Вступление 31

— Молчаливое приятие деления Европы на Западную и Восточную сферы. Причем предполагается, что «Атлантические добродетели» связаны преимущественно с более продвинутым Западом, а понятное желание России обеспечить свою безопасность оправдывает ее господство на отсталом Востоке. Для Западных держав естественно защищать себя от угрозы дальнейшей экспансии России, но они не должны вмешиваться в законную сферу влияния России.

— Сознательное пренебрежение всеми другими фактами, которые противоречат перечисленному выше.

Союзническая схема истории стихийно выросла из политики и симпатий периода двух мировых войн, она никогда не формулировалась открыто. В сумятице свободных обществ она никогда не была единственной или монопольной, как ее никогда и не отстаивали сколько-нибудь последовательно. И тем не менее в течение 50 лет после Второй мировой войны она очевидным образом присутствовала в академических дискуссиях и, возможно, неосознанно, — в системе понятий, на основе которых принимаются правительственные политические решения. При таком положении дел естественно, что солдата союзников можно было арестовать, если он скажет, что Гитлер и Сталин «одинаково плохи»"3.

В академической сфере союзническая схема проглядывает в приоритетах и структурах институтов, а также в дискуссиях по некоторым вопросам. Ею объясняется решительное предпочтение, которое отдастся в исторических и политологических работах темам, связанным с нацизмом, а также преобладание исследований по Германии, особенно в США. Вот почему исследования по Восточной Европе продолжают выделяться в отдельные институты «советских» или «славянских» исследований; вот почему советологи совсем не торопились разоблачать реалии советской жизни114. Этими представлениями объяснялся тот особенный упор, который исследователи-советологи и слависты делали на русских — часто до полного пренебрежения нерусскими культурами. Особенно же эти представления отразились во взглядах на Вторую мировую войну. Полстолетия спустя после войны большинство эпизодов, которые не согласуются с союзническим мифом, замалчиваются или умаляются. [СТАРАЯ ПЛОЩАДЬ] [КАТЫНЬ] [KEELHAUL]

Многие стереотипы военного времени, в особенности в том, что касается Восточной Европы, оказались увековечены. Легко заметить отчетливую иерархию образов народов в зависимости от приверженности разных наций «делу союзников». Например, чехи и сербы, имеющие долгую традицию враждебности к Германии и сотрудничества с Россией, хорошо вписываются в союзническую схему. Поэтому их называют храбрыми, дружественными и демократическими — по крайней мере до войны в Боснии. Таких комплиментов не заслужили словаки, хорваты или народы Прибалтики — о них бытует представление, что они отвергали дружбу с Западом и сотрудничали с врагом. Поляки, как всегда, никуда не вписываются. Сопротивляясь немецкой агрессии, они очевидным образом упорно боролись за демократию. Но, сопротивляясь советской агрессии, они столь же очевидно проявили себя как предатели, фашисты, безответственные и антидемократические силы. Не поддаются классификации и украинцы. Хотя они понесли, по-видимому, самые большие потери в гражданском населении из всех стран Европы, тем не менее их главная политическая задача состояла в том, чтобы избавиться от советского и русского засилья. Лучший способ обойтись с такой неудобной нацией — сделать вид, что ее вовсе нет, в лучшем случае признать ее Малороссией. На самом же деле они и не малые и не россы. [УКРАИНА]

В сфере политики союзническая схема стала основой «особых отношений» США с Великобританией и одной из причин, почему демократическая Германия и Япония не были

допущены в Совет безопасности ООН. Она проявилась, когда один британский премьер- министр выговаривал французскому президенту по поводу сравнительных достоинств Великой хартии вольностей и Прав человека или когда перспективу создания европейской сверхдержавы разносили в тонах, напоминавших о Питте и Черчилле. Эта схема была подоплекой голосования в британской Палате общин в поддержку Билля о военных преступлениях, где таковыми считались только преступления, совершенные «в Германии или на территориях, оккупированных Германией», — как будто все другие преступления не имеют значения. Возможно, она присутствовала и при открытии мемориального музея Холокоста в Вашингтоне115.