Вопрос № 6 диалог согласия. Спектр адекватности в истолковании произведения. (см. Мой билет № 1)

К числу наиболее существенных идей Бахтина следует причислить мысль о том, что «согласие» представляет собой «важнейшую диалогическую категорию». При всей своей нелюбви к иерархическим отношениям здесь мыслитель выстраивает достаточно очевидную иерархию. «Нулевые диалогические отношения» представлены в этой иерархии комедийным диалогом глухих, «где имеется реальный диалогический контакт, но нет никакого смыслового контакта между репликами (или контакт воображаемый)» Низшая ступень восхождения к вершине диалогических отношений отводится «несогласию», которое «бедно и непродуктивно»; «спору, полемике, пародии» как «внешне наиболее очевидным, но грубым формам диалогизма» Следующий уровень представлен «доверием к чужому слову, благоговейным приятием», «ученичеством» (. Выше этих крайностей приятия-неприятия чужого слова располагается «разногласие; оно, в сущности, тяготеет к согласию, в котором всегда сохраняется разность и неслиянность голосов» И, наконец, на высшей ступени диалогизма разворачивается «богатство и разнообразие видов и оттенков согласия», которое «по природе своей свободно», ибо «за ним всегда преодолеваемая даль и сближение (но не слияние)». Среди «бесконечных градаций и оттенков» диалогического согласия Бахтин называет: «наслаивание смысла на смысл», «усиление путем слияния (но не отождествления), сочетание многих голосов (коридор голосов), дополняющее понимание» Отметим, что процитированная выше формула конвергенции (схождения) – «сближение (но не слияние)» – несколько точнее передает мысль Бахтина, чем «слияние (но не отождествление)». Ибо, как уточняется в другом месте, «полифоническое согласие не сливает голоса, не есть тождество, не есть механическое эхо». В частности, «в мире Достоевского и согласие сохраняет свой диалогический характер, то есть никогда не приводит к слиянию голосов и правд в единую безличную правду, как это происходит в монологическом романе» Итак, «диалогическое отношение согласия» является, по мысли Бахтина, «последней целью всякой диалогичности». В рамках бахтинской концептосферы это можно мотивировать трояко. Во-первых, «некий минимум согласия» мыслится «как необходимое условие диалога и поэтому на деле «является идеей (регулятивной)» всякого общения.Во-вторых, перспектива «свободного согласия в высшем (с точки зрения бахтинской интерпретации Достоевского, – это перспектива «вечности», тогда как спорность всегда ситуативна и временна. Концепция диалогического согласия, составляющая один из фундаментальных аспектов «подводной части айсберга» бахтинской мысли, может представлять не только академический интерес. В российской культуре укоренена многовековая традиция (практически нечувствительная к переменам социально-политического строя жизни), согласно которой в сферах результирующей коммуникации используется монологическая стратегия подчинения: просьбы или приказания. Позиция коммуниканта при этом не является субъектной я-позицией (диалогической), но – объектной, внеличностной, функционально-ролевой (монологической, по Бахтину). Корни результирующего общения как общения авторитарно-иерархического уходят в российский семейный уклад (сформированный российской историей), где подавляющее большинство родителей практически не умеют договариваться со своими детьми, прибегая обычно к поучению и приказам, а в случае их неэффективности – к просьбам и потаканию. Нельзя, с другой стороны, понимать диалогические отношения упрощенно и односторонне, сводя их к противоречию, борьбе, спору, несогласию. Согласие — одна из важнейших форм диалогических отношений. Согласие очень богато разновидностями и оттенками. Два высказывания, тождественные во всех отношениях («Прекрасная погода!» — «Прекрасная погода!»), если это действительно два высказывания, принадлежащие разным голосам, а не одно, связаны диалогическим отношением согласия. Это определенное диалогическое событие во взаимоотношениях двоих, а не эхо. Ведь согласия могло бы и не быть («Нет, не очень хорошая погода» и т. п.).Диалогические отношения, таким образом, гораздо шире диалогической речи в узком смысле. И между глубоко монологическими речевыми произведениями всегда наличны диалогические отношения. Между языковыми единицами, как бы мы их ни понимали и на каком бы уровне языковой структуры мы их ни брали, не может быть диалогических отношений (фонемы, морфемы, лексемы, предложения и т. п.).