2015-03-27
768
Состояние сурдопедагогики в древнейшие времена на территории будущей Руси, как и на Западе, можно с большей или меньшей степенью вероятности реконструировать на основании данных археологии, истории культуры, лингвистики, о чем уже говорилось в первой главе данной книги.
Совершенно очевидно, что сурдопедагогика представляла собой более позднее по сравнению с общей педагогикой явление, а опыт и практика обучения и воспитания глухих детей развивались под влиянием общепедагогических знаний, развитие которых в свою очередь определялось общественно-экономическими факторами.
Одна из особенностей исторического прошлого древнерусского государства заключалась в том, что в своем развитии оно миновало рабовладельческую формацию. Здесь феодализм своими корнями уходил в первобытнообщинные отношения, институты феодальной государственности формировались на почве племенных союзов восточных славян (венедов, антов). Яркие характеристики славянских племен мы находим у византийского императора Маврикия (582—602):
«Племена славян и антов сходны по своему образу жизни, по своим нравам, по своей любви к свободе; их никоим образом нельзя склонить к рабству или подчинению в своей стране...
К прибывающим к ним иноземцам они относятся ласково и, оказывая им знаки своего расположения, при переходе их из одного места в другое охраняют их в случае надобности, так что, если бы оказалось, что по нерадению того, кто принимает у себя иноземца, последний потерпел (какой-либо) ущерб, принимавший его раньше начинает войну (против виновного), считая долгом чести отомстить за чужеземца. Находящихся у них в плену они не держат в рабстве, как прочие племена, в течение неограниченного времени, но, ограничивая (срок рабства) определенным временем, предлагают им на выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси, или остаться там (где они находятся) на положении свободных и друзей?...
Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве (демократии), и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим»8.
Воспитание детей в условиях родового строя осуществлялось всей родовой общиной, а с распадом ее общественное воспитание заменялось семейным. В семье дети, подражая взрослым, приобретали необходимые в жизни умения и навыки, усваивали правила и нормы морали, перенимали занятия своих родителей — охотников, скотоводов, земледельцев.
Воспитание глухих детей происходило непосредственно в процессе трудовой деятельности. Подрастая, дети наблюдали за действиями взрослых членов общины, подражали им, а затем и включались в такую деятельность наравне со взрослыми. Наряду с подражанием, вероятно, имело место преднамеренное, хотя и примитивное, руководство детьми со стороны взрослых. В те отдаленные от нас времена, когда членораздельная речь и язык были на очень низком уровне развития и когда в непосредственном общении между собой люди чаще прибегали к использованию жестов и мимики, общение глухих со слышащими в известном смысле облегчалось. Но в последующем, с усложнением трудовой и общественной деятельности отчуждение глухих от полноценных в физическом отношении людей постоянно возрастало.
Может быть, потому, что на территории будущей Руси рабовладения как общественно-экономической формации не было, а также и под влиянием народной педагогики к людям с физическими и психическими отклонениями от нормального состояния отношение было более участливое. Об этом можно судить на основании древнерусской литературы, летописных сводов и др. По свидетельству этих источников, в 996 году князь Владимир особым указом определил, чтобы церковь взяла на себя призрение убогих и неимущих. Тем же указом устанавливалось, чтобы одна десятая часть доходов от суда, торга и т. п. передавалась церквам, монастырям, богадельням, в которых должны содержаться «убогие». В «Поучении Владимира Мономаха детям» сказано: «Всего паче убогих не забывайте, но сколько вам возможно по силе своей кормите, снабдите сироту». Эти требования сохранялись и развивались на Руси в последующее время 9.
Однако отношение к глухим в древние времена не было однозначным. Всякое физическое и психическое отклонение от нормального развития повсеместно вызывало суеверный страх у окружающих людей. Не понимая причин подобных отклонений, они рассматривали такие явления как «наказание свыше». В числе других физических и психических отклонений глухота также рассматривалась как «наказание божие». Такое толкование, поддерживавшее суеверный страх среди невежественных людей, сознательно распространялось затем и духовенством, под надзором которого в Древней Руси, как и более позднее время, на протяжении многих веков находилось призрение глухих и других «убогих». Феодальное государство, как правило, не интересовалось судьбой больных и калек и не выделяло средств на их содержание. Призрением убогих чаще занимались монастыри, располагавшие большими земельными угодьями и непрерывно богатевшие от пожертвований населения. При этом «милосердие» монастырей было далеко не бескорыстным. «Убогие дети» (слепые, увечные, глухие и т. д.), с одной стороны, вызывали у богомольцев чувства сострадания, жалости, что способствовало дополнительному притоку пожертвований монастырям. С другой стороны, за стенами монастырей, когда не было паломников, посетителей, убогие дети подвергались эксплуатации. В больших монастырских хозяйствах в широких масштабах применялся труд этих безответных детей и подростков.
По мере укрепления религии и церкви настоятели монастырей стали для увечных детей создавать особые дома. Одним из первых такой дом был открыт в Киево-Печерской лавре. О нем, по летописным свидетельствам, «шла большая слава».
В дальнейшем подобные же дома призрения были открыты и в ряде других городов (Тверь, Москва, Новгород, Псков, Ростов, Смоленск и др.). Нужно сказать, что основатели этих учреждений не проявляли особых забот об обучении и развитии попадавших в дома призрения глухих детей.
Известное представление о сурдопедагогической мысли России эпохи феодализма дает семантический и этимологический анализ лексики древнерусского языка.
Понятия «глухота» и «немота» на Руси были известны в глубокой древности. Об этом говорят сохранившиеся следы в словарном фонде русского языка. В нем отразились не только определения дефекта слуха и речи, но также и степень утраты этих способностей у человека. При этом были частично использованы понятия, заимствованные из Византии. Наличие в словаре русского языка дифференцированных понятий о глухоте и немоте у человека свидетельствует о том, что русские образованные люди уже в далекой древности имели достаточно отчетливое представление об этих физических недостатках, их особенностях и последствиях для развития ребенка.
Характерным для тех далеких времен было то, что в понятиях глухоты и немоты различались состояние и степень дефекта: глухобезмолвные (глухонемые), оглушенные, глухие, постепенно глохнущие, только что оглохшие.
В названных источниках говорится о добровольной помощи убогим и сиротам от населения, а не только от сильных и богатых людей. Для определения состояния и степени немоты существовали примерно те же понятия, что и для определения глухоты. От полной постоянной немоты отличались случаи спорадической немоты: «немование» (косноязычие), «немеющий», «онемевший», «детское немование», «гугнивость».
Анализ словарного фонда древнерусского языка позволяет утверждать, что дифференцированные понятия о глухоте были непосредственно связаны с характером отношений к различным категориям глухих со стороны тогдашнего общества.
Об этом же свидетельствует и русское законодательство о глухих. Русские законы, определяя социальное положение глухих, предусматривали и охрану прав глухих в семье. Так, в законодательных актах (Стоглав, Соборное уложение 1649 года и др.) было указано, что после смерти отца наследство должно делиться поровну между всеми членами семьи, чтобы «из них никто изобижен не был». Охрана древним законодательством прав глухих на наследование показывает, что глухие признавались законом дееспособными. В законодательных же актах о направлении неимущих глухих в монастыри также говорилось о глухих и немых как о людях трудоспособных. Однако вместе с такого рода более гуманным отношением к взрослым глухим в русских законах были юридические ограничения, которые приравнивали их к безумным, с одной стороны, и к детям — с другой. На судебных процессах глухие не имели права выступать в качестве свидетелей. Так, в полном собрании Законов Российской империи говорилось: «1669 г. генваря 22. Новоуказные статьи о татебенных, разбойных и убийственных делах: «А глухих и немых и бесных и которые в малых летах, а не в возрасте, в обыск (т.е. в свидетели.— Прим. ред.) не брать».
Для уяснения вопроса о правоспособности глухих в древние времена на территории нашей страны представляют большой интерес законы о глухих в армянском «Судебнике» (XIII— XIV вв.). Создателем «Судебника» был выдающийся полководец, историк, дипломат и переводчик Килитийского армянского государства Смбат Спарапет. Названный памятник древнеармянской письменности отражал быт и нравы армянского народа XIII— XIV веков. Относящиеся к глухим и слепым статьи «Судебника» носили узкобытовой и религиозный характер. Его 117-й параграф гласил о том, что не положено, чтобы женились двое слепых; слепой может жениться лишь тогда, когда одна сторона зрячая, чтобы возможно было воспитывать ребенка, который родится от брака. Такое же отношение определялось и к глухонемым. Указывалось на то, что они вообще не могут бракосочетаться, так как не смогут справиться с воспитанием детей. Тем самым глухой был юридически изолирован от окружающих и лишен возможности иметь свою личную семью, свой дом, участвовать в общественной жизни.
К концу рассматриваемого периода изменялась практика направления глухих в монастыри и другие предназначенные для них учреждения, однако положение глухих оставалось бедственным.
Указом 1733 года традиция отправлять нищенствующих людей в монастыри стала обязанностью Святейшего синода. Синоду предписывалось направлять в монастыри «для прокормления и исправления в уме безмолвных нищих». Часть нищенствующих — убогих — попадала и в особые, гражданские учреждения— «гошпитали». Если в монастырях глухие непомерно трудились, то в «гошпиталях» они еще и теряли свободу, становились отчужденными людьми, которые не имели возможности жить на средства от своего труда. Условия жизни в этих «гошпиталях» были настолько тяжелыми, что попадавшие в них люди, особенно дети, гибли от непосильного труда и постоянного недоедания.
Итак, рассматривая относящиеся к древней истории сурдопедагогики в России свидетельства и факты, нужно сказать, что общие тенденции зарождения сурдопедагогики на ранних этапах развития древнерусского общества были аналогичны тем, которые имели место в истории западноевропейских стран и о которых шла речь в первой части книги. Они определялись социально-экономическими условиями начальных этапов истории человеческого общества. Однако зарождение сурдопедагогической мысли в древнерусском обществе было связано с такими особенностями, которые позволяют говорить о ее национальной самобытности. Эти особенности заключались прежде всего в отношении к глухим. Оно было гуманным и выражалось в сочувствии к глухим детям и заботе об их судьбе. Такое отношение к глухим детям основывалось на нравственных принципах народа, не знавшего рабовладельческих отношений. Оно проявилось и в организации общественного призрения, воспитания, а также и обучения глухих детей сначала в процессе трудовой деятельности, а затем в монастырях и воспитательных домах. Вместе с тем по мере укрепления православной церкви отношение к глухим детям ужесточалось. Церковь поддерживала и распространяла основанные на незнании природы глухоты предрассудки, согласно которым глухота—«наказание божие». Призрение церковью и монастырями глухих, как и всех «калечных», все более приобретало показной и небескорыстный характер.
Проявившееся в организации общественного призрения и законодательстве гуманное отношение к глухим детям, идущее от народной педагогики, а также сравнительно широких знаний о различных степенях глухоты (на это указывает ряд встречающихся в древнерусском словаре слов для обозначения разной степени нарушения слуха), послужило основой последующего развития русской сурдопедагогической мысли. Это развитие происходило в борьбе прогрессивных деятелей с суеверными представлениями и религиозно-ханжеской филантропией. Наличие в древнерусском языке дифференцированных понятий глухоты, обозначавших различные состояния и степени этого дефекта, свидетельствует о том, что уже в далекой древности русские люди имели сравнительно широкие знания о глухоте и связанных с нею недостатках физического и психического развития человека. Древнерусское законодательство признавало глухих дееспособными, хотя и ограничивало их участие в судебных делах, приравнивая их к детям и душевнобольным.
