На простые вопросы очень сложно отвечать. Такова же и проблема, обозначенная в подзаголовке.
Очевидно, что знание - это некоторая, принадлежащая нашему внутреннему духовному миру конструкция, в которой мы воспроизводим данное явление и благодаря которой мы можем объяснить его (то есть поместить это знание в более широкий интеллектуальный контекст). Мы можем также предсказать с той или иной степенью точности, что может случиться с этим явлением при определенных условиях. Можем ли мы в данном случае говорить о некотором переживании?
Как уже было сказано, вовсе необязательно, чтобы та или иная ценность переживалась всеми. Во-вторых, переживание не есть только эмоционально-чувственное отношение к некоторому явлению. Гуманитарии часто не понимают, как возможно трепетное отношение к тригонометрии или химии, также как и химик не всегда может понять, что может быть интересного в проблеме типологии сюжетов; но то, что происходит в духовном мире ученого с истинами этих наук нельзя назвать иначе, как переживанием. Разумеется, переживанием оказывается сама интенсивная мыслительная работа. Ее мы можем представлять по-разному. Известно, что в математике основным (в oбщем-то и единственным) приемом построения какого-либо рассуждения является замена одного выражения (формулы) на другое синонимичное (логически эквивалентное) ему. Используя этот прием, мы можем, встретив выражение (А+В)2, сразу же заменить его на выражение А2+В2 + 2АВ. Однако математика не сводится к такой механической игре "замени на синоним". Очевидно, что среди найденных таким образом формул будут неинтересные, тривиальные, как скажем (В+А)2, в которой проявляется простейший математический закон "от перемены мест слагаемых сумма не меняется". Математики ищут так называемые нетривиальные формулы (хотя критерии нетривиальности до сих пор еще остаются неясными). И поиск таких формул происходит не механически, не просто пробуя, какое выражение получится, если одно из них заменить на какое-либо другое. По мнению одного из известных математиков XX века Жака Адамара [3], математик вообще мыслит не столько сухими и абстрактными формулами, сколько образами, то есть и здесь работает наша способность к творчеству чувственных представлений. Формулы появляются лишь в конце работы и только лишь оформляют и закрепляют сделанное до этого.
|
|
В работе математика мы можем увидеть и волевое отношение: формула должна быть доказана, теорию нужно создать, математик желает найти решение какой-то задачи. Однако и этого мало. Математику - каким бы отрешенным от мира он не казался - не чуждо вообще ничто человеческое, ни тщеславие и жажда успеха, ни ожидание будущих материальных выгод, ни некоторый спортивный азарт ("Вот я доказал, а вы нет") и ни что другое. И в конце концов, существует ценность знания как чего-то оцениваемого. Правда, в различных культурах эта оценка может производится по-разному. И только примерно в первой трети семнадцатого века к знанию начинают относится как к чему-то, что можно оценить в материальных единицах. Возникает современное отношение к знанию как к товару. Казалось бы, этому противоречит наблюдение Бронислава Малиновского [67]: жители Тробрианских островов могли продать танец. Отсюда следует, что отношение к некоторой культурной ценности могло носить товарный характер и на типологически ранних стадиях развития общества. Но все же преимущественно товарным это отношение стало в Новое время. Знание можно использовать для своей выгоды. Раньше это было, так сказать, личным делом отдельного человека (он мог овладеть каким-либо секретом производства определенных вещей: скажем, в средние века многие алхимики считали, что обладают секретом превращения простых металлов в золото) или внутренним делом какого-то коллектива (ремесленные цехи ревниво оберегали секреты производства, к примеру, красильного дела, и когда подмастерье становился полноценным мастером, его торжественно посвящали в эти тайны). В Новое же время возможность и право лично (и только лично) использовать какое-то изобретение обеспечивалось уже и государством. Появляется что-то похожее на патентное и авторское право. Человек уже мог считаться владельцем некоторого знания. Он мог им даже распоряжаться: продать его (что такое сегодня гонорар за книгу или зарплата профессора? - плата за передаваемое кому-то знание), подарить (то есть научить кого-то бесплатно) или утерять или даже уничтожить. Поэтому, если понятие ценности связывать только с представлением о материальной оценке его, то знание явно подходит и под это определение.
|
|
Но этого мало. Еще в Древней Греции утверждается представление о самоценности знания, точнее – знания ради знания как абсолютной ценности, единственно достойной цели для мудреца.