Древняя Греция 107

Падение Сиракуз вызвало немедленные последствия. Римляне проявили исключительную любовь ко всему греческому: было захвачено столько художественных ценностей, как если бы разграбили сам Карфаген, писал Ливий. Появилась мода на греческие предметы искусства, а греческие представления (о прекрасном) стали с тех пор нормой для всех образованных римлян. Возможно, это был самый мощный отдельный импульс к созданию греко-римской культуры. В стратегическом же отношении взятием Сиракуз завершилось покорение римлянами Сицилии. Карфаген оказался отрезанным от главного источника торговли и продовольствия, и Ганнибал лишился своей основной поддержки с тыла. До событий в Сиракузах Рим был всего лишь одним из трех участников в треугольнике греки — Карфаген — Рим. После Сиракуз Рим захватил инициативу по всем направлениям.

Успех римлян в Сиракузах воодушевил их на вмешательства в греческие дела. Во время осады Сиракуз Рим заключил союз с Этолийским союзом в центральной Греции, чтобы выйти в тыл другому союзнику Карфагена — Македонии. С тех пор Рим постоянно имел греческих клиентов, удовлетворяя и защищая их интересы. Три Македонские войны (215- 205, 200-197, 171-168 гг. до н. э.) и борьба с главным союзником Македонии — Антиохом III Сирийским, очень сильно втянули римлян в греческие дела. В конечном счете, как и в Сицилии, Рим решил покончить со всякими сложностями, превратив Македонию и весь Пелопоннес в римские провинции.

Но к тому времени падение Сиракуз, должно быть, уже забыли даже сами сиракузцы. Они по счастью избежали судьбы других покоренных городов, где все население обычно продавалось в рабство. В конце концов, это было всего лишь одно событие в длинной цепи кампаний и сражений, сопровождавших возвышение Рима и падение Греции. В конце концов, не только государства центрального Средиземноморья, но все в мире подвержено такой смене возвышений и падений, все подвержено переменам.

Историки, задним числом рассматривающие триумфальную экспансию Рима, находятся в плену знаний о последующих событиях. Они не могут отвлечься от того, что сложившаяся греко-рим-

ская культура затем стала господствующей во всем классическом мире и оказала исключительное влияние, став одним из оснований западной цивилизации. Вот почему историки не склонны замечать другие имевшиеся тогда направления возможного развития и перспективы. В равной мере, вооруженные знанием греческого и латинского языков, этих

инструментов высшего образования в Европе, историки иногда не торопятся связать греко- римскую сферу сo всей панорамой современных событий того времени. Никто не может отрицать, что слияние греческого и римского миров (в котором падение Сиракуз явилось ключевым моментом) оказалось важнейшим процессом. Трудность СОСТОИТ в том, чтобы рассмотреть, какие тогда имелись иные перспективы.

Не сохранилось никаких воспоминаний от времени осады Сиракуз. Между тем мы знаем, что многие жители торгового города совершали далекие путешествия. Они жили на острове, за который долго боролись греки и карфагеняне и который только недавно увидел римлян. Так что, какую бы они не занимали позицию в Пунических войнах, без сомнения, они считали себя и карфагенян представителями древнего порядка, которому бросали вызов римские выскочки. Как люди моря и торговли они, возможно, чувствовали большую близость к Карфагену, чем к Риму. Прошло уже сто лет как Александр способствовал встрече греков с Персией и Индией, и карфагеняне, должно быть, чувствовали, что принадлежат греко-восточному миру, а не греко-римскому, которому еще только предстояло сформироваться. Для них, конечно, центром мира был не Рим и не Карфаген, а Александрия.

Глядя на Сиракузы из современного мира, их воспринимают как греческий и потому европейский город, для которого новые связи с европейским Римом были естественны, если не неизбежны. И, как правило, инстинктивно избегают мысли, что в этом союзе греки были, скорее, азиатами, чем европейцами, что они могли и дальше поддерживать свои связи с Востоком. Воздавая должное Архимеду, редко вспоминают, что великий гений математики отдал свою жизнь в борьбе против союза греческого города с Римом.

Спустя четыре года после битвы при Каннах положение Рима было по-прежнему исключительно ненадежным. Так что у нас есть все основания

Hellas

полагать, что прокарфагенская партия считала силы Марцелла недостаточными для взятия Сиракуз; что поражение Рима воодушевило бы других союзников Карфагена; что утверждение Карфагена на Сицилии доставило бы надежное тыловое обеспечение Ганнибалу; что при надежной поддержке Ганнибал сдвинулся бы с мертвой точки в Италии; другими словами, что Рим вполне мог потерпеть поражение. У Сиракуз не было своего Катона; но разрушение беспокойных городов было установившейся практикой. И, стоя в ночном дозоре на городских стенах Сиракуз, кто-нибудь из людей Архимеда или даже сам Архимед вполне могли подумать: Roma delenda est — но это до того, как вспыхнула моровая язва и Мерик открыл ворота.

Знания сиракузцев о мире, наверное, в основном ограничивались Великим морем и странами Востока. Сама наука география далеко шагнула вперед в классической Греции, но границы мира, непосредственно известного древним, мало изменились. Современник Архимеда Эратосфен Киренейский (276-196 гг. до н. э.), библиотекарь в Александрии, пришел к выводу, что мир представляет собой сферу. Его работы были известны Птолемею и Страбону. Однако за исключением того, что финикийцы дошли до Оловянных островов, никаких иных географических открытий не произошло. Ничего не известно о каких бы то ни было контактах с Западной Африкой, Америками или далекой северной Европой. По- прежнему сохранялось строгое деление на цивилизованный мир побережья Средиземноморья и варварскую пустыню того, что простиралось дальше.

В конце III в. до н. э. цивилизация Средиземноморья делилась на три главные сферы влияния: карфагенская на западе, римо-итальянская в центре и греко-эллинская на востоке. Благодаря завоеваниям Александра она была теперь теснее, чем раньше, связана с восточными империями от Египта до Индии. Ненадежными путями в Центральной Азии она была слабо связана с Китайской империей, где именно в это время началось строительство Великой стены для защиты от вторжения кочевников.

В предыдущие столетия варварская пустыня северной и центральной Европы начала медленно переходить от Бронзового века к Железному. Это

время отмечено преобладающим влиянием кельтов, культура которых утвердилась (посредством миграции или постепенного проникновения — осмоса) во множестве районов от средней Вислы до Иберии, Галлии и Британии. В 387 г. кельты приступом взяли Рим и хлынули в северную Италию. Кельтские укрепления образовали сеть городских поселений, а их торговая деятельность стала важным посредником между германскими, славянскими и балтийскими племенами. В конце III века часть кельтов — галаты, жившие своим царством Тиле во Фракии (на территории современной Болгарии) столкнулись с восстанием своих фракийских подданных, в то время как они готовились отправиться в соседнюю Малую Азию, где и оставались до времен Средневековья. Их временное пребывание во Фракии подтверждается недавно открытыми надписями в Сеутополисе и Мессембрии (Незебар)27.

Многие историки сочли бы, что в III веке до н. э. полуостров Европы отстоит еще лет на 1000 от того, что можно бы было назвать европейской цивилизацией. В особенности же подвергается сомнению европейство Древней Греции как вневременное отвлеченное построение позднейших европейцев. Это совершенно верно.

Но два самых потрясающих процесса того времени — формирование греко-римской цивилизации в Средиземноморье и господство кельтов на большой территории на

континенте — определили будущее развитие. Хотя и греки, и римляне, и кельты были индоевропейцами, у них не было ни общей культуры, ни общей идеологии (см. глава IV). Как не было и намека на понимание своей общности вообще. Тем не менее следует учитывать, что потомки и традиции именно этих народов оказались в сердце позднейшей истории Европы. Одно дело — вносить поправки в европоцентричную интерпретацию античного мира, которая так долго была господствующей. И совсем иное дело — бросаться в другую крайность и считать, что греки и римляне имели маленькое (или даже исключительно маленькое) влияние на позднейшую историю Европы.

Некоторые события имеют такие последствия, которые до сих пор сохраняют для нас свою важность, и надо постараться это увидеть. Если бы Мерик не открыл ворота; если бы Сиракузы отра-