Бессмертие и смысл

Тема бессмертия, как ни странно, весьма противоречива. С одной стороны, люди всегда мечтают о нем и придумывают самые разные медицинские и магические способы, чтобы его достигнуть. Стоит вспомнить хотя бы нашего соотечественника Николая Федорова — мыслителя-утописта, создавшего «Философию общего дела», смысл которой — в воскрешении умерших пред­ков. Не личное спасение, а спасение всех и физичес­кое бессмертие для всех выдвигает Федоров на первый план. Но для этого, с его точки зрения, человечество должно в корне перемениться, исключить всякую враж­ду, разрыв между богатством и бедностью. Только та­ким оно сможет овладеть природой и научиться управ­лять космическими процессами, что и позволит прибли­зиться ко всеобщему бессмертию. Для Федорова бессмертие — это высшее благо. И не только для него. Множество народных сказок посвящено поискам чудо­действенного средства, которое позволило бы людям одолеть смерть раз и навсегда, избавиться от нее и стать «как боги» — вечными, нестареющими, не ведающими

конца и связанных с ним печалей. Христианские идеи также говорят о бессмертии в теле. Адам и Ева не зна­ли смерти, их жизнь в Эдемском саду могла простира­ться в бесконечность, и именно грех, ослушание лиши­ло первых людей этого величайшего блага. Грех сбро­сил наших первозданных предков в материальный, тварный мир, где им пришлось заглянуть в глаза смер­ти, стать конечными, потерять самое дорогое и прекрас­ное — свою жизнь. Смерть — расплата за соблазн сво­еволия, самостоятельности, вольнодумия.

Итак, человечество наказано смертью. Но так ли прек­расна вечная жизнь, в особенности, если это простое продолжение нашего земного существования?

Здесь возникает другое мнение, противоположное первому, при котором смерть начинает выступать как благо. Об этом говорит библейский образ Агасфера, Веч­ного жида. Согласно легенде Агасфер был тем чело­веком, который отказал Христу в кратком отдыхе во время его страдальческого пути на Голгофу. За эту жестокость он наказан бессмертием. Нет ему покоя. Как ни ищет Агасфер смерти, она недоступна ему, недосту­пен ее блаженный отдых. Агасфер скитается по земле столетия, ожидая второго пришествия Христа, который один может освободить его от проклятия. Лишь искреннее покаяние перед лицом Христа даст Агасферу полное искупление его греха и дарует ему желанную смерть.

В наши дни идея тягостности бессмертия была вы­сказана Карелом Чапеком в его пьесе «Средство Макропулуса». Некто Макропулус создает эликсир вечной молодости, который не только продлевает жизнь, но и сохраняет человеку юный и привлекательный внеш­ний вид. Главная героиня пьесы, воспользовавшаяся этим средством, живет уже не первое столетие и очень утомилась от своей долгой жизни. Мимо нее течет ис­тория, сменяются поколения. Не имея конца и нормаль­ной человеческой меры, ее жизнь теряет смысл, пере­стает радовать и интересовать ее саму.

Действительно, представьте себе, что вы вдруг ста­ли бессмертны. Вы переживаете всех своих близких, друзей, однокашников. Один за другим уходит все по­коление. Смерть забирает родных, любимых, людей. Иx нет, а вы живете, живете,живете. Страх перед такой печальной перспективой испытывает Волшебник из пье­сы Е. Шварца «Обыкновенное чудо». Убаюкивая свою

жену, он говорит: «Спи, моя родная... Я, на свою беду, бессмертен. Мне предстоит пережить тебя и затоско­вать навеки». Несоразмерно долгая жизнь делает чело­века неким реликтом среди новых поколений, чужерод­ным вкраплением, странным осколком прошлого. Или же он должен перестать быть собой, словно хамелеон меняясь с каждым новым поколением забывая свой вчерашний день. Но тогда будет ли он одной и той же личностью? Не окажется ли подобное бессмертие просто серией маленьких смертей, где всякий раз дол­жно как бы народиться новое «я», ничем не связан­ное с предыдущим?

«В данном случае, — можете ответить вы мне, — речь идет всего лишь о бессмертии одного человека среди смертных. Это, конечно, довольно грустно. Ну, а если все сразу стали бы бессмертными? Вот тогда бы началась замечательная жизнь!». Спешу вас разочаро­вать. Литературный эксперимент такого рода был про­делан Хорхе Луисом Борхесом, известным аргентинским писателем и поэтом XX века. Им написан рассказ «Бес­смертный». Содержание этого рассказа таково. В 1927 году некий антиквар Жозеф Картафил (одно из имен Агасфера, встречавшееся в ранних хрониках) оставля­ет рукопись, написанную в давние времена римским ле­гионером. Этот легионер посетил однажды Город Бес­смертных, мудрецов, нашедших волшебную реку и полу­чивших дар никогда не умирать. Сам город оказывается заброшен и представляет собой громоздкий и бессмыс­ленный лабиринт, где множество ходов упирается в ту­пики. А возле города обитает дикое и мрачное племя, ко­торое кажется легионеру совершенно тупым и неразви­тым, практически не умеющим говорить. Но волею судь­бы он ближе знакомится с одним из дикарей и с изум­лением узнает, что это... Гомер! Бессмертный Гомер, в памяти которого, отягощенной веками, остались толь­ко отдельные слова и фразы из собственных произве­дений, почти лишенные теперь всякого смысла. Дикари — это и были Бессмертные. Борхес пишет: «Наученная опытом веков, республика Бессмертных достигла со­вершенства в терпимости и почти презрении ко всему. Они знали, что на их безграничном веку с каждым слу­чится все. В силу своих прошлых или будущих добро­детелей каждый способен на благостыню, но каждый способен совершить и любое предательство из-за своей мерзопакостности в прошлом или в будущем... А если

взглянуть на вещи таким образом, то все наши дела, справедливы, но в то же время они — совершенно никакие. А, значит, нет критериев, ни нравственных, ни рациональных. Гомер сочинил «Одиссею»; но в бес­крайних просторах времени, где бесчисленны и безгра­ничны комбинации обстоятельств, не может быть, что бы еще хоть однажды не сочинили «Одиссею». Каж­дый человек здесь никто, и каждый бессмертный — сразу все люди на свете». И дальше: «Смерть (или па­мять о смерти) наполняет людей возвышенными чув­ствами и делает жизнь ценной. Ощущая себя существами недолговечными, люди и ведут себя соответственно; каждое совершаемое деяние может оказаться по­следним; нет лица, чьи черты не сотрутся, подобно ли­цам, являющимся во сне. Все у смертных имеет ценность — невозвратимую и роковую. У Бессмертных же, напротив, всякий поступок {и всякая мысль} — лишь отголосок других, которые уже случались в затерявшем­ся далеке прошлого или точное предвестие тех, что в будущем станут повторяться и повторяться до умопом­рачения. Нет ничего, что бы не казалось отражением, блуждающим меж никогда не устающих зеркал. Ничто не случается однажды, ничто не ценно своей невозврат­ностью. Печаль, грусть, освященная обычаями скорбь не властны над Бессмертными».

Город Бессмертных — это модель, которая нужна Борхесу чтобы показать: бессмертие делает человеческую жизнь бессмысленной, лишает ее целей, ценностей, радостей. Это скука постоянных повторений, где все из­вестно наперед и не возможно ничто индивидальное и ничто новое. Все наши порывы, все наши страсти свя­заны с проблемами, порождаемыми смертностью. Именно смертность делает жизнь трагичной, трудной, но и осмысленной, в которой есть ради чего страдать, бороться, рисковать. Величайший смысл в этом отношении имеют и основные фазы жизни: детство, юность, зре­лость, старость. Каждая из них занимает свое особое место в судьбе как целостности: от первого взгляда, брошенного на мир, до последнего вздоха, исполненного опыта и мудрости.

Но как же быть с религиозным и теософским, эзоте­рическим идеалом бессмертия? Неужели стремясь к нему, мечтая о нем как о высшем благе, человек лишь обманывает себя и в результате страданий и усилий получит лишь бессмысленное прозябание? Некий «Го-

род Бессмертных» на небесах, где все вершины вытя­гиваются в ровную ниточку и «что счастье, что несча­стье — все равно»?

Что касается эзотерического утверждения о бессмер­тии нашей души-монады, то пока мы воплощаемся на земле, наше бессмертие скрыто присутствует за каждой конкретной жизнью. Когда мы учим свой очередной земной урок, бессмертное «я» помнит все прежние уро­ки, но эта память до времени скрыта от нас, чтобы жизнь не казалась лишь игрой, театром. И открывша­яся глубинная память сохраняет не все, иначе люди потонули бы в бесконечных перипетиях своих вопло­щений. Остается только главное, концентрат, способст­вующий укреплению индивидуальности, а не ее распы­лению.

А как быть с духовным бессмертием, о котором го­ворят мировые религии и та же эзотерика, когда душа, свободная от земной тяжелой материальности вырыва­ется на бескрайний простор вечности? Каков смысл ее бытия тогда? Думаю, нам почти невозможно судить об этом. Живя свою жизнь в теле, глядя на мир с опре­деленной частной точки зрения, пользуясь логическим мышлением и испытывая земные страсти, мы просто не знаем, как воспринимает действительность такое совсем иное, в сущности, ничем не похожее на нас существо. Наверное, его смыслы — иные, так же как его возмож­ности и взгляд на мир. Полагаю, мировосприятие та­кой монады несравненно богаче нашего и открывает ис­тины и смыслы, пока для нас недоступные.

Ну что же, поживем — увидим. Умрем — и тоже увидим. Потому что смерть и бессмертие — две сто­роны одной медали.