ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Претрудную комиссию вы возложили на меня, г[осу-дарь] м[ой], требуя, чтоб я сообщил вам свои мысли о новой философии, известной под именем критической, которую основал славный Кант. Она ныне столько прославилась или столько наделала шума, что почти опасно явно обнаруживать о ней свое мнение. Ибо, г[осударь] м[ой], последователи Кантовы, коих число ныне очень умножилось и между которыми находятся уже известные ученые, не стыдяся, называют всех тех * оглашенными в философии (uneingeweihte) или еще отрочествующими, кои не признают согласно с ними их философию единственно возможною, истинною и ненарушимою или кои еще думают в ней находить некоторые недостатки. С другой стороны, слепо последуя большинству голосов, не видеть в Кантовой философии некоторых важных неясностей и произвольных и недоказанных положений значило бы более, нежели философическое самоотречение, значило бы вольное порабощение своего ума мнениями подобного себе смертного. [...]
Кант разделил свою философию на три части. В первой рассуждает он о пределах человеческого ума и о предметах, кои подлежат его познанию. Во второй философствует он о должностях и обязанностях человека. В третьей — о его чаяниях и надеждах. Первая часть составляет у него логику, вторая — нравоучение, а третья — естественную религию. Самая важнейшая из них есть первая, известная под именем «Критики теоретического ума», ибо в ней находятся те мысли, по которым столько Кантова философия отличается от всех прочих. По свойству предметов нашего познания он разделяет ее на две части: в первой говорит он о познании предметов чувственных, а во второй — о познании предметов вышечувственных.
|
|
В рассуждении познания предметов чувственных утверждает он, что мы познаем вещи не так, как они сами в себе суть, но только как они нам через наши чувства во времени и пространстве являются. Что, по моему
* Доказательством на сие служат самые заглавия книг: 1) «Kte-sewetters Darstellung der kritischen Philosophie, für Uneingeweihte». 2) Ben-David. Darstellung der kritischen Philosophie и проч.
млению, значит то же, что мы о вещах чувственных, собственно, никакого познания иметь не можем, а только о их явлениях.
Сие основывает он на понятии времени и пространства, о которых утверждает, что отнюдь от вещей не происходят, а имеют основание в свойстве наших чувств и по поводу ощущения внешних предметов в душе нашей возбуждаются, почему он и называет их формою нашей чувствующей способности. Итак, ежели пространство и • время основаны в нашей душе, то мы о предметах не более будем иметь познания, как сколько они ограничивают (modificieren) сии души нашей понятия о времени и пространстве; иначе говоря, мы чувствуем и познаем не вещи, а изменевия находящихся в нас понятий о времени и пространстве (стр. 7—8).