Значение контрольных анализов

Господа, для диагностики инфекционных заболеваний применяются различные подходы. Помимо клинических наблюдений за температурной кривой и изме­нениями в телесных органах, фиксации сыпи, а также иных биохимических про­цессов в организме, этиологические исследования дали возможность понята не­посредственное воздействие особых возбудителей, а иммунология позволила ис­пользовать особые реакции организма для диагностирования заболевания. Сегод­ня мы знаем, что развитие инфекционного заболевания зависит не только от типа, количественных характеристик и вирулентности возбудителей, но и от поведе­ния зараженного организма. Заболевание должно рассматриваться как взаимо­действие как одних, так и других факторов названных типов, хотя невозможно в деталях определить, какие именно влияния оказывают возбудители и их про­дукты а какие зависят от специфических реакций организма. Несмотря на то, что реакции индивидуального организма чрезвычайно разнообразны, обнаружи­вается, что строго определенным видам бактерий и продуктам их жизнедеятель­ности могут быть поставлены в однозначное соответствие столь же типичные фор­мы защитных реакций организма. Организм использует в защитных целях клеточ­ные либо гуморальные средства. Инфекционные заболевания могут быть упоря­дочены таким образом, что, с одной стороны, в их картине будут доминировать клеточные, а с другой — на первый план выйдут гуморальные реакции, причем существуют различные промежуточные картины между крайними случаями.

Например, в достаточно разнообразной картине туберкулеза мы всякий раз наблюдаем так называемые узелки как типичный продукт клеточной реакции, а заражение сифилисом или проказой вызывает клеточные изменения, характер­ные для этих заболеваний. Труднее обнаружить тонкие биологические реакции (из-за того, что они не видны ни в микроскоп, ни, тем более, невооруженному гла­зу), которые происходят при инфекционных заболеваниях в гуморах. Для обнару­жения и распознания гуморальных изменений, особенно в сыворотке крови, необ­ходимы специальные методы.

Теперь мы знаем, что и гуморальные, и клеточные иммунологические реакции не являются только следствиями инфекционных заболеваний; гораздо важнее то, что они являются выражением нормальных физиологических и патофизиологи­ческих состояний. Благодаря гениальной теории боковых цепей Эрлиха мы имеем принципиальную основу понимания гуморальных реакций: физиологические яв­ления, происходящие при ассимиляции пищи, потреблении энергии организмом суть те же явления, которые в патологических случаях связаны с возникновением противоинфекционных продуктов реакции. К тому же выводу приводят не менее замечательные наблюдения Мечникова, который показал, что одна и та же группа клеток, образующаяся когда организм мобилизуется на борьбу с бактериальным врагом, у целого ряда животных выполняет множество физиологических и физио- лого-патологических функций. У низших животных клетки взаимодействуют при метаморфозе строения тела, благодаря своей способности приводить к исчезнове­нию целых органов.

Они также участвуют в сокращении матки после родов у женщин и пожирают нервные клетки в центрах, подвергшихся атрофии, наконец, как хромофаги, они вызывают поседение как признак старения. Граница между физиологическим и

патологическим не является точной с биологической точки зрения. Это непре-

/

рывная цепь явлений с многочисленными промежуточными звеньями.

Господа, чтобы в дальнейшем мы понимали друг друга, теперь определим смысл некоторых понятий, вероятно, уже известных большинству присутствующих.

Прежде всего, нуждается в пояснениях термин «иммунитет». Всем вам зна­комы поразительные явления, состоящие в том, что после большинства инфекци­онных заболеваний в организме происходят изменения, которые нельзя наблю­дать ни макро-, ни микроскопически, ни химическими методами; они предохраня­ют организм от повторного заболевания той же болезнью или, по крайней мере, облегчают его протекание. Поскольку, как мы увидим позднее, следует различать несколько видов иммунитета, для того чтобы лучше понять, что все это означает, нужно добавить несколько характеристик. Когда организм сопротивляется забо­леванию собственными силами, это мы назовем «активным иммунитетом». Вам известно, что Дженнер и Пастер вызывали искусственно эту форму иммунитета, приобретаемую после перенесенного заболевания, делая предохранительные при­вивки. Мы и сегодня не вполне знаем, что лежит в основе активной иммунизации. Можно только предположить, что в активно иммунизированном организме возни­кают некоторые специфические вещества, противодействующие возбудителям за­болевания и их токсинам. Эти вещества, которые главным образом содержатся в крови, называется антителами. Роль антител, которые называются по-разному, в ^зависимости от их действия, весьма различна. Такие антитела, как агглютинины и преципитины, по-видимому, не обладают иммунными функциями, другие же ан­титела, бесспорно, служат защите организма, либо нейтрализуя непосредственно токсины бактерий (антитоксины), либо убивая бактерии (бактерициды, бакте­риолизины), либо изменяя бактерии таким образом, что они легче становятся добы­чей клеток организма (бактериотропины, опсонины). Соответственно, можно го­ворить об антитоксинном, бактерицидном и клеточном иммунитетах, между ко­торыми могут располагаться различные промежуточные виды. Весьма вероятно, что кроме названных типов, существуют и другие, пока неизвестные. Наверное, можно сказать, что клеточный иммунитет имеет большее значение, чем то, какое ему при­писывают на основании известных на сегодня данных. Возможно, существует кле­точный иммунитет, который работает без посредничества каких-либо сывороточ­ных субстанций, мы назовем его «гистогенным» или «тканевым» иммунитетом.

Если сыворотку из крови иммунизированных животных, содержащую антите­ла, впрыскивают животным здоровым, неиммунизированным, то таким способом часто можно получить иммунитет против бактерий, которыми животные иммуни­зированы. В таких случаях иммунный механизм не продуцирует защитные веще­ства своими клетками, а получает их в готовом виде. Поэтому мы называем такую форму иммунитета пассивной, отличая ее от активной. Общим для этих форм явля­ется то, что они приобретаются благодаря определенным действиям: либо через заболевание, спонтанное или искусственно вызванное, либо через занесение в организм антител. От приобретенного иммунитета надо отличать естественный иммунитет, под которым понимается тот факт, что не все виды животных подвер­жены любому заболеванию. Например, человек обладает врожденным иммуните­том против ряда страшных для животных болезней, таких как куриная холера или свиной сифилис. Естественный иммунитет почти всегда клеточного вида. Важ­нейшим природным оружием является способность лейкоцитов «пожирать» бак­терии — фагоцитоз.

Наконец, надо коротко напомнить о локальном и общем иммунитете, чтобы указать на различие, характерное для разных органов одного и того же организма по отношению к заболеванию; можно еще упомянуть о полном или относитель­ном иммунитетах, между которыми есть количественные различия, а также об ус­тойчивом или временном иммунитетах.

Господа, следующее понятие, которое нам следует уточнить в первую очередь, это понятие антитела. Ранее я уже говорил, что мы понимаем под этим понятием специфические факторы реакции организма против бактерий и продуктов их жиз­недеятельности. Теперь я должен добавить к этому, что антитела образуются и тогда, когда в организм вводятся парэнтерально, т. е. минуя кишечник, какой-либо чужеродный альбумин небактериального типа, например, кровь различных жи­вотных или белок куриных яиц.

Чтобы лучше понять сущность антител, их пытались представить в чисто хи­мической форме, но все попытки такого рода закончились безуспешно. Химичес­кую природу антител мы так и не знаем[!] Мы не знаем также, является ли вообще то, что мы называем антителом, самостоятельной химической структурой (соеди­нением)^] Нам известно только действие сыворотки.

Из дидактических соображений в дальнейшем мы будем говорить о различных антителах, об антитоксинах, антигглютининах'и т. д., если иметь в виду антиток­сическое или агглютинное действие сыворотки.

При всем разнообразии действий отдельных антител одно их объединяет — специфичность. Под этим понимается то, что противотифозные антитела вступа­ют в иммунную реакцию только с тифозными бактериями, противохолерные анти­тела — только с возбудителями холеры и т. д.

Свойство специфичности настолько существенно, что вещества, имеющие все прочие характеристики антител, но необладающие этим свойством, нельзя счи­тать антителами. Очевидно, что закон специфичности антител применяется не в столь явной форме, как я вам его здесь представил. Мы еще будем иметь возмож­ность подробно обсудить суть специфичности, и тогда станет ясно, в каких преде­лах она имеет место. Но сейчас я прошу вас запомнить, что каждое подлинное антитело специфично, и все вещества, необладающие этим свойством, не явля­ются антителами. Закон специфичности является исходной предпосылкой се­родиагностики. Например, чтобы правильно диагностировать тиф, мы должны знать, что сыворотка из ткани пациента обнаруживает иммунологическую реак­цию только с настоящими тифозными бактериями в том случае, если пациент дей­ствительно болен тифом. Если специфичность реакции сомнительна, то ее приме­нение в диагностике теряет свою эффективность. По этой причине мы обязаны постоянно обсуждать, почему и в какой мере каждая реакция специфична, добива­ясь подлинной специфичности любым из возможных способов, в особенности по­средством контрольных проверок. Позвольте мне уже на первой лекции обратить особое внимание на значение адекватных контрольных проверок.

На первый взгляд, может показаться излишним педантизмом то, что конт­рольные проверки даже самых простых тестов требуют во много раз больше уси­лий, чем сами эти тесты. Может даже возникнуть искушение обойтись без такого рода проверок, если в серодиагностической практике вы убедитесь, что можете получить достаточно хорошие результаты в большом количестве исследований без требуемого контроля. Тем не менее, господа, я прошу вас проникнуться важнос­тью вышесказанного и никогда не работать без необходимого контроля. Тем са­мым вы избегнете крупных ошибок и ложных выводов, от которых не застрахован даже самый опытный исследователь, если он работает без достаточного числа кон­трольных проверок. Это имеет особое значение, когда вы приступаете к самостоя­тельным научным исследованиям или хотите вынести свое суждение о них.

Работа без достаточного контроля, исключающего любые, даже самые неверо­ятные ошибки, не позволит вам получить научно-значимые результаты. Я сам сле­дую этому правилу и рекомендую вам при ознакомлении с научными сообщения­ми из области серодиагностики прежде всего обращать внимание на данные про­веденных контрольных проверок. Если эти данные недостаточны, то независимо от содержания работы, она не имеет большой научной ценности, поскольку все данные, приведенные в ней, даже если они подлинные, не могут приниматься как основание для необходимых выводов.

В чем убеждает нас это превосходное введение? И можем ли мы наЙТИ в

нем какие-либо неподтвержденные элементы? Последнее сделать нетрудно, поскольку мы уже знаем другие точки зрения, до настоящего времени нена- шедшие отражения в учебных пособиях. Эти новые воззрения, в свою очередь, не могут считаться окончательно подтвержденными, но поскольку авторитет старых воззрений ослаб, у нас появилась возможность сравнения. I. Понятие инфекционного заболевания. В данном рассуждении оно связано с понятием организма как единого целого и с понятием чужеродного этой цело­стности возбудителя болезни. Возбудитель производит разрушение организ­ма (нападение), организм отвечает реакцией (защита). Так завязывается борь­ба, которая и составляет сущность заболевания. Вся иммунология пронизана таким примитивным способом борьбы. Эта идея восходит к мифу о злых духах болезни, которые вселяются в человека. Только здесь злые духи превратились в возбудителей. Но сама идея борьбы, которая должна завершиться поражени­ем или победой над «причиной» заболевания, жива и поныне.

В то же время нет ни одного экспериментального свидетельства, вынужда­ющего нас принять такое воззрение, если мы сохраняем полную непредвзя­тость наблюдений. К сожалению, мы далеко вышли бы за рамки нашей темы, если бы рассмотрели одно за другим все явления бактериологии и эпидемио­логии, чтобы показать: злой дух болезни стоял у колыбели современных кон­цепций инфекционных заболеваний и, невзирая ни на какие рациональные аргументы, навязывал их исследователям. Будет достаточно, если я приведу ряд возражений против этого воззрения.

Нельзя понимать организм как самодостаточную целостность с точно опре­деленными границами, как это утверждают некоторые материалистические те­ории^[91]. Это весьма абстрактное и конструктивное понятие, его специфический смысл зависит от цели исследования. В морфологии оно выступает в виде по­нятия генотипа — идеальной конструкции, выражающей результат действия наследственных факторов. В физиологии мы встретимся с понятием «гармо­нического живого индивида», «которому свойственно то, что действия всех его частей взаимодополняемы, взаимозависимы и благодаря этому образуют жизнеспособную целостность» (Градманн [Gradmann]). Этой способностью не обладает организм в его морфологическом смысле (индивид определенного вида как таковой). Например, гармоническую живую целостность представля­ет собой лишайник, части которого имеют различное видовое происхождение:

I

одна часть — водоросль, другая — гриб. Но они настолько зависят друг от дру­га, что чаще всего не могут существовать раздельно. Всевозможные симбиозы, например, между бактериями, связывающими азот почвы, и фасолью, между ми- коценой и некоторыми лесными породами деревьев, между некоторыми живот­ными и бактериями, осуществляющими фотосинтез, между некоторыми насеко­мыми и грибами и т. д., образуют «гармонические живые целостности»; сюда же можно отнести колонии муравьев, экологические системы, такие как лес.

Образуется целая шкала сложных комплексов, которые в зависимости от целей исследования могут считаться биологическими индивидами. Одни ис­следователи рассматривают клетку как индивид, для других индивид — это множество клеток, для третьих — это симбиоз, наконец экологическая систе­ма. «Поэтому было бы предрассудком выставлять на первый план в качестве живых индивидов организмы (в старом смысле слова), предрассудком, которо­му нет места в современной биологии»^[92]. В свете этих понятий человек пред­стает как комплекс, для гармонического развития которого необходим целый ряд бактерий. Кишечная флора необходима для усвоения пищи, многие бакте­рии, живущие на слизистой оболочке желудка, необходимы для нормального функционирования последнего, и т. д. Некоторые виды в своих жизненных функциях еще более зависимы от других видов. Их метаболизм, процессы раз­множения да и весь жизненный цикл зависят от гармонического взаимодей­ствия с другими видами. Некоторые растения опыляются только насекомыми, Plasmodium malariae «возбудитель малярии> всю свою жизнь проводит в пу­тешествиях между телом человека и комара.

При таком понимании комплексного индивида непрерывные биологичес­кие изменения в нем связаны с явлениями, которые можно условно разделить на несколько категорий. Это либо (1) спонтанные или конституциональные процессы внутри генотипа; например, мутации и спонтанные изменения ге­нов, которые можно приблизительно сравнить со спонтанными радиоактив­ными явлениями в атоме; сюда же можно отнести некоторые заболевания, та­кие как гемолитическая желтуха (Нэгели [Nageli]), а также вспышки некото­рых эпидемий; либо (2) циклические изменения, частью обусловленные гене­тически, частью — взаимодействием элементов комплексной живой целост­ности, например, цикл жизни организмов (старение), смена поколений, часть диссоциативных изменений бактерий. Сюда относится как серогенез, так и им­муногенез, вирулентность как жизненная фаза бактерий и даже некоторые ин­фекционные заболевания, например, фурункулез при половом созревании. На­конец, это могут быть (3) чистые изменения взаимодействия частей единой целостности, сравнимые, например, с реакцией между ионами в каком-либо растворе, гипертрофия одного элемента биологического индивида за счет дру­гих, вызванная нарушением равновесия между явлениями первой и второй ка­тегорий либо внешними физико-химическими условиями. Сюда относится боль­шинство инфекционных заболеваний. Возможна ли инвазия в старом понима­нии этого термина, т. е. интерференция совершенно чуждых друг другу орга­низмов, происходящая в естественных условиях, это более чем сомнительно: для совершенно чуждого организма не найдется способных реагировать на него рецепторов, биологический процесс не состоится. Поэтому следует говорить, скорее, о чрезвычайно сложной революции внутри комплексной живой цело­стности, а не об инвазии^[93].

Эта идея до сих пор не находит понимания, она, скорее, обращена к будуще­му, нежели к настоящему биологии. В современной биологии она присутству­ет лишь implicite, недостаточно развита и проработана.

Понятия «болезни» и «здоровья» не имеют четких границ; то, что мы называ­ем инфекционным заболеванием и распространением эпидемий, частично от­носится к первой, частично — ко второй и третьей категориям явлений. С био­логической точки зрения, это включает в себя такие явления, как носительство инфекции, бессимптомное заражение, аллергия и серогенез, которые не имеют никакой непосредственной связи с болезнью, хотя очень важны для понимания механизмов заболевания; поэтому старое понятие болезни становится несоиз­меримым с новыми понятиями, и для него нет адекватной замены среди них. II. Следовательно, понятие иммунитета в своем классическом смысле должно быть отвергнуто.

Изменение реактивности на повторный стимул — фундаментальное свой­ство всех биологических объектов. Иногда оно выражается в иммунитете того или иного вида то ли в форме толерантности к токсину, то ли в форме подлин­ного иммунитета по отношению к данной инфекции. Известен также механи­ческий иммунитет, например, против ожогов (огрубление кожи) или против перелома костей (возникновение рубцов). Иногда (или даже в тех же случаях, но в разных местах организма) наблюдается аллергия. Пользуясь достаточно чувствительными методами, можно с равным основанием констатировать и одно и другое: в одних случаях — возрастание иммунитета, в других — повышен­ную восприимчивость. Таким образом, на место понятия иммунитета могут претендовать понятия обычной аллергии (изменения реактивности), отсутст­вие реактивности (Гиршфёльд [Hirszfeld]) или гиперреактивность. Вместо того чтобы говорить об антителах, говорят о реагинах, подчеркивая отсутствия на­правленности реакци^, поскольку реагины приводят не только к разложению раздражителей, в результате чего последние становятся безопасными, но мо­гут также выступать как стимулы раздражения, увеличивая или уменьшая его.

Многие классические понятия иммунологии возникли в период увлечения химией, когда под влиянием великих достижений химии в физиологии стре­мились всю или почти всю биологию трактовать через воздействие химически определенных веществ. Говорят о токсинах, амбоцепторах, комплементах, счи­тая их химическими частицами, в противоположность которым существуют антитоксины, антикомплементы и т. д. Эта примитивная схема, по которой ве­щества делятся на активизирующие и тормозящие биологические процессы, теперь уже почти сходит со сцены под воздействием современных исследова­ний физической химии в области коллоидов и других областях. Теперь уже предпочитают говорить о состояниях (или системах), а не о веществах, допус­кая, таким образом, возможность того, что измененная форма реакции являет­ся следствием определенного физико-химического состояния, а не какого-то химического вещества или смеси веществ.

III. В savoir-vivre^[94] по серологии Цитрона можно обнаружить много других мыс­лительных стереотипов, которые сегодня уже не могут найти достаточного оправдания. Например, нельзя на современном уровне объяснить разделение факторов на гуморальные и клеточные (французы подчеркивают значение вторых, немцы — первых). То же можно сказать о понятии специфичности в обычном смысле. Это совершенно мистическое понятие!

IV. Лекция Цитрона — это также и методическое посвящение. Начинающие должны, прежде всего, узнать о значении контроля. Мы уже говорили о биоло­гических сравнительных тестах, которые выполняются параллельно с основ­ной реакцией. Биология, и в особенности серология, не располагают общей системой измерения. Результаты количественных тестов считываются лишь миниметрически, через разжижение сыворотки до пределов реактивности и последующее сопоставление со стандартными реагентами и их комбинация­ми. Эффект, производимый комбинацией реагентов, также сравнивае^я с эф­фектом неполных комбинаций, из которых какой-либо реагент намеренно ус­траняется. Все эти сопоставления служат для проверки результатов и потому именуются «контрольными тестами». С эпистемологической точки зрения, это может быть и не самый совершенный метод, но у нас пока нет лучшего.

V. В лекции содержатся, помимо конкретных, также и общие установки. Про­гресс познания обеспечивается накоплением наблюдений (как клинических, так и лабораторных) различных явлений частного порядка, а не интуицией, не вживанием в целостность исследуемого явления. Цель исследования — то, что называют диагнозом, определение состояния болезни, причем предполагает­ся, что такое состояние реально существует, и это может быть установлено аналитическими методами.

Такие установки характеризуют стиль мышления научного сообщества се­рологов. Именно они направляют исследовательскую работу и связаны с оп­ределенной традицией. Разумеется, эти установки постоянно меняются. Что­бы избежать недоразумений, надо еще раз подчеркнуть, что речь идет не о том, чтобы столкнуть понятия вчерашнего дня науки и современные понятия или противопоставить понятиям, взятым из учебников, те идеи, которые развива­ют ведущие исследователи. Вообще говоря, нерационально полагать, будто принятые и развиваемые данным мыслительным коллективом убеждения мож­но оценить по схеме: истина или заблуждение. Эти убеждения вели науку впе­ред и приносили удовлетворение. Они сменились другими не потому, что были ложны, а потому, что мысль развивается. И наши сегодняшние понятия — не истина в последней инстанции, ибо развитие знания бесконечно, как, возмож­но, бесконечно развитие иных биологических форм.

Дело в том, что даже специальное знание не просто растет, но принципи­ально изменяет свои основания. Но нам не следует ограничиваться баналь­ным утверждением об изменении человеческого знания.

Принимая определенные активные допущения, в любом познавательном процессе необходимо принять и вытекающие из этого пассивные отношения. Понимание того, что допущения могут изменяться, достигается только тогда, когда подвергается исследованию стиль мышления. Стиль мышления, диктую­щий свои законы уже при входе в какую-то область знания, распространяет свое влияние на все его детали и требует для своего понимания социологиче­ских методов в теории познания.

Стиль мышления — это не только различия в смысловых нюансах понятий или определенный способ их взаимосвязи. Это определенные границы мыш­ления; это общая готовность интеллекта видеть и действовать так, а не иначе. Зависимость научного факта от стиля мышления неоспорима.

Так, в лекции Цитрона, которая еще около двух десятилетий назад могла счи­таться изложением высших достижений науки, видна зависимость этой науки от мыслительного коллектива, на нем явственно лежит печать социально детерми­нированного мышления. В дальнейшем, говоря о реакции Вассермана, мы еще рассмотрим эту связь между индивидом, коллективом и фактом.

Если прививают (иммунизируют) животное, например, кролика, убитыми бак­териями или кровяными корпускулами животных другого вида, то сыворотка из крови этого животного (иммунная сыворотка) приобретает способность раство­рять эти бактерии или кровяные капельки. Серологи это свойство, так сказать, овеществили, называя гипотетический фактор или даже «символическую мате­рию» иммунной сыворотки «бактериолизином» или, соответственно, «гемоли­зином». Бактериолиз или, соответственно, гемолиз имеют место только тогда, когда сыворотка привитого животного свежая; если сыворотка остается неко­торое время при комнатной температуре или нагревается до 56-60° С, она утра­чивает это свойство, хотя и не навсегда. Оно может вернуться, если в инактиви- рованную старением или нагреванием сыворотку добавить свежей сыворотки не иммунизированного животного, лучше морской свинки. Сама сыворотка не оказывает никакого антимикробного действия или действия против кровяных корпускул. Она только дополняет бактериолизин или, соответственно, гемоли­зин инактивированной иммунной сывороткой. Это свойство серологи также ма­териализовали; гипотетический фактор, содержащийся в свежей сыворотке, в присутствии которого наступает растворение, они назвали «комплементом». Для возникновения бактериолиза или гемолиза, таким образом, требуются два фак­тора: (1) бактериолизин или, соответственно, гемолизин; (2) комплемент. Они действуют только совместно. Бактериолизин или гемолизин являются тепло­стойкими факторами, т. е. они без вреда для себя переносят повышение темпе­ратуры до 5б-60°С, комплемент же не переносит повышения температуры и унич­тожается при этой температуре, а также при старении сыворотки. В терминологии немецких серологов, выработанной благодаря трудам Эрлиха, антитела типа бак­териолизина или гемолизина называются амбоцептором, поскольку они объе­диняют и связывают два фактора: предназначенный для иммунизации антиген и комплемент.

Эрлих, в соответствии со сложной теорией боковых цепей, ввел совершенную ясную и легко запоминаемую символику. Амбоцепторы специфичны, т. е. дейст­вуют только с теми антигенами, которые используются для иммунизации, напри­мер, только с овечьей кровью или только с холерными вибрионами, и т. п. Компле­мент присутствует в нормальной сыворотке и действует со всеми амбоцепторами.

Была поставлена проблема: имеет ли место в одной и той же нормальной сыворотке единственный однородный комплемент или несколько различных комплементов: одни — для бактериолизина, другие — для гемолизина. Эрлих и его последователи придерживались плюралистической точки зрения, но Бор- де и Жангу (Bordet, Gengou) доказали правоту унитаризма в 1901 году следую­щим экспериментом. Если бактерии (антиген 1) смешиваются с соответствую­щей инактивированной иммунной сывороткой (1), т. е. с бактериологическим амбоцептором, и комплементом, то наступает бактериолиз (растворение бак­терий). Теперь если добавить смесь кровяных корпускул (антиген 2) и соот­ветствующую иммунногенную сыворотку (2), т. е. гемолитический амбоцеп- тор, то гемолиз не происходит, поскольку комплемент был израсходован в первом процессе (при бактериолизе) и его не хватило для второго. Это можно показать на схематическом рисунке 2^[95].

Гемолиз обнаружить легче, поскольку он виден невооруженным глазом; для наблюдения бактериолиза нужны микроскопические исследования. Это свя­зывание комплемента стало самым важным инструментом в серологии: гемо­литическая система (гемолитический амбоцептор + соответствующие кровя­ные корпускулы) по этой схеме может использоваться как индикатор наступления бактериолиза и подтверждение того, что используемый бактери­олизин был направлен против соответствующих бактерий.

Если известны бактерии, то этим методом можно подтвердить бактериолиз и, наоборот, если известна сыворотка (бактериолизин), то можно диагности­ровать наличие бактерий. В первом случае (когда известны бактерии) мы об­ладаем методом, с помощью которого можно определить присутствие опреде­ленных антител в сыворотке пациентов; на этом может основываться диагноз. Во втором случае (когда известны антитела) можно с большой вероятностью утверждать общий вид неизвестных бактерий, использованных для искусст­венной иммунизации. Метод связывания комплемента Борде и Жангу вскоре был с большим успехом применен Видалом и Лесурдом (Widal Le Sourd) при диагностировании брюшного тифа, а Вассерманом и Бруком (Bruck) — брюш­ного тифа и менингита, затем очень многими авторами при определении сви­ного сифилиса, холеры, гонореи и др.

В 1906 г. «Вассерман и Брук впервые применили реакцию для обнаруже­ния антигена в вытяжках из человеческих и животных органов. С помощью специфических иммунных противотуберкулезных сывороток они обнаружи­ли наличие туберкулина (вещества растворенных туберкулезных бацилл) в пораженных туберкулезом органах. С помощью туберкулина они продемонст­рировали наличие специфических антител, или антитуберкулина в сыворот­ке»^[96]. Вейль (Weil) без обиняков писал о «невызывающих большого доверия опы­тах Вассермана и его сотрудников, в которых с некоторой вероятностью удалось показать в туберкулезных очагах специфический антиген и антитела, а в слу­чае рассеянного туберкулеза — туберкулин в крови»^[97]. Эти эксперименты не имели непосредственного влияния ни на практику, ни на теорию. Их резуль­таты не могли считаться твердо установленными; тем не менее, они стали от­правной точкой для исследований Вассермана по сифилису.

Интересно проследить, что стимулировало эти исследования. Сам Вассер- ман говорит об этом так: «Министр Фридрих Альтхофф (Althoff) пригласил меня в министерство после возвращения Нейссера (Neisser) из его первой экспеди­ции^[98] в тот самый период, когда французская наука получила большое преиму­щество в научно-экспериментальных исследованиях сифилиса, и попросил меня заняться этим заболеванием, чтобы вернуть немецкой эксперименталь­ной науке достойное место на этом поприще»^[99]. Таким образом, с самого начала открытие реакции Вассермана зависело не только от чисто научных факторов. Оно направлялось мощной социальной мотивацией: соперничеством нацио­нальных научных команд в той области, важность которой была очевидной для любого профана; устами министерского чиновника говорил voxpopuli. Науч­ная работа начиналась под значительным социальным давлением. И здесь, так же как при открытии Spirochaeta pallida, эту работу выполнял организован­ный коллектив, а не одиночный исследователь.

Оживленная полемика и личные споры, имевшие место между сотрудника­ми этого коллектива, представленные на страницах «Berliner Klinische Wochen- schrift» в 1921 г., не могут нам указать какого-то единственного автора этого открытия. Борде и Жангу в споре с Эрлихом нашли средства, Вассерман и Брук усовершенствовали эти средства и расширили область их применения, Альт- хофф (в атмосфере соперничества с французами) указал на новую область ис­следований и осуществил необходимую поддержку, Нейссер внес свой огром­ный врачебный опыт и предоставил патологический материал для исследова­ния, Вассерман, будучи руководителем лаборатории, отвечал за план исследо­ваний, Брук, его сотрудник, был исполнителем^[100]. Шухт (Schucht), ассистент Нейссера, готовил вытяжки из тканей, Зиберт (Siebert) готовил сыворотку. Это только те, чьи имена известны. Но кто назовет всех тех, кто обеспечил досто­верность данных, благодаря кому делались технические усовершенствования, модификации и комбинации? Цитрон в решающий момент предложил улуч­шенный вариант дозировки, Ландштайнер (Landsteiner), Мари и Левадити (Ma­rie, Levaditi), а также многие другие подготовили описание практических ре­комендаций при выполнении вытяжек.

Экспериментальные факты, идеи («ложные» и «истинные») переходили из рук в руки, от одной головы к другой, при этом, конечно, изменяя свое содержание как в чьем-то индивидуальном сознании, так и в этих переходах, поскольку полное понимание транслируемого знания вряд ли возможно. На­конец, возникла конструкция знаний, которую никто не предвидел и не на­меревался строить. Она возникла даже как бы вопреки намерениям некото­рых отдельных исследователей, участвовавших в процессе его получения.

С Вассерманом и его сотрудниками случилось то же, что некогда с Колум­бом: они искали свою Индию и были убеждены, что нашли дорогу к ней, а от­крыли свою Америку. Мало того, они не шли последовательно в каком-то од­ном направлении, но делали зигзаги, меняя маршрут. Они получили совсем не то, что искали: антиген и амбоцептор так и не были найдены, зато они осуще­ствили давнее устремление коллектива — открыли сифилитическую кровь.

Первая публикация под названием «Серодиагностическая реакция на си­филис» появилась 10 мая 1906 г., она была подписана А. Вассерманом, А. Нейс- сером и К. Бруком. Из ее содержания следует, что авторы стремились найти антиген в сифилитических органах и крови методом связывания комплемен­та, а также (что было для них вторичной задачей) антитела в сифилитичес­кой крови пациента. «Метод состоит в том, что инактивированная сыворотка из тканей обезьян, ранее привитых сифилитическим материалом, смешива­ется с тканевой вытяжкой или сывороткой больных сифилисом, добавляется j комплемент (сыворотка нормальной морской свинки), и все это оставляют на некоторое время для связывания. Затем посредством инактивированной специфической гемолитической сыворотки и соответствующих кровяных кор­пускул проверяют, полностью или частично израсходован ранее добавлен­ный комплемент. Если добавленные корпускулы крови частично гемолизи- рованы или совсем не подверглись гемолизу, это означает, что комплемент был израсходован ранее и гемолиз заторможен^[101]. Если бы удалось получить регулярные доказательства присутствия сифилитических веществ или анти­тел в циркулирующей крови больного сифилисом, это имело бы огромное значение с диагностической и терапевтической точек зрения. Действитель­но, в ряде случаев эти доказательства были получены (неожиданным обра­зом лучшие результаты были получены при использовании вытяжек из де- фибринированной крови, а не из кровяной сыворотки), но в другйх случаях нас постигала неудача. Очевидно, здесь решающую роль играет потенциал иммунной сыворотки. Поэтому нашей следующей задачей станет получение специфической сыворотки с наибольшим потенциалом противосифилитичес- кого действия, что, возможно, и не удастся в нашем климате из-за крайней чувст­вительности обезьян, которую они проявляют во всех экспериментах»^[102].

Непредвзятый наблюдатель заметит, что описанная здесь реакция еще очень примитивна и совершенно отличается от той, которую сегодня называют ре­акцией Вассермана. То, что было тогда решающим фактором, а именно: иммун­ная сыворотка из тканей обезьян, а также вытяжки из дефибринированной крови — сегодня исчезло из описаний реакции, поскольку сейчас ищут амбо- цептор, а не антиген^[103].

Важно заметить, что год спустя Брук, один из авторов этой статьи, уже ви­дел ее содержание в совсем ином свете, не так, как ее видит непредвзятый на­блюдатель. В 1924 г. он писал: «В дискуссии между Вассерманом, Нейссером и Бруком последний получил предложение разработать эту проблему и пришел... к положительному результату до такой степени, что мог продемонстрировать своему тогдашнему руководителю Вассерману оригинальный метод, который и по сей день в принципе остался неизменным^[104], что было отмечено в офици­альном протоколе. В то же время появилось первое сообщение, подготовлен­ное Бруком, но подписанное также Вассерманом, Нейссером и Бруком: «Серо- диагностический метод при сифилисе»^[105].

Ретроспективно Брук видит созревший плод уже в семечке и даже не заме­чает, что многие из посеянных семян так и не дали всходов. Подобное описа­ние можно найти также и у Вассермана.

Вторая статья тех же авторов совместно с Шухтом под названием «Даль­нейшие наблюдения демонстрации специфических сифилитических веществ при помощи связывания комплемента» также появилась в 1906 г.^[106] Обнаруже­ние специфических сифилитических веществ в вытяжках из органов (т. е. об­наружение антигена) снова упомянуто как имеющее принципиальное значе­ние, а поиск антител в сыворотке сифилитиков — только второстепенное значение. Техника, необходимые проверки и статистика результатов — все это описано подробно. Сифилитический антиген был обнаружен в 64 из 76 вытя­жек из сифилитических органов, в том числе в 29 из 29 вытяжек из установ­ленных сифилитических образований, но ни разу из 7 мозговых вытяжек при прогрессирующем параличе, и из 257 исследованных сифилитических сыво­роток в 49 случаях были обнаружены антитела (амбоцепторы), что составило всего 19%.

Таким образом, второй эксперимент (обнаружение амбоцептора) дал намно­го худшие результаты, чем первый (обнаружение антигена). Отсюда понятно, почему авторы упоминают обнаружение антигена как то, что имеет первосте­пенное значение. Они вполне согласны с теоретическим допущением о том, что «это специфическая реакция между сифилитическим антигеном и сифи­литическими антителами»^[107], что указывает на иммунитет против спирохет. Это, как выяснилось позднее, ложное мнение, вскоре якобы получило поддержку в результатах Баба (Bab) и Мюленса (Miihlens), будто бы установивших корреля­цию между числом спирохет в использованных для вытяжек внутренностях и потенциалом действия вытяжек, взятых из этих органов.

Вскоре Цитрон показал, что нельзя подтвердить вывод о вытяжках из кро­вяных корпускул, которые содержат сифилитический антиген, поскольку «та­кие вытяжки у здоровых людей дают ту же самую реакцию, хотя и значительно реже». Таким образом, обнаружение сифилитического антигена было вообще опровергнуто, хотя в начальных экспериментах уже были получены «хоро­шие» результаты, что особо акцентировалось.

Наиболее значительный в теоретико-познавательном отношении поворот произошел при исследовании вопроса об обнаружении антисифилитических антител (обнаружение амбоцептора). В первых опытах получали едва 15-20% положительных результатов в случаях установленного сифилиса. Как же слу­чилось, что этот показатель возрос до 70-90% в более поздних статистических отчетах? Именно этот поворот знаменовал собой действительное откры­тие реакции Вассермана как практически ценного теста. Теория реакции, исторические и психологические детали, сопутствовавшие его концепции, мало что значили для практики. Если связь реакции Вассермана с сифилисом явля­ется фактом, то таковым она стала лишь благодаря своей высокой прак­тической ценности, благодаря высокой вероятности подтверждения в кон­кретных случаях. Когда в точности произошел этот поворот, определить вряд ли возможно. Нельзя указать авторов, которые бы сознательно совершили этот поворот, нельзя точно установить, в какой момент времени это произошло, и даже логически трудно объяснить, как это случилось.

Об этом повороте много говорили. Но сами его герои не могли сказать ни­чего, кроме того, что, прежде всего, потребовалось разработать технику иссле­дований. Иногда этот поворот приписывают Цитрону, поскольку это именно он предложил увеличить дозу сыворотки. Вассерман и его сотрудники исполь­зовали вначале 0,1 см^[108] сыворотки больного. Цитрон же рекомендовал 0,2 см³. Сегодня можно пользоваться даже объемом 0,04 см³, если только остальные факторы точно подобраны. Именно это уточнение факторов и то, что исследо­ватели научились правильно читать результаты, сделало реакцию Вассермана практически значимой.

Результаты, однако, расходились: в одних опытах было слишком много по­ложительных результатов (в том числе у людей не больных сифилисом), в дру­гих — слишком много отрицательных (в том числе у сифилитиков). Надо было найти среднее значение между наименьшей специфичностью и наибольшей чувствительностью. Это была целиком коллективная работа, как правило, бе­зымянных исследователей, которые то добавляли «немного меньше» реагента, то «немного больше», то «немного меньше», то «немного больше» времени да­вали действовать реагентам, иногда «немного точнее», а иногда «более при­близительно» читали результаты. К этому добавлялись модификации приго­товления реагентов и других технических манипуляций: пробы перед выполнением основной реакции, титрование и подгонка. «Некоторые авторы, — писал Цитрон, — определяют как положительные только те пробы, в которых наблюдалось полное торможение гемолиза. Это плохой метод, как показывают статистические данные, опубликованные, например, Бруком и Стерном (Stern). Очень много установленных случаев сифилиса реагируют негативно, хотя по­ложительная реакция должна была бы наступать со всей вероятностью»^[109]. Здесь описывается ситуация, в которой была недостаточна чувствительность. «Сле­дует при этом помнить, — писал Вейль в 1921 г., — что в то время, когда прово­дились эти исследования, техническая сторона реакции Вассермана была еще не завершена, поэтому опыты склонялись к ограничению чувствительности реакции, чтобы получить большую клиническую значимость. Должен еще упо­мянуть, что большинство полученных нами реакций были слабо положитель­ными, и тогда этому придавалось большое значение, тогда как позднее такие результаты уже считались отрицательными»^[110]. Здесь описывается ситуация, в которой преобладала преувеличенная чувствительность или неспецифичность.

Коллективным опыт был во всех сферах, которые имели связь с реакцией Вассермана, пока эта реакция не стала использоваться уже без оглядки на тео­ретическую сторону дела и независимо от идей отдельных индивидов. Столь утомительный, но и благодарный труд был предпринят коллективом только потому, что он занимался исключительно важной с социальной точки зрения проблемой, каковой был сифилис и сифилитические изменения в крови боль­ных людей.

Многочисленные и всесторонние эксперименты вскоре показали (1907 г.), что вместо вытяжек из сифилитических органов, которые, как предполагалось, должны продуцировать антиген, т. е. спирохетные вещества, для реакции можно употреблять водные или спиртовые вытяжки из нормальных тканей, которые не имели никакой связи со специфическим антигеном, т. е. со Spirochaeta pal­lida. Почти одновременно об этом сообщили Ландштайнер, Мюллер (Miiller) и

Петцлъ (Potzl), Поргес (Porges) и Майер (Meier), Мари и Левадити, Левадити и Яманучи (Jamanouchi).

Таким образом, убеждение Вассермана и его сотрудников в том, что ими был обнаружен спирохетный антиген и спирохетный амбоцептор, иначе гово­ря, специфическая реакция «антиген-антитело», было полностью ошибочно. Это стало совершенно очевидно после экспериментов Кру (Кгоо), в которых было показано, что иммунизация убитыми спирохетами не вызывает у челове­ка положительной реакции Вассермана, хотя в крови пациента обнаружива­лись спирохетные антитела. Это значит, что реакция Вассермана обнаружива­ет только наличие особых изменений в крови сифилитика, и даже сегодня мы немногое смогли бы добавить к этому. Вместо антигена, введение которого пре­дусматривалось теоретической схемой, сегодня почти во всех случаях приме­няют спиртовые вытяжки из бычьего или человеческого сердца. По рекомен­дации Закса (Sachs), к ним добавляют также холестерин^[111]. Сифилитическая сы­воротка флокулирует с такими вытяжками, что ясно видно при определенных условиях. На этом основаны флокуляционные реакции, имеющие практичес­кое применение. Преципитат, получаемый смешиванием сифилитической сы­воротки с вытяжкой из органов, оказывает особое воздействие, возможно, из- за адсорбции, которая удаляет комплемент из гемолитической системы (кор­пускулы овечьей крови плюс соответствующий гемолитический амбоцептор). Этим и вызывается торможение гемолиза, что свидетельствует о положитель­ной реакции Вассермана.

Согласно другой теории [теория ауто-антитела, предложенная Вейлем (Weil)], реакция Вассермана — это не лабильная реакция, основанная на гемо­лизе как комплексном биологическом индикаторе, а иммунная реакция, осно­ванная на действительном связывании комплемента в смысле Борде-Жангу, которая, однако, происходит с продуктами тканевого распада при сифилисе, а не непосредственно со Spirohaeta pallida. Вытяжки из органов здоровых лю­дей соответствуют продуктам тканевого распада у больных, что объясняет их применимость. Есть и другие теории, но как бы то ни было предположение Вассермана было ошибочным.

Брук сам писал в 1921 г. об «исключительно счастливом случае», который позволил открыть «во время практического исполнения замысла Вассермана реакцию на сифилис, природа которой и сегодня еще не вполне ясна»^[112]. В 1921г. Вейль утверждал, что допущение, из которого исходил Вассерман, было ложным и лишь случайно привело к открытию огромной практической цен­ности^[113].

В 1930 г. Лаубенхаймер писал: «Хотя впоследствии выяснилось, что путь мысли, которым шли Вассерман и его сотрудники и который привел их к от­крытию метода, сегодня называемого просто реакцией Вассермана, был невер­ным, сама реакция за двадцать лет своего существования доказала свою значи­мость для серологической диагностики сифилиса, и до настоящего времени ее не может заменить ни один из известных теперь методов»^[114]. Наконец, Плаут с высоты современного ему знания в 1931 г. пишет: «Теперь, оценивая состоя­ние серологии в целом и реакцию Вассермана в особенности, кое-кто хотел бы упрекнуть Августа фон Вассермана в том, что он, дескать, исходил из ложных допущений. Если и так (а вопрос все еще остается открытым), то слава Богу, что Вассерман принял эти ложные допущения; пожелай он дожидаться истин­ных допущений, ему бы никогда не открыть своей реакции. И сегодня, шесть лет спустя после его смерти, мы все еще не знаем истинных предпосылок этой реакции. Время от времени раздаются не слишком умные суждения о том, что открытие реакции Вассермана было простым везением. 0 везении в исследо­ваниях такого рода можно говорить лишь тогда, когда речь идет о чистой слу­чайности. Но в данном случае все было как раз наоборот. Вассерман нашел свою реакцию не случайно, а именно потому, что искал ее, действуя вполне систематически и опираясь на современное ему состояние знания. Но так уж бывает, что везет именно умным идеям, а счастье сопутствует умелым рукам. В этом и состоит необъяснимая природа гениальной личности исследователя, позволяющая ему находить тропинку среди множества возможностей, приво­дящую его к решению проблемы и к успеху»^[115].

Интересно отметить, что сам Вассерман думал об этом впоследствии. «Я прошу учесть, что, разрабатывая серодиагностику сифилиса, я руководство­вался вполне сознательно идеей поиска диагностически значимого амбоцеп- тора, т. е. вещества, связывающего антиген, а затем, когда процесс подходит к точке насыщения, связывающего добавляемый комплемент, в соответствии с законами Борде и Эрлиха. В качестве антигена мы с моим сотрудником Бруком использовали вытяжки из органов людей, больных сифилисом, и обезьян, ко­торых А. Нейссер искусственно заражал этой болезнью»^[116].

Если рассматривать эти высказывания беспристрастно, то ни в коем случае, при самом позитивном отношении к автору, нельзя согласиться с его словами. Вассерман не искал в своих первых работах «диагностически значимый амбо­цептор». Он, прежде всего, искал «сифилитические вещества», которые, как он полагал, являются «растворенными микроорганизмами», т. е. антигенами, а во- вторых, «специфические антитела, противостоящие веществу микроорганиз­мов, вызывающих сифилис», т. е. специфический амбоцептор. Впоследствии выяснилось, что (1) демонстрация наличия сифилитических веществ (антиге­нов) абсолютно ничего не дает для диагностики; (2) что амбоцептор, обнару­живаемый с помощью реакции, если и является таковым, то ни в коем случае не может считаться специфическим по отношению к данной инфекции. Таким образом, конечный результат исследования существенно отличается от того, что было задумано. Спустя пятнадцать лет в мысли Вассермана происходит отождествление намерений и результатов. Ломаная линия развития, этапы которого он, безусловно, глубоко переживал, теперь предстает как прямой це­ленаправленный путь^[117]. Да и могло ли быть иначе? Все это время Вассерман проводил дальнейшие эксперименты, постепенно утрачивая осознание собст­венных ошибок. Теперь он уже не мог бы «64 раза находить специфический антиген в 69 вытяжках из сифилитической ткани» и получить в 14 контроль­ных опытах одни лишь отрицательные результаты.

Итак, можно говорить о твердо установленных фактах, которые, по-видимо­му, являются парадигмой многих открытий: из ложных посылок и невоспроизво­димых начальных экспериментов, после множества ошибок и ложных ходов, возникло открытие огромной важности. Основные действующие лица этой драмы не могут поведать нам, как именно это произошло. Они рационализиру­ют, идеализируют пройденный путь. Одни очевидцы говорят о счастливом слу­чае, другие, подчеркивая свое положительное отношение, — о гениальной ин­туиции. Суждения одних и других не имеют научного значения. Те же самые люди не поступали бы столь поверхностным образом, когда бы речь шла о реше­нии научной проблемы. Не значит ли это, что теория познания — это не наука?

Проблема не может быть решена, если оставаться на позиции индивидуа­листической теории познания. Если же подвергнуть процесс подобного от­крытия научному исследованию, то это заставит нас принять социальную точ­ку зрения. Это значит, что такое открытие должно рассматриваться как социальное событие.

В первую очередь, древние протонаучные идеи способствовали упрочению социального стереотипа по отношению к проблемам сифилиса. Это была, во- первых, идея сифилиса как наказания за плотский грех, идея, в значительной степени окрашенная этически^[118]; во-вторых, это живучая идея изменения сифи­литической крови, которая требовала своего подтверждения.

Нельзя переоценить то влияние, которое оказывала на исследования в этой области моральная атмосфера вокруг сифилиса, привлекавшая общественное внимание к достигнутым результатам, придававшая им особую значимость, сти­мулировавшая дальнейшее развитие. Туберкулез, который в течение многих со­тен лет причинял человечеству гораздо больший ущерб, к сожалению, не при­влек к себе аналогичного внимания, ибо считался не «проклятой и позорной», а скорее даже «романтической» болезнью. И никакие разумные доводы, никакая статистика не могли изменить это положение; исследования по туберкулезу не получили от общества столь же сильного стимула, не было соответствующего социального напряжения, которое должно было разрядиться путем исследова­ний. Успехи, достигнутые в экспериментах по туберкулезу, не могут идти в срав­нение с реакцией Вассермана или Salvarsan'ом. Если бы дело шло о какой-ни- будь пузырчатке, вряд ли можно было ожидать соперничества национальных пре- стижей. Трудно даже представить, чтобы какой-нибудь министр здравоохране­ния взялся за мобилизацию усилий лучших исследовательских умов нации для разрешения проблемы, связанной со столь малозначимым с социальной точки зрения заболеванием. Такие исследования не нашли бы ни одной клиники, ни опытного руководителя, ни охваченных энтузиазмом ассистентов, ни поддерж­ки общественных фондов; они не вызвали бы всеобщей дискуссии, соперниче­ства, не нашли бы широкого общественного признания. Ученые, занимающиеся такой проблемой, не испытывали бы столь высокого напряжения творческих сил, ощущения жизненной важности своего труда.

Этой общей атмосфере сопутствовал еще и особый настрой, идущий от древ­ней идеи изменений в крови сифилитиков. Если бы общественное мнение столь настойчиво не взывало к необходимости проверки крови, эксперименты Вас­сермана никогда не нашли бы такого резонанса, необходимого для дальнейшей разработки реакции, ее «технического совершенствования», для концентрации коллективного опыта. Вассерман вначале работал над проблемами серологиче­ской диагностики туберкулеза. Где были тогда многочисленные энтузиасты про­верочных экспериментов, доброжелательные amici hostelsтысячекратные ва­риации дотошных конкурентов? Потому и немногое получилось из этих работ. А ведь они были не хуже двух первых работ по сифилису, которые также не были лишены недостатков, хотя их авторам и сотрудникам, работавшим с ними, они казались впоследствии (уже после достигнутого успеха) совершенными.

Именно социальная атмосфера содействовала сплочению мыслительного кол­лектива, участники которого, постоянно сотрудничая и взаимодействуя друг с другом, смогли провести экспериментальную работу, в результате которой воз­никла «реакция Вассермана», а вклад каждого из них остался в значительной степени анонимным. Был оставлен поиск антигена, а количество позитивных результатов возросло с 15-20% до 70-90%. Результаты стали более стабильны­ми, объективными. Усилиями мыслительного коллектива реакция Вассермана стала эффективным диагностическим средством, а после введения спиртовых вытяжек — не только эффективным, но и практичным. Этот же коллектив до­бился унификации технической стороны дела, используя для этого почти ис­ключительно социальные методы: организацию конгрессов, пропаганду в прес­се, а также администрирование и законодательство.

То, что с точки зрения индивидуалистической гносеологии выглядит лишь случайностью или чудом, с точки зрения коллективистской теории познания ста­новится легко объяснимым, если к тому же принять во внимание исключительно сильную социальную мотивацию. Случайность — это когда камень попадает в точно соответствующую ему по размерам лунку, но пыль, крутящаяся в воздухе, необходимо проникает во все возможные поры, хотя каждая пылинка совершен­но случайно оказывается на том или ином месте.

Сама по себе лабораторная практика достаточно хорошо объясняет, почему вначале спирт, а затем ацетон заменили воду в процессах получения вытяжек и почему здоровые органы стали использоваться для этой цели наряду с поражен­ными сифилисом. Многие исследователи выполняли подобные эксперименты почти в одно и то же время, но настоящим их автором является коллектив исследователей, работавших как одна команда.

Быть может, сравнение поможет понять, как из неясных первоначальных экс­периментов, из множества ошибок и ложных ходов возникает истинное позна­ние. Как получается, что все реки в конце концов попадают в море, хотя понача­лу текут совсем не в ту сторону и делают всевозможные повороты и зигзаги? Нет никакого «моря самого по себе», а есть определенное место в низине, где и собираются воды, которые называют морем! Если в реке достаточно воды и если есть гравитационное поле, все реки в конце концов приходят к морю. Гра­витационное поле — это общий настрой, определяющий направление мысли, вода — труд всего мыслительного коллектива. Неважно, куда течет каждая от­дельная капля в любой данный момент: конечный результат зависит от общего направления гравитации.

Так становится понятным возникновение и развитие реакции Вассермана. Она выступает как единственно возможный результат пересечения линий мыс­ли: древней идеи крови, новой идеи связывания комплемента, идеи химии, — которые, войдя в обиход ученых, связываются в единый узел. Он-то и становит­ся отправной точкой для новых линий, которые расходятся во все стороны, что­бы где-то опять пересечься одна с другой. Изменяются и старые линии^[119], возни­кают все новые узлы, а старые смещаются по отношению друг к другу. Вся зта сеть, находящаяся в состоянии постоянной флуктуации, и есть то, что назы­вают реальностью или истиной.

Последнее замечание не следует, однако, понимать так, что исторические, индивидуально- и коллективно-психологические моменты позволяют легко скон­струировать реакцию Вассермана со всем ее действительным содержанием. В исследованиях такого рода всегда есть нечто обязательное, неизменное, чего нельзя объяснить одними историческими факторами. Например, коллективно- психологический подход мог бы объяснить, почему после первых работ Вассер­мана по серологии сифилиса многие другие исследователи принялись за ту же проблему, пытаясь как проверить его результаты, так и «технически усовершен­ствовать» их. Однако то, что результат оказался положительным, как и его дей­ствительное содержание, нельзя объяснить исключительно историческими мо­ментами. Те, кто «проверял» эти результаты, придумали множество различных вариантов, но далеко не все из них были признаны достаточно хорошими; ка­кой-то один вариант должен был оказаться лучшим, или, по крайней мере, неко­торые из них должны были оказаться лучше других. Какие именно — это воп­рос, который нельзя решить, опираясь только на исторические обстоятельства.

То же самое можно сказать и о проблеме вытяжек. Коллективная психология объясняет, почему наряду с водными испытывались также и спиртовые вытяж­ки. Но почему именно они оказались эффективными, этого не объяснить ни ис­торическими наблюдениями, ни данными коллективной и личностной психоло­гии. Здесь можно применить сделанное ранее различение активных и пассивных элементов знания. Введение спиртовых вытяжек — это активный элемент. Но эффективность этих вытяжек — это уже необходимость, которая и определяет собой пассивный элемент в данном познавательном акте.

Мы еще вернемся к этой проблеме, чтобы показать, как эта необходимость становится понятной только путем сравнительного теоретико-познава­тельного анализа, и объясняется, как то, что следует из принятого стиля мышления.

Еще несколько исторических штрихов. Древняя идея сифилитических изме­нений в крови не нашла окончательного воплощения на описанном этапе разви­тия реакции Вассермана. Эта реакция слишком сложна, и не вполне ясна ее при­рода. «Попытки замещения реакции связывания комплемента другими, возможно, более простыми реакциями можно разделить на четыре группы. Прежде всего, это попытки выполнить реакцию связывания и преципитацию с помощью чис­тых липоидов и мыл, значение которых в серодиагностике сифилиса постоянно возрастало. Здесь следует упомянуть опыты Поргеса-Мейера (Porges-Meier) с лецитином, Сакса-Альтмана (Sachs-Altmann) с холестерином и солью олеино­вой кислоты, Элиаса (Elias), Поргеса, Нойбауэра (Neubauer) и Саломона (Salomon) с гликолатной солью и холестерином. Другая группа охватывала возможные практические применения преципитации глобулина. Сюда относятся исследо­вания Клаусснера (Klaussner), в которых применялась преципитация дистилли­рованной водой, и Брука — преципитация азотной кислотой, спиртом и молоч­ной кислотой. Опыты третьей группы состояли в замещении связывания комп­лемента химическими и биологическими методами. Здесь, в первую очередь, надо назвать метод Шурманна (Schumann) — Н_гО_г-фенол-хлорное железо; Ландау (Landau) — иодированное масло и Винера-Торди (Wiener-Torday)' — цианистое золото; затем метод Вейхардта (Weichardt) — реакция эпифанина; Асколи (As- coli) — мейостагминовая реакция; Карвонена (Karvonen) — конглютинация; Хиршфельда-Клингера (Hirschfeld-Klinger) — реакция коагуляции. Наконец чет­вертая группа — это попытки применить используемые в связывании компле­мента вытяжки из органов для диагностической реакции флокуляции. Сюда от­носятся фундаментальные исследования Михаэлиса, Якобшталя и Брука-Хидака (Michaelis, Jacobsthal Hidak), а также методы Мейницкого (Meinicki), Сакса-Ге- орги (Sachs-Georgy), Долда (Dold), Гехта (Hecht), Брука и др. Эти реакции имеют большое практическое значение как важные дополнения и контролирующие тесты для реакции связывания комплемента»^[120].

Нельзя не упомянуть о множестве модификаций и упрощений реакции Вассер­мана. Есть методы, в которых используется не комплемент морской свинки, а ком­племент, содержащийся в человеческой сыворотке, так называемые активные ме­тоды: Стерн (Stem), Ногучи (Noguchi) и др. Есть также методы, в которых не до­бавляется гемолитический амбоцептор, в оригинальном методе получаемый из сыворотки иммунизированного кролика, а используется амбоцептор, находящий- сяв сыворотке здорового человека (Bauer). Мутермильх (Mutermilch) не добавлял ни амбоцептор, ни комплемент. Еще в одном методе (Sciarra) не добавляется анти­ген, поскольку предполагается, что антиген находится в сифилитической крови. Существует также великое множество модификаций, связанных с методами инак­тивации сыворотки пациента, с техникой использования комплемента изготовле­ния вытяжек, гемолизина, со способом использования кровяных корпускул или формой хранения реагентов, и т. д. Чтобы оценить размеры лавины, которую выз­вала реакция Вассермана, надо заметить, что в 1927 г. Лаубенхаймер (Laubenheimer) называет около 1500 работ на эту тему, хотя он ограничивается только самыми новыми работами⁷. Если же к этому добавить малоизвестные работы на различ­ных языках и клинические отчеты, которые не были полностью учтены Лаубен- хаймером, и те, которые были опубликованы до 1927 г., их число перевалит за 10000. Вряд ли можно назвать много научных специальных проблем, которым было бы посвящено такое огромное количество опубликованных работ.