Категории. Психологическое определение общественно-политических движений и партий

Политика — властное распреде­ление ценностей внутри общества.

David Easton

Партии возникают из определен­ной совокупности условий, противо­стоят определенным проблемам или трудностям политической системы и выполняют связующие функции, ко­торые могут включать в себя функ­ции содействия политической инте­грации.

William Chambers

Определения политики и партий, устоявшиеся в политиче­ских науках, приводятся в качестве эпиграфов к главам этой части. Обсуждение психологического содержания понятия «пар­тия» сейчас представляет собой «камень преткновения»: диапа­зон отношения к ней простирается от скептического до непри­язненного. Во-первых, населению известно, что такие объедине­ния людей, как партии, не производят материальной продукции, но всегда оказываются ее распорядителями. Во-вторых, в на­родной памяти именно с партиями, с их невыполненными обе­щаниями связаны самые тяжкие лишения. В-третьих, на гла­зах у народа партии вновь сходятся в непримиримые противо­стояния, вовлекая в них беспартийных. В-четвертых, неясно, по­чему функционирование государства не может происходить в отсутствие партий? Не успела уйти одна партия, как на ее месте, подобно головам дракона, появляются другие.

Скептическое отношение населения к идее партийности не приостанавливает процесс организационного становления новых партий и увеличения их количества. Более того, люди, совсем недавно отвергавшие идею партийности, видевшие в ней при­чину всех зол, сами становятся энтузиастами именно партий­ных методов выражения своих взглядов. Партии и раньше, и сейчас появлялись на политической арене, на какое-то время овладевали властью, затем ее утрачивали, уходили, казалось, навечно, а потом снова возрождались, но уже с новыми лиде­рами, под другими лозунгами, но всегда со старыми идеями. Концепция коммунизма терпит катастрофу уже не первый раз: катары в XI — XII вв., апостольские братья Дольчино в XIII в., лолларды в XIV, табориты в XV, Мюнстерская коммуна в XV в., диггеры в XVI — XVII вв., коммунисты в XX в. — непол­ный список носителей этой идеи, терпевших вновь и вновь по­ражение. Одного пламенного проповедника Саванароллы было достаточно, чтобы навек скомпрометировать идею общности

имущества и равенства. Чего стоит его гонение на искусство ради поддержания нравственности! Сжигание им на площади во Флоренции музыкальных инструментов, книг, картин, жен­ских нарядов должно было навечно оттолкнуть общество от идеи, которую распространяли люди его типа. Однако этого не происходит. Аналогичную историю имеют идеи христианства, демократии, республики и др. Такая живучесть политических идей, форм их существования требует доказательного объясне­ния (132, 141).

Очевидно, что партии и общественно-политические движе­ния, как бы они себя ни именовали, продуцируют нечто, чего человеческому сообществу время от времени остро не хватает. Партии демонстративны, политические явления драматичны, психологические феномены политики загадочны. И между ними есть какая-то связь. Эту связь своими методами исследуют по­литические науки, давно и многократно определявшие понятие «партия». Профессор А. Lee Brown в исследовании «Rules and conflict» (90) приводит коллекцию таких определений (табл. 1.3).

Таблица 1.3. Определения политических партий по А. Lee Brown (75)

1. William N. Chambers: Политические партии возникают из определен­
ной совокупности условий, противостоят определенным проблемам или труд­-
ностям политической системы и выполняют связующие функции, которые
могут включать в себя функции содействия политической интеграции.

2. Leon Epstein: Почти все, что называется партией в любой западной
демократической стране, может быть рассмотрено таким образом... Под
этим понимается свободно организованная любая группа, добивающаяся
избрания правительственных должностных лиц под некоторым лозунгом. На­-
личие лозунга в большей степени, чем организационная структура является
решающим элементом в определении.

3. Morton Grobzins: Партии понимаются как продукт социальной и поли­-
тической среды. Значительно более вероятно, что они являются зависимыми
переменными, чем независимыми переменными.

4. Thomas Hodkin: Все политические организации, которые считают себя
партиями и которые обычно рассматриваются как таковые.

5. Giovanni Sartori: Партией является любая политическая группа, кото­-
рая представлена на выборах и которая способна через выборы поставить
своих кандидатов у власти.

6. Е. Е. Schattschneider: Политическая партия есть прежде всего органи­-
зованная попытка получить власть.

7. Joseph А. Schumpeter: Партия — это группа людей, которые намерева­-
ются способствовать собственному благу, руководствуясь некими принципами,
которые все они разделяют. Партия — это группа, члены которой предпола­-
гают совместно действовать в конкурентной борьбе за власть.

8. Реtег С. Sederberg: Политическая партия может быть предварительно
определена как относительно стабильная коалиция людей или групп, заин­-
тересованная главным образом в прямом контроле ресурсов политической
власти системы.

9. Frank J. Sorauf: Политическая партия может быть определена как
средство организации политической власти, которое характеризуется исклю­-
чительно политическими функциями, стабильной структурой и членством, а
также способностью доминировать в предвыборной борьбе.

10. Fred R. von der Меhden: Определим партию как организованную
группу, которая стремится к контролю над составом и политическим курсом
правительства, — группу, которая по крайней мере на словах, служит принци­-
пу или совокупности принципов, в том числе во время избирательной кам­-
пании.

Определения партий, систематизированные А. Lee Brown, весьма разнообразны. Это позволило привести их в качестве эпиграфов к отдельным главам книги. Каждое определение имеет свой, не совпадающий с другими определениями смысл, но совпадающий с содержанием соответствующей главы. Инте­ресно, что в этом списке нет ни одного определения, которое принадлежало бы человеку, занятому практической политикой, или которое сформулировал бы известный государственный деятель.

Збигнев Бжезинский в «Большом провале» упоминает пар­тию только среди «десяти движущих сил разлада» наряду с экономической реформой, социальными приоритетами, полити­ческой демократизацией, идеологией, религией и культурой, войной в Афганистане, внешней политикой и вооруженными си­лами (13. С. 68—95). Психологически интересно, что практики, за исключением Макиавелли и Ленина, избегают «откровенностей» (114, 167). Об Александре Парвусе (1867—1924), од­ном из наиболее талантливых руководителей Второго Интер­национала и Петербургского Совета в 1905г.,; практике, фи­нансировавшем всеобщие российские забастовки в 1916г.; тео­ретике, авторе концепции перерастания всеобщей стачки в ре­волюцию и лозунги борьбы в России за 8-часовой рабочий день, известно очень мало. Его фамилия всплывает только в связи со скандальными «немецкими деньгами русской революции», да провозом Ленина в «запломбированном вагоне» в апреле 1917г. Подтвердить что-либо из его деяний или опровергнуть весьма сложно, так как необходимых для этого документов он не оставил. Взгляды Парвуса на партию, так много сделавшего для создания РСДРП, остались неизвестными (26). Очевидно, практическая политика не всегда совпадает с теоретической.

Причины объединения людей в общественно-политические организации, в партии, связаны с психологией влечения к вла­сти. Обсуждая политику, обычно «одеваемую» в политологи­ческие термины, мне пришлось прибегнуть к образу воздушной атмосферы, чтобы показать ее значимость для человека, срав­нимую с физической потребностью. Проблема психологии объ­единения людей в общественно-политические организации также нуждается в сравнении с чем-нибудь ясным. Психологически не­возможно, чтобы партии занимали умы людей, будучи ник-

чемными игрушками, владели их эмоциями, управляли их по­ведением безо всякой на то серьезной причины. Есть в общест­венных объединениях нечто материальное, сравнимое по силе, важности для жизни человека с физическими факторами среды.

Мне нужно использовать еще одну физическую аналогию, сравнив власть с гравитационным полем Земли. Поле Власти, как и Гравитационное Поле, невидимо глазом, не издает зву­ков, не имеет запаха и его нельзя потрогать. И с властью, и с гравитацией люди привыкли сталкиваться, а до опреде­ленных пределов примиряться с ними: приходится вынужденно ограничивать свои действия в поле власти так же, как в гравитационном поле не удается поднять и переместить груз, превышающий физические возможности человека. Для жизни человека до определенного уровня бытия достаточно того, что можно принести в руках. Но на очередном витке развития хо­зяйства появляется крайняя нужда перемещать огромный груз «а немыслимые расстояния с невероятной скоростью. Тогда и появляются профессионалы в лице Аристотеля, Галилея, Нью­тона с его тремя законами движения, которые описали нечто абстрактное, отвлеченное, никому не нужное ранее, — невиди­мое, неслышимое земное тяготение. А их последователи, судо- и авиаконструкторы спроектировали технические системы пре­одоления гравитационного поля судами, самолетами, ракета­ми... Они овладели тем, что было и неочевидно, а до поры до времени казалось многим не очень нужным.

Так и в политической жизни до определенных пределов развития, поле власти докучает не больше, чем вес собствен­ного тела и груза в руке. Власть тоже вызывает интерес только с появлением крайней нужды преодолеть внешние ограничения на собственное поведение. Жизнь общества на какой-то стадии становится невыносимой и невозможной без преодоления со­противления власти, как силы тяжести при строительстве, тран­спортировке грузов. Требуется политическое проектирование и создание социальных конструкций овладения властью за счет использования психологических закономерностей, аналогичных закону выталкивающей силы воды или расчета подъемной силы крыла. По мнению Б. Рассела, «власть — производство наме­ренных действий, тесно связанных в решетку дисциплинарного принуждения» (183). Полю власти нужны свои собственные теоретики уровня Ньютона и конструкторы класса Королева. Но сначала власть нуждается в таком же заинтересованном и квалифицированном рассмотрении, как это сделали с изуче­нием механики в физике.

Психология власти — грандиозная тема, для которой тре­буется отдельная книга. Властью нельзя владеть, она никем не покорена, ее нельзя поделить, как и гравитационное поле, но ее законы нужно непременно учитывать в политической дея-

тельности, сообразуя с ними право, экономику, идеологию принуждение. Пока же можно констатировать, что обществен­но-политические организации так же прямо связаны с властью, как законы физики — с законами тяготения. Партии объеди­няет стремление использовать власть, что означает постижение ее механизмов и проектирование такой политики, в которую-феномен власти будет встроен как необходимый элемент ра­ботающей конструкции — подобно килю корабля, предотвра­щающему его опрокидывание, весу самолета, обеспечивающему возвращение на Землю. Так и партии играют роль расчетных элементов политики.

Разнообразие общественно-политических организаций только представляется бесконечным. Несомненно, оно обусловливается разнообразием психологических типов людей, сенситивных к различным проявлениям власти, и поэтому имеет предел. Люди, охотно или без сопротивления объединяющиеся в пар­тии различного типа, обладают, несомненно, рядом сходных, типичных психологических признаков. Анархисты, кадеты, де­мократы, республиканцы, коммунисты, националисты и многие другие, как правило, имеют заметно различающие их психоло­гические особенности общения, мышления, речи. Сама склон­ность чувствительно реагировать на власть — уже психологиче­ская особенность. И это реагирование всегда различн. П. А. Кропоткин в 1872 г. писал, что молодежь в те годы создавала кружки саморазвития, в которых тщательно изуча­лись труды философов, экономистов и молодой школы русских историков. «Чтение сопровождалось бесконечными спорами. Целью всех этих чтений и споров было — разрешить великий вопрос, стоявший перед молодежью: каким путем она может быть наиболее полезна народу?» (82. С. 201). В этой характе­ристике содержатся вполне определенные психологические свой­ства и состояния. В то же время А. И. Герцен отмечает: «Глав­ная черта всех их (политизированных групп. — А. И. Юрьев) — глубокое чувство отчуждения от официальной России, от сре­ды, их окружавшей, и с тем вместе стремление выйти из нее„ а у некоторых порывистое желание вывести и ее самое» (82. С. 141). Это уже иная психологическая характеристика, отлич­ная от предыдущей. Объединяет же их интерес к обществен­ным проблемам. Примеров несовпадающего, противоположно направленного переживания властных ограничений в полити­ческой жизни так много, и они так хорошо известны, что их не имеет смысла повторять. Несомненно, число психологических видов, типов обостренного переживания власти представляет собой систему, определяющую и число видов, типов политиче­ских партий. Говоря о партии, необходимо ввести понятие по­литического человека, как его описал Н. Lasswеll: «Политиче­ский человек — это продукт частных (личных) мотивов, выска­зываемых по поводу общественного (публичного) объекта, и ра-

­37

ционализированных в выражениях общественного интереса» (145. С. 18).

Систематическое возрождение в политике одних и тех же идей, каждым новым поколением переформулированных и пред­ставленных в обновленном виде, созвучном его времени, бес­смертность проблемы власти, ключевой из столетия в столе­тие,— все это наводит на мысль, что политика есть нечто це­лое, а партии составляют ее части. Восприятие действитель­ности, пробуждающее политического человека с его пережива­нием властных отношений, из века в век не изменяется. Напри­мер, в записке царского сановника Н. Кутузова «Состояние го­сударства в 1841 г.», поданной Николаю I, пишется: «При про­езде моем по трем губерниям, по большим и проселочным трак­там, в самое лучшее время года, при уборке сена и хлеба, не было слышно ни одного голоса радости, не видно ни одного движения, доказывающего довольствие народное. Напротив, пе­чать уныния и скорби отражается на всех лицах, проглядывает во всех чувствах и действиях» (82. С. 169). Записка Н. Куту­зова словно написана не 151 год назад, а сегодня, и ее автор не аристократ, а профсоюзный деятель, и представлена она не царю России, а ее Президенту. Чувство политики и потреб­ность в апелляции к власти находится вне и выше нашего обра­зования, культуры, социального положения, профессии. Они на­следуются человеком генетически, например, как способ­ность отличить круг от квадрата, свет от тьмы. Н. Lasswеll был одним из первых специалистов, который стал настаивать на введении психологии в политический анализ такого рода случаев. По его предположению, бессознательное определяет политическое поведение и должно изучаться в аспекте политики (143, 144).

В отношениях между политическими движениями всегда есть иерархический порядок по признакам численности, актив­ности, близости к власти и др. Многочисленные попытки соз­дать конституционные условия для равных возможностей всех партий успеха пока не имели. Несомненно, этот порядок суще­ствует, и он устанавливается таким образом, что опровергает прогнозы теоретиков и планы облеченных властью партий. Складывается впечатление, что порядок в отношениях между партиями устанавливается объективными условиями. И даже возможность использовать власть для установления желаемого порядка, якобы дарованную свыше или присвоенную силой, не приводит к успеху. Столкнувшись с общественной активностью в изучении политической ситуации в России в середине про­шлого века, тогдашний министр финансов генерал Грейг пред­ложил увеличить плату за слушание лекций и сократить вся­кие льготы, стипендии и пр. Были предложены меры по увели­чению административного влияния на университеты и школы. Министр внутренних дел Лорис-Меликов утверждал, что «для

России немыслима никакая организация народного представи­тельства в формах, заимствованных с Запада; формы эти не только чужды русскому народу, но могли бы даже поколебать все его основные политические воззрения и внести в них пол­ную смуту, последствия коей трудно и предвидеть» (31. С. 255). В этом случае присутствовали и власть, и желание ее употре­бить. Тем не менее Каракозов прямо из толпы выстрелил в Александра II у Летнего сада и вызвал предположения о суще­ствовании грандиозной организации и заговора. Председатель следственной комиссии Муравьев пообещал, скорее, «лечь костьми, чем оставить неоткрытым зло, зло не одного человека, а многих, действующих в совокупности». Несмотря на чрезвы­чайные, беспрецедентные поиски, было выяснено лишь сущест­вование в Москве «ничтожного кружка молодых революционе­ров, числом менее 20 человек, к которому принадлежал и Ка­ракозов». Сам Муравьев был разочарован ничтожными резуль­татами грандиозных поисков и, «уехав к себе в деревню, ско­ропостижно умер» (31. С. 175—177). Порядок в соотношении партий в то время был установлен, а власть оказывалась у людей, которые по своему должностному положению ею вла­деть не могли. Она, как особа своенравная и капризная, не при­знает права на себя, и ее не удается удержать атрибутами власти: должностями, мундирами, ритуалами, наградами, зва­ниями.

Самым характерным для политики является то, что она на­ходится в постоянном движении, непрерывно перемешивая пар­тии, их отношения, перераспределяя власть самым причудли­вым образом. Картина отношений партий и непрерывного пе­рераспределения между ними власти из века в век озадачи­вает множество людей, сенситивных к ее влиянию. Обществен­но-политические организации нуждаются в теоретиках, способ­ных преодолеть скепсис, презрение к проблемам проектирова­ния политики на основе законов власти, избегающих ориента­ции на грубую силу, не склонных жить достижениями сегод­няшнего дня и уверенностью, что власть, понятная и ручная, даруется с руководящей должностью. К большому неудоволь­ствию руководителей, объявивших о том, что они приобрели власть в пожизненное пользование, люди, сенситивные к власти, создают все новые и новые концепции перераспределения вла­сти. В большинстве случаев они пытаются с помощью научных методов предугадать, куда власть «направится» в обозримом будущем. С теоретическими представлениями о политике и пар­тиях связана судьба большей части выдающихся ученых, при­чем не обязательно гуманитарного направления. Все исследо­ватели, достигшие в своей науке философского уровня ее по­стижения, приходили к необходимости понять смысл своих от­крытий в жизни общества, в системе властных отношений. Для партийных нужд (если прибегать к современной терминологии)

фило­софии, права, экономики, культуры такими учеными, как Пла­тон, Аристотель, Гоббс, Локк, Руссо, Вольтер, Маркс, и мно­гими другими (117, 168). Они не имеют непосредственного отношения к каждому очередному витку усиления власти и столкновению при этом масс людей, согласных и несогласных вписываться «винтиками» в ее новые конструкции и механизмы. Но опосредованное имеют. Их вина в массовых волнениях, ре­волюциях, войнах, где гибло множество людей, не больше, чем физиков, дарующих во все времена все более совершенные раз­работки орудий убийств.

Разница между исследователями гравитационного поля и поля власти в том, что первых испокон веков считали открыва­телями законов объективной реальности, а вторых — создате­лями искусственных, надуманных систем устройства общества. В жизни принято, что с первыми не поспоришь, например, с тем, что G = 9,8 м/сек². Вторых можно запретить вместе с их мыслями, например, о том, что «власть — следствие обществен­ного договора, который раз и навсегда ограничивает гибель­ное стремление людей к осуществлению своей индивидуальной власти» (23). Бытует мнение, что в деятельности первых несо­мненно присутствует научность, образованность, профессиона­лизм, а умствование вторых обусловлено отсутствием опыта и незнанием реальной жизни. Бывалые эмпирики присвоили себе исключительное право понимать, что такое власть и политика, используя в качестве аргумента силу, а не знание и утверж­дая, что «власть — это отношения, в которых субъект власти подавляет сопротивление ее объекта» (103). Из-за влияния та­кого мнения гражданская политика время от времени преобра­зуется в политику криминальную, в механизмах которой при­меняются столь понятные всем законы физики, а не психоло­гии. От этого сегодня так неспокойно на душе у моего чита­теля. Очевидно — сколько обстоятельств, столько представле­ний о власти, сколько представлений о власти, столько партий, сколько партий — столько перераспределений власти между ними, сколько перераспределений, столько непрерывного дви­жения. Остановить или ускорить это движение невозможно, как невозможно остановить ветер. Можно только прогнозиро­вать перераспределение — как силу и направление ветра, и можно использовать его, как ветер в парусах или ветродви­гателях.

В этой книге партиями я буду именовать все общественные объединения людей, именующие себя союзами, комитетами, центрами, фронтами, клубами, ассоциациями, обществами, фон­дами, блоками, организациями, землячествами и пр. Партия — объединение психологически близких людей, связанных моти­вом использования власти для характерных целей присущим им образом в благоприятных для этого условиях. Партии не-

явно исходят из того, что «власть нельзя ни национализиро­вать, ни ликвидировать. Она, подобно головам гидры, восста­навливается и становится сильнее каждый раз, когда считают,, что ее обезглавили» (16). Партии формируются из политически-сенситивных людей, которые чувствительны к влиянию власти,, склонны предвосхищать ее перераспределение и способны структурировать ее механизмы.