Дальнейшие замечания о мыслительном коллективе

Общее определение стиля мышления и мыслительного коллектива. Общая структура и свойства мыслительных коллективов. Социаль­ные силы, действующие в мыслительном коллективе и связывающие коллектив. Обмен идеями внутри коллектива и между коллективами.

В предыдущем разделе мы стремились показать, каким образом даже про стейшее наблюдение зависит от стиля мышления, т. е. связано с мыслитель­ным сообществом. Поэтому мы назвали мышление коллективной деятельнос­тью, которая не может быть локализована в границах индивида.

Коллективный труд может иметь Двоякую форму: он может быть аддитивен (например, поднятие тяжестей) либо быть собственно коллективным, когда индивидуальные усилия не.могут быть просто суммированы; в последнем слу-, чае речь идет об особой системе взаимодействий, которую можно уподобить футбольному матчу, беседе или игре оркестра. Обе формы имеют место в мыш­лении, особенно в процессах познания. Можно ли рассматривать игру оркест­ра как работу отдельных инструментов, без учета смысла и правил их совмест­ного звучания? Такие же правила диктует стиль мышления. На пути к положительной, плодотворной эпистемологии мы необходимо встречаемся с понятием стиля мышления, формы которого сравниваются между собой и рассматриваются в исторической обусловленности их развития.

Как и любой стиль, стиль мышления складывается из определенного наст­роя и егод^еализации в способе деятельности. Настрой имеет две взаимосвя­занные стороны: готовность к избирательному восприятию и к соответствен­но направленному действию. Он создает адекватные формы: религиозные, на­учные, формы искусства, традиции, способы ведения военных действий и пр., каждая из которых по-своему зависит от преобладания некоторых мотивов и коллективно используемых средств. Поэтому ложно определить стиль мыш­ления как направленное наблюдение вместе с соответствующей менталь­ной и предметной ассимиляцией воспринимаемого. Для него характерны об­щие проблемы, которыми занимается коллектив, общие суждения, принимае­мые за очевидные, общий метод, используемый как познавательное средство. Стилю мышления могут соответствовать технический и литературный стили, свойственные данной системе научного знания.

Поскольку он является достоянием сообщества, стиль мышления получает социальную поддержку (об этом еще пойдет речь ниже). Такая поддержка свой­ственна всем социальным структурам. Стиль мышления развивается целыми поколениями. Он становится чем-то обязательным для индивида, он определяет собой то, «о чем нельзя мыслить иначе». Поэтому целые эпохи живут в условиях определенных мыслительных ограничений. Еретики, которые не разделяют этой коллективной предрасположенности, рассматриваются этим коллективом как преступники, которых следует наказать. И так продолжается до тех пор, пока не изменится настрой, не возникнут новый стиль мышления и иные оценки.

Но всегда что-то остается от всякого стиля мышления. Во-первых, неболь­шие отдельные сообщества сохраняют старый стиль в неизменности. Еще и сегодня встречаются астрологи и маги, чудаки, которые либо сливаются с низ­шими, непросвещенными, социальными классами, либо становятся шарлата­нами, ибо они не разделяют общцй мыслительный настрой, господствующий в обществе. Во-вторых, в каждом стиле мышления всегда находятся следы мно­гих исторически преходящих элементов, относящихся к иным стилям. Навер­ное, немного можно назвать новых понятий, которые не имели бы какой-либо связи с предшествующими стилями мышления. Чаще меняется только их окра­ска — подобно тому, как научное понятие силы выводится из обыденного по­нятия силы или новое понятие сифилиса из мистического.

Так возникает историческая связь стилей мышления. В развитии идей путь от примитивных протоидей часто ведет к современным научным понятиям. По­скольку исторические ходы мысли часто переплетаются и всегда связаны со всем объемом знаний, которым располагает мыслительный коллектив, каждое кон­кретное их выражение обретает черты уникального исторического события. Например, можно проследить развитие понятия какого-либо инфекционного за­болевания от примитивной веры в демона, далее через стадию представлений о миазмах болезни — к науке о болезнетворных возбудителях. Эта наука, как я сказал ранее, близка к исчерпанию своих потенций. Но пока она еще сильна, только одно единственное решение каждой конкретной проблемы может соот­ветствовать стилю мышления^[127]. Такое решение, соответствующее стилю мыш­ления, единственное возможное решение, называется истиной. Это не «отно­сительная» или даже не «субъективная» истина в обычном значении этого сло­ва. Она всегда или почти всегда полностью детерминирована каким-то стилем мышления. Нельзя сказать, что одна и та же мысль для А истинна, а для В — ложна. Если А и В относятся к одному и тому же мыслительному коллективу, то мысль для обоих либо истинна, либо ложна. Если же они относятся к разным мыслительным коллективам, то это не одна и та же мысль: для одного из них она либо неясна, либо иначе понимается. Но истина также и не конвенция: скорее, (1) в исторической перспективе — событие в истории мысли; (2) в современ­ном контексте — мыслительное ограничение со стороны стиля.

Высказывания, не относящиеся к науке, также содержат в себе нечто вытекаю­щее из подобного ограничения. Например, в мифе древних греков об Афродите, Гефесте и Аресе Афродита могла быть женой только Гефеста, а любовницей—Ареса. Нити фантазии снуют долго, но всегда — это знают все поэты — из них сплетают­ся необходимые связи, вытекающие из своего собственного содержания и формы. Например, в рыцарском романсе нельзя заменить слово «конь» словом «жеребец», хотя это синонимы, отличающиеся только стилем. Музыкальная фантазия также ищет обязательные связи, которые подобны приведенному выше примеру: «Если принять 0=16, то Н должно равняться 1,008». И живопись также знакома с прину­дительной силой стиля, в чем легко убедиться, если расположить фрагмент какой- либо картины поверх другой картины, выполненной в ином стиле: эти фрагменты будут противоречить друг другу, хотя по содержанию они могут быть хорошо по­догнаны. В каждом продукте мыслительного творчества есть то, что соответству­ет обязательным или пассивным связям в научных утверждениях. Можно, так ска­зать, объективировать эти связи и считать, например, выражением «красоты» или «истины». Существуют и особые индивидуальные и коллективные обстоятельства, благоприятствующие такому объективированию.

В сфере мышления сигнал сопротивления, противостоящий свободному про­изволу мышления, — это то, что называется фактом. К этому сигналу сопро­тивления следует добавить прилагательное «коллективно-мыслительный», поскольку факт имеет троякое отношение к мыслительному коллективу: (1) каждый факт должен лежать в сфере интеллектуальных интересов коллек­тива, поскольку сопротивление возможно только там, где есть целенаправ­ленное движение; поэтому факты эстетики или правоведения часто не при­знаются таковыми учеными-естественниками; (2) сопротивление обязатель­но наличествует в мыслительном коллективе и навязывается каждому его члену наряду с формами, доступными непосредственному -наблюдению. В процессах познания факт выступает как связь явлений, которая ни в коем слу­чае не может быть нарушена в тех рамках, в которых мыслит данный коллек­тив'. Эта связь и выступает как истина, для которой находятся логические и содержательные обоснования. Только после того как происходит смена стиля мышления, сравнительно-эпистемологический анализ или даже просто срав­нение открывают путь научному анализу подобных связей. В классической бактериологии, если рассматривать ее с современной точки зрения, господст­вовал принцип неизменяемости видовых характеристик. На вопрос: «Почему видовые характеристики понимаются так, а не иначе, или почему следует при­держиваться этого принципа», — ученый, воспитанный в этой традиции, отве­тил бы просто: «Потому, что это истинно». И только после того как сменится стиль мышления, становится ясно, что подобный ответ предопределен господ­ствующей научной методологией. Пассивность связи, фиксируемая в одном сти­ле мышления, переходит в активность в рамках другого (см. определения в главе I);^[128] (3) факт обязательно находит свое выражение в стиле мышления данного мыслительного коллектива.

Понимаемый таким образом факт — сигнал сопротивления мыслительного коллектива — может быть выражен целым спектром выразительных средств: плачем ребенка, который ушибся, галлюцинацией больного и, наконец, систе­мой научных понятий.

Ни один факт не является совершенно независимым от прочих: они высту­пают как более или менее связанная смесь различных сигналов, как система знания, подчиняющаяся собственным закономерностям. Поэтому всякий факт воздействует на множество других фактов, а сфера влияния каждого нового открытия, каждого изменения знания оказывается практически безграничной. Для развитого знания, образовавшего последовательную систему, характерно, что каждый новый факт естественно (хотя не всегда в равной степени) спосо­бен изменить содержание всех прочих фактов. В этом смысле каждое откры­тие действительно оказывается творением мира заново, которое совершает мыслительный коллектив.

Так формируется универсальная взаимосвязанная система фактов, равно­весие которой поддерживается динамически. Это придает «миру фактов» инерт­ную устойчивость и создает ощущение стабильной действительности, незави­симого существования мира. Чем менее взаимосвязанна система знания, тем более она подвержена магии, тем менее стабильна и допускает чудеса ее дей­ствительность; всегда это соответствует данному коллективному стилю мыш­ления.

Мыслительный коллектив — это коллективный «носитель» стиля мышле­ния. Понятие мыслительного коллектива, которое я использую для исследова­ния социальной обусловленности мышления, не связано ни с какой опреде­ленной социальной группой, ни с каким социальным классом. Это, так сказать, функциональное понятие, подобное, скажем, понятию силового поля в физи­ке. Мыслительный коллектив возникает уже тогда, когда двое или более собе­седников обмениваются мыслями: это временный или случайный коллектив, множество которых постоянно возникает и распадается. В таких коллективах возникает особый настрой, который не мог бы возникнуть иначе ни у кого из его участников и который часто возникает вновь, когда на время расставшие­ся лица опять встречаются.

Кроме этих случайных и временных мыслительных коллективов существу­ют стабильные или относительно стабильные коллективы: чаще всего они воз­никают там, где есть организованные социальные группы. Если большая соци­альная группа существует достаточно долго, стиль мышления приобретает устойчивость и формальную структуру. Импульс исполнения преобладает над импульсом творчества, мыслительный настрой коллектива обретает дисцип­линарный, гомогенный, дискретный характер. Именно таково современное зна­ние — особая коллективно-мыслительная структура (denkkollektivesgebilde).

Мыслительное сообщество (Denkgemeinschaft) не вполне совпадает с офи­циальным сообществом. Так, религиозный мыслительный коллектив объеди­няет всех верующих, тогда как официальная религиозная община объединяет всех своих формально принятых членов независимо оттого, каков образ их мыслей. Можно принадлежать к какому-либо религиозному мыслительному коллективу, даже не будучи официально зачисленным в общину, и наоборот. Внутренняя структура и организация мыслительного коллектива также не сов­падает с организацией официального сообщества. Духовные лидеры и образу­ющиеся вокруг них группы — это далеко не всегда то же самое, что официаль­ная иерархия и организация.

Чтобы ближе рассмотреть стиль мышления и общие социальные характе­ристики мыслительных коллективов в их взаимосвязи, необходимо остановить­ся на стабильных мыслительных коллективах. Стабильные (илц относительно стабильные) мыслительные коллективы, подобно другим организованным общ­ностям (Gemeinden), характеризуются определенной замкнутостью как с фор­мальной, так и с содержательной стороны. Мыслительная общность замкнута формально (хотя не в абсолютном смысле) юридическими нормами или тради­ционными установлениями, иногда особым языком или специфическим жар­гоном. Например, такими мыслительными коллективами были старинные гиль­дии. Но более важна содержательная замкнутость мыслительного коллектива, ограничивающая особую сферу мышления. Каждая профессия, каждая область искусства имеет свой период ученичества, в котором мыслительная структура навязывается новичкам авторитарно, и это не может быть заменено «общера­циональным» ходом мысли. Даже самая развитая научная система, обладаю­щая оптимальной организованностью своих принципов, будет совершенно непонятной новичку, тогдй как для специалиста она и убедительна, и выступа­ет как единственно верный эталон мышления. Подобную ситуацию мы уже описали, когда речь шла о мыслительных границах серологии, в которыые но­вичков вводят путем серии традиционного, а не «рационального» посвящения.

Любое дидактическое введение поэтому действительно является «введе­нием» в буквальном смысле, своего рода ненасильственным принуждением. В педагогических целях иногда учитель проводит своего ученика по историчес­кому пути, которым шло познание в данной области, поскольку более старые понятия обладают преимуществом более лёгкой усвояемости из-за своей мень­шей мыслительной специфичности. Кроме того, эти понятия известны боль­шинству членов мыслительного сообщества. Поэтому новообращенным вве­дение в какой-либо стиль мышления кажется чем-то аналогичным (с эписте­мологической точки зрения) обряду посвящения, известному из этнологии и истории культуры. Это не просто формальная процедура: Святый Дух нисхо­дит на новообращенного, и то, что было ранее незримым, предстает перед ним воочию. Так ассимилируется стиль мышления.

Органическая замкнутость каждого мыслительного сообщества сопровож­дается соответствующим стилю ограничением круга допустимых проблем. Многие проблемы отбрасываются как не заслуживающие внимания, незначи­тельные или бессмысленные. Даже современное естествознание различает «реальные проблемы» и бесполезные «псевдстроблемы». Отсюда особая шка­ла оценок и специфический дефицит терпимости как общие характеристики всех замкнутых сообществ.

Каждому стилю мышления соответствует круг его следствий или практи­ческих применений. Всякая мысль может быть использована. Подтвержден­ные или отброшенные гипотезы стимулируют мыслительную активность. По­этому верификация так же связана со стилем мышления, как выдвижение ги­потез. Навязываемый ход мысли, мыслительные навыки или, по крайней мере, настороженность по отношению к иному образу мысли, отличному от данно­го — все это способствует установлению гармонии между стилем мышления и его практическим применением. Например, гильдии — это сообщества, оче­видным образом ориентированные на определенные практические цели. Об­ратим внимание на то, как в рамках различных профессий по-разному расце­ниваются практические проблемы. Так, трещина на стене выглядит по-разно­му для художника, расписывающего эту стену, и для строителя. Художник уви­дит дефект поверхности, к которому имеет свое специфическое отношение; строитель же задумается о структуре кладки и захочет ее изменить. В каждом из этих мыслительных действий просматривается определенный стиль^[129].

Как уже было сказано, все мыслительные коллективы, независимо от фор­мы своей организации и конкретного содержания, обеспечивающих их устой­чивость (будь то церковная община или профсоюз), обладают общими струк­турными свойствами. Так, общим является то, что вокруг каждого мыслитель­ного образования (Denkgebilde), будь то догмат веры, научная идея или худо­жественный замысел, образуется узкий эзотерический круг и более широкий экзотерический круг участников мыслительного коллектива. Мыслительный коллектив складывается из большого числа таких кругов, которые могут пере­секаться. Индивид может принадлежать нескольким экзотерическим кругам, а также небольшому числу эзотерических кругов, возможно к единственному кругу. Существует иерархия степеней посвящения в эту эзотерику, множество нитей связывает и эти различные степени, и различные круги. Экзотеричес­кий круг включается в данную мыслительную структуру только при посред­ничестве эзотерического круга. Связь большинства членов мыслительного коллектива со структурой мысли (Denkgebilde), соответствующей стилю мыш­ления (Gebilde des Denkstiles), основана, таким образом, на доверии к посвя­щенным. Но и эти посвященные не вполне независимы: сознательно или бес­сознательно они испытывают зависимость от «общественного мнения», т. е. от суждений экзотерического круга. Так, в общих чертах, образуется внутренняя замкнутость стиля мышления и присущая ему тенденция к соответствующему воспитанию новообращаемых.

Эзотерические круги находятся в постоянном контакте с соответствую­щими им экзотерическими кругами. В социологии это называют отношением элиты и массы. Если позиция массьгболее сильна, такой контакт приобрета­ет демократический характер. Элита, уступая в определенной мере обще­ственному мнению, стремится сохранить доверие массы. Примерно в таком положении находится сегодня мыслительный коллектив современного есте­ствознания. Если же позиция элиты сильнее, то она дистанцируется от «тол­пы» и изолируется от нее: таинственность и догматика становятся нормой жизни мыслительного коллектива. Таковы сегодня религиозные мыслитель­ные коллективы. Демократическая форма приводит к развитию идей и про­грессу, противоположная ей форма (при определенных условиях) — к кон­серватизму и застою.

В рамках межколлективного обмена идеями возникают и особые отноше­ния между отдельными индивидами. Если между двумя индивидами имеет ме­сто очевидная интеллектуальная субординация, как, например, между учите­лем и учеником, то в этом отношении нет ничего собственно личностного — это отношение аналогично отношению между элитой и массой. С одной сторо­ны, преобладает доверие, с другой стороны, наличествует определенная зави­симость от «общественного мнения», от «здравого смысла». Если же это два равноправных участника одного и того же мыслительного коллектива, то воз­никает устойчивая связь интеллектуальной солидарности, совместного слу­жения общей сверхиндивидуальной идее. Это создает определенную духов­ную взаимозависимость и общий настрой: ни одна из поставленных проблем не должна оставаться неразрешенной, каждый вопрос обсуждается и занимает свое место в сфере, очерченной стилем мышления. Это настроение взаимной симпатии ощущается немедленно, стоит лишь участникам беседы обменяться парой фраз. Тогда только и возникает возможность коммуникации, в против­ном случае взаимопонимание почти невозможно. Поэтому обмен мыслями внут­ри коллектива предполагает наличие этого чувства взаимной зависимости. Об­щая структура мыслительного коллектива имеет своим следствием то, что вну- триколлективный обмен мыслями ipso sociologico facto ^[130] — независимо от логического обоснования и содержательной стороны этих мыслей — приво­дит к укреплению мыслительной структуры (Denkgebilde). Доверие к по­священным и зависимость последних от общественного мнения, солидарность между равноправными участниками, служащими одной и той же идее, — все это социальные факторы, способствующие возникновению общего специфи­ческого настроя и придающие мыслительным структурам все большую проч­ность и адекватность стилю мышления. Чем больше временная и пространст­венная дистанцированность от эзотерического круга, чем дольше продолжа­ется обмен мыслями внутри одного и того же мыслительного коллектива, тем определеннее эти мыслительные структуры. Если человек с раннего детства воспитывается в определенной интеллектуальной традиции, а сама эта тради­ция складывается усилиями многих поколений, она обретает твердокаменную прочность.

На определенной стадии мыслительные навыки и нормы приобретают ста­тус очевидности, воспринимаются как единственно возможные, как нечто та­кое, над чем не следует задумываться. Они даже могут восприниматься как нечто сверхъестественное, выступать как догмы, аксиомы, а не просто полезные со­глашения. В этой связи было бы интересно сопоставить историю науки с исто­рией спорта (от политеистического античного общества до физкультуры, име­ющей гигиеническую направленность в наше время).

Сложностью современных социальных систем объясняется то, что мысли тельные коллективы во многих случаях пересекаются и вступают в различные взаимоотношения во времени и в пространстве. Мы видим различные профес­сиональные и полупрофессиональные мыслительные сообщества в различных сферах: бизнесе, военном деле, спорте, искусстве, политике, моде или в какой- либо области науки, религии и т. д. Чем более специфично, чем более специа­лизировано какое-то мыслительное сообщество, тем прочнее особые мысли­тельные связи между его членами. Эта связь не знает границ ни между нация­ми и государствами, ни между классами или возрастными группами. Это мож­но сравнить с социальной ролью спорта или спиритуализма. Особые терми­ны: матч, фол, walkover^[131] в спорте, демарш, expose^[132] в политике, сальдо, конто, «быки» и «медведи» на бирже, бутафория, экспрессия в искусстве — исполь­зуются внутри мыслительных коллективов, независимо от границ националь­ных языков. Печатное слово, кино, радио — все это служит взаимному интел­лектуальному воздействию внутри мыслительного коллектива. Они также спо­собствуют поддержанию связи между эзотерическими и экзотерическими кру­гами, как бы ни были они отделены друг от друга и сколь бы ни были редкими и опосредованными их контакты.

Показательным примером, на котором хорошо видна общая структура мыс­лительного коллектива, является мода, если рассматривать только ментальное единство поклонников какой-либо моды, отвлекаясь от общих экономических, социальных и межличностных, профессиональных и коммерческих факторов этой сферы. Речь идет только о мышлении, определяющем моду как таковую, независимо от ее конкретного содержания.

Особый настрой мыслительного коллектива моды заключается в располо­женности его участников непосредственно воспринимать то, что признано модным, в признании неоспоримой ценности моды, в чувстве солидарности с другими участниками этого же коллектива и безграничном доверии эзотери­ческому кругу. Наиболее верные сторонники моды принадлежат экзотеричес­кому кругу, но они не вступают в непосредственное общение с теми, кто дик­тует моду, из кого формируется эзотерический круг. Особые продукты дея­тельности последнего проникают в экзотерические круги по официальным, если можно так выразиться, каналам коммуникации внутри данного коллектива, они лишены какой-либо персональной идентификации, а сила принуждения, с ка­кой они воздействуют на рядовых участников коллектива, постоянно возрас­тает. В них нет указания на какие-либо частные мотивы. Просто говорят: «Се qu'il vous faut pour cet hiver» [«Это то, что вам нужно носить этой зимой»], или «А Paris la femme porte...» [«В Париже женщины носят...»], или «Lance au prin- temps par quelques jeunes femmes de la societe partisienne...» [«Известные законодательницы парижской моды рекомендуют публике...»]. Это наиболее сильное из возможных принуждений, ибо оно воспринимается как самооче­видная необходимость, а не как принуждение. Горе той верующей, которая не захочет или не сможет подчиниться этому диктату: она ощущает себя остав­ленной всеми, на ней как бы лежит клеймо, которое, как ей хорошо известно, уличает ее в измене перед всеми ее подругами. Члены эзотерического круга испытывают гораздо меньшее давление: они даже могут позволить себе кое- какие новшества, которые обретают принудительную силу только впоследст­вии, благодаря внутриколлективной коммуникации. Однако и они вынуждены следовать определенной «обязательности»: нельзя, чтобы у костюма в стиле ампир были рукава в стиле барокко, etc.

Сравнивая стили мышления, мы тотчас замечаем, что различия между ними могут быть меньшими и большими. Например, различие между стилями мыш­ления физиков и биологов не так уж велики, если только последние не стоят на позиции витализма. Гораздо больше различий между стилями мышления физиков и филологов, еще большая разница между стилем мышления совре­менного европейского врача и специалиста по китайской медицине или мис­тика Каббалы. Можно говорить о нюансах стиля, о вариативности стилей, о различных стилях. Но построение исчерпывающей теории стилей мышления не может быть задачей этой книги. Здесь хотелось бы только указать на неко­торые особенности межколлективной коммуникации стилей.

Чем больше различие между двумя стилями мышления, тем более затормо­жена коммуникация идей между ними. Если же коммуникация реально суще­ствует, то возникают общие черты у сообщающихся между собой коллективов, даже если каждый из них уникален. Принципы чужого коллектива, если'их вообще замечают, рассматриваются как нечто произвольное, а попытки их ле­гитимации отвергаются по обвинению в petitio principii. В чужом стиле мыш­ления усматривают мистику, то, что отвергается этим стилем, признается наи­важнейшим, принятые в нем объяснения объявляются неубедительными или ошибочными, проблемы мало существенными, чуть ли не пустой забавой. От­дельные факты и понятия, фигурирующие в рамках чужого стиля мышления, считаются выдумками, которые не следует принимать в расчет (например, «фак­ты спиритизма» именно так расцениваются учеными-естествоиспытателями); впрочем, здесь многое зависит оттого, насколько далеки стили мышления друг от друга; если же мыслительные коллективы не слишком разнятся, то понятия и факты одного стиля мышления претерпевают переистолкование в рамках другого, они как бы переводятся на иной язык и только так могут быть воспри­няты соответствующим мыслительным коллективом (например, факты спири тизма — теологами). Так современная наука восприняла многие факты алхи-

_мии. Так здравый смысл, воплощающий в себе мыслительный коллектив обы­денной жизни, становится универсальным гарантом взаимопонимания специ­ализированных мыслительных коллективов.

Слова языка — это универсальный посредник в процессах межколлектив- ной коммуникации. Поскольку все слова обладают более или менее заметной окраской в зависимости от стиля мышления, и эта окраска меняется, когда сло­ва переходят из одного стиля в другой, постольку слово переходит от одного мыслительного коллектива к другому, изменяя определенным образом свое значение. Примером может служить трансформация значений таких слов, как «энергия», «сила» или «эксперимент», когда их употребляют физики или, ска­жем, филологи, или спортсмены, «объяснение» в смысле, привычном для фи­лософа или химика, «луч» — для художника или физика, «закон» — для юрис­та или ученого-естественника и т. д.

Одним словом, каждая интерколлективная коммуникация идей влечет за собой сдвиг или изменение ценностных характеристик этих идей. Общий на­строй внутри коллектива усиливает эти характеристики, а изменение настроя в то время, когда идеи путешествуют между мыслительными коллективами, может изменить их ценность в очень широком диапазоне: от незначительных нюансов до полного изменения смысла и даже его исчезновения (например, так изменялась смысловая нагруженность философского понятия «абсолют» в мыслительном коллективе современного естествознания).

В первой главе мы уже описали приключения понятия сифилиса при его переходах от одного мыслительного сообщества к другому, сопровождающих­ся метаморфозами этого понятия и гармонизацией стиля мышления нового мыс­лительного коллектива в целом, который обретает сплоченность, ассимилируя свои понятия. Изменения стиля мышления, иначе говоря, изменение способ­ности направленного наблюдения, создает новые эвристические возможности и новые факты. В этом наиболее важное эпистемологическое значение меж­коллективной коммуникации идей.

Об индивиде, который может относиться к нескольким мыслительным со­обществам и выступает как проводник интерколлективной коммуникации идей, надо сказать еще следующее: однородность мышления как социального явле­ния есть фактор, намного более мощный, чем логическая структура индивиду­ального мышления. Если в сознании индивида соседствуют такие элементы, которые противоречат друг другу, это, как правило, не вызывает психологиче­ского сопротивления, и эти элементы как-то существуют независимо: что-то относится к вере, что-то к компетенции науки, и эти сферы практически не влияют друг на друга, хотя логически их совместить нельзя. Гораздо чаще бы­вает, что один и тот же человек является участником нескольких, сильно отли­чающихся друг 'от друга "мыслительных коллективов, чем коллективов, родст­венных друг другу. Например, некоторые физики присоединяются к религи­озному стилю мышления или к спиритизму, но редко встретишь физиков, ин­тересующихся биологией, с тех пор как она стала самостоятельной наукой. Многие "Врачи занимаются историческими или эстетическими штудиями, но лишь немногие из них всерьез интересуются естественными науками. Если стили мышления сильно различаются, то они могут уживаться в одном и том же индивиде, но если это родственные стили, то такое сосуществование стано­вится весьма затрудненным. Конфликт между близкими стилями мышления делаетневозможным их совмещение и обрекает индивида на бесплодность мы­шления или создает особый стиль «пограничной полосы». Однако конфликт стилей внутри индивидуального мышления не следует смешивать с ограни­ченностью круга проблем, которыми это мышление занимается: напротив, одна и та же проблема может исследоваться в рамках совершенно различных сти­лей мышления, и это бывает чаще, чем применение к ее решению близких сти­лей. Чаще бывает, что врач исследует болезнь и с точки зрения клинико-тера- певтической (бактериологической), и с точки зрения культурно-исторической, нежели с точки зрения клинико-терапевтической (бактериологической) и чи­сто химической.

Поскольку я выбираю из огромного множества данных лишь несколько фе­номенов мыслительной коммуникации, я отдаю себе отчет в неизбежной фраг­ментарности такого изображения. Однако, может быть, и этих фрагментов до­статочно, чтобы даже теоретики естественной науки согласились с тем, что даже простейшие научные сообщения нельзя уподобить перемещению твер­дых тел в эвклидовом пространстве: оно никогда не происходит без трансфор­маций, зато всегда связано с преобразованием стиля мышления. Если переме­щение происходит внутри коллектива это усиливает изменение, если между коллективами — приводит к принципиальным изменениям. Кто этого не по­нимает, тот никогда не придет к позитивной эпистемологии^[133].

в последний момент приближения к «лодке» рухнула коллективная галлюцинация: это было плывущее по волнам дерево с ветвями и листьями. Этот случай мог бы послу­жить парадигмой многих открытий; определенный настрой — видение гештальта, вне­запное изменение настроя — совершенно иное восприятие. Внезапно становится не­понятным, как вообще был возможен предшествующий гештальт и как то, что ему про­тиворечило, могло оставаться незамеченным. Точно так же бывает в научном откры­тии, хотя здесь горячка и нервное возбуждение уступают место постепенности и не­прерывности. В рамках определенной дисциплины возникший усилиями многих по­колений стабильный настрой определенного коллектива создает «истинную картину» точно так же, как настрой, возникающий в горячечной спешке, создает галлюцина­цию. В обоих примерах изменение настроя и изменение картины протекают парал­лельно. Поскольку Лебон ограничивается рассмотрением случайной возбужденной толпы, он в каждом процессе социализации видит только деградацию психических ха­рактеристик. Макдоугал пытался спасти бесспорные позитивные качества социализа­ции, приписывая организации силу, «наделяющую массы атрибутами индивида» (McDougall W. The Group Mind: A Sketch of the Principles of Collective Psychology, with some Attempt to Apply Them to the Interpretation of National Life and Character. Cam­bridge,1920). Фрейд пытается разложить коллективность действия и чувствования на индивидуально-психологические элементы, допуская, что все индивиды в толпе тож­дественны, а также что лидер является общим идеалом «Я» [Freud S. Massenpsychologie und Ich-Analyse. Leipzig. 1921; (русс, перев.: Фрейд 3. Массовая психология и анализ человеческого «Я» // Фрейд 3. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Книга I. Тбилиси, 1991, сс. 71—138)]. Оба эти автора, оставаясь на своих позициях, не могут объяснить специ­фические, неаддитивные элементы психологии толпы. Против самого понятия психи­ки толпы резко выступает Ганс Кельзен: «Поскольку психическое имеет место только в индивиде, иначе говоря в психике отдельных людей, постольку все сверхиндивиду­альное, потустороннее по отношению к психике индивида должно иметь метафизи­ческий характер... Мы могли бы допустить, что за индивидуальной психикой суще­ствует также и коллективная психика, заполняющая пространство между индивидами и охватывающая всех индивидов. Но если мыслить логически, а также учитывать, что никакие эксперименты не обнаруживают какого бы то ни было существования души вне тела,"это понятие должно вести к допущению некоего коллективного тела, отлич­ного от индивидуального тела, в которое должна быть помещена некая коллективная душа...» (Kelsen Н. Der Begriff des Staates und die Socialpsychologie //Imago, 1922, Bd. 8, S. 97 и далее, S. 125). «С точки зрения критики познания этот мифический метод выглядит... как-то, что следует преодолеть, поскольку в нем наличествует неверная тенденция к интерпретации отношений, определяемых мышлением, как вещей, как конкретных объектов, функций — как субстанций»^. 138). Все это, вероятно, значи­тельно преувеличено в полемике. Кто всерьез станет говорить о психике, заполняю­щей пространство? Кроме того, гипостазирование или реификация социума, которого опасается Кельзен (S. 139), не представляет опасности хотя бы потому, что субстанция сама может переинтерпретироваться как функция. В современной науке нет понятия субстанции в том смысле, как это понятие употреблялось еще лет пятьдесят назад. От того понятия осталось немногим больше, чем некоторое мыслимое свойство, почти за- ' блуждение, которое можно было бы объяснить в терминах психологии и истории мы шлення. Как возникает понятие структуры [Gebilde] «тела» как особой, непосредственно воспринимаемой формы? Не подлежит никакому сомнению, что в повседневной жиз