Глава20

После обеда следующего дня под окнами Марсика настойчиво просигналил клаксон автомобиля. Выглянув из окна четвертого этажа, мы увидели, как из приоткрытой дверцы такси нам машет рукой Андрюха, приглашая спуститься вниз. Пулей вылетев из подъезда, мы оказались у машины, в салоне которой рядом с водителем сидел Андрей, а на заднем диване расположился непонятной национальности чёрный тип с огромным шрамом от виска до подбородка. Рядом с ним о чём-то щебетали между собой две размалеванные шлюхи. Поздоровавшись с Андреем и приветственно кивнув типу со шрамом, я склонился к опущенному стеклу и, чтобы не было слышно таксисту, Андрей тихо сказал мне на ухо: – У тебя не осталось той шмали, братишка?

Я в свою очередь сказал Марсику пару слов, и пока он бегал домой, Андрей повернулся к своему спутнику, и сказал:

– Познакомься. Это наши пацаны! – в его голосе слышались нотки гордости за нас. Чёрный опустил стекло и, протянув мне руку, сказал:

– Игам...

Я пожал ее, в ответ назвав себя. Ну и рожа была у этого Игама! Один раз увидишь – на всю жизнь запомнишь.

– Матушка тебя потеряла. Переживает, – тихо сказал я Андрею.

– Всё нормально. Я завтра дома уже буду. А пока, ты меня не видел, – ответил он. – Бабу хочешь? – неожиданно, и с улыбкой спросил он, кивнув в сторону задней части салона. Это было сказано так, что шлюхи на заднем сиденье захихикали.

– Неее... ну их... – смутился я, и появившийся вовремя Марсик спас положение. Принесённая им трава перекочевала к Андрею, и такси уехало. Меня терзало любопытство: что было бы, если бы я согласился? Наверное, Андрей просто пошутил, потому что даже представить, как я трахаю таких больших девок было несерьёзно.

– Баб видел в машине? Мне Андрюха одну предложил, – сказал я чуть погодя Марсику.

– А ты че?! – заинтригованный татарин вылупил на меня шары.

– Да ну их... отказался... вдруг трипперные какие... – скосив глаза, я наблюдал, как друг пытается переварить эту информацию.

– Может, курнем? – абстрагировался в итоге Марсик.

– Давай, – не имел возражений я.

Делать было совершенно нечего, и уже понятно, что Андрюха ночью опять не появится в беседке. Гуляет парень где то вдали от родных мест. Со следующего дня он действительно начал появляться во дворе, хотя и не с той постоянной регулярностью, как остальные пацаны, и мало по малу все стали привыкать к его присутствию. За эмоционально насыщенной атмосферой встречи из тюрьмы быстро последовала обыденность. Нагулявшись вдоволь, Андрей, не имеющий склонности к какой-либо работе, маялся от безделья, отчего вид его стал стабильно угрюмым. Однако для меня он по-прежнему оставался интересной личностью, как человек, хранящий в себе много тайн, которые могли сделать меня таким же сильным. Если ночью его не оказывалось в беседке, то и я там долго не задерживался, а при встрече не отходил буквально ни на шаг, словно прицепившийся к штанине репей. Дни проходили за днями, и кабульская трава уже давно закончилась. Всё, что выкуривалось по ночам, приносили пацаны и, следуя внутренней потребности оставаться при деле, мы с Марсиком взялись за добычу папирос. Потом появился дед-ветеран, к которому я перебрался, когда приехали из Крыма родители Марсика. Сам дед, а также его приходящая родственница быстро увидели в этом определенную выгоду. Дед, который к тому времени совсем слег и почти не вставал с постели, мог не переживать, приду ли я завтра, чтобы купить ему любимое пиво, поскольку я всегда находился рядом. Родственница же приезжала только, чтобы привезти продукты и забрать грязное бельё для стирки. Готовил еду я сам, следуя советам поваренной книги, которую привезла мне из дома продуманная тетенька. Первым делом, я раскрыл настежь все окна в квартире, напрочь игнорируя возмущения деда. Потом Марсик помог мне вымыть с порошком все движимые и недвижимые предметы, после чего тяжёлый старческий дух заметно исчез. Остался лишь запах табачища, но от этого уже было никуда не деться, поскольку им были насквозь пропитаны обои стен и потолок. Самым радостным было то, что меня никто не разыскивал здесь. Весь двор уже знал о моем присутствии, но желающих донести пока не находилось.

Как-то раз, сидя у берега речки с Андреем, я набрался решительности, и сказал ему:

– Андрюх, если ты когда-нибудь надумаешь поехать в Чуйскую долину, – возьми меня с собой. Какое-то время он молча бросал в воду камешки, а потом ответил, как бы размышляя вслух:

– Туда осенью желательно ехать. В ноябре где-нибудь. Жары нет, да и шмаль после первых морозов лучше становится.

– А сейчас нельзя? – довольный продолжением разговора, я не унимал свое любопытство.

– Можно и сейчас, только потери будут. Свежая трава горит... – сказал он не вполне понятную для меня фразу.

– Как это – горит? – я жадно ловил каждое слово неразговорчивого Андрея.

– Вот так, элементарно. Зелёнку долго нельзя плотной массой держать, там своя температура образуется, как у пшеницы. Желательно сразу сушить, иначе середина краснеет и умирает. Пока до Ташкента доберешься, половину рюкзака выкидывать надо. Да и сухостой везти безопаснее в вагоне. Не так вонюч. – Андрей говорил медленно, и по его печальному тону было понятно, как близка ему эта тема. Яблоки его выпученных, как у вола, глаз быстро двигались, сопровождая пенистые волны стремительного течения. Какое-то время мы сидели молча, а потом Андрей посмотрел на меня и сказал:

– Такие дела лучше делать в одиночку, малой.

Успев обработать услышанное ранее, я готов был поспорить с этим:

– Но если вдвоем мы сможем привезти в два раза больше, значит, и потери будут меньше? – эта моя настойчивость вызвала редкую улыбку на лице Андрея.

– Чё понту сейчас говорить об этом... денег на поездку всё равно пока нет. Появятся бабки, там и будет видно... – Это был ОЧЕНЬ обнадеживающий ответ! Мысленно я уже воображал у себя за спиной рюкзак, плотно набитый чуйской коноплей. Ах, как мне этого хотелось тогда!