Постиндустриальное общество и формационная теория

Теория постиндустриального общества обнаружила ряд важ­нейших феноменов современного общества, в определенной мере их системную связь, но нуждается, по нашему мнению, в серьезном критическом переосмыслении с иных позиций – формационной теории, марксистской политической экономии, научного материализма и диалектики.

Первые попытки осмысления этих феноменов с позиций постиндустриальной методологии схватывали многие действительные черты или тенденции современного общества, но содержали, с нашей точки зрения, немало теоретических аберраций, преувеличений, иллюзий. Формирующееся странное, вызывающее «шок» общество, как бы его не определяли – постиндустриальное, информационное, информациональное и т.д. – означало начало мощного продвижения человечества в будущее. – В какое будущее? – Утверждения, что это неэкономическое будущее (В.Л.Иноземцев), посткапиталистическое общество (Р.Дарендорф, П.Дракер и другие), содержали долю правды, однако, все эти первые оценки требуют, по нашему мнению, критического переосмысления.

Важнейший феномен, зафиксированный теорией постиндуст­риализма, – резкое возрастание роли науки, знаний, информации в развитии общества, прежде всего в сфере технико-экономической. Однако истолкование этого феномена в постиндустриальной теории имеет слишком «буквальный», непосредственный, поверхностный характер. Оно выдержано в духе прямолинейной идеалистической парадигмы, которая фиксирует только непосредственный, прямой отрезок действительной общественной связи: знание – практическое действие. В действительности же феномен резкого возрастания роли науки, знаний, информации (неправомерно определяемое как превращение знания в основной ресурс общества) со второй половины ХХ в. скрывает под собой более важный факт – качественное измене­ние характера и роли материального труда, возникновение новой исторической формы материального труда – всеобщего, или научного. «Осевая» логика постиндустриализма, логика одновременно прямо­линейного идеализма и технологического детерминизма, оказалась неспособной зафиксировать новую форму социальной реальности – материальный всеобщий труд. Качественное изменение общества с возникновением постиндустриальной эпохи Тоффлер, Белл, Кастельс и другие объясняют на основе теоретически ущербной схемы: знания – технология – изменение социальных и политических структур, в которой отсутствует центральный действующий агент – качественно новый материальный труд как новая ступень развития родовой и индивидуальной человеческой сущности.

Каждая реальность требует для своего обнаружения и осознания адекватных интеллектуальных средств – категориальных, методоло­гических и логических. «Осевая» парадигма, с ее имплицитной филосо­фией, методологией и логикой, оказалась способной обнаружить феномен качественного изменения роли науки, знания, информации, которые были оценены как главный ресурс, или фактор развития постиндустриального общества, – и неспособной схватить скрытый под этим «бросающимся в глаза» феноменом более глубоко спрятанный новый фактор – материальный всеобщий труд. Какие категориальные, методологические и логические средства позволяют обнаружить этот «скрытый параметр» нового общества? Таким средством является концепция социальной реальности, социальной субстанции, опи­рающаяся на мощный философский фундамент категории объективной реальности.

Проблема социальной природы (сущности) человека и общества неоднократно обсуждалась в отечественной философской науке, но не получила общепринятого решения.

В прошлом, как известно, широкое хождение получила концепция человека как «совокупности всех общественных отно­шений», неправомерно приписываемая Марксу. Однако в знаменитом шестом тезисе о Фейербахе Маркс, утверждая, что «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей дейст­вительности есть совокупность всех общественных отношений»[279], имел в виду лишь одну из важнейших сторон сущности человека – «реляционную». В целом же человек представляет собой материальное социальное существо, единство «реляционной» (свойства, отношения) и «субстратной», или субстанциальной, сторон (как специфический материальный объект, «предмет», социальное материальное сущест­во). Еще в «Философско-экономических рукописях 1844 года» Маркс отмечал, что человек есть «предметное существо», обладающее «предметными сущностными силами», что «непредметное существо есть невозможное, нелепое существо». [280]

Сведение человеческой сущности к совокупности общест­венных отношений, полностью исказившее Марксову концеп­цию человека, привело даже к крайнему утверждению, что сущность человека находится вне его. «…Человек, – утверждал И.Б.Новик, – это единственный материальный объект, сущность которого не находится в нем самом».[281] Развернутая критика изложенной трактовки чело­века дана В.В.Орловым и А.В.Ласточкиным еще в 1960–1970-х гг.[282]

Важным аспектом проблемы природы человека является соотношение биологического и социального. В отечественной и зарубежной философской мысли выдвинуты три трактовки природы человека: двойственной биосоциальной, «чисто» социальной и интегрально-социальной. [283] На основе концепции единого законо­мерного мирового процесса, диалектики соотношения высших и низших форм (ступеней организации) материи В.В.Орловым в 1960–1970-х гг. была предложена интегрально-социальная концепция человека и общества, согласно которой человек (общество) имеет не одномерную «чисто» социальную, и не биосоциальную, а интегрально-социальную природу (сущность), включающую в себя, в подчиненном виде, ее биологическую основу, специфически человеческую био­логию.[284] Понятие социального имеет узкий и широкий (интег­ральный) смысл: узкий – все в человеке, «за вычетом» биологического (и включенного в биологическое химического и физического ), широкий – социальное, включившее в себя собственно социальное и все природное в человеке.

Среди зарубежных концепций человека обращает на себя внимание получившая в последние годы в российской философии по­вышенный (и чрезмерный) интерес немецкая «философская антропо­логия» (М.Шелер, А.Гелен, Г.Плесснер, Э.Ротхакер, Г.Э.Хенгстенберг и другие). В их воззрениях человек предстает как ущербное биоло­гическое существо, наделенное духовным началом, имеющим со­циальную природу. Попытка конструирования человека из ущербной биологии и возвышенного духа представляется нам тривиальной.[285]

Выяснение изложенных выше моментов позволяет далее более корректно и адекватно поставить и решить проблему специфически социального субстрата человека (общества) как «социальной материи». Человек, род и индивид, есть качественно специфическая, социальная форма материи, обладающая качественно специфическим материальным субстратом и социальными свойствами, отноше­ниями, функциями. Человек, как социальное существо, не тождествен телу, или организму. «Хитрость» (если использовать метафору Гегеля) социального, как субстрата, заключается в том, что он нами непосредственно не воспринимается: мы видим не человека как социальное существо, а лишь тело, к тому жекак физическое тело.

Специфика социальной материи такова, что для ее непосредст­венного восприятия нет адекватных датчиков: все органы чувств человека приспособлены для восприятия только физических и химических свойств. «Кого это огорчает, тому уже ничем нельзя помочь» – воспользуемся еще одним классическим оборотом мысли. Знание о социальной и биологической субстанции имеет не непосредственный, а выводной характер. Социальная материя, как таковая, имеет сверхчувственное существование, но познается в конечном счете через чувственное восприятие ее проявлений в форме физических и химических феноменов. Коренная особенность существования социального была выяснена Марксом применительно к товару как чувственно-сверхчувственного предмета, в котором сверхчувственным выступает стоимость как общественное отношение.

Познание человека и общества как специфической формы материи, социального субстрата возникает на основе заключения по схеме: сверхбиологическая деятельность (труд, мысль, общение и т.д.) – сверхбиологический, т.е. социальный, субстрат, форма материи как таковая. Наблюдая социальную деятельность, мы заключаем о существовании социальной формы материи, социального мате­риального субстрата, который ее осуществляет. Однако каким образом мы наблюдаем социальную деятельность, если не существует специфических «датчиков», приспособленных к регистрации социаль­ного как такового? – Ключевым моментом для решения этой проблемы служит вопрос о природе мира явлений, феноменов, через восприятие которых человек непосредственно познает окружающий его мир. Эта проблема фактически игнорируется в философии.

Познание физической, химической и биологической форм материи определяется как сложной логикой соотношения этих форм материи, так и природой человека, в структуре которой представлены все эти формы материи в специфическом диалектическом единстве. Ранее одним из авторов этой книги было предложено следующее решение рассматриваемой проблемы.[286] Представляется, что пара­дигма, согласно которой познание каждой из четырех известных нам форм материи происходит через непосредственное восприятие соответствующих им специфических явлений – физических, хими­ческих, биологических и социальных, служит большим упрощением, ибо не подлежит сомнению тот бесспорный факт, что для непосредственного восприятия биологических и социальных явлений природа не оснастила нас соответствующими приборами, «датчи­ками». Поэтому логично заключить, что окружающий нас мир непосредственных явлений составлен физическими и химическими феноменами, которые имеют универсальный характер, т.е. служат внешним выражением не только физической и химической форм материи, но и биологической и социальной. О существовании и особенностях биологической и социальной форм материи мы судим не по непосредственно воспринимаемым биологическим и социальным феноменам (для которых, повторяем, вообще нет своих датчиков), а по необычным для физических и химических объектов физическим и химическим явлениям. Так, живая материя обнаруживает себя в несвойственных физическим объектам движениях, росте, размножении и т.д. Социальная форма материи выражается в несвойственных живому особенно сложных и специфически упорядоченных движениях, в результате которых возникают новые предметы и т.д. Изложенная гипотеза заставляет, далее, более глубоко понять последовательность физической, химической, биологической и социальной форм материи. Эта последовательность, как известно, представляет собой развитие от низших форм, или уровней организации, к высшим. При этом интуи­тивно возникает представление, что каждому из этих уровней соответствует своя форма явления. Однако напрашивается другое понимание этой последовательности: являясь бесспорно последова­тельностью от низшего к высшему, она в то же время есть последо­вательность развития материи «вглубь», т.е. переход к биологи­ческому и социальному уровням есть переход материи на более глубокий сущностный уровень, в то время как физическое явление служит явлением для всех «глубже лежащих» форм материи.

Необходимым элементом решения проблемы познания биоло­гического и социального уровней является учет структуры челове­ческой сущности, включающей в себя три известные нам формы мате­рии как подчиненные интегральной социальной сущности человека. Однако мы оставляем эту тему в стороне.

* * *

Трудовая парадигма, опирающаяся на мощный философский фундамент диалектического и исторического материализма, концеп­цию социального позволяет со всей определенностью зафиксировать новую общественную реальность ХХ–ХХI вв. – всеобщий, научный труд как новую историческую форму материального труда, лежащую в основе современного этапа развития общества, прикрытую наблю­даемым феноменом вытеснения физического труда умственным.

Феномен предшествующей исторической формы материального труда – физического труда был теоретически обнаружен, выделен, определен и в известной степени исследован лишь в ХVII–ХVIII вв. У.Петти и А.Смитом. Это было обусловлено природой капита­листического товарного производства, в котором труд был лишен сословных, религиозных и др. наслоений, скрывавших реальные экономические механизмы общественной жизни. Экономические отношения, отношения между капиталистом и наемной рабочей силой выступили в явном виде. Для теоретического выделения и осознания феномена материального труда потребовался определенный высокий уровень абстракции, внутренние механизмы которой мы частично затронули ранее. Выявление феномена физического труда как исто­рической формы материального труда связано с относительно простыми признаками физического труда, их близостью к непосредст­венному восприятию. Физический труд связан с деятельностью мышц, нервов, мозга, т.е. затратами физиологической энергии, обнаружение которых доступно относительно простым формам абстракции. При этом несомненно, что действительная социальная природа физи­ческого труда как социального явления была выяснена только на основе диалектического и исторического материализма, созданной Марксом политической экономии.

Всеобщий труд, как более сложная реальность, не может быть теоретически обнаружен теми же категориальными, методологи­ческими и логическими средствами, что и физический труд. Всеобщий труд включает в себя определенную, резко сократившуюся физиологи­ческую основу – затраты мышц, нервов, мозга и т.д. При этом в основе всеобщего труда лежат преимущество затраты не мышечной, а нервной энергии. Сохраняя необходимый компонент физического труда и физиологической основы, всеобщий труд отстоит дальше от непосредственно воспринимаемых феноменов и требует более сложных средств своего выявления, более сложных форм абстракции, более сложной категориальной, методологической и логической технологии, которыми располагает только марксизм.

* * *