существования, что практически невозможно было «вернуться» к индивидуальности, к конкретному моменту, неповторимости проявления того или иного явления.
Для большого числа исследователей понимание природы изучаемого психического явления «растворяется» во взаимосвязях, и сущность процесса «теряется». Эта объективная сложность рождает тягу к использованию метафор (например: память — это «след»; это «отпечаток»; это «растущее дерево» и т.п.).
Чтобы избежать узости, механистичности, чрезмерной аналитичности, ненаучности исследования, многие теоретики провозглашают комплексный, системный, структурно-функциональный подходы: в сущности, рассматривают через призму своей проблемы психику в целом, и только в этом случае идеи приобретают концептуальную силу (Б. Г.Ананьев, структура психической функции; В. Д. Шадриков, системогенез деятельности, психология познавательных способностей; М. А. Холодная, психология интеллекта; А.О.Прохоров, психические состояния; и т.д.).
Исследование индивидуального своеобразия психического процесса можно назвать самым таинственным занятием. Как часто в процессе описания, казалось бы, фундаментальных основ личности (потребностей, мотивов) или «изюминки» личности (Я-кон-цепции) неповторимость личности ускользает. Возможно, к решению этой проблемы надо идти не от общих психологических законов или не только от них, а от реального куска жизни личности. Эта сторона и есть, может быть, совершенно иная методология. Видимо, ближе всех к разгадке индивидуальности подошел великий З.Фрейд.
Проблемой индивидуальности в рамках естественно-научного мировоззрения занимались раньше и продолжают работать в этом ключе и ныне. Достаточно вспомнить очерк теории индивидуальности В.С.Мерлина, работы В.М.Русалова о темпераменте и др. В результате — совершенно закономерный итог естественно-научного мировоззрения: проанализируем отличия, систематизируем их, сынтегрируем, и если получится целостность, то эта целостность (симптомокомплекс отличительных признаков) и будет индивидуальностью. Однако в реальной действительности все обстоит иначе. В настоящее время для любого психолога гораздо легче изучить 5 — 10 или 100 человек в сравнении друг с другом, нежели дать характеристику индивидуального своеобразия одной личности. Но если рассуждать методологически, то эту ситуацию можно назвать вполне закономерной (объективно закономерной), обусловленной уникальностью такого явления, как психика. Мы же и в первом, и во втором, и в третьем случаях явно упрощаем проблему, тяготеем к «кирпичности» психологического знания.
Смысл существования любой науки заключается в раскрытии законов и закономерностей функционирования и развития ее предмета. Психология не является исключением; «психология изучает психику в закономерностях ее развития» (С.Л.Рубинштейн). Что же такое закон в психологии?
Философский словарь трактует закон как внутреннюю существенную и устойчивую связь явлений, обусловливающую их упорядоченное изменение. Понятие закона близко к понятию закономерности, которая представляет собой совокупность взаимосвязанных по содержанию законов, обеспечивающих устойчивую тенденцию или направленность в изменениях системы. Типы законов и типы закономерностей многообразны, ибо многообразны основания их существования и выделения. Закон, как правило, отражает одну из сторон сущности явления, поэтому любое явление подчиняется одновременно нескольким законам: всеобщим, общим, частным и специфическим. Б.Ф.Ломов, обсуждая проблему закона в психологии, выделяет следующие признаки закона: закон отражает объективно существующие, необходимые, устойчивые, повторяющиеся связи (отношения) между явлениями [137].
Современной науке известны законы, раскрывающие психическое в разных срезах, разных плоскостях, разных измерениях, относящиеся к разным уровням психического. Б.В.Ломов выделяет:
• законы, характеризующие относительно элементарные зависимости (психофизический закон, законы формирования ассоциаций, обнаружения, различения, идентификации и опознания сигналов и др.);
• законы, раскрывающие динамику психических процессов во времени («закон перцепции» Н.Н.Ланге, фазность процесса восприятия в исследованиях А.А.Ухтомского, Б.Г.Ананьева и др., фазность мнемических процессов и др.);
• законы, характеризующие структуру психических явлений (структура памяти (Р.Аткинсон), функциональная система памяти (С.П.Бочарова), закон формирования установки (Д.Н.Узнадзе), творчества (Я.А.Пономарев), системогенеза деятельности (В. Д. Шадриков) и др.);
• законы, раскрывающие зависимость эффективности (или деятельности) от уровня его (или ее) психической регуляции, а также от значения того или иного измерения (закон Йеркса—Додсона, раскрывающий зависимость между уровнем мотивации и успешностью решения поведенческих задач при определенных условиях научения); законы, характеризующие уровни работоспособности (Е.П.Ильин), стрессовых состояний (Г.Селье) и др.;
• законы, рассматривающие процесс психического развития человека в масштабе его жизни (закон гетерохронного развития психических функций, законы последовательности стадий развития интеллекта (Ж.Пиаже и др.);
• законы, раскрывающие основания различных психических свойств человека (исследования нейрофизиологических оснований темперамента Б. М. Теплова и В. Д. Небылицына), концепции, в которых в качестве основания психологических свойств личности выступает деятельность индивида в системе общественных отношений (А.Н.Леонтьев) и др.;
• законы отношений между разными уровнями организации процессов и свойств (отношения между разными уровнями антиципации, отношения между разными уровнями организации в структуре личности) (Л.И.Анцыферова) и др.
В работах других авторов помимо (или в рамках) широкоупотребительного деления законов на всеобщие, общие, частные и специфические предлагаются иные основания для классификаций законов и закономерностей функционирования психического. В частности, в качестве основания классификации, имеющей прикладной характер, предлагается сфера применения закона:
• законы функционирования, объясняющие протекание изучаемых явлений, процессов, свойств;
• законы развития, объясняющие последовательность, динамику и направленность появления изменений изучаемых объектов;
• законы управления, объясняющие причинность функционирования, развития и влияния на нее субъективного фактора в форме деятельности человека (обучения, воспитания, самообучения, самовоспитания, социализации).
По всей вероятности, представленные перечни законов нельзя назвать полными, да и авторы не претендовали на классификацию всех известных в психологии законов. Точки зрения Б. Ф.Ломова и других исследователей являются, скорее всего, лишь иллюстрацией того, что эти законы имеют разный порядок и раскрывают разные аспекты психического. В законах, относящихся к каждой из перечисленных групп, выделяются существенные, устойчивые, необходимые связи в какой-то одной, определенной и ограниченной плоскости. Кроме того, результаты исследований, в которых выявлены те или иные законы, получены в определенных условиях, при определенных ограничениях и допущениях, поэтому ни один из них, по мнению Б.Ф.Ломова, не может претендовать на универсальность. Перечисленные законы, пишет он, являются специальными и частными. С раскрытием законов более общих, при рассмотрении отношений человека с миром в более широком контексте, вероятно, изменятся наши представления о тех законах, которые уже известны. Б.Ф.Ломов этими словами обозначил проблему соотношения всеобщих, общих, частных и специальных законов в психологии, которую без преувеличения можно назвать основополагающей. Во-первых, этот вопрос касается понимания предмета нашей науки, а во-вторых, если «всякий закон узок, неполон, приблизителен» [137], то как, с помощью чего, в какой мере и при каких обстоятельствах можно использовать его в объяснительных и прогностических целях? Таким образом, остро встает проблема изучения соотношения разных групп законов. При этом нельзя не согласиться с Б.Ф.Ломовым в том, что как более общие, так и более локальные и специальные законы относятся к одной и той же системе явлений и поэтому несомненно, что они должны быть внутренне связаны. В этой связи Б.Ф.Ломов утверждает: строго научный подход требует не только выявить объективный закон, но и очертить сферу его действия, а также условия, в которых он лишь и может действовать, его границы [137]. На этом тезисе необходимо остановиться подробнее. Психологи, стремясь исследовать законы существования психического, явно или неявно тяготеют к отождествлению понятий закономерности (закона) и объективной закономерности (объективного закона), видимо, опираясь на основополагающий тезис диалектического материализма о всеобщей детерминированности и обусловленности объективными законами. На наш взгляд, сфера действия закона непосредственно связана с типом закона, а тип (уровень, класс) закона предопределен тем, в какой мере его можно назвать объективным. В применении к реальным объектам понятие «объективное» означает, что предметы, свойства и отношения существуют вне и независимо от субъекта. Какое место в психическом занимает объективное и субъективное? Этот вопрос можно назвать вечным и глобальным. Ответы на него давались самые разные: от агностицизма до полного отрицания специфических законов происхождения, функционирования, развития психического.
Естественно-научная психология видит свою задачу в поиске объективных законов и закономерностей функционирования психических явлений. Логика рассуждений в русле естественно-научного знания приводит к тому, что все остальное многообразие внутреннего мира человека рассматривается как случайное, неустойчивое, кажущееся и не поддающееся научному изучению. Но именно многообразие личностного содержания создает индивидуальность или, по крайней мере, определяет одну из граней индивидуального своеобразия человека. Исследователи разных времен, отмечая фундаментальные причины трудностей определения законов психики, искали пути выхода из уникальной по сложности ситуации. При этом в круговороте объяснений участвовали понятия объективного закона, объективного метода, понятия природы явления и объяснения сущности его, понятия психологически «сложного» и психологически «простого».
В западной литературе на протяжении долгого времени шел спор об отношениях, существующих между категориями «закон» и «причина» событий. Ф.В.Бассин отмечает, что корни этого спора уходят к Декарту.
В послекантовскую эпоху В.Дильтей одним из первых высказал мысль о существовании двух «психологии» (а тем самым и о необходимости двойного отношения к идее закона): обычной, более близкой наукам о природе, опирающейся на те же принципы и ту же методологию исследования, на то же понимание роли законов, что и естествознание; и герменевтики, входящей в цикл «наук о духе», основанной на внутреннем опыте и изучающей не отдельные психологические функции, а «жизнь» человека в ее нерасчленимой цельности.
Позже идеи Дильтея нашли усложненное выражение в работах Э. Шпрангера. Шпрангер не отвергает возможности использования идеи закона в его естественно-научном понимании для исследования различных сторон психической жизни человека. Он говорит как об уже доказанном и оправданном о различиях, существующих между «психологией элементов» и «психологией целостной». Понятие закона выступает в каждой из этих строго разграниченных «психологии» в существенно различном облике: как средства описания «поэлементных» связей в одном случае и как фактора, определяющего формирование целостной структуры, общий «стиль» психики, мироощущение, — во втором [24].
Дальнейшее углубление этой оказавшейся необыкновенно устойчивой идеи принципиальной двуликости психологии и соответственно двойного отношения к категории закона постепенно становилось главным содержанием целого ряда направлений психологической мысли — от А. Бергсона, Л.Бинсвангера, М.Хай-деггера, К.Ясперса до Ж. П. Сартра, М. Фуко, Г. Марселя, создателя «психологии судьбы» Л. Сцонди и многих других. Это «двойное отношение» можно назвать самой выразительной и самой характерной чертой современных философски ориентированных психологических теорий и общим для большинства из них логическим ядром [23].
Дальнейшая эволюция психологических представлений пошла в направлении, диаметрально противоположном тому, которое казалось Дильтею, Шпрангеру и их последователям единственно возможным: не по линии разрыва между методологией изучения психологически «элементарного» и методологией изучения психически «сложного», а по линии видения этого элементарного сквозь призму сложного, по линии все более глубокого понимания зависимости даже наиболее «простых» психологических реакций и феноменов от их значимости для субъекта, от контекста личностного отношения (курсив мой. — Ч.Л.), в который эти феномены и реакции так или иначе включены. Этот путь можно назвать стремлением вскрыть отношения, связывающие разные уровни организации психического, сделать зримой представлен-ность психологически «сложного» даже в наиболее «простом», наиболее элементарном психологическом событии (Ф. В. Бассин).
Итак, исследование проблемы закона в психологии с необходимостью повлекло за собой анализ сущности объективного и субъективного, «простого» и «сложного» в психическом, при этом обсуждение соотношений психологически «простого» и психологически «сложного» оказалось наиболее насыщенным и распространенным в разных направлениях и в разные исторические эпохи. Для Дильтея, вслед за Кантом, разграничение между психологически «простым» и психологически «сложным» сводилось без особой потребности в дальнейших расшифровках к демаркации между потребностями «тела» и потребностями «духа».
Пытаясь продвинуться в данном направлении и понимая относительность понятий «простого» и «сложного» в психическом, Б.Ф.Ломов отмечает, что любой психический процесс протекает в данных конкретных условиях специфическим образом. «Исследуя, казалось бы, один и тот же процесс многократно, мы обнаруживаем, что каждый раз он складывается по-новому. И дело здесь не просто в случайных отклонениях, хотя, конечно, и они имеют место. Однако более важно другое: психическое как субъективное отражение не может не быть вариативным. Вариативность, изменчивость — это его существенная характеристика, вытекающая из самой его отражательной природы» [137, с. 108]. В психологии много и совершенно справедливо сказано об уникальности психических процессов, состояний и свойств. При рассмотрении закона как общего с особой остротой, присущей нашей науке, возникает проблема объяснения имманентного происхождения разнообразия индивидуальных проявлений определенного общего. Что позволит психологии раскрывать единство в многообразии, общее в единичном, устойчивое в изменчивом, существенное в явлении, необходимое в случайном?
Как видно из вышесказанного, обсуждение проблемы закона в психологии приводит (закономерно) к выяснению свойств психического, к обсуждению сущности психики. Ставя своей целью то, что можно назвать законом в психологии, исследователи обращаются к анализу «простого» и «сложного» в психическом, к вопросу вариативности — стабильности психических процессов, к проблеме взаимоотношений общего и индивидуального, объективного и субъективного в психическом явлении, что, в свою очередь, приводит к осознанию: а) необходимости обсуждения предмета психологической науки; б) уникальности психики как объективной ее характеристики.
Таким образом, проблема закона (закономерности) в психологии выступает как проблема понимания сущности психического.
Этот фундаментальный вопрос имеет богатую историю. В свое время В. П. Зинченко и М. К. Мамардашвили констатировали, что «стремление к поиску объективных методов психологического исследования, равно как и потеря веры в их существование, порождают в психологии беспрецедентные для любой другой науки по своему разнообразию формы редукции психического» [92, с. 109]. Они справедливо отмечали, что расширяющиеся междисциплинарные связи психологической науки приводят к потере предмета собственного исследования. Известно, что оппозиция объективного и психологического описаний событий познаваемого нами мира существовала задолго до самой психологической науки и связана с особым характером тех оснований, на каких возникло вообще научное знание как таковое. Поиск объективного метода изучения психологических явлений лишь воспроизводит психологию, по мнению В. П. Зинченко и М. К. Мамардашвили, в обобщенной форме. Этот поиск предпринимали, как уже говорилось выше, многочисленные направления и школы в психологии.
Различные варианты решения проблемы объективного и психологического колеблются между двумя полюсами: объективность метода достигается ценой отказа от понимания психической реальности, а сохранение психического — ценой отказа от объективного анализа. Сложности объективного анализа психического связаны с противоречивой сущностью характеристик психического. В. П. Зинченко и М. К. Мамардашвили утверждают, что первая сложность связана с тем шокирующим свойством психического, что оно «трансформирует время, сжимая его или растягивая и даже заставляя "течь вспять"» [92, с. 110]. Но основная трудность объективного анализа психического относится к возможной про-странственности психических процессов и их продуктов. Следствием данной ситуации является то, что в психологии термин «объективное описание» употребляется в качестве синонима термина «физиологическое описание», а «психологическое» — в качестве синонима «субъективное».
Следующий принципиальный момент, отличающий изучаемые процессы как от большинства физических процессов, так и от произвольных умственных, наблюдательных и тому подобных конструкций их субъективного носителя, агента, — это их необратимость. Именно необратимость хода вещей, включающих в себя действия субъективности, и делает эту субъективность реальностью. «Познать ее как таковую — единственная возможность для психологии как науки объективно развернуть субъективное и задать его в действиях вещей мира» [92, с. 112]. В силу необратимости процессов, связанных с использованием информации, в силу особых свойств живых систем, способных в опыте эволюционировать и самокоитролироваться, наблюдение не может быть аб-
солютным, и не существует такой реальности, даже гипотетической, в которой были бы следы всех событий и к которой мы могли бы обращаться при конструировании теоретических объектов. Именно в силу указанных свойств живых систем немаловажно понимание того, что в опытном исследовании мы имеем дело с вербально или каким-нибудь иным способом (в том числе и материальными экспериментальными воздействиями) сообщаемым испытуемому знанием о его же состояниях или их начальных условиях [92].
«Проблема, таким образом, состоит в том, чтобы понятным (то есть операционально и конструктивно для исследователя разрешимым) экспериментальным устройством контролировать как раз актуализируемые объектом изучения индивидуально-цельные (курсив мой. — Л. Ч.) состояния» [92, с. 114].
Последовательное проведение этой мысли в психологических исследованиях предполагает принятие того факта, что «субъективность сама входит в объективную реальность, данную науке, является элементом ее определения, а не располагается где-то над ней в качестве воспаренного фантома физических событий, элиминируемого наукой, или за ней в виде таинственной души. Говоря, что субъективность "входит в реальность", мы имеем в виду, что она входит в ту реальность, которая является объективной, казуально организованной по отношению к миру знания, данному нам также и на "языке внутреннего"» [92, с. 116 — 117].
Реализуя данную тенденцию (только задав ее в самом начале так же, как в биологии явление жизни), можно говорить об объективных процессах функционирования психического (идущих независимо от наблюдения и самонаблюдения) и выделять стороны предмета психологического исследования, поддающиеся объективному описанию в случаях, когда неизбежно и необходимо употребление терминов «сознание», «самосознание», «воля» и т.п. Нельзя не согласиться с авторами статьи, что потом уже поздно соединять сознание с природными явлениями, и в этом случае действительно никогда в рамках одного логически гомогенного исследования не выйдем к месту, «где что-то кем-то мыслится, видится, помнится, воображается, узнается, эмоционально переживается, мотивируется» [92, с. 117].
Статья В. П. Зинченко и М. К. Мамардашвили имеет для методологии психологических исследований исключительное значение. И не только благодаря антиредукционистской и антименталистской трактовке психического, но и в связи с неявной, но уверенной линией на доказательство собственно психологических закономерностей функционирования психического. Авторы сфокусировали анализ на редко обсуждаемых свойствах психического, и этот анализ в совокупности с неоднократными попытками в истории изучить свойства и качества психического приводит к мысли об уникальности психического в силу противоречивости его свойств.
Действительно, современные разнопарадигмальные исследования онтологии психических процессов, часто с противоположными результатами, методологическое противостояние по поводу предмета и метода психологии, масса необъяснимых явлений, видимо, обусловленных особенностями психического, а также биографии и высказывания великих исследователей, начинавших свои изыскания как естествоиспытатели, а закончивших научную деятельность на иных позициях, и т.д. и т.п. — все это приводит к мысли, что психика как уникальное явление обладает одновременно прямо противоположными свойствами:
идеальна и материальна;
объективна и субъективна;
персонифицирована и трансперсональна;
конечна и бесконечна;
психика связана с мозгом и относительно независима от него
и т.д.
Способность представляет собой столь же противоречивое явление, как и психическое в целом, именно это затрудняет концептуализацию данной проблемы. Способности развиваются и регрессируют (С.Л.Рубинштейн, В.Д.Шадриков, Б.М.Тегагов, А. Н.Леонтьев, Б. Г.Ананьев и др.), имеют биосоциальную природу (Л.С. Рубинштейн, А. Н.Леонтьев, В.Д. Шадриков, В. Н.Дружинин и др.); результативная сторона проявления способностей связана с особенностями мозговой организации, но обусловлена не только этим (С. Л. Рубинштейн, Э. А. Голубева, С. А. Изюмова и др.). Способности, таким образом, не менее уникальное явление, нежели психическое в целом. Уникальность предмета исследования дает нам право подойти к психологии как науке, базирующейся на собственно психологических закономерностях.
