2015-03-20
453
но своему характеру он выступал за социализм с человеческим лицом.
Пражская весна распустилась головокружительно быстро. Дубчек с командой планировали проведение реформ сверху. Они уже на раннем этапе отменили цензуру, и население охватил энтузиазм радостных споров. Они первыми среди коммунистов поняли, что для успеха реформ необходимо мобилизовать и психологические стимулы. В Апрельской программе было предусмотрено повышение роли Государственного
национального собрания. 19 лет спустя, когда в эпоху Михаила Горбачева его сторонника спросили, какая разница между Пражской весной и Перестройкой, тот ответил:
«Девятнадцать лет». Несмотря ни на что, Чехословацкий эксперимент продолжался не больше семи месяцев. Сначала казалось, что можно будет достичь компромисса. Советские товарищи выражали беспокойство по поводу, как им казалось, крайностей этого процесса, например, свободы слова в средствах массовой информации. Чехословацкое правительство подтвердило свою приверженность социализму, дружбе с СССР и свою решимость остаться в Варшавском пакте. Тем не менее, в июле в Чехословакии были проведены угрожающие маневры Варшавского пакта, состоялась личная встреча Брежнева и Дубчека и членов их Политбюро в приграничном местечке Черна-над-Тисой. После встречи маневры были приостановлены, и войска отведены.
На рассвете 21 августа 1968 г. полмиллиона солдат всех стран Варшавского пакта, кроме Румынии, снова вошли в Чехословакию без предупреждения: поляки рядом с восточными немцами с севера, венгры и болгары с юга. Советские дивизии прошли через Польшу и Украину на востоке. При такой внезапности и массированности сопротивление было незначительным. Дубчека привезли самолетом в Москву; реформы были остановлены. Границы Чехословакии теперь охраняли солдаты Варшавского пакта. В свое время Дубчека сменили на Густава Гусака, ветерана коммунистического движения, который, как Гомулка и Кадар, сохранил свою веру в коммунизм, несмотря на личные горькие воспоминания о сталинизме. Когда все было кончено, Брежнев изложил советскую позицию на встрече лидеров стран блока в Варшаве в ноябре 1968 г. Формулируя свою
доктрину, Брежнев прямо заявил, что Москва обязана во исполнение социалистического долга осуществлять вооруженную интервенцию для защиты «социалистических завоеваний» своих союзников. Восточный Берлин (1953), Будапешт (1956) и Прага (1968) были явлениями одного порядка. В этом не было ничего нового: члены советского блока никогда и не были суверенными государствами.
Вторжение в Чехословакию было не столь жестоким, как подавление венгерского восстания. Но оно разворачивалось на экранах телевизоров по всему миру, так что и его влияние на мировое общественное мнение было громадным. Несколько коммунистических партий осудили это вторжение. Китай назвал его «неприкрытой фашистской политикой силы», Югославия заявила, что оккупация была незаконной, Румыния говорила о
«возмутительном нарушении национального суверенитета». Казалось, теперь ледниковому периоду в Европе не будет конца. Те, кто слышал хриплый голос последней радиопередачи свободного радио Праги, никогда не забудут слова: «Пожалуйста, помните Чехословакию, когда о нас уже не будут говорить в последних известиях»30.
На третьем, брежневском этапе (1968-1985) в советском блоке сложились нормы брежневской идеологии, но они все больше расшатывались растущим интеллектуальным, социальным и, наконец, политическим протестом. Власть на всех уровнях была в руках коммунистов, так что оппозиция должна была искать новые, ненасильственные пути борьбы. Самым ярким примером нормализации была Чехословакия. Самой непокорной была Польша.
Нормализация в Чехословакии выглядела очень грустно. Гусак с помощью мелкой тирании партии над обществом уничтожил самую душу Пражской весны. Не было ни расстрелов, ни показательных процессов, но самосожжение отчаявшегося студента Яна Палаха передало настроение нации.
Бывших министров и академиков посылали на самые низкооплачиваемые работы: так, Дубчек работал лесным инспектором. Полицейское преследование было повсеместным. Прага, самый красивый город Европы, также была подавлена. Только десятилетие спустя одинокая группа диссидентов, сплотившаяся вокруг драматурга Вац-
