Страх и бесстрашие

О страхе есть самые разноречивые мнения. Даже у одних и тех же авторов. Так, в небольшой работе Ж. - П. Сартра «Очерк теории эмоций» мы находим два противоречащих друг другу представления о страхе. В одном случае он выступает как своеобразная «хитрость сознания», как некий спектакль, который разыгрывает человек с самим собой, дабы любыми средствами из­бежать столкновения с неприятными для себя обстоя­тельствами. Страх в этом случае оказывается уловкой, попыткой перехитрить собственную свободу принимать решения, в прямом смысле слова «прикинуться шваб­рой» (речь идет об обмороке от страха перед лицом опасности). Однако тут же Сартр покидает свою пози­цию строгого судьи, порицающего труса за его нечест­ный розыгрыш, и говорит о том, что страх — это про­явление «магичности» самого мира, «Потому что ужас-

ное невозможно в детерминистическом мире средств. Ужасное может появиться только в таком мире, где все существующее было бы магично по своей природе и где возможные средства против этого существующе­го тоже были бы магичны».

Если вопрос о «магичности мира» лично для меня остается открытым, то с положением о «розыгрыше» страха я никак не могу согласиться. Хорош или плох феномен страха, но он реален, фактичен и весь воп­рос в том, какое место занимает он в жизни человека, фундаментален он или произведен, преодолим или не­преодолим. Некоторый ответ на эти вопросы дает да­же самое простое эмпирическое наблюдение, давно проведенное психологами. На страх люди могут реа­гировать по-разному. Один вид реакции (тот самый пассивный страх, о котором пишет Сартр) — это оце­пенение, ступор, потеря дара речи и способности дви­гаться, некая парализованность, какая часто бывает с человеком во время кошмарных сновидений (в обмо­рок от страха в наши дни падают редко, это по боль­шей части прерогатива романов прошлого века). Вто­рая реакция на страшное, пугающе прямо противопо­ложна первой. Это — смелость, проявляющая себя в активном действии, ответном ударе, агрессии, сопро­вождаемой, вполне вероятно, гневом и яростью. При таком ответном действии страх исчезает, улетучивает­ся, как бы поглощается действием, сжигается в энер­гетическом котле ответного натиска. Был ли страх пер­вичен, бытиен, а теперь он сметен проснувшейся храб­ростью? Или это храбрость была на некоторый мо­мент подавлена страхом? «Как бы то ни было, — пи­шет исследователь психологии стрессовых состояний Л. А. Китаев-Смык, — но страхи естественно поглоща­ются экстенсивными стремлениями организма. Это вы­ражается в самовосхищении, в удовлетворении при раскрытии своих способностей на фоне окружения. Один из способов самовыражения — активное внедре­ние в жизнь, навстречу опасности и благополучию».

Можно, разумеется, с достаточной степенью при­близительности перечислить некоторые условия преодоления страха и замены этого тягостного переживания «храбрым поведением». Это прежде всего возможность встретиться с опасностью лицом к лицу, т. е. знать ее, понимать, чтобы иметь возможность для адекватной реакции, ответа и маневра. Самой страшной бывает

не­уловимая, безликая. Наиболее мрачные детективы стро­ятся на таинственности преступника (вспомним, хотя бы фильм С. Говорухина «Десять негритят» постав­ленный по знаменитому произведению Агаты Кристи, и создающий в зрительном зале гнетущую атмосферу страха.и безысходности). Пока опасность не раскрыла себя, с ней невозможно бороться, а, значит, страх про­должает господствовать нал человеком, не давая воз­можности проявиться храбрости и мужеству.

Если опасность понятна, необходимо адектавное движение ей навстречу, хотя такое движение не обя­зательно должно быть лобовыми может включать в себя самые разные ухищрения. Решимость не отступать хорошо выражена в поговорке «Двум смертям не бы­вать, а одной не миновать». Движение навстречу опас­ности, вступление в противоборство с нею (даже если это противоборство включает тактику избегания) про­буждает морально-психологические механизмы, связан­ные с достоинством человека. Нередко ценность собст­венной жизни оказывается менее значимой, чем цен­ности, связанные с требованиями общества и комму­никацией: общественное мнение, память людей о тебе, соответствие принятым идеалам, верность идее и т. д. Человек, который занял внутреннюю позицию противо­борства, возвышается над собственным страхом, прео­долевает его. Наиболее яркие черты бесстрашия могут проявляться тогда, когда преодоление страха и атако­вание опасности происходит прилюдно. Недаром гово­рят: «На миру и смерть красна».

Активное противодействие угрозе, порождающей страх, сопряжено, кроме всего прочего, с занятостью сознания и эмоций человека. Когда ты действуешь, те­бе некогда бояться. Дело в том, что страх — эмоция «самозаводящаяся». Нет ничего страшнее страха. Ког­да он овладевает душой человека, то выбраться из не­го оказывается чрезвычайно трудно, труднее, чем из гнева или восторга. Страх делает человека подозри­тельным, тревожным, не оставляет его ни на минуту. Пропитывает своими ядовитыми парами всякую мысль и чувство. Тогда сознание боящегося сужается, сжима­ется в точку, концентрируется на опасности, закрыва­ясь от всего остального мира. Чтобы сознание не су­зилось, необходимо действие и вся связанная с ним ра­бота сердца и ума.

Однако есть ситуации, где наша активность и дея­тельность блокирована. Это бывает не только при мни­мой, но и при реальной угрозе. Например, когда чело­век лежит под бомбежкой и не может не только ей активно противостоять, но даже шевельнуться. Или когда люди, никак не причастные к политике, попада­ют «как кур воощип» в водоворот политических кон­фликтов, да еще разрешаемых при помощи оружия, т. е. по ним «прокатывается каток истории». Как быть тогда?

Думается, и здесь можно не дать страху полностью
овладеть душой. Мы не только актуально переживаем мир, но и обладаем замечательной способностью относиться к собственным переживаниям, оценивать их. Мы способны позволить себе погрузиться в страх, про­валиться в него, да еще и подкрепить свой «нырок»
рассуждением. «Как же тут можно не бояться?» Но так же возможно, боясь, противостоять самому страху, как внутреннему врагу, как темной силе, которую мож­но и нужно игнорировать, будто она вовсе не сущест­вует. «Свобода выбора отношений к нашим психологическим состояниям, — пишет В. Франкл, — распро­страняется даже на патологические аспекты этих со­стояний Я видел параноиков, которые из своих ил­люзорных идей преследования убивали своих мнимых
врагов; но я встречал также параноиков, которые про­щали своих предполагаемых противников. Эти паранои­ки действовали, исходя не из своего психического рас­стройства, а, скорее, реагировали на это расстройство, исходя из своей человечности». Именно такое «от­
деление человека от самого себя», дистанцирование от собственных переживаний, неполная слитность с ними и позволяют преодолевать страх даже там, где невоз­можно активно «отреагировать эмоцию», кинуться а действие, проявить актуальную зримую смелость.

Большое внимание преодолению страха уделяет эзо­терическая литература, представленная как восточными, так и западными авторами. Однако для эзотериков страху противостоит не другой эффект — смелость, храбрость, а спокойствие, точнее даже сказать, — по­кой. Именно глубокий и непоколебимый внутренний покой способен спасти человека от его скованности и раздраженности, постоянных тревог и болезней. Сло­во «бесстрашие» приобретает здесь свой собственный смысл: бесстрашие, жизнь, незнакомая с трепетом за

свое «я», за судьбы близких, и вообще за что-либо смертное в этом непостоянном изменчивом мире. И ес­ли страх — ад, то покой — блаженство.

Представители восточной эзотерики прекрасно отда­ют себе отчет в том, что искоренить страх — весьма не простое дело. Так, Шри Ауробиндо Гхош отмечает, что постоянный страх живет в нас на уровне клетки, что это — страх жизни, внедренный в Материю, что с упрямством мула «примитивный клеточный разум» твердит и твердит однажды выученный урок боли и боязни. Мы привыкаем ловить «вибрацию страха» все­ми внутренними «антеннами» своего организма, мы делаем это всю жизнь, постоянно сжимаясь от ужаса, будто в ожидании удара. Для освобождения от страха нужна постоянная работа над собой, успокоение всех видов разума, существующих в нас, — от ментальной сферы до клеточного уровня.

Другие авторы (Раджниш, Кришнамурти) предла­гают несколько иные пути. Например, чтобы преодо­леть некое негативное переживание, надо полностью индентифицироваться с ним, стать как бы его частью, слиться и прочувствовать его полностью и до конца. Тогда вскоре эмоциональная волна отхлынет, страх ос­лабнет, исчезнет. Однако все авторы сходятся на од­ном: необходимости медитации, приобщения к Косми­ческому сознанию, к интегральному синтезирующему взгляду на мир, к той сфере, где нет противоборствую­щих интересов, угрозы и страха, а есть вечная гармо­ния и сопутствующая ей глубокая радость. «Страх, сом­нения, тревога и вся земная суета будут просто смы­ты, так как внутри вас нерушимый покой... Когда мы медитируем, мы обязательно почувствуем Бесконеч­ность, Вечность и Бессмертие внутри себя. Но когда мы созерцаем, мы увидим, что мы сами — Бог, что мы сами — Бесконечность, Вечность и Бессмертие. Со­зерцание означает наше сознательное единство с бес­конечным вечным Абсолютом», — пишет Шри Чинмой в книге, посвященной искусству медитации. Именно с этим великолепным спокойствием, отрешенностью от страха и суеты, эзотерики приходят в обыденную жизнь и полагают, что такого состояния может достичь каждый. Сверхчеловеческое для человеческого? Возможно это так, если счастливый, лишенный страха покой мо­жет сочетаться с земной любовью к тому, что смертно и еще не поднялось на ступень вечности,

Один из самых тягостных страхов, о которых мы уже упоминали на предыдущих страницах — это страх смерти. Смерть всегда маячит перед каждым из нас. Самый древний и простой из силлогизмов начинается с фразы «Все люди смертны», так что даже логика от­талкивается от нашей смертности как от аксиомы, ис­ходного положения. Именно поэтому так важно на­учиться преодолевать страх смерти, способный серьез­но отравить жизнь. Можно прожить девяносто лет и все время непрерывно бояться, так что наконец при­шедшая смерть окажется избавлением от мучений за­тянувшегося ожидания. Религия с древних времен учи­ла людей умирать без страха, совершив соответствую­щие приготовления и распрощавшись с этой, здешней жизнью, за пределами которой начнется иная. Авторы знаменитой Тибетской книги мертвых (Бардо тедол) трогательно поучают умирающего, подсказывают ему, как себя вести в момент расставания с бренной зем­ной оболочкой: «Будь осторожен и внимателен! Не спеши! Не путайся! Ты — умер. Пойми это и не цеп­ляйся за ушедшее, не береди чувств, не давай им ра­зыграться и поглотить тебя. И далее: «Не пугайся! Ни­что не может тебе повредить, ибо тебя — нет! Поэто­му ты можешь стать чем захочешь». Примечательно то, что знатоки загробного путешествия все время го­ворят уходящему в мир иной: «Не бойся!» Страх — худший советчик, его не должно быть. По мнению ти­бетских проводников, страх способен помешать челове­ку понять, что все окружающее его в потустороннем мире — результат его собственного сознания, и вы­брать правильную позицию и верный путь.

В наши дни благородная деятельность таких иссле­дователей смерти, как Раймонд А. Моуди, Элизабет Кюблер-Росс, Станислав и Кристина Гроф, помогает людям в преодолении страха смерти. Больной, после­довательно подготавливаемый к встрече с неизбежным, испытывает не депрессию и тоску, не смертный изма­тывающий страх, а надежду на новые преспективы, со­бирается с мыслями для переоценки и осознания всей своей прожитой жизни, для встречи с Божественным светом, с теми трансцендентными, но добрыми и прек­расными силами, которые прежде были скрыты от не­го чувственными видениями эмпирического мира. Ко­нечно, ученые и по сей день ведут споры о том, можно ли считать достоверными материалы, полученные С.

Грофом и Р. Моуди. Говорят о том, что это и не посмертье вовсе, а предсмертье, иллюзии угасающего со­знания. Однако как бы то ни было, никто не может однозначно утверждать, что загробная жизнь не суще­ствует. А, значит, есть надежда, и возможна вера, и существует основание для того, чтобы не разрушитель­ный страх сопровождал нас в нашем последнем пути, а благодарность за земную жизнь и любопытство пу­тешественника, отправляющегося в новые края (а, мо­жет быть, и в прежние, но, к сожалению, забытые в сумятице земных тревог). Мы должны жить без стра­ха, мы должны без страха рождаться в новый мир.