И критерии реализации

Социум в широком смысле всегда является самоуправляемой системой, сложной и динамичной, способной накапливать прошлый опыт и обладающей огромным количеством элементов, связи между которыми чаще всего имеют вероятностный характер. Упорядоченность общественной жизни выступает, прежде всего, как итог столкновений, переплетения и перекрещивания различных, часто противоположных сил, проявляется в форме среднестатистической тенденции.

В связи с этим целесообразно выявить научную сущность термина «народовластие». Сложность феномена, обозначаемого этим понятием, определяет многообразие подходов при попытках выявить его генезис и содержание.[33]

Мы будем рассматривать народовластие как категорию социологии, обозначающую качественную характеристику автономного функционирования и развития исторически определенной организационной системы самоуправления (совокупности различных форм жизнеобеспечения), которая косвенно может выполнять политическую роль посредством распространения и утверждения объективно принудительных социальных стандартов, что предполагает совместную выработку, принятие и реализацию всем населением общих решений по проблемам, затрагивающим его интересы.

Понятие «народовластие» (как более широкое по охвату отражаемых явлений) целесообразно развести с термином «демократия», которая в различных публикациях (у нас и за рубежом) нередко сопровождается такими определениями, как «античная» (то есть рабовладельческая) или «буржуазная», а иногда даже и «народная». Очевидно, в определенном смысле можно также утверждать о существовании «феодальной» и «пролетарской» «демократии» как политически оформленной власти соответствующего класса в лице государства со всеми его атрибутами (бюрократией, правом, налогами, силовыми структурами и др.).

Небезызвестный кремлевский идеолог попытался внедрить в массовое сознание понятие «суверенная демократия», предназначенное, скорее всего, для «внешнего» употребления с целью уклонения от усиливающихся попыток некоторых зарубежных «друзей» помешать российскому симбиозу бюрократии, бизнеса и криминала беспрепятственно наживаться на экспорте природных ресурсов, принадлежащих всему народу.

Нам представляется, что имеются немалые основания для того, чтобы вести речь о криминальной демократии как инструменте, средстве, орудии создания в нашей стране условий, которые потребовались небольшой группе людей (по данным, приведенным в телевыступлении директора Института социологии РАН М.К.Горшкова, богатые составляли в 2008 году примерно 3,5 - 4% населения) для извлечения неправедных доходов. Не случайно, видимо, 83% респондентов, опрошенных в 2005 году Левада-центром, считали, что власть в нашей стране находится под контролем узкого круга лиц, неподконтрольных народу.

Отдельные исследователи говорят даже о «самодержавной демократии», характеризуя дуалистический характер российского государственного устройства в ХХ1 веке.[34] А другие политологи считают возможным утверждать, что в «России был осуществлен минималистский проект шумпетерианской демократии. В его логике демократический процесс - это не власть народа, а власть политиков, политических элит, избираемых на основе свободной конкуренции. Собственно демократический метод, по Й. Шумпетеру, отличается от недемократического лишь одним – периодичностью альтернативных выборов, не более того.[35]

Нельзя не признать, что в качестве объективной реальности то содержание, которое вкладывается в объем понятия «народовластие», существует (пусть и с разной степенью проявления) с момента возникновения человеческого общества (в любую эпоху, в любой стране, при любой форме власти и при любом режиме).

Объективное народовластие в отличие от демократии всеохватно по своей природе и часто тоталитарно по способу действия, поскольку устанавливает общие правила для всех участников социальных отношений. Оно совпадает с процессом своего функционирования и поэтому не имеет внешне заданных целей. Отдельный носитель народной власти, часто не являясь её творцом и сознательным носителем, осуществляет эту власть самим способом своей жизнедеятельности, то есть тем, как он живет, и что он делает для того, чтобы жить или выживать дальше. В строгом смысле, субъектом народной власти является исторически определенное социокультурное сообщество в единстве прежде живших и ныне живущих поколений.[36]

В связи с этим важно учитывать, как пишет И. Пантин, что «демократия - это не своеволие сильных и богатых, это – в идеале – отстаивание интересов большинства народа, даже если оно пока эти интересы не артикулирует сколько-нибудь явственно, и учет интересов меньшинства».[37] Между тем социологические исследования, проведенные с 1992 по 2006 годы, показывают: каждые двое из трех граждан России (63-66% респондентов) считают, что экономические преобразования не отвечают интересам большинства населения. При этом половина опрошенных отметила, что российское государство выражает и защищает интересы, прежде всего, бюрократии и богатых.[38] Не случайно, видимо, в общественном сознании твердо укоренилось мнение, которое разделяют около 80% россиян: «демократические процедуры - это пустая видимость, а страной правят те, у кого больше богатства и власти».[39] Ныне «реально складывается ситуация, при которой власть все более олигархизуется, обосабливается, не учитывает интересы народа.[40]

Для России в ХХ1 веке особенно важно, чтобы любые масштабные решения, затрагивающие судьбы самых широких слоев народа, принимались только на основе учета, баланса интересов всех социальных групп нашего общества, что в последние годы практически почти не реализуется, поскольку интересы большинства граждан, с одной стороны, и интересы властных структур - с другой, в значительной степени не совпадают.

Это привело к резкому снижению авторитета власти, что подтверждают результаты социологических исследований. Так, по материалам ВЦИОМ, в 1990 году лишь 18 % опрошенных считали, что люди во власти озабочены только своим материальным и карьерным благополучием, а в 2007 году, по данным Левада-центра, таковых стало уже большинство (60%).

В связи с этим использование исторического опыта (как отечественного, так и зарубежного) и принципов народовластия как первичной формы публичной власти, возникшей еще в эпоху потестарных, доклассовых сообществ, может стать надежным фундаментом для проведения эффективной, то есть в интересах всего народа, политики общества и государства на федеральном, региональном и муниципальном уровнях.

Однако следует отметить, что у большинства народа вследствие осмысления неблагоприятных результатов двадцатилетних преобразований происходит трансформация представлений о возможностях и средствах реализации подлинного народовластия в российских условиях.

В массовом сознании все более углубляется понимание того, что предпринимаемая попытка реанимации «диких», криминальных способов обмена товаров и услуг, прикрываемая демагогией о необходимости перехода к рынку, неизбежно ведет не только к социально-экономической обездоленности и духовной опустошенности индивидов, но и к политической угнетенности людей.

Это встречает все возрастающее неприятие прозревающего народа, вызывает усиливающуюся тоску по утраченным социальным гарантиям в сфере управления и самоуправления граждан в дореформенный период.

Данный феномен связан не только (и не столько) со свойственной людям идеализацией прошлого или идеологическими привязанностями, а в значительной степени вызван реальным сужением значимых жизненных возможностей за годы так называемых «реформ», поскольку новые ограничители свободы для больших групп россиян оказались более сильными, чем прежние.

Так, в самом начале 90-х годов, по данным социологических исследований, многие молодые люди еще питали определенные надежды, что реформы в стране приведут к большей свободе социальных перемещений, но уже весной 1993 года примерно 60% юношей и девушек пришли к выводу: в обществе полностью утрачена социальная справедливость.

Об этом свидетельствует и тот факт, что в России зарплата составляет одну треть ВВП, а в США – две трети. Кроме того, российский труженик на один рубль зарплаты производит 4,6 рубля ВВП, а американский - только 1,7 доллара ВВП на доллар зарплаты, т.е. в 2,7 раза меньше, причем это происходит в условиях, когда фондовооруженность российского работника много хуже, чем среднего американского. Таким образом, результатом «реформ» стало вопиющее усиление эксплуатации труда.[41] Однако вытесненный реальными тенденциями развития принцип «социальной справедливости» не был заменен другим таким же понятным и актуальным для народа лозунгом.

Провозглашенный же реформаторами переход к «рынку» и «демократии» не был, как показывают многочисленные социологические опросы общественного мнения, воспринят большинством населения, поскольку у многих людей понятие «рынок» ассоциировалось с хаосом, произволом, вседозволенностью, личной беззащитностью, что затрудняло их адаптацию к изменившейся социальной среде.

Призывы к «демократии» также не стали долговременной основой для общественной мобилизации и интеграции, ибо, в действительности, различные социальные группы вкладывают в это понятие разный смысл. Всё это, разумеется, стало мощным субъективным барьером для гуманистического преобразования общества и серьезно дискредитировало использование таких господствующих в официальной пропаганде симулякров (то есть теоретических построений, так или иначе отражающих образ социальной реальности), как рынок, демократия, правовое государство, гражданское общество, права человека, свобода и другие.

Применяемый в социологии термин «симулякр» обозначает определенное представление о действительном объекте или его части, полностью никогда не совпадающее с реальностью. Более того, он может вообще не иметь с ней никакой связи, однако человеческая рефлексия оказывается опосредованной этими симулякрами.

В связи с этим требуется более четко дифференцировать научные понятия (претендующие на однозначную интерпретацию и отражающие в концептуальном виде сущность социально-экономических, политических и социокультурных явлений, процессов или отношений) и симулякры, которые допускают множественность истолкования и оценки и используются в целях обеспечения идеологического камуфлирования истинных целей и достигнутых результатов проводимой правящим классом реальной политики.

Одним из таких симулякров и является, по нашему мнению, термин «демократия», с помощью которого пытаются представить содержание происходящих в России изменений как переход от тоталитаризма к однозначно лучшему, чем прежде, состоянию общества (к гарантиям прав и свобод человека, политическому плюрализму и т.д.). Между тем в современной науке довольно распространен скептический взгляд на демократию (не только «буржуазную», но и «реальную» и даже «идеальную»).[42] Так, А.Р.Тузиков полагает, что термин «демократия» выполняет, прежде всего, функцию идеологической легитимации существующих систем власти, управления, то есть является идеологемой.[43]

Несомненный порок «демократии» в её современном варианте видится в том, что политическая эмансипация в ней не подкрепляется человеческой эмансипацией. Торжество формального буржуазного права на деле – в социально-экономическом положении рядовых граждан – оборачивается торжеством фактического неравенства и тотального угнетения людей, лишенных средств к существованию и каких-либо гарантий со стороны общества и государства.

Выход из сложившейся ситуации состоит в достижении универсальности и прозрачности социальных связей и отношений, когда политическое из функции обособления и господства переходит в функцию общественной самоорганизации и контроля, а власть обретает интегрально-общественный характер, построенный на автоматизме такого права, которое не используется как лицемерное прикрытие фактического бесправия и произвола денежного мешка, попирающего человеческое достоинство и человеческое качество.[44]

Нельзя также не учитывать, что в условиях современного капитализма формируется так называемая «управляемая демократия», которая, с одной стороны, требует провозглашения как безусловных, непререкаемых авторитета и ценности каждого индивидуального мнения, каждой правды, каждого спонтанного действия любого социального субъекта. В результате оформляется социально-политическое пространство принципиальной непредсказуемости. А с другой стороны, интенсивно разрастаются возможности реальной регуляции общественных отношений в интересах экономически господствующего класса, в том числе и через управление общественным сознанием с помощью средств массовой информации.[45]

В связи с этим так важно, чтобы возрастающие технологические возможности методов науки управления были ориентированы на более полное использование человеческих ресурсов, которые являются важнейшим стратегическим фактором, способным определить перспективы развития России в будущем. Особую значимость для выхода нашей страны из системного кризиса приобретает не просто возрождение отечественного материального производства, а существенное, резкое повышение эффективности всей российской экономики посредством оптимального сочетания двух противоположностей – государственных и рыночных регуляторов.

По прогнозам экспертов, тенденция к снижению качества жизни населения (по этому показателю РФ ныне занимает 105-е место в мире среди 111 сравниваемых государств) может сохраниться или даже усилиться, если не будут предприняты эффективные меры для преодоления негативных атрибутов рыночного хозяйства (которые в короткий срок фактически «уполовинили» внутренний валовой продукт России, отодвинув её на последнее место в списке «весомых» стран, производящих не менее одного процента мирового ВВП) и усиления роли государственного регулирования экономики, не менее 40-50% которой, по оценкам компетентных специалистов, находится в «тени».

Здесь следует отметить, что по абсолютным объемам ВВП Россия опустилась на 16 место в мире,[46] уступая США в 10 и Китаю – в 5 раз. А по величине ВВП на душу населения наша страна занимает 102 место в мире. В то же время Китай, Индия, Индонезия, Южная Корея и Таиланд, предпочитающие государственное экономическое планирование, значительно улучшили свои позиции.

Расчеты специалистов показывают, что для нашей страны наиболее оптимальным соотношением государственных и рыночных механизмов регулирования экономики является 75% к 25 %. Серьезные промахи властвующей «элиты» в практическом определении этой пропорции свидетельствуют, как теперь стало почти всем «совершенно понятно», что раздуваемые ею слухи о собственном профессионализме были «сильно преувеличены». Российское правительство по эффективности работы находится на 107 месте из правительств 150 стран, где проводился анализ эффективности работы государственных органов.[47]

Между тем, как доказывают аналитики, исторические успехи нации на 80 % определяются не природными ресурсами, не экономическим базисом или технологиями, даже не талантом народа, а эффективностью управления Решающим фактором результативности хозяйствования, как свидетельствует практика, является не форма собственности, а способ её реализации. Весьма показательно, однако, что, по оценкам экономистов, в целом итоги работы приватизированных (т.е. управляемых нынешними «колупаевыми и разуваевыми») предприятий в современной России на 25 % хуже, чем государственных.

Концептуальная слабость и политическая ангажированность правящей верхушки проявляется и в понимании диалектики цели и средств её достижения. Прокламируемая правительством цель реформ – создать рынок и класс собственников (как опору власти) – на самом деле представляет лишь средство построения эффективной экономики, предназначенной, в конечном итоге, для повышения уровня и качества жизни всех граждан, а не только небольшой кучки нуворишей и их обслуги, так называемого «среднего класса», который не превышает, по западным меркам, 3%.

Большинство народа очень тревожит не только растущая концентрация собственности в руках тех немногих, «кому живется весело, вольготно на Руси» (на средства, добытые посредством организованного при содействии «властей предержащих» расхищения общенационального достояния, созданного тяжким трудом нескольких поколений нашего народа), но и резко усилившееся имущественное расслоение граждан.

Сегодня у нас две России. В одной, богатой – живет 101 долларовый миллиардер и более 370 тысяч долларовых миллионеров, что вместе с их семьями и обслугой составляет примерно 15% её населения, которое аккумулирует в своих руках 85% всех сбережений банковской системы, 57% денежных доходов, 92% доходов от собственности и 96% расходов на покупку валюты. В России бедной проживает 85% населения. Оно имеет лишь 8% доходов от собственности и 15% всех сбережений.[48]

А в Москве, этой «цитадели демократии и свободы», доходы десяти процентов самых богатых отличаются от доходов десяти процентов самых бедных в сто раз. Вместе с тем, на одного москвича в 90-е гг. пришлось в 22 раза больше финансовых поступлений, чем на среднестатистического россиянина, поскольку до 80% всех финансовых средств обращаются именно в столице. К тому же 80% валового внутреннего продукта производится на предприятиях, принадлежащих всего 8 финансово-промышленным группам, офисы которых в большинстве своем находятся также в Москве.[49] Огромная социально-экономическая поляризация общества чревата взрывоопасным нарастанием протестного потенциала «униженных и оскорбленных» результатами реформ.

Поэтому так актуален вопрос о выборе системы социальных показателей и индикаторов для оценки уровня действительного развития процесса самоуправления, то есть для определения качества народовластия. В докладе Программы развития ООН (ПРООН) «Углубление демократии в фрагментированном мире» (июль 2002) отмечалось, что, несмотря на то, что за последние 20 лет ХХ в. всеобщие выборы прошли в 140 странах (а это больше, чем за любой период истории человечества), только 80 из них – с 55% населения мира – могут быть причислены к странам с демократическим строем в полном смысле этого слова.

За тот же двадцатилетний период времени демократию провозгласила 81 страна, однако только 47 из них, по мнению экспертов ПРООН, отвечают её принципам. Более того, в ряде стран, ранее причислявшихся к разряду демократических, произошли перемены, которые иначе как регрессией назвать нельзя. Но даже в странах с устоявшейся демократической системой граждане часто ощущают себя беспомощными, неспособными повлиять на курс национальной политики. Они и их правительства также чувствуют себя подчиненными международным силам, которыми они не в состоянии управлять.[50]

Организация «Фридом Хаус» ежегодно публикует отчеты о соблюдении прав человека и состоянии демократии в мире, выделяя три категории стран: «свободные», «частично свободные» и «несвободные» (к которым относит и Россию). Эта идеологически окрашенная, нередко конъюнктурная и предвзятая классификация используется не только для формирования мирового общественного мнения в отношении определенной страны и правящего в ней режима, но и для выработки курса внешней политики в отношении неугодных государств.

В связи с этим целесообразно уточнить направленность и критерии тех изменений, которые происходят в начале ХХ1 века в экономической, социально-политической и социокультурной сферах российского общества. В общем плане процесс этих перемен характеризуется противоречивым сочетанием трех элементов: а) совокупностью базовых институтов (какими, прежде всего, являются власть и собственность), б) многообразием и зрелостью социальной структуры общества и в) человеческим потенциалом (широтой и надежностью реализации прав и свобод личности).

Всевозможные варианты сочетаний этих трех элементов способны значительно отличаться соотношением разных начал: стихийного или управляемого, правового или неправового, рыночного или планово-директивного, демократического или авторитарного и др. Расширение и углубление подлинного народовластия, реализация действительного самоуправления и совершенствование политической системы общества может создать благоприятные предпосылки для роста гуманистических начал во всех сферах жизнедеятельности социума.

При этом важно учитывать сложную, многоступенчатую зависимость народовластия от различных сфер жизнедеятельности общества. Прежде всего, следует отметить, что на его формирование прямо или опосредованно влияет целый комплекс социально-экономических факторов: динамика уровня и качества жизни населения; величина дифференциации различных социальных групп по доходам; степень реального обеспечения прав и свобод граждан; уровень их социальной поддержки и защищенности (в том числе от государства и криминала); место конкретной социальной группы в системе общественного производства; отношение к различным формам собственности; роль в общественной организации труда, размеры и способы получения доходов; различия в содержании конкретных видов профессиональной деятельности; эффективность функционирования «механизма» обмена деятельностью и её результатами (продуктами труда, товарами, услугами); отлаженность сферы обслуживания, быта, досуга; результативность государственного и общественного контроля над мерой труда и мерой потребления и др., т.е. все то, что содействует созданию условий и возможностей для удовлетворения нравственно оправданных потребностей и реализации способностей каждого человека.

Непосредственное или косвенное воздействие на становление народовластия оказывают не только экономические условия общества, но и социально-политические факторы: прочность государственности, характер режима и то реальное влияние, которое оказывают политические институты, политические партии и негосударственные организации на систему жизнеобеспечения членов общества; плюрализм мнений и действий; существенные различия между людьми города и деревни, умственного и физического труда; состояние межнациональных взаимоотношений; процессы, связанные с глобализацией всех сфер общественной жизни как внутри нашей страны, так и в более широком масштабе; размах коррупции и иных форм преступности, действенность мер по поддержанию правопорядка и здорового морально-психологического климата в обществе, предупреждению и искоренению причин правонарушений и аморальных проявлений.

Среди факторов духовной жизни, так или иначе влияющих на утверждение народовластия, следует отметить процессы, связанные с развитием существующих систем общего, профессионального и этического образования, просвещения, обучения и воспитания; мера доступности культуры и образования, эффективность организации производства, распределения, обмена и потребления духовных ценностей; уровень научной обоснованности экономических, социально-политических, идеологических, организационных, общественных, административных и иных мероприятий и решений, направленных на совершенствование регуляции взаимоотношений между людьми; идейно-нравственную результативность литературы, искусства, средств массовой информации и др.

Становление подлинного народовластия зависит, однако, не только от общих социальных условий – материальных и идеологических отношений членов общества, но и от эффективности воздействия на сознание и поведение людей каждой из форм общности (малых групп): трудовых (воинских, учебных и др.) ассоциаций (коллективов), самодеятельных, любительских и иных объединений (по интересам, роду занятий, профессии, формам проведения досуга и т.д.), семьи и т.п.

Интегральным же критерием развития народовластия является то, насколько общество приблизилось к такому качественному состоянию, когда «...свободное развитие каждого является условием свободного развития всех»[51], что связано с созданием условий, исключающих негативное влияние, которое оказывает господство партикулярных интересов и стихийно действующих процессов, выходящих из-под контроля людей, на всестороннее, гармоничное развитие личности.

В социологии предпринимаются попытки разработать совокупность социальных показателей развития общества, которое исследуется как целостное образование. Несмотря на немалые сложности в выработке достоверной и надежной оценки состояния социума, была предложена система предельно-критических показателей для определения пороговых значений социальной дезорганизации, что представляется полезным при проведении анализа современной ситуации в России и оценки последствий так называемых «реформ».[52]

Вывод, который может быть сделан на основании изучения основных предельно-критических показателей развития российского общества за последние двадцать лет, неутешителен: какая бы сфера общественной жизнедеятельности не рассматривалась, практически по всем важнейшим параметрам она находится за критической чертой развития.

К этому следует добавить, что в Индексе конкурентоспособности роста РФ занимает 70-е место, в Индексе технологического развития – 68-е, в Индексе экономической свободы – 112-е, а в списке 115 государств, обследованных с точки зрения готовности и способности внедрять новые информационные технологии, - 72-е.[53]

Все эти показатели в определенной степени являются индикаторами успешности функционирования любой, в том числе и российской политической системы, то есть косвенными критериями качества народовластия, хотя было бы некорректным утверждать о существовании однозначной связи между ними и развитием активности граждан в процессе самоуправления социума. Очевидно, однако, что существующая политическая система не смогла в достаточной степени обеспечить реализацию всех человеческих прав и свобод, необходимых для многостороннего развития всех членов общества, участия их в процессе выработки, принятия и реализации решений по жизненно важным проблемам.

Вследствие этого в сознании народа России происходит снижение субъективных оценок способности так называемой «демократии» справиться с проблемами, стоящими перед страной. На рубеже веков оптимистическую точку зрения по данному вопросу высказали только 19% респондентов, а пессимистическую – более половины (54%).[54]

Включенность граждан в выполнение властных полномочий начинается с их участия в управлении производством и общественными процессами, когда люди постепенно поднимаются до осознания интересов ближайшего окружения (семьи, круга друзей, трудовой ассоциации), а затем интересов класса, нации и всего планетарного общества как своих собственных. Для духовного возвышения личности важно, чтобы каждый человек ощущал себя не только хозяином на своем предприятии, в учреждении, но и понимал собственную ответственность за судьбу своего Отечества и всего человечества.

Общественно-политическая активность выступает разновидностью управленческой деятельности, проявлением и укреплением народовластия в обществе. Нравственно-психологическим механизмом такой деятельности становится личная заинтересованность, а результатом - самореализация человека. Именно поэтому субъектом общественно-политической деятельности в развитой стране в той или иной мере становится каждый гражданин.

Как показывает практика, все средства развития народовластия сторицей окупаются не только морально-политическим, но и экономическим эффектом, поскольку общественно-политическая и профессионально-трудовая активность связаны между собой и выступают по отношению друг к другу в качестве взаимно воздействующих факторов. В этом взаимодействии общественно-политическая активность является определяющей не только в общественно значимом, но и в личностном плане.

Общественная пассивность части граждан становится одной из главных причин девальвации нравственных идеалов и ценностей, возникновения своеобразной «моды» на различные «хобби», примитивные развлечения, морально и физически уродующие личность (алкоголь, наркотики, сексуальные извращения, нетрадиционные религиозные культы и т.п.).

Это подтверждает ранее установленный факт: народ в условиях отчуждения от власти и деморализующего лицемерия официальных средств массовой информации «…либо впадает отчасти в политическое суеверие, отчасти в политическое неверие, либо, совершенно отвернувшись от государственной жизни, превращается в толпу людей, живущих только частной жизнью».[55]

Даже председатель Московской Хельсинкской группы Л.М. Алексеева пишет: «...то, что делается сейчас в нашей стране, идет и в разрез со здравым смыслом, и вразрез с интересами страны, и в разрез с опытом всего человечества. А подогревается только одним: глубоко укоренившейся в нашей истории традицией российской бюрократии – править страной в своих корыстных целях и рассматривать всех, кто ниже на бюрократической лестнице, и тем более граждан, к бюрократии не принадлежащих, как подсобный материал.[56]

В конце ХХ века в России возник неизвестный ранее правящий слой «клептократов» в лице высших эшелонов управленческой пирамиды на национальном и региональном уровнях. Эта новая форма коррупции была названа экспертами Всемирного Банка «захватом государства». В стране функционирует механизм, посредством которого крупный бизнес в целом и даже отдельные могущественные фирмы осуществляют скрытый от глаз общественности контроль за принимаемыми и реализуемыми всеми ветвями власти решениями в целях защиты «прихватизированной» собственности и извлечения баснословных нетрудовых доходов. (По мнению Международной организации по противодействию коррупции, в 2010 году наша страна являлась одной из самых коррумпированных в мире, занимая в рейтинг-листе 154 место).

Поэтому вполне объяснимо, что «старая власть выигрывает даже в глазах самых молодых, практически никакого опыта и знания жизни при этой власти не имевших».[57] Характерно, что «молодые» и «старые» одинаково оценивали вероятность таких форм коллективного волеизъявления, как массовые выступления против падения уровня жизни и роста цен, однако первые ощутимо реже высказывали намерение самим принять участие в подобных действиях.[58]

Тем не менее, в начале ХХ1 века, как и в конце прошлого, «социально-экономическая база стабильного конфликта между населением и властью в России сохраняется».[59] Более того, как уже утверждают некоторые аналитики, «процесс, развивающийся в современном российском обществе, - это социальная война криминально-компрадорской буржуазии и её составной части – обуржуазившейся интеллигенции и чиновничества против своего народа».[60] Не случайно, видимо, на протяжении последних десяти лет число граждан, намеренных «взять в руки оружие», остается стабильно высоким (15%), хотя значительная часть их политически пассивна.[61]

В 90-е годы прошлого века определилась тенденция к снижению оценок гражданами возможности их участия в управлении на всех уровнях. Уже в 1992 г. эти оценки (в процентах) стали вдвое ниже, чем в среднем за 70-е - 80-е годы, что во многом было связано с ускорившимся отчуждением большинства народа от всех структур, принимавших решения, прежде всего в первичных структурах негосударственных предприятий, где люди являлись наемными работниками без долевого участия в собственности.

Резкое падение ценности участия граждан в общественно-политической деятельности, начавшееся еще в 90-е годы двадцатого века, объясняется не только экономической обездоленностью или политической угнетенностью людей. Важно также иметь в виду, что конкретная историческая обстановка, внутриполитическая ситуация в стране обусловливает, наряду с эпизодическими морально-политическими "пиками", и циклические спады активности народных масс.

С началом "перестройки" на политическую арену в качестве самостоятельной силы выступила буржуазия, обрядившись в «демократический» камуфляж. В условиях перманентной борьбы за власть в высшем эшелоне руководства фактически была парализована деятельность государственных органов, ограничивавших раньше любую инициативу граждан и люди, прежде всего молодые, начали проявлять повышенную социально-политическую активность.

Важно, однако, подчеркнуть, что по мере становления "диких" рыночных отношений и утверждения господства крупной буржуазии интерес граждан к политике ослабевал.[62] Это проявилось не только в распаде большинства самодеятельных образований, но и в отчуждении людей от всех властных структур и общественных объединений граждан, социальной апатии и абсентеизме.

Однако представляет несомненный интерес тот факт, что большинство граждан России позитивно относятся к демократии как идее, но 75% опрошенных не удовлетворены демократией как системой народовластия (это самый большой показатель среди всех центрально- и восточноевропейских обществ). И причина данного феномена может быть только одна: респонденты не считают, что установившаяся в стране политическая система является подлинной демократией.[63]

От европейских государств и США наша страна отличается не только несравнимо низким уровнем жизни и крайне низкими показателями удовлетворенности жизнью в целом, но и весьма низким уровнем доверия парламенту и политическим партиям. Большинство народа России ныне убеждено, что углубляющаяся пропасть между богатыми и бедными отнюдь не компенсируется предоставлением последним права голосовать на выборах.

По данным международного опроса, проведенного в 2002 г., лишь четверо из десяти опрошенных в нашей стране признали необходимость наличия института выборов. По данным опросов населения, проведенных Левада-центром в 2007 году, только 9% респондентов полагали, что в России существуют честные выборы. Между тем на Западе большая часть граждан считает проведение свободных, состязательных и честных выборов важнейшей процедурой легитимизации власти. [64] К сожалению, такие выборы в нашей стране вряд ли возможны в условиях неконституционного воздействия на процесс и результаты народного волеизъявления посредством использования ресурсов, находящихся в распоряжении «олигархов», коррумпированных чиновников и криминала.

Опыт развитых стран свидетельствует, что обеспечение нормального функционирования государства прямо связано с расширением деятельности общественных объединений граждан (к примеру, в Европе от 50 до 70% юношей и девушек охвачены различными видами организованной деятельности).[65] В России же суммарное количество негосударственных организаций заметно меньше по сравнению со странами с высококонкурентной экономикой.[66]

Между тем различные общественные объединения, противодействуя тенденции огосударствления политической деятельности, могут выступать партнерами органов управления в выработке стратегии и тактики согласования социальных интересов разных групп народа, способствовать рассредоточению и расширению разнообразия форм политической деятельности в обществе.

Обнажив проблему соотнесения социального идеала и исторического опыта народа, общественные объединения граждан актуализируют потребность в солидарности и консолидации общества, способствуют становлению самодеятельности граждан при выработке концептуальных подходов, определении целей, средств и ценностных ориентиров, необходимых для развития народовластия в России.

Именно в самодеятельных общественных объединениях граждан осуществляется отбор наиболее перспективных социальных технологий, т.е. тех форм общественных отношений, которые создают более широкие возможности для инновационного творчества, способствуют вызреванию нетрадиционных типов связей между людьми, ориентированных на личность и многообразие окружающей жизни, что стимулирует динамизм и вариативность общественных перемен.

Утверждение подлинного народовластия в России невозможно без возрождения самоуважения нации, укрепления доверия ко всем институтам власти и правовой системе (в начале ХХ1 века лишь каждый пятый опрошенный считает, что в нашей стране существует справедливая судебно-правовая система).[67] Между тем у нас велика доля тех, кто считает, что действующий режим не реагирует на общественное мнение и простой гражданин не может оказывать влияния на политику. Так, лишь менее процента руководителей местного самоуправления считают, что демократия в нашей стране развита достаточно.

Большинство же опрошенных экспертов (58%) ответило, что демократия работает плохо и сохраняется вероятность того, что она таким образом погибнет. А свыше трети лидеров местного самоуправления (37%) отметили, что демократия функционирует, но с определенными недостатками.[68] Вследствие этого всё чаще на федеральных, региональных и муниципальных выборах многие разуверившиеся в «демократии» граждане голосуют «ногами», то есть попросту не приходят на избирательные участки.

Важно подчеркнуть, что реализация подлинного народовластия в России связана с формированием такой самоорганизации социума, которая обеспечивает максимум личной свободы, ограничивая её только правами и свободами других людей. А для этого необходимо становиться активными и ответственными гражданами, овладевающими умениями управления обществом, требовательными к органам государственной власти, способными осуществлять над нею эффективный повседневный контроль и своевременную замену некомпетентных, корыстных чиновников снизу доверху. Поэтому в современных условиях все большую актуальность приобретает вопрос о поиске эффективных форм институционализации ответственности власти перед народом.