Употребление в речи слов-паразитов

К числу средств языка, засоряющих речь от­дельных людей, нужно отнести и так называемые «на­вязчивые слова», или «слова-паразиты».

Если такие слова брать в толковом словаре, то нельзя заметить их паразитических свойств: слова как слова (понимать, знать, значить, так сказать, при­мерно, соответственно и др.). Но в речи отдельных людей, не научившихся внимательно следить за тем, как она построена, эти слова неожиданно приобре­тают свойство особой живучести и «незаменимости», начинают мелькать слишком часто, к месту и не к месту.

«Иду, понимаешь, вчера вечером по улице, понимаешь; встре­чаю, понимаешь, своего приятеля, понимаешь, с которым не ви­делся, понимаешь, лет десять, понимаешь...» — так примерно изъясняются некоторые бездумные граждане.

Иной собеседник через каждые три-четыре слова вставляет свои любимые «понимаешь» или «так ска­зать».

Однако задача борьбы с паразитами в речи не­сколько сложнее, чем это только что показано. При­веденные примеры понятны, потому что они обще­известны и хорошо опознаваемы. Сложность и опас­ность в другом — в пустословии. Пустые слова — это тоже паразиты. За словом должна стоять мысль; за словом — чувство, воля человека; за словом — вещь, предмет, действие. А если ничего этого нет? Слово опустошено, но оно сказано, оно написано, занимает время и внимание слушателя или читателя, несет види­мость информации, прикрывая этой видимостью ее полное отсутствие. Было бы полезно объявить войну пустословию!

А. Твардовский написал стихотворение «Слово о словах». В нем строго и точно выражено поэтиче­ское понимание вреда словесного пустозвонства и пользы скупого, но весомого, продуманного и прочув­ствованного слова.

Когда серьезные причины

Для речи вызрели в груди,

Обычной жалобы зачина —

Мол, нету слов — не заводи.

Все есть слова — для каждой сути,

Все, что ведут на бой и труд,

Но, повторяемые всуе,

Теряют вес, как мухи мрут.

Да, есть слова, что жгут, как пламя,

Что светят вдаль и вглубь — до дна,

Но их подмена словесами

Измене может быть равна.

И я, чей хлеб насущный — слово,

Основа всех моих основ,

Я за такой устав суровый,

Чтоб ограничить трату слов;

Чтоб сердце кровью их питало,

Чтоб разум их живой смыкал;

Чтоб не транжирить как попало

Из капиталов капитал;

Чтоб не мешать зерна с половой,

Самим себе в глаза пыля;

Чтоб шло в расчет любое слово

По курсу твердого рубля.

Относиться к слову как к делу, мы, видимо, еще не научились, но мы уже начинаем понимать эту необходимость.

Мнение А. Твардовского мы уже знаем. А вот мнение К.Г. Паустовского: «Есть писатели, которые «рабо­тают» всего двумя-тремя тысячами слов и таким об­разом сводят наш неисчерпаемо богатый язык до уровня языка самого примитивного.

Богатство языка — следствие его любви к своей стране и к своему народу. Скудость языка — первый признак равнодушия и к народу, и к стране, сколько бы этот писатель ни бил себя в грудь и ни произносил громких слов.

В этом случае старинное выражение «Язык мой — враг мой» — получает новое и острое содержа­ние. Не только «Стиль — это человек», но и «Язык — это человек». Язык выдает с головой.

У этого языка есть несколько оттенков, но все они одинаково мертвые. Прежде всего — напыщен­ность и любовь к дурной иностранщине. Например, вместо подарил он пишут преподнес, вместо пошел — направился, вместо сказал — заявил, вместо живет — проживает... Таких примеров можно привести множество».

Одной из причин тех речевых недомоганий, о ко­торых становится неравномерное воздействие, оказываемое на наши речевые навыки деловым и публицистическим стилями языка, с одной стороны, и художественным и разговорным стилями — с другой. Газеты, радио, телевидение пользуются, как правило, первыми двумя стилями — порознь или вперемешку. Поток повседнев­ной информации воспринимается нами облеченным в формы именно этих стилей. Но они-то и развивают и поддерживают словесные стереотипы. Поэтому нужны дополнительные усилия общества, имеющие целью противодействие стереотипам мышления и речи. Нужны и личные усилия людей, опирающиеся на хо­рошее, внимательное чтение образцовой художествен­ной литературы, на критическое отношение к собствен­ной речи.