Аниол довгирд

О логике, метафизике и моральной философии ¹

(отрывок)

Вопрос о начале человеческих знаний

Сейчас мы можем уже приступить к упомянутому мной важному вопросу: каково происхождение человеческих сведений, или представлений? Решение этого вопроса представляло до сих пор главную и наибольшую трудность в философии, давая повод для многих споров и нелепых суждений. Споры по этому вопросу между учеными, как кажется, скорее были результатом недопонимания смысла слов, чем расхождением во мнениях по этому поводу. Полагаю, что, желая решить этот вопрос, необходимо прежде всего знать, что все представления, какие философы создали себе о начале человеческих знаний, можно относить к двум различным взглядам, т.е. к метафизическому и логическому.

Те, кто рассматривал это начало с первой точки зрения, ставили себе целью вскрыть связь возникающую между нашими представлениями и находящимися вне нас субстанциями, или, что одно и то же, между нашим разумом и миром, так же отчетливо и ясно, как, например, можно изложить связь между частями определенной машины и свойственными им действиями. Они хотели представить эту связь в таком свете, в каком выставляется связь математических истин. Для них было мало знать, какими представлениями и суждениями мы обладаем и в каком порядке они следуют друг за другом, помимо этого, они хотели раскрыть, каким способом душа от простой возможности, или предрасположения, приходит к действительной деятельности мышления, каким образом от вещей, находящихся вне ее [души], переносятся в нее их образы и похожи ли эти образы или нет на свои оригиналы. Очевидно, что такие исследования только тогда могли бы дать успешный результат, когда была бы глубоко познана природа как мыслящей нас субстанции, так и окружающих нас субстанций. Но позже мы покажем, что человек не в силах глубоко познать природу

¹ Из истории философской и общественно-политической мысли Белоруссии. Избр. произв. XVI - нач. XIX в. Мн., 1962. С.439-442.

Раздел III

какой бы то ни было субстанции, а это само убедт нас, что такое намерение метафизиков, о котором мы сейчас сказали, неосуществимо. Таким образом, упомянутый вопрос мы будем рассматривать с другой точки зрения, а именно с точки зрения логики.

Поскольку наука логики, целью которой является изложение прирожденных мышлению правил, не может достигнуть своей цели иначе, как только путем познания различных действий разума и определенного порядка, в котором они должны располагаться, поэтому если мы рассматриваем вопрос о начале человеческих знаний с точки зрения логики, то он сведется или к вопросу о природе действий разума, или к вопросу об их порядке. Точнее говоря, вопрос о начале человеческих знаний будет означать или: каковы элементы либо простейшие действия, из которых состоит наша мысль, или: какие из этих действий начинают человеческое познание, проявляясь в душе в первую очередь? Но так как для человека не столь важно знать, каковы его представления и суждения и какие из них пробуждаются в первую очередь, сколько, пожалуй, знать, какое право он имеет, исходя из своих представлений, судить о внешних относительно его разума вещах, поэтому поставленный вопрос можно рассматривать и в таком смысле: на каких действиях разума основывается достоверность наших суждений о бытии внешних вещей? Если, наконец, с логикой тесно связана методология, т. е. наука о наилучшем способе изложения истин другим и доказательства их, то вопрос о начале человеческих знаний, взятый в логическом отношении, может еще обозначать и то: с чего должно начинаться изложение истин, составляющих определенную науку, теорию или определенные доказательства? Вот четыре значения, которые можно придавать вопросу о начале человеческих знаний, взятому в логическом отношении.

В своих суждениях о начале человеческих знаний философы обычно делятся на две основные группы. Одни из них считают этим началом ощущение, или, что для них одно и то же, опыт, и называются [эмпириками] empyrici, или empyristae. Другие выводят это начало из определенных необходимых законов разума, которые должны отличаться от всяких чувственных представлений, а потому не могут быть тождественны ощущению или опыту; эти, в свою очередь, называются [рационалистами] rationales, или rationalistae. Поэтому рассмотрим, в каком смысле могут брать это начало одни и другие и не могли

Философская мысль Беларуси периода Речи Посполитой

бы они прийти к соглашению в своих суждениях, если бы точно объяснили, что они понимают под словами: начало человеческих знаний. Если это начало рассматривать с точки зрения того порядка, в каком возникают в душе различные действия разума, тогда вопрос об этом начале будет означать не что иное, как: какого рода действия в первую очередь возникают в человеческом уме? Но мы уже доказали, что такого рода действиями, или состояниями души, составляющими нашу мысль, являются ощущения, и даже между современными философами по этому вопросу нет никаких споров и сомнений, так как все соглашаются с тем, что до ощущения невозможно никакое познание, никакое представление, о котором бы душа знала.

Если же это начало человеческих знаний связывают с природой элементов, из которых состоит наша мысль, тогда спор по этому вопросу между эмпириками и рационалистами будет означать только следующее: все ли наши знания состоят из одних ощущений, будь то действительные или воображаемые? — как считают первые; или же в их составе находятся такие представления, которые вовсе не являются ощущениями? — как считают другие. Но мы уже показали, что наша мысль не состоит исключительно из одних ощущений и к ощущениям присоединяются понятия, как первоначальные, так и относительные, которые не могут быть названы ощущениями. Поэтому, если внимательный философ не утверждает того, что человеческая мысль состоит из одних ощущений, но допускает существование определенных истинно умственных представлений, то тем самым он является рационалистом в том значении, о котором здесь идет речь, хотя в другом отношении может быть эмпириком, так как может с полным основанием считать, что до ощущения у человека нет никакого познания, никакого представления.

Но философы могут рассматривать начало человеческих знаний и в таком отношении: основывается ли достоверность наших суждений о бытии внешних вещей исключительно на опыте или также на других принципах, вытекающих из разума. А поскольку опыт, как я отметил, означает в этой связи то же самое, что и ощущение, то данный вопрос можно было бы выразить иначе: только потому ли мы знаем о внешних субстанциях и их свойствах, что обладаем ощущениями, или также и потому, что определенный закон, прирожденный нашему разуму, требует от нас присоединять к ощущениям понятие, т. е. сведение об этих субстан-

Раздел III

циях? Но если мое предыдущее изложение убедило кого-нибудь в той истине, что сведение о внешних субстанциях является не только представлением, отличным от всяких ощущений, но также результатом определенного суждения, прирожденного нашему разуму, то он наверняка не будет эмпириком в том значении, о котором здесь идет речь, так как убежден, что достоверность этого знания не основана на одних лишь ощущениях.

Наконец, в той части логики, которая называется методологией, убеждаемся, что изложение определенных истин или их доказывание чаще всего начинается с таких утверждений и представлений, которые приходят к человеку не в первую очередь, а, наоборот, являются результатом многих предыдущих опытов или наблюдений. Таким образом, сообщая другим свои сведения, человек зачастую идет путем, противоположным тому, каким он их сам приобретает; это также могло послужить поводом для философских споров о начале человеческих знаний. Так как одни могли понимать под этим началом те представления и суждения, которые человек сам приобретает в первую очередь, а другие — те суждения, с которых следует начинать, когда хотим поделиться с другими своими сведениями <...>.

Способность познания внешних предметов

В ряду сложных способностей разума первое место занимает способность познания внешних предметов <...>. Наше познание внешних предметов начинается с ощущений и расширяется не иначе, как с помощью ощущений <...>.

Каждое из ощущений, составляющих познание внешней субстанции, рассматривается в качестве ее свойства. Но наши ощущения, собственно, не могут называться свойствами внешних субстанций, так как находятся в нашей душе, а не в этих субстанциях, поэтому, в каком смысле мое ощущение может рассматриваться в качестве свойства определенной материальной субстанции, находящейся вне меня? Именно в том смысле, что эта субстанция предрасположена вызывать во мне именно такие, а не иные ощущения, коль скоро она будет действовать на мои органы чувств. Поэтому наши ощущения, отнесенные к внешним субстанциям, называются их относительными качествами (dualitates relativae), потому что тогда мы рассматриваем эти субстанции относительно нас самих, т. е. относительно тех изменений, кото-

Философская мысль Беларуси периода Речи Посполитой

рые они вызывают в нашей душе. А сами предрасположения внешних субстанций вызывать в нас определенные ощущения называются их безотносительными качествами (dualitates absolutate) в том случае, когда эти предрасположения мы рассматриваем как таковые, сами в себе, безотносительно к нашим ощущениям <...>.

Если мы не можем знать, каковы сами по себе безотносительные качества материальных субстанций, то не имеем ли мы, по крайней мере, какого-либо права считать эти качества подобными нашим ощущениям, поскольку и сами ощущения кажутся нам качествами субстанций?

Но, во-первых, было бы неправильным утверждать, что во внешних предметах находится что-то похожее на наши ощущения, так как утверждать это — значит считать, что субстанции, которые мы представляем себе лишенными жизни и чувствительности, имеют ощущение, подобное нашим. Наша душа ощущает не иначе, как только посредством органов чувств, так по какому же праву мы могли бы приписывать неорганическим субстанциям, лишенным чувств, ощущения, подобные нашим?

Помимо этого, тот же самый предмет в то же самое время может вызвать у одного человека, например, ощущение тепла, у другого-ощущение холода, у одного вызовет приятное ощущение запаха или вкуса и т. д., а у другого — неприятное, но в одно и то же время никакая вещь не может иметь противоположных свойств. Поэтому внешние предметы не имеют в себе ничего похожего на наши ощущения.

Мы показали, что ощущения существуют только в нашей душе, а не во внешних предметах, где, как это нам кажется, они находятся; что даже в первые минуты своей жизни человек не мог их относить во вне себя; что если сейчас мы принимаем наши ощущения за свойства материальных субстанций, то это происходит потому, что эти субстанции действительно обладают способностью пробуждать в нашем разуме определенные ощущения, хотя и не знаем, какова эта способность и от чего она зависит; что, наконец, действительные свойства этих субстанций не имеют ничего похожего на наши ощущения. Из всех этих замечаний вытекает тот важный вывод, который послужит для нас правилом дальнейшего изложения, а именно: если действительные ощущения пробуждают в нас определенные истинно мысленные представления, какими являются понятия, которые можно рассматривать отдель-

Раздел III

но от всяких ощущений, то закон нашего разума требует, чтобы этим понятиям соответствовала вне нас определенная действительность, а нашим ощущениям и каким-либо чувственным представлениям не может соответствовать никакая действительность в материальных субстанциях.

Установив это правило, мы можем сейчас дать оценку суждению Локка относительно деления свойств материальных сущностей на первичные и вторичные качества. Под первыми этот философ понимает плотность или непроницаемость тел, связь между их частицами, протяженность, форму, движение или покой и число; под вторыми он понимает все чувственные качества, названные нами выше относительными, как-то: запахи, вкусовые качества, цвета, звуки, тепло, холод, твердость и т. п. Первые он называет качествами первичными потому, что из них вытекают вторые; за первыми представлениями он признает действительность в субстанциях, соответствующую этим представлениям и как бы похожую на эти представления, а другие же представления лишает всякой подобной действительности. Но поскольку эти свойства тел, которые Локк назвал первичными качествами, познаются нами также посредством чувств, как это видно с первого взгляда, то могло бы казаться, что и они также не что иное, как только чувства.