Глава21

Несколько дней и ночей были скучными. Травы не было. Дверь у деда не запиралась, и когда вошел Андрей, я находился на кухне и готовил какой-то харчо из пакетов.

– Доктор звонил с работы, просил приехать. Походу шмаль появилась. Поедем? – спросил он. Быстро свернув поварские дела, я отправился с Андреем в военный госпиталь, расположенный на другом конце города. Часа через полтора мы уже стояли возле зелёных ворот с большими красными звёздами, отгораживающими больничный корпус от внешнего мира. Проникнуть внутрь можно было только через КПП с вооруженным часовым, так что ещё добрых полчаса мы слонялись в округе, пока, наконец, не появился Доктор. В белом халате и очках он выглядел несколько смешно.

Устроившись в полисаднике, мы выкурили принесённую Доктором мастырку и долгое время с интересом слушали его рассказы про Афганистан. Он говорил о каком-то новом наркотике, под странным названием ГЕРОИН, который с первого же употребления привязывал человека навсегда. Со слов солдат, местное население афганских кишлаков специально присаживало на него наиболее слабых советских бойцов, и таким образом последний попадал к ним в зависимость. Страшные вещи рассказывал Доктор. Прощаясь с ним у КПП, мы расступились, пропуская внутрь госпиталя вереницу КАМАЗОВ.

– Вот, еще пополнение, – Доктор с тоской провожал взглядом прибывшие из аэропорта машины. В кабинах сидели молодые ребята, в песочного цвета панамах, и на их лицах лежала печать серьёзности, которую не встретить в обычной жизни. Кабины и борта некоторых Камазов были исполосованы очередями пуль, и, глядя на эту картину, я думал о том, как мало мы знаем о войне, которая идет ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. Афганистан кажется очень далеким, а раненые машины привозят раненых солдат именно СЮДА. Только здесь, на маленьком пятачке мирного Ташкента, огороженного зелёным забором, в своей страшной полноте живет ВОЙНА.

Покинув госпиталь, мы приехали на улицу Рисовую, которая была известна в городе вместилищем ортодоксальной шпаны различного профиля Там, в пивном павильоне на местном базарчике нас окружали исключительно татуированные личности с вкрадчивыми голосами и стеклянным взглядом. Здесь никто ни на кого не обращал внимание, и, помимо меня, за стойками едва виднелись головы других малолеток. Пиво было тёплым и отвратительным, а вентиляторы под потолком отнюдь не способствовали уменьшению духоты. Летний пивбар, – это всегда тучи мух и невыносимая вонь. Едва осилив половину кружки, я оставил Андрея одного у стойки и вышел на улицу в поисках какой-нибудь лёгкой закуски, поскольку мы оба ещё ничего не ели весь день. Продавцы горячей самсы и чебуреков стояли рядами, и я медленно двигался вдоль них, выбирая самые вкусно пахнущие продукты. Когда я склонился над одним из тазов, чья-то рука слегка дернула меня сзади за воротник. Я напрягся и, ожидая самого худшего, медленно обернулся. Родная до боли улыбка светилась на его лице, а из левой ноздри, как и прежде, струился блестящий ручеек. Алим! Мы обнялись, тепло и по-братски. Вид его был привычно неопрятный, и под мышкой была зажата коробка из-под обуви. Схватив меня за руку, Алим потащил меня показывать место нового ночлега, который, по его выражению, – НИ ОДНА МЕНТ НЕ НАЙДЕТ... Он что-то быстро говорил в радостной запальчивости, а я машинально следовал за ним, подбирая нужные слова, которыми должен был объяснить ему, что мне необходимо остаться здесь. В какой-то момент Алим остановился и, резко повернувшись ко мне, спросил хитро улыбаясь:

– А ты знаишь, кто сдал нас тагда?

– Нет. А кто? – этот момент не мог не вызвать моего любопытства.

– Хмир! – торжественно произнёс мой старый друг.

– Как узнали? – не очень удивился я поступку Хмыря, который всегда был чужим в нашей стае.

– Сам признал. Иво тож детприемника привели. Плакал, прощения просил. Иму менты пиздил, и не выдержал. Всё сказал. Сичас опять с нами живет. Падохнит один. Жалко...

– Алим, – начал я, чувствуя как слова застревают у меня в горле. – Брат, я не могу пойти с тобой сейчас... – с огромным трудом выдавил я, наблюдая, как улыбка Алима плавно переходила из удивления в грусть.

– Пачиму не можешь? Когда можешь? – его одновременно мучили сразу два вопроса.

– Не знаю, Алимжан, меня люди ждут серьёзные. Мне обязательно нужно сделать одно дело, брат. Мой вид был жалок. Делать выбор в таком возрасте весьма непростое дело.

– Ящериса такой видел? – Алим приоткрыл крышку обувной коробки. Заглянув в щель, я увидел довольно приличных размеров тритона, который, с опаской поглядывая на меня, дёргал кадыком. Алим всегда умел переключать сознание с конкретных предметов на отвлечённые, когда первые несли эмоционально отрицательную нагрузку. Я крепко обнял его, и, обхватив меня в ответ, он выпустил коробку из рук. Какие-то секунды мы смотрели на быстро убегающую ящерицу.

– Я знаю, где они живут. Поймаю еще, – сказал он, когда я показал пальцем на удаляющегося дракона.

– Прощай брат! Мне пора, – я развернулся и пошел к павильону, а он смотрел мне вслед, пока толпы прохожих не разделили нас окончательно. Прости, дорогой мой друг! Я уже вырос из тех штанишек, в которых ты по-прежнему оставался.

Пришло время идти каждому своей дорогой. Базары и вокзалы оставались тебе, меня же манила и влекла к себе Волшебная Долина...