Затмение в Европе, 1914-1945 715

ЖАТВА

«Четверть деревенского населения — мужчины, женщины, дети — лежат мертвыми или умирают на громадной территории с населением примерно в 40 млн. жителей... как один громадный Белзен (концлагерь Берген-Белзен)... Остальные в разных стадиях истощения не имеют сил, чтобы похоронить семьи или соседей... (Как в Белзене), отряды сытых солдат и партийные начальники наблюдают за жертвами».

В 1932-1933 гг. в рамках советской коллективизации сталинский режим организовал искусственный голод-террор на Украине и на соседних казачьих землях. Все запасы продовольствия были насильственно реквизированы; военные кордоны не пропускали подвоза продовольствия извне, а людей оставили умирать. Преследова-

лась цель покончить с украинским самосознанием, а также и с классовым врагом. Количество умерших достигало 7 млн. Мир знал много случаев страшного голода, часто голод усугублялся гражданской войной. Но голод как акт геноцида в рамках государственной политики следует признать уникальным.

Писатель Василий Гроссман позднее так описывал детей: «Вы видели когда-нибудь газетные снимки детей в немецких концлагерях? Вот они были такими; головы как тяжелые мячи на худых маленьких шеях, как у аистов... и весь скелет покрыт кожей, как желтая марля... И к весне у них вообще не было лиц. Вместо этого у них были птичьи головки с клювом — или лягушачьи — тонкие белые губы — а некоторые напоминали рыб

с открытым ртом... Это были советские дети и убивали их советские люди».

А мир ничего не знал. В США дали Пулицеровскую премию корреспонденту Нью-Йорк Таймс, который рассказал в частной беседе о миллионах смертей, но ничего не было опубликовано. В Англии Джордж Орвелл скорбел, что голод-террор «избежал внимания большинства английских русофилов».

Историк, который, наконец, собрал неопровержимые доказательства этого события, силился передать ero невероятные размеры. Он написал книгу в 412 страниц, по 500 слов на страницу, а потом заявил в Предисловии: «погибло около 20 человек не на каждое слово этой книги, но на каждую букву».

не были важны при жизни Ленина. Троцкий считал сталинизм «термидорианской реакцией», и это очень осложняет всякие споры о советской и коммунистической истории. Следует, в первую очередь, помнить, что советский коммунизм стабилизировался именно в рамках сталинизма, обеспечив те основания жизни в СССР, которые позволили ему просуществовать до 1991 г. Вот почему, когда мы хотим оценить коммунистическую систему в целом, мы должны рассматривать сталинскую версию коммунизма, а не ленинскую.

Так случилось, что 1929 г. был не только годом сталинской революции в СССР, но также и годом кризиса в капиталистическом мире. Историки задаются вопросом, не были ли связаны эти два события ритмом послевоенных экономических преобразований. Как бы то ни было, но 24 октября 1929 г., в «Черный четверг», цена акций на нью-йоркской бирже неожиданно резко упала. Началась паника, банки отзывали свои займы и, прежде, чем кто- то смог что-нибудь предпринять, Великая депрессия уже разлилась по всем стра-

нам, с которыми США вели дела. Это было негативное свидетельство масштабов американского влияния на мировую экономику. В США неожиданное прекращение легких кредитов «безумных двадцатых» вызвало мощную волну банкротств, которые в свою

очередь вызвали небывалый рост безработицы. В период наибольшего «экономического спада» в 1933 г. третья часть рабочей силы в Америке не имела работы; металлообрабатывающая промышленность работала на 10 % своих возможностей; уничтожались запасы продовольствия, потому что голодные рабочие не имели возможности его покупать; «свирепая бедность охватила множество людей».

Не прошло и года, как последствия экономического спада стали ощутимы в Европе, которая напрягала свои силы для уплаты военных долгов, часто из сокращавшихся золотых запасов. В мае 1931 г. объявил о неплатежеспособности ведущий банк Австрии

«Kreditanstalt»; в июне США вынуждены были согласиться на мораторий по всем долгам европейских правительств, а в сентябре британский Bank of England вынужден был отме- 716 TENEBRAE

нить золотой стандарт для фунта стерлингов. Было подорвано «доверие», этот краеугольный камень капитализма. В течение нескольких лет бизнес потерял ориентиры, а 30 млн. рабочих потеряли работу. К 1934 г. в США появился новый энергичный президент Франклин Д. Рузвельт с его «новым курсом» — программой финансируемых правительством работ, что должно было вернуть Америке процветание. «Единственное, чего нам следует бояться, — говорил Рузвельт, — это самого страха». Но в Европе не было ни Рузвельта, ни «нового курса». Здесь возрождение было столь же медленным, сколь быстрым был экономический обвал.

Депрессия имела не только экономические, но и психологические и политические последствия. Растерялись все: от банкира до коридорного. Великая война в свое время принесла смерть и разрушение, но она также давала цель жизни и обеспечивала полную занятость. Мир же, казалось, не принес ни того, ни другого. Были люди, которые утверждали, что лучше жить среди опасностей в обстановке «оконного братства», чем жить на пособие по безработице. Другие говорили, что обоснованными оказались печальные предвидения Шпенглера о возврате Европы в "темные века". Тревога выливалась в насилие на улицах: во многих европейских городах боевые отряды леваков набрасывались на банды правых. Это было время шарлатанов, искателей приключений и экстремистов. [СМЕРТЬ]

Подъем Гитлера и его нацистской партии в Германии были, безусловно, связаны с Великой депрессией. Впрочем, эта связь не была прямолинейной. Нацисты не маршировали во главе армии безработных, шедших на Берлин; они не «захватывали власть». Гитлеру не пришлось ни свергать ослабевшее правительство, как это сделали большевики, ни угрожать главе государства, подобно Муссолини. Он пришел к власти, участвуя в демократическом процессе в Германии и по приглашению законной власти. И здесь не важно, что уж чем- чем, а демократами и конституционалистами он и его головорезы не были.

Германская политика оказалась особенно уязвимой для экономического спада, последствия которого переполнили и без того уже до краев полную чашу нестабильности, уязвимости, неуверенности. Еще не была изжита затаенная горечь поражения. Не прекращаясь шли уличные сражения между

левыми и правыми экстремистами. На демократических лидеров оказывали безжалостное давление, с одной стороны, победители (союзники), с другой, — страхи избирателей. Экономика Германии уже десятилетие жестоко страдала сначала от военных репараций, а потом — от гиперинфляции. К концу 1920-х годов она зависела исключительно от американских займов. Когда в октябре 1929 г. всего за несколько дней до Великого кризиса умер Штреземан, не нужно было оказаться гением, чтобы предсказать большие потрясения впереди. Однако последовавшие затем потрясения 1930— 1933 гг. сопровождались некоторыми необычными и непредвиденными обстоятельствами.

В эти годы нацисты впервые принимают участие в пяти подряд парламентских выборах. Трижды увеличивались и количество поданных за них голосов, и СПИСОК избранных от них депутатов. В четвертый раз, в ноябре 1932 г., поддержка уменьшилась. Кроме того, они никогда не получали абсолютного большинства. Но очень быстро нацисты утвердились как самая большая самостоятельная партия в Рейхстаге. Больше того, подъем уличного насилия, чему весьма способствовали банды нацистов, происходил в сильно изменившейся международной обстановке. В начале 1920-х гг. беспокойство в связи с руководимыми коммунистами забастовками и демонстрациями приглушила, по видимости, безграничная власть Антанты. Немецкие промышленники и немецкие демократы точно знали, кого позвать, если коммунисты попытаются захватить власть. Но в начале 1930-х гг. Англия, Франция и США сами находились не в лучшем положении, чем Германия, а Советский Союз, как все видели, очень энергично модернизировался. В ситуации, когда коммунисты получили почти столько же голосов, сколько нацисты, у консервативных лидеров Германии оставалось мало средств, чтобы сдерживать «красную опасность».

Где-то в политической культуре Германии пряталось ощущение, что всеобщие выборы можно дополнить национальным плебисцитом по конкретным сложным вопросам. Получив такой шанс, Гитлер его не упустил. В хаосе падающих правительств один из проходных министров поднял вопрос о полномочиях президента в чрезвычайном положении. В сентябре 1930 г. — в интересах демократии — один из канцлеров меньшинства